Небо, помоги нам

Очередное утро. Сигнал будильника разрывает тишину, тело по привычке скатывается с кровати, отлетает в процессе одеяло, мышцы напрягаются, приготовившись к удару… Вот только никто не будит автоматной очередью. Девушка стоит каменной статуей посреди комнаты все время, пока взгляд потеряно скользит по предметам интерьера. Очередной день. Серые будни с ноткой садизма, граничащего с помешательством, и чистейшая ненависть во всей своей горькой красе, оседающая на кончике языка и заставляющая сердце обливаться кровью. Очередные сутки. Без возможности помочь хотя бы себе разорвать этот замкнутый круг, не то, что ее клетку. Невыплаканные слезы, искусанные губы и томящаяся робкая надежда, погребенная под плитами невозможности. Позабытый будильник все продолжал разрываться… Мама спокойно хлопочет на кухне, по которой распространяются восхитительные запахи. Фуута весело болтает в воздухе ногами, сидя на стуле, и улыбается краешками губ, поглядывая на нее. И-пин сосредоточено смотрит перед собой в стол, смешно хмуря брови. Ламбо чуть ли не подпрыгивает от нетерпения, то и дело умоляюще поглядывая в спину женщины и снова на рисоварку. Все вроде бы нормально, да вот все равно что-то не так. Ощущение чего-то не того усилилось и тем, что Тсуна смогла спуститься по лестнице, не упав. Ее глаза смотрят на женщину, соскальзывают на детей и натыкаются на еще один свободный стул. Реборн отсутствует — вот оно. Она шумно выдыхает, тем самым привлекая к себе внимание, но совершенно этого не замечая. В доме не витает удушающая атмосфера, стены не давят на сознание, и вообще снова стало светло. Как и было раньше… — Тсу-чан?.. Тихий голос с осторожной интонацией заставляет вынырнуть из размышлений, чтобы тут же почувствовать на себе обеспокоенный взгляд матери и еще три вопрошающих, внимательных, пытающихся что-то в ней найти. Хочется кричать, бить посуду, громить все в округе, жаловаться на усталость, выть о мешающей жить печати… — Нет, — голова мотается из стороны в сторону, — ничего. «Никчемная ученица, твой самолет завтра днем. Попробуй только завали тренировку в стиле Вонголы». Сразу ясно, где этот чертов садист. Сегодня собрать чемодан, а с утра надо будет заказать такси до токийского аэропорта. Хорошо, хотя рейс после школы. Значит, она завтра получит итоговые за семестр и сможет забрать документы у директора. Вряд ли она еще сюда вернется. Последний раз кидает взгляд на лицо мамы. Да, не за того Нана выходила замуж, не знала она всей черноты мужа. Эмоции сменяют друг друга. Она знает, что они не скоро смогут встретиться. — Джудайме! Улица встречает яркими лучами, дуновением ветерка и… удушающей тьмой. — Йо, Тсуна! От них так и веет раздражением, злостью, обреченностью. — Экстремального утра! А еще той сладкой до зубного скрежета ненавистью. — Камикорос! И ледяным колючим презрением. Что те двое, что добавившийся по пути, что стоящий у ворот школы, что наблюдающие с крыши иллюзионисты — все они ее на дух не выносят. Эти взгляды, острые как мечи, вспарывающие все нутро, или жалостливые и опасливые — двух девушек, испытывающих стойкую антипатию. Отпечатываются там, внутри, и отскакивают эхом, заставляя сердце каждый раз пропускать удар. Она ничего не может сделать, но ведь они даже не пытаются понять, так что они и не услышат эти молчаливые призывы о помощи. Как же достало. Все пролетело как обычно серо. Та же школа, те же помещения. Знакомые лица, разные выражения глаз и попытки самовыражения. Одинаковые домики в спальном районе, пересекающиеся улочки и все тот же путь, вытоптанный, изученные вдоль, поперек и по диагонали. Фальшивые улыбки, наигранный смех, добродушные взгляды волков, жаждущих ее кровь. Ничего не меняется вот уже сколько времени. Дом пустует, посреди комнаты лежит раскрытый чемодан, а на кровати стопочками сложенная одежда. Ее немного, ведь и так ясно — будущей леди-босс купят подобающую ей одежду. Остается только надеяться, что то немногое, что она бережно старается упаковать, не выкинут. Новые платья, модные джинсы с гольфом, черные лодочки — смотрится красиво и дорого, а самое главное не вычурно и она может носить такое в Италии — Нана всегда имела вкус. Комната кажется пустой, когда она вывешивает вешалку с черным платьем, в котором ей предстоит лететь. Помимо издевательств над своей ученицей, Реборн попутно вдалбливал в ее голову все остальные знания. Особенно усердствовал он в этикете и «как должен преподносить себя босс». «…тренировка в стиле Вонголы». Это ведь надо умудриться не потеряться в аэропорту, сесть в нужный самолет, не испачкать одежду и выйти опрятной из летающей штуки. Еще не ясно, кто встречать будет. Но если Реборну не понравится… Тсунаёши вздрогнула и помотала головой, отгоняя охвативший ее ужас и только сейчас замечая, что за окном темно. Долго же она просидела. Уже завтра… Уже завтра она сядет в самолет, который унесет ее в другую страну, где ее ждут, чтобы рассказать ей новые правила и законы, и конечно же мелодию дудочки, под которую она будет плясать, как им захочется. Самое обидное, что среди тех — собственный отец, которому все равно на родную кровь. Лишь средство достижения цели. В груди неимоверно ноет, глупый орган стремится пробить грудную клетку и проломить ребра. Иногда хочется превратиться в кусок вечного льда, чтобы слезы не текли беспрерывно из глаз, и не чувствовать этого тянущего чувства… Тсунаёши неверяще распахнула глаза, прикладывая ладошку к груди. Изнутри поднимается горячая волна и обжигает, словно пытается сжечь прутья клетки, и тянет за собой, словно магнитом. Все краски выцвели в один момент, все замедлило свой ход, пропали все звуки и запахи. Лишь стук сердца отдавался грохотом в округе и был слышен всем. Зрачок сузился до крохотной точки, когда радужку непроизвольно затопило золотом. Это был Зов. *** — Уже скоро, — тихий шепот похож на шелест опадающей листвы. Пылающие янтарем глаза обводят всех сидящих за столом. — Наконец-то, — недовольно отзывается голос под стать полыхающим рубинам. — Не ворчи, Джи, — примиряюще улыбается Асари. — Мы все долго ждали этого момента. — Ждать так утомляет, — зевнув, Лампо внимательно вгляделся в Джотто, стараясь понять, что его тревожит. — Ну-фу-фу, птичка так долго подтачивала клювом прутья клетки, — пропел Спейд, щуря глаза. — Даже интересно, как больно ей будет падать… — Заткнись, — ледяной тон прозвучал как хлесткая пощечина. Голубые глаза презрительно смотрели на иллюзиониста даже спустя столько лет. — Не начинайте только, — попросил Накл, стискивая кулаки. — Мы действительно столько этого ждали, и вот — потомок Сепиры решила вмешаться в историю. Тишина была звенящей, натянутой и тревожной, обволакивающей со всех сторон. — Это только начало, — тяжелый вдох разрезает молчание, и янтарные глаза прикрываются. — Дальше будет еще тяжелее… *** Воздух поступал в легкие урывками, перед глазами норовили появиться темные пятна. Воздух свистел в ушах, ноги начинали ныть. Стоило переобуть тапочки. Бежать. Еще быстрее. Быстрее пущенной пули Реборна в голову, для его развлечения. Нестись на всех парах, как бегала лишь под воздействием той же гребаной пули. Быстрее, еще быстрее… потому что ждут, зовут, обещают — есть возможность разорвать осточертевший замкнутый круг. Сейчас никто не целился по ногам, но Тсунаёши бежала все быстрее и быстрее, даже не задыхаясь, благодаря садистским тренировкам. Она бежала так быстро, как только могла и даже больше. Ветер свистел и хлестал, пятки в тапках уже отбились, а волосы еще больше растрепались. Надо просто бежать, потому что все скоро закончится. Никто не умрет больше в этом ужасном безнадежном мире в ближайшее время, она больше не будет причиною боли и слез дорогих сердцу людей. Ведь так?.. Заброшенное здание встречает давящей тьмой. Время и природа достаточно разрушили некогда двухэтажное здание, оставив глыбы бетона. Тсунаёши замерла, не моргая. Темнота съедала все детали, сглаживала куски стен с отколовшимися кусками кирпича. Все выглядело пугающим и неправдоподобным, покинутым и отталкивающим. Но ведь что-то тянуло ее сюда… Темнота поглотила все, вплоть до окружающего ее пространства. Она давила на глаза, заставляла разум туманиться и отрекаться от осознания всего. Тьма была холодной, давящей, угнетающей… Она растворялась в ней под давлением со всех сторон, словно это была толща воды на дне. Как клетка, в которой нет стен… Из нее нет выхода… Как и сил бороться… Оранжевое пламя рассекло воздух, словно хлыст, заставляя невидимые глазу тени с визгом отпрянуть, растворяясь в пространстве. Холодная рука, держащая сердце, пропала, перестав придавливать к земли. Изнутри поднимался огонь, самый настоящий и такой знакомый… Как давно она не чувствовала этого жара, клубящегося в груди, бегущего по венам, отражающегося искрами в глазах!.. Это чувство, что обволакивало ее со всех сторон защитным коконом до прихода человека с черными пропастями вместо глаз, который быстро заставил забыть его, погрести под толщей боли, слез и безысходности. Боль скручивала изнутри, но Тсуна терпела, не замечая, как прокусила до крови губу, а слезы давно текут из ее глаз. Она ощущала, как обгорал нитки прилипшей паутины, как выгорал клубок змей из пламени Девятого. Тсунаёши чувствовала, разрывающей изнутри резью, как ломается с громким хрустом и опадает кусочками Печать… Огонь взревел, вырывая из заточения, оплавляя прутья клетки, уничтожая все преграды на своем пути, с радостью заключая свою хозяйку в пламенные объятия. Каждая клеточка пела в такт танцующему огненным вальсом небесному пламени… Янтарно-золотая стихия услужливо распахивает свои жаркие объятия, ласково шепча и тихо успокаивая, убаюкивая и заставляя наконец-то расслабиться, заливаясь горючими слезами затрепетавшей внутри робкой надежды на лучшее. Синие глаза напротив, словно просторы древнего небосвода, обещали поддержку и внушали трепет, подчеркнувшись оранжевым пятиконечным цветком.