***
Лина сжимала в зубах найденный фонарик, скептически рассматривая два проводка в разных руках, которые, к слову, раньше были одним проводом. Как её не ударило током? Лина всё списывала на свою живучесть, видимо, у неё и правда сильный ангел-хранитель, потому что нормальный человек сейчас лежал бы подгоревший с волосами, стоящими дыбом. Поняв, что Туману верить нельзя, и тот что-то всё же сделал с её глазами, а сейчас она, скорее всего, натворила не хилый пиздец, Санторо поспешно закрыла щиток и направилась от греха подальше. Вот только дорога в потёмках завела её в коридор с кабинетом босса. Мимо массивной резной двери она, конечно, прошла, вот только пятясь назад, ноги вернули её обратно. Занзаса она видела в последнее время крайней редко, как-то не доводилось пересекаться то ли случайно, то ли намеренно. С одной стороны, может, это было и хорошо, а может и плохо. После случая с базукой вроде как начинающие налаживаться «нормальные» отношения снова вернулись к отправной точке. Видимо, не одну её выбила из колеи новость о её присутствии в Варии даже спустя десять лет. Свет погас теперь точно, так почему не воспользоваться случаем и не проникнуть в кабинет? Вдруг в чертогах и без того мрачного царства найдутся ответы на её вопросы. Если у Савады есть на неё личное дело, почему ему не взяться и у Занзаса? Осторожно приоткрыв дверь и выглянув в щель, Аделина встретила лишь тихую тьму. — Занзас? — всё-таки она решила для начала разведать обстановку. Но кабинет пустовал без хозяина. И тогда юркнув внутрь, Лина на ощупь, пару раз едва не навернувшись на ровном месте, уткнулась ногами в стол. Прошла от края к окну и одёрнула тяжёлые шторы, открывая витражное окно в пол. Молния озарила небо, будто пытаясь прогнать прочь от окна непрошеную гостью, а ещё лучше — из самого замка. Но более-менее заполучив источник света, Санторо принялась за самое безумное из возможных дел — рыться в кабинете босса Варии. Вниманием не обделила ни бар с богатым выбором алкоголя, ни все возможные шкафы и полки с документацией, которой Лина очень сомневалась, что занимается сам Скариани. Однако один ящик всё же оказался запертым. Недолго думая, Лина нашла ключ в ящике стола и, подобрав нужный, отворила ларец. Как она и думала: наткнулась на личные дела, многих из них она не знала, первой знакомой фамилией оказался её покойный дядька Альберти Фредерико, какого-то черта Занзас поинтересовался даже его подноготной. Следующим, как она и думала, обнаружила своё личное дело. С грудой папок у груди Лина присела у окна ближе к свету. Ничего, впрочем, нового. Аделина Санторо, возраст — двадцать три года, место рождения, родители, беглая информация о детстве, о самих родителях, всё слишком официально. Вот только предлагающиеся дополнительные листы, явно вставленные недавно, открыли завесу, к которой Лина так долго стремилась. Здесь был и пожар восьмилетней давности, и заказное убийство её матери четырнадцатилетней давности с помощью скорпиона, а всё из-за карточного долга, имена предполагаемых заказчиков, которые к слову были давно мертвы от насильственных не раскрытых смертей. Буквы размывало от образовавшихся на бумаге капель. Лина не сразу поняла, что плачет, слезы просто капали, застилая взор, а она упрямо читала, не желая верить такой правде. Всё было куда проще, когда она уверяла себя, что у матери было просто слабое здоровье. Но краткое содержание книги её жизни закончилось. А на коленях оставалась ещё одна папка, с именем никак не вяжущимся в её уме. Франческо Гвидо. Сердце как-то неестественно забухало, отдаваясь странным глухим звуком и чувством дискомфорта, будто и вовсе мешало. Руки сами перевернули шершавую обложку папки. А глаза бегали со строчки на строчку. Франческо Гвидо, возраст — двадцать пять лет. Отец — неизвестен. Мать — Алиса Гвидо. Приёмный отец — Альберто Санторо. Сестра — Аделина Санторо. Стихия пламени — Туман. Особые возможности — кольцо Ада, прозрачность пламени. Принадлежность к семье неизвестна. Отдан в детский дом в возрасте семи лет Альберто Санторо. Прожил в детдоме пять лет, был усыновлён. Но информация об усыновлении уничтожена вместе с самим детским домом, который был сожжен восемь лет назад. Никто из персонала не выжил. Вся картотека была сожжена, не оставив после себя информацию. Дальнейшая судьба мальчика была неизвестна. — Что это… Аделина не могла найти логики в строгих строчках, слишком официально выведенных отчётом, бездушно, без тени эмоций. Просто набор жестоких букв. Несколько фотографий, одна слишком личная, семейная, неизвестно откуда полученная — её отец в медицинском халате, а по бокам от него сама она, ещё маленькая, с плюшевой игрушкой и растерянно смотрящим в объектив взглядом, с другой стороны — слишком похожий на неё мальчик с глазами побитой собаки, слишком уставшими для ребенка. Вторая фотография, будто из личного дела в детдоме, явно в школьном возрасте, но не с менее уставше-мёртвым взглядом. Приложи она сейчас свою детскую фотографию, решила бы, что они близнецы. Но какого черта? У неё был брат… нет, у неё есть брат, по материнской крови, живой в целости и сохранности. Брат, хладнокровно вырезавший всех Санторо, едва не убивший её саму. Она была с ним так рядом, даже разговаривала. А он… Лина захлопнула папку, вновь положив сверху неё свое дело. В её деле не было зафиксировано о брате, значит, Занзас, даже не собирался никому говорить о том, что иллюзионист со свадьбы — Франческо Гвидо. Какого черта? Что вообще творится в голове у этого алкаша-садиста? Разве Вария не на стороне Вонголы? Мысли прошибло молнией, ударившей в затылок мурашками от ощущения захвата на её макушке прядей волос, за которые нарочито медленно потянули вверх. — Есть последнее желание перед смертью? — без тени злости прохрипел голос Занзаса сзади, где-то сверху. Она даже не услышала, как он вошёл, не говоря уже о шагах позади. — Да, — Лина смотрела только на открытое личное дело, молвя безразличным покорностью голосом. — Не умирать. Её резко и грубо дёрнули вверх, толкнув к столу. Санторо ударилась животом о край, но прикусила губу, чтобы не закричать. Занзас подхватил лежащую папку — её, сверху папки Франческо. — Женщина, ты в конец охуела. — А как мне ещё найти ответы на свои вопросы?! — вспыхнула в свою защиту Санторо, выпрямившись, но всё ещё держась за ушибленное место. — Ты ещё не заслужила уважение, чтобы их получить лично от меня. И сейчас только зашла за минус. — Занзас ногой поддел папку Франческо. На мгновение Лина заметила, как дернулись желваки на его лице — точно мимолётная тень страха. — Ты видела все папки? — Нет, — соврала Аделина, глядя прямо в глаза. — Ту, что вы сейчас подняли, её не успела посмотреть. А что, там есть нечто достойнее моего внимание, чем моё личное дело? Занзас проигнорировал монолог, лишь закинул папки обратно в ящик, заперев на ключ. Только сейчас Лина заметила, как стекают с промокших чёрных волос холодные капли дождя, скрываясь под воротом полурасстёгнутой рубашки, будто он стоял всё это время на балконе под открытом небом, плачущим грозовым дождем. На удивление, он даже никак не прокомментировал то, что ей стало известно. Будто ему плевать. Хотя почему будто. Закрыл на ключ теперь дверь, отчего Санторо почувствовала, как внутри всё холодеет. Ей не нравилось начало, а Скариани нарочито угрожающе прошёл мимо неё и вальяжно занял рабочее место, пристроив ноги на хозяйское место, и бросил повелительно: — Принеси виски. Хоть что-то полезное сделаешь перед смертью. Лина попятилась назад к бару, дрожащими руками схватив бутылку и ища взглядом стаканы. Сейчас бы и она для смелости не отказалась выпить, выход у неё теперь из кабинета разве что в окно головой вперёд. — Вы что, серьёзно меня застрелите из-за того, что я узнала об истинной причине смерти моей матери? — по крайней мере, это была единственная логичная мысль, ведь Занзас достал пистолет, проверив на месте ли патроны. — Я не собираюсь в тебя стрелять. Но да, наказывать я буду тебя пистолетом, — а на губах змеей расползалась жуткая улыбка, пугающая и завораживающая. Слишком темно, слишком зловеще кричит громом небо после вспыхивающих молний, озаряющих лимонно-кислотным светом винные глаза, смотрящие будто в самые тёмные закоулки души. — Так нечестно, — Лина нахмурилась, пытаясь придать оскорблённый вид, лишь спрятать бьющийся в сердце страх, и серьёзным тоном уверенно заговорила: — Вы знаете обо мне всё, а я вас ничего. — Тебе не нужно ничего обо мне знать, мусор. — Последнее слово, будто напоминание о её положении, было произнесено с нажимом, издевкой. — Или попав в десятилетнее будущее, ты себе уже что-то нафантазировала? Ты ведь оказалась в Варии? Я прав? Молчание и взгляд в сторону — всегда подтверждал очевидное лучше любых слов Лины. И правда, она расслабилась, узнав, что жива спустя десять лет. Не говоря уже о том, где она очутилась. — Не сильно раскатывай губу. Мне плевать, где ты и кем ты будешь через десять лет, сейчас, в эту минуту ты здесь никто. Хочешь готовиться к своему будущему, изучай Саваду Тсунаеши. — При чём тут он? — Лина даже из оцепления, вызванного столь желанным голосом, вышла. — При том, что в следующие мусорные жены он возьмёт тебя. Что глазёнки выпучила? Думаешь, как ещё ему законно получить Наследие Санторо? Лина, открыв рот, сипло прохрипела вместо ответа, голос спёрло вместе с дыханием. Она не желала верить в этот бред. — Я ему его так отдам! — Хах! — зловещий смешок вырвался на секунду, а после смех Занзас пророкотал безумным, пронёсшимся эхом по комнате хохотом. Понадобилось время, чтобы мужчина успокоился, прижав ладонь к губам, смотря в подрагивающие очертания женщины в темноте. Он готов был поклясться, что сейчас она стоит красная как рак, сжимая кулаки. — Сними уже розовые очки, женщина. — Это неправда! — вибрирующим голосом воскликнула Лина, кинувшись к столу. — Савада никогда со мной так не поступит! — Этот малолетний мусор — да, а вот управляющая им верхушка, очень даже, в лице внешнего советника и серого кардинала Вонголы. — Бред какой-то! Я вернулась в Варию не для того, чтобы меня оскорбляли и заставляли слушать этот бред! — Тебя никто сюда насильно не тащил, ты сама поехала с нами. — Ты же сам, — прорычала Лина, резко перейдя на ты, ощерившись, — не давал мне поговорить с Вонголой, боясь, что я упаду в объятья Савады, плача о том, что злой босс Варии меня изнасиловал! Испугался, что тебя обяжут жениться на мне, а теперь пытаешь всю грязь вылить на Саваду! — Заткнись! — рявкнул Занзас вместе с обрушившейся молнией, осветившей вспыхнувшее гневом лицо. Она попала прямо в точку. — Ты ещё не знаешь, что такое настоящее изнасилование! — Ты не смеешь со мной так обращаться! Я не безродная шавка! Я не мусор и не женщина! У меня есть имя — Аделина Санторо, я законнорожденная дочь Шестого босса Санторо! И я уверена на все сто процентов, что ты не дал бы мне остаться в Вонголе! Я не знаю, в какую игру ты играешь, что за интриги плетёшь и что задумал, делай, что хочешь! Но если уж взялся за чёртово дело, доведи его до конца, не пытаясь каждый раз унизить меня, будто это повысит твою нестабильную самооценку! Дыхание сбилось, тело било лёгкая дрожь после эмоционального потока, обрушившегося лавиной, которая накрыла с головой ушатом холодной воды. Но когда волна откатила назад, пришло осознание и понимание того, что обратно брошенных слов не воротишь. Что сказано, то сказано. Пускай и искреннего, но много лишнего. Аделина дёрнулась назад, когда очередная тихая молния осветила лицо итальянца — горящий животным инстинктом взгляд исподлобья и прочерчивающиеся шрамы, что словно выпущенные звериные когти, тянулись по лицу тёмными царапинами. Что именно его задело настолько, что проявились знаменитые шрамы? Или всё вместе? Санторо приоткрыла уста, уже чтобы прокричать извинения, но не успела. Занзас рассёк комнату одним словом, слишком спокойным для бешенства, застывшего на лице, слишком уравновешенным для горящих глаз. Но один приказ ударил больнее кулака или пощёчины. — Раздевайся. Что? Может, ей показалось? И он сказал — выметайся? Аделина, как последняя огорошенная идиотка, стояла на месте, не в силах пошевелиться, лишь вытаращив глаза, смотрела на Занзаса. — Что? — прохрипела она непривычно сиплым голосом, незнакомым и жалким. А Скариани её тон точно ещё сильнее взбесил. Видите ли, строит из себя глухую и ничего не понимающую недотрогу. Плечи мужчины резко поднялись вверх, и одним рывком он смёл все содержимое стола, рявкнув ещё сильнее: — Раздевайся! Аделина оторопела, забыв, как дышать — не то, что шевелиться. Лишь продолжала упрямо смотреть на оскалившегося Занзаса. — Или ты думала, что я пошутил? Что я бросил слова на ветер, когда сказал, что буду наказывать тебя? С какого-то хуя ты врываешься в мой кабинет, роешься в моих вещах, фантазируешь грёбанную ересь о своём будущем здесь, орёшь и обвиняешь меня. В отличие от твоего мусорного рта, я слов на ветер не бросаю. Если хочешь, можешь орать о помощи и пощаде, о том, что ты законнорожденная дочь Санторо и у тебя есть права, но знай, ни одна здравомыслящая душа и шагу не сделает к этому кабинету, даже при самых истошных твоих воплях. Аделина сделала глубокий вдох и выдох, на негнущихся ногах, она сделала неуверенный шаг вперёд, дрожащие руки потянулись к пуговицам блузки. Опустив глаза точно наказанный ребенок, осознающий свою вину, она пыталась справиться с чёртовой пуговицей, соскальзывающей в мокрых от волнения пальцах. Её трясло, от страха и, чёрт возьми, возбуждения. Её пугало и то, что ситуация действительно вызывала волнительный трепет — лёгкое покалывание на кончиках пальцев, а живот тянет приятной негой. Видимо, она свихнулась, или подсознание пытается найти плюсы в безвыходной ситуации и подсказывает расслабиться и получить удовольствие. — Быстрее, — прорычал Скариани. Плюнув на дело, Аделина просто рванула блузку, сорвав пуговицы, градом посыпавшиеся по мраморному полу, отдаваясь звонкими ударами. Стянула согревающую ткань, сконфуженно бросив на пол, подняла взгляд на босса. Его глаза горели желанием, животной похотью, он нарочно не отводил взгляда — оценивающего, точно у заядлого любителя искусства, присматривающего пускай и не самую изысканную работу, но нескромную по его меркам. Откинувшись на спинку кресла, тяжело дыша не меньше Аделины, то ли пытаясь справиться с гневом, то ли с похотью, а то и всё вместе. Санторо, всё так же дрожа, неуклюже расстегнула молнию на юбке, и тяжелая ткань скользнула по покрытыми мурашками ногам. Она переступила через неё. Оставшись в одном нижнем белье. Занзас вызывающе приподнял бровь, безмолвно спрашивая, неужели она думает, что на этом всё. И с резким, но коротким порывом злости Аделина резко стянула лямки лифчика, раздраженно нащупала застежку, отбросила в сторону и, проклиная всё на свете, взялась за край трусиков. Коротко взглянула на Занзаса, вопрошающе, всё ещё надеясь, что сейчас он безумно засмеётся и пошлет её, и все окажется лишь неудачной шуткой. Но прикованный к ней винный взгляд говорил об обратном. В этом кабинете шутить не положено. И Аделина, постыдно опустив взгляд, стянула последний элемент белья, переступив, скомкала и бросила к юбке. Скинула обувь, тут же обожглась ледяным морозцем мраморного пола, из-за чего привстала на цыпочки, не зная стоит ли пытаться прикрыться руками — не взбесит ли Занзаса это ещё сильнее. А он как назло молчал, а она не могла найти сил больше посмотреть на него. Время растянулось в одну тягучую резинку, состоящую из её тяжелого дыхания, промозглости и покалывания на пальцах ног. Она уже хотела встать на свою юбку, как прозвучал голос босса — хрипло, как-то не привычно тяжело. — Ложись на стол. Всё так же смотря вниз, она дёрнулась быстрее к столу. Лишь бы всё быстрее закончилось. А может, и началось? Она боялась предположить, что задумал Занзас. Если просто трахнет, можно это дело и пережить. Да что уж там, тело в каком-то смысле даже желало этого. Но после её слов, она понимал, что так просто Скариани её не отпустит. Обойдя стол, Лина затормозила у кресла, не зная, как и с какой стороны лучше лечь, слишком все выглядело постыдно, грязно, но в тоже время искушающе и волнующе. — Не тормози, мусор. Лина прислонилась к краю стола, запрыгнув, сжав ноги, подтянула вверх, медленно опускаясь на гладкую поверхность стола, почти такую же леденящую, как пол. Придя в горизонтальное положение, Санторо полностью вытянулась, прижав к груди сжатые кулачки, будто в безмолвной молитве. Ноги большей частью свесились со стола по бокам от кресла Занзаса — стол уж точно не предусматривал функции ложа. Занзас поднялся, и от ощущения, как он мельтешит рядом, Аделине становилось лишь сильнее не по себе. Её больно дёрнули вперёд, раздвинув ноги так широко, что потянуло в бедрах, а после последовала ещё более пугающая перспектива. Занзас привязывал её ноги к ножкам стола, покончив с одной проблемой, двинулся к её изголовью, перехватив руки, которые она глупо попыталась прижать к груди. — И только попробуй ослушаться, будет ещё больнее, — для пущего убедительного эффекта босс опустил пистолет на вздымающийся живот, пока занимался руками, грубо перехватил за кисти, завёл за голову и наручниками клацнул по противоположным ножкам стола. Аделина тяжело дышала, ощущая тяжесть пистолета на животе. Заёрзала, пытаясь удобнее пристроиться, но наручники в ответ сдавили запястья. Занзас вновь обошёл стол, но теперь встав боком, изучая плоды своих стараний. Лине не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что сейчас на его губах цветёт самодовольная улыбка, ведь по его мнению теперь она на своём законном месте в заслуженном положении. Властно он провел по её телу рукой, от шеи и груди, подушечками пальцев спускаясь вдоль линии живота к низу, вызывая тем самым слишком смешанные чувства. Лина дёрнулась, его пальцы прошлись по складкам половых губ, предательски оставивших на его кончиках выступившую влагу. Все слишком смешано: его пальцы, лениво ласкающие её внутри, всё ещё лежащий в напоминание пистолет на покрытом мурашками теле, затвердевшие от его рук соски, которые он болезненно то покручивал меж пальцев, то тянул. Аделина стоически молчала, поджав губу, и зажмурившись, пыталась дышать ровно. Рука от груди двинулась к шее, ласково прошлась по подбородку, и болезненно сжалась на скулах. — Открой. Уста послушно открылись, впуская юркнувшие пальцы. Аделина уже знала негласные правила и послушно обильно облизала, обсасываю потрахивающие её фаланги, чтобы после он переместился к её лону, болезненно войдя смоченными её же слюной пальцами. Едва не плача, она издала хрипящий стон, слишком уж всё просто и идеально проходило. Пальцы, ритмично двигающиеся внутри. Но неожиданно всё прекратилось: болезненно-сладостные ласки закончились, пальцы покинули достаточно увлажнившееся лоно, а по спине пробежал лёгкий холодок — тяжесть пистолета пропала с живота, а когда Лина распахнула васильковые слезящиеся глаза — в руках Занзаса оказался пистолет. Мужчина приставил холодное дуло оружия к её губам: — Оближи, — приказал он. Взгляд влажно задрожал, и Лина лишь плотнее сжала губы, отрицательно мотнув головой. Только этого не хватало. Она вообразить боялась, как он вообще может в неё войти, и упаси боже, чтобы Занзас не выстрелил в неё. Уж лучше сразу пулю в лоб, чем так. Но Занзас, видя сопротивление, тут же снял пистолет с предохранителя, предвещая самые красочные и страшные опасения. Жест оказался красноречивее любых слов. Скупая слеза скатилась с уголка глаз на стол, и Лина вновь открыла дрожащие уста, покорно принимая плотно входящий горький металл. Обхватывая губами оружие у самого начала, стараясь делать всё осторожно, подавляя рвотный рефлекс от специфического привкуса железа. Язык очертил корпус языком. Слёзы непроизвольно выступили, бесконтрольно проталкивая рвущийся хрип, от беспомощности и унизительного положения. Аделина подавилась, когда дуло пистолета надавило на горло и, выгибая спину, попыталась снять себя с него. Чуть отдышавшись, немного привыкнув, подстроившись под безвыходную ситуацию, послушно заглотнула глубже, посасывая, облизывая. Но вскоре Занзас, вернувшись в кресло, убрал чёртово оружие из измученного рта. Тонкая ниточка слюны тянулась от губ к дулу. Тяжело дыша, Аделина в спазмах закашлялась. Сейчас бы она продала душу дьяволу за один глоток рядом стоящего виски, лишь бы сбить мерзкий вкус во рту. Следующий приказ босса прозвучал так же резко и грубо: — Только попробуй дёрнуться. Прикусив губу и глубоко выдохнув, Лина покорно повиновалась. Теперь согретое её языком влажное дуло оказалось между ног. От соприкосновения незнакомого влажного твердого предмета с нежной плотью, Лина заерзала, пытаясь инстинктивно отползти назад, но Скариани пресёк попытку, больно надавив на живот. Любое неловкое движение — Занзас выстрелит, даже рука его не дрогнет. Главное выдержать, сохранить шаткий баланс, удержаться на тонком лезвии, сохраняя себе жизнь. Расслабиться и получить удовольствие, насколько это было возможно. Как только Занзас попытался ввести смазанный слюной ствол, Аделина непроизвольно попыталась свести ноги и тихонько заскулила, замотав головой: — Не надо. — Хочешь на себе проверить заряжен он или нет? — гнев сквозил в его угрожающем вопросе, — Могу устроить, — тигром прошипел мафиози. Подняв руку вверх, Занзас показательно выстрелил в потолок. Звук оглушил настолько, что уши заложило. Яркая вспышка на секунду озарила кабинет. Аделина лежала с дрожащим взглядом, исступленно смотря вверх. Быть может это всего лишь молния и гром? Но серый дым штукатурки потолка заструился в серебряном свете луны, заглядывающей в окно из-за пробивающихся расступившихся туч, и стал медленно оседать. Аделина могла лишь смотреть на дырку от пули, прикидывая каковы же её шансы, что Занзас случайно или специально не нажмёт на курок. Пистолет заряжен, не стоило даже сомневаться. Стоила ли правда, которую она узнала о матери, о своём, оказывается, существующем брате, такой игры с собственной жизнью? Занзасу только и нужно было, чтобы указать ей на своё место, будто его бесило то, что он увидел после инцидента базуки. И сейчас скорее пытался доказать не ей, а самому себе, что она всего лишь мусор, ничем не отличающийся от других, и он способен убить её прямо сейчас. — Убедилась? — с пренебрежением произнёс босс, поднявшись, наклонившись, вглядываясь в, несмотря на пережитый страх, слишком спокойный, смирившийся взгляд. — От того, что ты выебешь меня пистолетом, я не перестану быть потенциальным кандидатом в восьмые боссы семьи Санторо. В отличие от тебя. — Аделина улыбнулась самой невинной улыбкой, с улыбкой лукавства и торжествующего превосходства, даже будучи в таком распятом виде, с приставленным пистолетом у сокровенного места. Взгляд Скариани потемнел, а зубы проскрежетали, перекрывая прорывающийся нервный смех. — А-ах, блять!!! Неожиданно резко пистолет вошёл, заставляя вскрикнуть от внезапных ощущений и несильной боли. Небольшое давление на возбужденную плоть, Аделина выгнулась, пытаясь снять себя с пистолета, но Занзас, схватив её за шею, припечатал к столу, ствол пистолета вошёл. Как назло от давления и боли плоть сжалась сильнее вокруг инородного объекта, вызывая еще больший дискомфорт. Не дав привыкнуть к не самому приятному ощущению, Занзас задвигал пистолетом, заставляя Санторо сжимать зубы со всей силой, чтоб не выкрикнуть очередное проклятье и оскорбление. Разжав руку на шее, убедившись, что Лина прекратила сопротивляться, лишь тихонько рычит сквозь сжатые зубы, Занзас болезненно-грубо сжал грудь, умелыми пальцами лаская сосок, вытягивая его, пощипывая. Постепенно Санторо привыкала к новым ощущениям. Тело сводило блаженной судорогой, внизу живота завязывался приятный, тёплый, сладко потягивающий узел. Пистолет двигался всё быстрее и, обильно смазанный, скользил теперь практически безболезненно, заставляя получать постепенно подступающее удовольствие. Боль отступала. Адреналин ударил в голову от осознания того, что в любой момент палец ненароком может соскользнуть, а оружие — выстрелить. Страх и болезненное удовольствие сплелись воедино в безумном вихре. Выгибаясь в спине, не сдержавшись, Аделина застонала, запрокинув голову назад. Если до сих пор тело и разум вели конфликт, перемешивая чувства в единый непонятный ком, то сейчас страх отступил. Хотелось закричать, чтобы он вытащил чёртов пистолет и вошёл в неё, придавил со всей силы к столу своим телом, обжигая жаром, исходящим, казалось бы, от самой души, горящей в его личном аду. Они не прерывали зрительного контакта, словно вели одну известную им борьбу. В поражение ли, в победу ли, Занзас наклонился, впившись в её губы грубым, сминающим поцелуем. Лина сходила с ума — таранящий её плоть пистолет, язык, беспорядочно ведущий борьбу с её языком. Занзас будто пил её поцелуй, засасывая губы, кусая и лаская языком. И волна оргазма ударила яркой вспышкой, заставившей прокричать сквозь поцелуй, сжать внутри себя грубый металл. Занзас прекратил движения, уже более успокаивающим, будто завершающим поцелуем, оставив клеймо на уголке губ. Убрал пистолет под глухой стон, пришло чувство некоторого опустошения и вновь нарастающего желания, полностью овладевшего рассудком. Отбросив пистолет в сторону, Скариани дрожащими руками расстегнул оставшиеся пуговицы рубашки, скинув на пол, оголив рельефный, исчерченный узорами шрамов торс. Занзас навис над Линой. Влажные, со странным блеском глаза, отражали в себе серебряно-голубоватый свет луны. Совсем чёрные в кромешной темноте волосы небрежно спадали со лба, перья, свисавшие с плеча, приятно щекотали чувствительную кожу шеи. Он вновь накрыл её губы своими. Властно, давая понять, кто здесь хозяин. Сухие, шершавые, терпкие, с дымным привкусом виски, эти губы жадно целовали, посасывая нижнюю губу, заставляя приоткрыть рот. Его истомленный жаждой язык принялся исследовать ряд белых зубов, щекотал нёбо. Голодный кот наигрался со своей мышкой, и теперь мог не спеша смаковать истерзанную плоть. Чувствуя всем телом его желание и эрекцию сквозь ткань одежды, Аделина невесомо начала тереться о его возбуждённый орган. Занзас зарычал в поцелуй и, разорвав его, наконец, избавился от таких мешающих в эти минуты вещей. Аделина прикусила губу, почувствовав его член. Мучительно медленно, с томлением, Занзас вошёл, замирая на каждом несчастном миллиметре. Внутри всё изнывало от саднящего желания, но он мучительно медлил. Издевался, это было видно по его губам, растянутым в искусной улыбке победителя. Наклонившись, Занзас хрипло прошептал в её губы: — Давай, скажи это… — легко прикусил нижнюю губу, сразу же отпуская. — Скажи, что хочешь меня… Дыхание давно сбилось, попробовать восстановить его было бессмысленно. Головка его члена нетерпеливо, дразня тёрлась о клитор… Вместо ответа Лина простонала ему в губы, возбуждённая, казалось, до предела, но он по-прежнему ждал. — Хочу… — не своим голосом прошептала она, заглатывая воздух, — я… хочу тебя… — Громче. — Я, а-ах, хочу тебя, Занзас! Довольно хмыкнув, он, наконец, вошёл. Сразу до конца, во всю свою немаленькую длину. Аделина не сдержала протяжного стона, выгнувшись в спине. Горячие тела соприкоснулись, будто сливаясь воедино, в одно целое… Лина чувствовала Занзаса каждой клеточкой своего тела, каждый миллиметр кожи горел огнем. Он так близко, он с ней, в ней. Сейчас, в эту минуту. Несмотря на то, что говорил и сколько раз грозился убить. Хотелось разорвать проклятые наручники, обнять его, вонзиться ногтями в смуглую кожу, но ободок наручников только до крови раздирал слишком нежную для таких пыток кожу. Его губы вновь впились в её, снова впиваясь в измученную нижнюю. Он прикусил её до крови, с неким удовольствием высасывая солоноватую алую, как его глаза, жидкость. Каждое его движение отдавалось сладкой дрожью в теле и эхом било в голове. Аделина, насколько позволяло её положение, двигалась ему навстречу, стараясь подхватить его быстрый темп. Будучи на грани, она сжала пальцы в кулак. Занзас потянулся к наручникам, рванув цепь на себя, освободив, наконец, от заточения одну руку, а затем и вторую, оставив лишь впившиеся в кожу браслеты. Блаженно простонав, довольная точно замурлыкавшая кошка, Аделина сжала пальцы на черном вихре волос на его затылке, другой рукой жадно скользнув по груди, к шее, пытаясь притянуть к себе. Но Скариани увернувшись от её губ, болезненным укусом впился в шею, оставляя клеймо. Ещё толчок, ещё один… Пальцы нещадно сжали чёрные волосы на его затылке, тело выгнулось дугой, сводя мышцы судорогой. Неконтролируемая волна накрыла Аделину, тело приятно вздрагивало. Будто падаешь в бездну, рассыпаясь на сотни частей, едва ли не обращаясь в пыль. Как раскат грома оно оглушает, как вспышка молнии в кромешной темноте — ослепляет, как внезапный холодный ливень — застигает врасплох. Сегодня она пережила свою собственную грозу, принёсшую после пасмурного кричащего неба лишь блаженство. Сквозь какую-то пелену, волшебную негу до Лины долетело чужое шумное частое дыхание. Занзас всё ещё в ней, ещё двигается с неимоверной скоростью, словно пытаясь разорвать её покорное податливое тело. Исполненную нежной истомой Аделину вновь возвращают в реальность резкие движения, страстные поцелуи. Снова возбуждение, снова чувство этого нарастающего удовольствия… Стоны, срывающиеся на крики, шумное хриплое дыхание, тихое бархатное рычание заполнили воздух кабинета, в котором, наверное, вспыхнет пламя, если чиркнуть спичкой по пустоте. Жарко, невыносимо жарко… Волосы Занзаса прилипли к его заблестевшему лбу, редкие капли пота катились по его лицу. Снова на пике, еле сдерживая себя. Но и Занзас уже выдохся, темп заметно замедлился. Ещё пара секунд и, замерев, он кончил вместе с Линой. Тепло разлилось по телу, переполняя его, вновь то чувство, вдвое превосходящее бывшее до этого, захлестнуло с головой. Вновь яркие вспышки, дрожь во всём теле. Ещё и ещё, один за другим, спазмы оргазма накрывали волнами. Сознание балансировало на тонкой грани между пропастью и реальностью. От переизбытка чувств Аделина не могла прийти в себя, весь мир померк… И в эти мгновения она плохо понимала происходящее. Только чувство опустошённости, когда Скариани вышел из неё. Отвязал ноги. От переизбытка испытанных чувств, Санторо теряла сознание, лишь успев уловить угасающим сознанием момент, как мужчина забросил её к себе на плечо.***
— ВРО-О-ОЙ! ЧЁРТОВ БОСС! Разбуженная нечеловеческой силой связок Капитана Аделина, распахнув глаза, ничего не понимая, смотрела в потолок. Резко приняв сидячее положение, она уставилась на незнакомое одеяло, кровать, да и всю обстановку в целом, зацепившись взглядом за рядом спящего босса. Когда до неё дошло осознание, что всё происходящее в течение вечера и ночи не было больной эротической фантазией, её постиг приступ паники, потому что голос Скуало неимоверно приближался. — Занзас, — прошептала Лина, как можно безопаснее, потормошив того за плечо. Но босс лишь отбил её руку и перевернулся на другой бок. — Отстань. — Но Скуало, он, кажется, ищет тебя, а я тут, это нормально? — Это так же ненормально, как и в целом твоё пребывание в замке. Собери свои шмотки и вали. — Но он же уже рядом. — Ни хрена, судя по голосу, только на лестнице. Конечно, Аделина не ждала, что утром её встретит завтрак в постель или усыпанная лепестками роз кровать, но от подобного отношения стало горько и противно. Однако Санторо всё же подскочила, ища свои вещи. Вот только те остались в кабинете. А децибелы увеличивались. И Лина нашла одно единственно верное решение — сиганула под кровать в момент, когда ручка двери опустилась. Сквозь щель между кроватью и полом она проводила взглядом приближающиеся армейские сапоги. — Какого хрена, чёртов босс? Уже час дня, тебе названивает Вонгола уже два часа! — Отъебись, я всю ночь работал. — Работал?! — заверещал Суперби. — Это как же, пропил больше положенной нормы? Или избил кого-то, кто принёс тебе не то мясо? Повисло многозначительное молчание. Лине оно уже не нравилось. Когда Капитан молчит, это сулит лишь ещё большие проблемы для перепонок окружающих. — Вот оно в чём дело, — с издёвкой протянул Скуало. И после очередной паузы, будто не орал вовсе минуту назад, спокойно заговорил: — Пришло приглашение от Мильфиоре на бал-маскарад через неделю. — И в чём проблема? Пошли мармеладный мусор, на это моё официальное разрешение не нужно. — Проблема в том, что приглашения пришло два. Для Варии и для Аделины Санторо, причем женщину приглашают уже сегодня вечером, даже самолет за ней личный выслали. Теперь многозначительная тишина повисла со стороны босса. — Причина. — Не указана. Но Вонгола звонила, приказ официальный явиться всем. Ничего хорошего от Бьякурана не жди. Этот ублюдок явно что-то задумал. Санторо-то приглашение передавать? Снова молчание. А после армейские сапоги удалились в сторону двери, да там исчезли. Лина, пыхтя и кряхтя, выползла из-под кровати, забравшись на неё и увидев пригласительный в руках босса, попыталась перехватить, но он безжалостно скомкал его и отправил в полёт. — Зачем я понадобилась боссу Мильфиоре так срочно именно сегодня? — Вот сегодня у него и спросишь. — В смысле?***
Ответ на вопрос Санторо получила к вечеру этого же дня, стоя в нескромных владениях Мильфиоре, больше напоминающую штаб-квартиру крупной компании — многоэтажное стеклянное здание, законспирировавшееся в деловом районе Рима, чем обитель двух объединившихся, довольно влиятельных мафиозных семей. Вария подобной честью, как приглашение на бал-маскарад, не шибко-то довольствовалась, всю дорогу сопровождая своими кислыми минами. Ехала с ними, правда, лишь часть, другие члены, находясь на миссии, должны были прибыть в течение дня. Поэтому в компании босса, который с профессиональной лёгкостью снова сделал вид, что сутки назад в Лину вовсе ничего не пихал в виде пистолета, который лежал сейчас кобуре, а также Скуало и Леви, который босса-то оставить никак не мог, поэтому примчался в замок, Санторо стояла на входе, оккупированном охраной, с восхищением дивясь Мильфиоровскими просторами. — Какой приятный сюрприз, я, правда, не надеялся, что Вария почтит меня своим присутствием в моей скромной обители. — Навстречу не спеша, лениво помахивая рукой, Бьякуран непринуждённо направлялся к прибывшим гостям. — Добро пожаловать в мой скромный дом, надеюсь, поездка прошла удачно. Позвольте моим людям показать ваши покои на время пребывания. — И остановившись, заметив изучающую владения с открытым ртом Аделину, хлопнул в ладоши. — Аделина-тян! Ты же не против, если я буду, тебя так называть? — А? — Лина вышла из ступора, вздрогнув, и неловко улыбнувшись из-за того, что напрочь забыла поприветствовать хозяина, прошла вперёд. — Большое спасибо за приглашение. Честно, это было неожиданно. Тем более, что меня позвали, ну… раньше остальных. — Верно, Вонгола подъедет на днях, думаю, послезавтра. Им не так далеко добираться, как другим семьям, всего лишь с другого конца города. Ты ведь не против, если я украду тебя как мою особую гостью и устрою тебе небольшую экскурсию? — Бьякуран приглашающе протянул ладони, улыбнувшись пугающе нежной улыбкой. Устрашающих слухов о нём она слышала много, вот только услышанное мало вязалось с представшим перед ней образом. Аделина, будто спрашивая безмолвного согласия, обернулась к Занзасу. Но босс, лишь мимолётно одарив её надменным взглядом, фыркнул и направился в противоположную сторону. — Не слишком задерживайся, Санторо, жить здесь ты будешь всё равно также под нашим надзором, — предупредил Скуало, — и будь осторожна, — добавив тише, чтобы Джессо не услышал, направился следом за боссом. Обиженно проведя взглядом Скариани, Аделина вложила свои ладони в руки покорно ждущего Джессо. Посмотреть владения ей и правда было любопытно. А Бьякуран, растянувшись в ещё более широкой улыбке, подхватил Аделину под руку и, принявшись словно настоящий экскурсовод, излагать историю их семьи, направился в одно из долгих путешествий по собственным владениям. Вечер пролетел быстро. Аделина ощущала некоторую неловкость, находясь в лифте наедине с боссом Мильфиоре. Его она припоминала смутно после свадьбы в особняке Савады, и то больше помнила, что тот уплетал сладкое, уничтожая все Вонгольские запасы. Поэтому украдкой взглянув на альбиноса, Санторо ощутила, как по взмокшей спине пробежался рой мурашек. Джессо, спрятав руки в карманах белых брюк, облокотившись о стену лифта, изучал её пронзительным взглядом, будто пытаясь прочитать как открытую книгу. Лина поёжилась не в силах выдержать зрительного контакта, когда их глаза встретились. Бьякуран по-лисьи улыбнулся на такой детский жест. И когда двери лифта открылись, приглашающе вытянул руку. — Добро пожаловать в мои скромные покои. — Разве мы не должны были отправиться на этаж, где остановилась Вария после экскурсии? Санторо начинала нервничать. Покои — это мягко сказано, скорее квартира-студия, справа двуспальная кровать с кисейным балдахином. — Конечно, мы спустимся к ним, как только так сразу. — Джессо прошёл вперёд к столику со сладостями, зашуршав упаковками. — Но для начала я хочу предложить тебе разделить со мной все горести и радости, а также мой личный запас сладкого. — А? Все развивалось слишком стремительно, как в фильме, суть которого Аделина давно потеряла. Потому что объяснить то, что происходило, она логически никак не могла. Бьякуран, пройдя к Санторо и преклонив колено, открыл бархатную коробочку со сверкнувшим бриллиантовым кольцом и ласковым, но таящим опаску голосом, сладко прощебетал: — Выходи за меня замуж, Аделина.