***
10:09, 23е января 2016г.
-Я правильно понял, не трогать голову? -Да. -И там, внизу, тоже? -Да, и «там, внизу». Пусть у меня останется от тебя хоть один секрет. Лампочка в коридоре перегорала. Солнце цвета черствой апельсиновой корки поднялось через витражное окно, по полу, по доскам, но в полумраке все равно мигал свет. В ванной накурено, натоплено, не продохнуть; утренний туман смешивался с дымом и снегопадом за огромным стеклом. Они открыли дверь, чтобы выпустить пар в коридор. Франциск развел сигаретный пепел в стакане молока. -Твой самый страшный секрет я уже знаю; ты чертов фетишист и уже ничем меня не удивишь, родной. -Очень интересно. Могу сказать про тебя то же самое, раз ты все еще здесь. Антонио смыл вишневый сок, кинул полотенце на ящик, ударился локтем о другой. -Почему у тебя тут так много чертовщины? -А я знаю? Это вещи Монако. Он глотнул молока и поморщился. -Ах ты сукин сын! -Хех. Осторожнее с острыми предметами, - он увернулся от бритвы. -Давай другую руку.***
11:01, 23е января 2016г.
В доме Франциска повсюду были зеркала. Бледный, призрачный Франциск поначалу как будто бы в них не отражался. В них отражались подушки на полу, обшарпанные голые стены, перевернутая пепельница на прожжённом ковре, тихое хриплое дыхание простуды. Они потушили свет везде, где могли, но лампочка в коридоре продолжала мигать, упорно, ярко. Франциск отвернулся от окна, прикрывая непривычные к свету глаза, и затянулся. Он внимательно следил, как руки его друга плавно отнимают лезвие от свежих полосок на его запястье, и про себя улыбался. Руки, снующие в поисках чего-то, похожие на неспокойных голубей в полумраке; лезвие скользнуло, и открылся еще один длинный, темный порез на гладкой коже. -Черт! Полупьяные спотыкающиеся шаги обратно в ванну за бинтами, между полосками длинных теней, где навстречу все еще несло одеколоном и теплом. Он добрые десять минут проторчал у зеркала, пытаясь привести себя в чувства. От такой продолжительной физической близости Антонио впадал в постыдный, тяжелый дурман, и из зеркала на него смотрел какой-то усталый баран с тусклыми глазами и краснеющей от стыда рожей. Яркое электричество освещало насквозь капли воды и крови. Франциск зашел, широко улыбаясь, так, будто он вот-вот засмеется. -Прости. Дай руку. -Ничего страшного. -Подержи. Он провел руками по груди и плечу Франциска, проверяя, не упустил ли чего, и очень осторожно глянул на них в зеркало. Ему показалось, что Франциск сделал так же, и он отдернул руки от неожиданности. Тот в ответ лишь продолжал улыбаться.***
11:37, 23е января 2016г.
Они нашли древнюю и крайне пыльную магнитолу под раковиной. Скрипя, вздыхая, она настроилась на какую-то странную волну, где тем не менее крутили Чака Берри, и никто не стал спорить. -Щекотно. -Ничего, - усмехнулся Антонио, - знаешь, каково мне? Твои ноги омерзительны. Казалось, Франциска практически не заботило то, что в доме нет отопления; бледный молодой человек, одетый лишь в подвернутые джинсы и бинты, почти что беззаботно покачивал головой в такт музыке. -Если ты таким образом готовишь меня к новости о том, что у тебя рак... Он рассмеялся. Антонио, как ему показалось, навсегда запомнит эти несколько секунд, этот смех, несколько сиплых нот, самое теплое, что он видел за этот месяц сумасшествия в чужой стране. Франциск смеется с закрытыми глазами, слегка приоткрывая рот, ровно настолько, чтобы показались кончики клыков; гладко выбритым он выглядит на 10 лет моложе, депрессия же состарила его на 20; он сидит по турецки, сгорбившись, и мокрые руки (одна гладкая, другая нет, выглядит немножко нелепо) поблескивают в темное; у него тремор, который отчетливо заметен, когда он пытается поджечь зажигалку; заправленный за ухо локон падает на его лицо, и Антонио сбивается - пронзительное чувство любви к этому человеку застилает ему глаза. Франциск наконец справился с зажигалкой. -Если бы это и правда было так, то какого черта я тут по-твоему тебе нервы треплю. - улыбка тут же сошла с его лица, - ты плачешь? -Дым в глаза попал... -Испания, да ты чего, я же здоров... Франциска перебил шум в прихожей; они больше не были одни в квартире. -Прячь бритву! - весело прошептал он. -Вы все еще не спите? -Я думал, ты не придешь до вечера? -Что мне делать у нее до вечера? - Романо кинул куртку на кресло и скорчил рожу. - Твою мать, откройте окно, здесь так накурено, я сейчас задохнусь. Франциск тут же вскочил, не дождавшись Антонио, неловким шагом скользнул по лезвию. Капли крови на дубовых досках вели к стеклянной двери. Он потянул за ручку и обернулся на Антонио. -Ты знаешь, где мы? -О чем ты? Франциск вышел из окна босиком и тут же провалился по колено в сугроб. Черно-изумрудными пиками, сколько хватало глаз, стоял немой древний лес. Запекшиеся корни в снегу, взъерошенные, нахмуренные ветки. Дым от печной трубы курится в белесое небо. Полосочка заячьих следов вдоль широкой тропы посреди деревьев, дальше – гулкая тишина бесконечных холмов. Франциск замер неподвижно, прозрачный на белом фоне, но несколько капелек крови на снегу выдавали его присутствие. Когда он обернулся, Антонио показалось, что мимо пробежала лань. -Мы в Броселианде. Мы в лесу короля Артура. Две вороны медленно вспорхнули с огромной ели, под которой он стоял. Кровь стекала по подвернутым джинсам. Он горько улыбнулся. -Забавное совпадение, верно? Дорожка кровавых капель уходила вперед по тропинке, чуть дальше скрылась за деревьями. Антонио хотел было встать и пойти за ним, но почувствовал, что слишком устал даже чтобы подняться.