Небо, помоги нам

Ощущать себя свободной от оков — странно. Свобода, подаренная с легкой руки Арии Джинглио Неро, обжигала легкие, ошпаривала изнутри и пьянила, кружа голову, заставляя разум отступить в тень, выпуская на первый план похороненные когда-то за Печатью чувства. Тсунаеши казалось, что она все еще не проснулась, сон до сих пор не выпустил из своих объятий Морфея. Разве можно так быстро, всего за пару часов, привыкнуть к мысли о том, что все происходящее теперь — реальность, никем не навязанная. Тело подчинялось любой прихоти, исполняя движения, углы больше не собирались сами собой, ноги не путались, а на мир смотрел трезвый, не расплывчатый взгляд карих глаз. Свобода обжигала легкие, ошпаривала изнутри, пьянила… и неимоверно пугала, отравляя ядовитым воздухом. Жизнь была жестокой, выставляя напоказ лишь белую сторону, пряча вторую грань медали. Она навалилась на хрупкие плечи неотвратимо быстро, словно скатившаяся с вершины горы лавина. Осознание пришло с тихим ужасом, от которого вставали дыбом волосы. У нее была односторонняя связь с Хранителями. Ненависть без всяких примесей в чистейшем ее виде, толчками выплеснувшаяся и не распылившаяся с порывами ветра. Это убивало. *** Теперь Тсунаеши во всех темных красках представляла и осознавала ситуацию. В доме витала напряженная атмосфера, свалившаяся на плечи могильной плитой с первым шагом с последней ступеньки. Мама готовила у плиты, напряженно закусив губу, а на лбу залегла морщинка, которую ей до покалывания в пальцах захотелось расправить подушечкой пальца. Порыв был столь не замутнен и решителен, что она очнулась лишь стоя перед ней, прижимая свою руку к груди. — Тсу-чан! — порывистые объятия были столь короткими, но желанными. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — она пристально смотрит в ответ на обеспокоенный взгляд, четко выговаривая: — Теперь намного лучше, ка-чан. Нана вздрогнула, так же прижимая руки на уровне сердца. — Милая, ты… — Все будет хорошо, — Тсуна осторожно, но крепко стискивает ее ладонь, не отводя твердого взгляда. — Теперь у меня все получится. Ей искренне хочется верить, произнося эти слова благодаря очнувшейся от глубоко сна интуиции, теперь работающей в тандеме со своей хозяйкой с каждым ударом сердца. Как и должна была всю жизнь. Глаза Наны расширяются, из них начинают непрерывно течь слезы — женщина поняла только что-то виданное одной ей. Скорей всего догадалась, что произошло, и почему ее дочь сегодня не ночевала дома, выбежав вчера лишь в легкой пижаме и тапочках. — Я очень надеюсь на это, родная. Тсунаеши улыбнулась краешком губ, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не передернуть плечами — в спину были устремлены три взгляда, пытаясь проделать дыры. Ламбо очень интересовал их тихий разговор, как и состояние его… Неба. *** Урок длился невероятно долго, словно тянущаяся резина, никак не желающая оборваться. Савада нервничала, но не позволяла себе обнажить свое состояние ни малейшим движением или выражением лица. Достаточно было того, что с боку прожигали два взгляда, отчего хотелось съежиться в комочек и стать невидимой, лишь бы перестать чувствовать это. Выйти из дома раньше времени пришлось дабы не столкнуться глазами с колючей Грозой, а также избежать утреннего похода в компании ледяного Дождя и уничтожающего Урагана. Она даже смогла проскользнуть мимо сжигающего Солнца и жестокого Облака. Вот только от внимания немилосердного Тумана она уйти не смогла. И, судя по всему, он с Грозой оповестили остальных о нетипичном поведении Неба раньше всех. Сегодня явно был ее день — даже со звонками с уроков им не хватало времени ее обступить — у учителей постоянно находились какие-то дела к никчемной ученице. Конечно, ее могли бы вызвать в Дисциплинарный кабинет, да вот Хибари посчитал это не настолько важным. Глаза прикрылись, отрываясь от вида за окном, а губы сами собой изогнулись в слабой улыбке, спрятанной за ладонью. Интуиция подсказывает, что лучшему моменту для похода к директору за документами и аттестатом быть, а там и такси в аэропорт под домом будет ждать. Тени в их взглядах говорили красноречивее слов и движений, а направленные на нее эмоции забивали гвозди в крышку ее изысканного черного гроба тьмы с мягкой бахромой отвращения и изящной каемочкой презрения. Она стискивает кулаки и прикусывает изнутри щеку, борясь с желанием завыть в голос. Они не кинутся следом за ней — уже что-то. Все складывалось как нельзя… лучше. Не считая разрывающей грудную клетку боли, раскаленными иглами впивающуюся в нутро, вспарывая все до кровавого месива, обнаженного для обдавания кипятком. *** — Джотто, — теплые и такие родные объятия разрешают секундную слабость. — Дечимо, — он всегда называет ее так, кроме тех моментов, когда он думает, что она спит. — Развели тут нежности, — фыркнул Арчери, внимательным взглядом пробежавшись по маленькой фигурке взглядом, чтобы тут же отвернуться и вперить ледяной взгляд в кривящего губы в усмешке Спейда. — Да ладно тебе, Джи, — примирительно улыбнулся Асари. — Теперь она может видеть нас не только во снах, для девочки это важно. — Действительно, Джи, ты будто сам не рад! — возмутился Кнакл, ударяя того по плечу. — Замолкните все, — веско обронил Алауди, поморщившись. — Все ведь будет нормально? — лихорадочно прошептала Тсунаеши, не обращая на остальных никакого внимания. Маленькие кулачки вцепились в лацканы плаща, стискивая его до неприятного слуху скрипа. Карие глаза тревожно потемнели, на что радужку затопило искорками пламени. — Ты справишься, — твердо ответил Примо, заглядывая ей в глаза и передавая свою уверенность. — Ради своих Хранителей. — Ради Хранителей… — эхом отозвалась она, зажмурившись. Действительно, ради них она обязана справиться, чтобы прекратился этот неразрывный круг персонального для каждого Ада. Должна. *** — Тсунаёши, все зависит только от тебя, — мягкий голос с материнской теплотой ласкает слух, синие глаза сочувственно смотрят на девочку. Птенец, чьи крылышки подбили еще в детстве и только сейчас жестом доброй воли дали возможность их расправить, дабы попытаться сделать хотя бы взмах, который принесет невероятную боль. — Скажите, Ария, что… — сиплый голос все никак не хотел прийти в норму. — Что мне надо делать? Женская рука поглаживает каштановые вихры на голове, пропуская прядки через пальцы. — Лети сама, — слова падают, словно камни с потолка грота, глухим эхом отдаваясь в голове. — Только ты можешь сорвать все планы кукловодов. Девушка понимающе прикрыла глаза. Каким бы ублюдком не был Реборн, свое Небо он слушает всегда. Оставить своих ребят здесь, где хоть немного безопасно, вдали от Королевской семьи и ее загребущих рук, не могущих подтянуть поводок, и не важно, что сердце обливается кровью — все ради них. Ей выиграли время — ребята останутся в Намимори, пока она будет жить среди тех, в чьих глаза она лишь ресурс и позолоченная пешка, змей, где нет ни одного союзника. Пока нет. *** В огромной комнате горел камин — единственный источник света в кромешной тьме, который отбрасывает на потолок причудливые тени. — Итак… Наследница, — Девятый делает красноречивую паузу, — прибудет завтра. Вдох — затяжка, выдох. — Ты уверен, что это хорошая идея, оставить цепных псов Дечимо там, Реборн? — Емитсу задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику, нахмурено смотря на собеседника. Дым очень горячий. Мужчина в дорогом черном костюме и фетровой шляпе вальяжно восседал в кресле и курил сигару, стряхивая рыхлый пепел в одиноко стоящую на столе хрустальную пепельницу. — Пусть вдохнут полной грудью и расправят крылья, — губы искривила жесткая ухмылка. — Пока могут. Реборн снова затягивается. Привкус радует. Очень яркий и крепкий. Такой надо запивать литрами жидкости, желательно огненной, оправдывающей свою стоимость за штуку зеленых. Глоток. Янтарная жидкость обжигает горло, вкупе с разгоряченным дымом — адская смесь. — Не переживайте, дон Тимотео, все будет по высшему разряду. Ответом ему служил довольный, расчетливый блеск карих глаз, в которых отражался танцующий в камине огонь.