***
Небо заволокло беспроглядными тяжёлыми тучами, разразившимися безжалостным дождём. Но, несмотря на застилающую глаза стену гневных небес, Аделина продолжала бежать, наматывая вокруг набережной уже пятый круг, искоса наблюдая за тревожной рекой, едва видимой благодаря уличным фонарям и вспышкам молний. Ей не спалось уже несколько дней, с тех пор как они вернулись из Палермо, Санторо преследовали события, но вовсе не кроваво-тошнотворной картины, нисколько, с ней она смирилась и мысленно поставила галочку, что естественно, то не безобразно. Её глодал собственный провал, и из головы как назло не выходил разговор, случивший в самолёте. Больше металлоискатели не звенели, задерживая Аделину, о чём она даже с ностальгией скучала. Моменты, когда Варийцев корежило от бешенства, что звенящая женщина их задерживает, были бесценны. Раскладывая пасьянс, Аделина то и дело поглядывала на спящего Реборна, закрывшего лицо шляпой от назойливого света. Для него произошедшее ночью было серыми, привычными буднями, тогда когда Санторо, перевозбуждённая и злая на себя, не могла расслабиться и то и дело проклинала себя за провал. Она даже не могла сосредоточиться на картах, по крайней мере на своей собственной судьбе. — Реборн, — осторожно позвала Санторо. — Хочешь, я тебе погадаю? — О нет, — насмешливо отозвался киллер, будто и не спал вовсе. — Я не верю в эти цыганские штучки. — Да брось, боишься, что я увижу твою смерть или, быть может, нечто компрометирующее из прошлого? — Ты ничего и не увидишь, это всего лишь карты с картинками, которые ты интерпретируешь по какой-то придуманной системе шарлатанов. — А как же неотвратимость судьбы? — Я предпочитаю держать судьбу в своих руках. — Ну хотя бы по руке дай погадать, я сейчас умру от скуки. — И с присущей цыганам наглостью попыталась поднять руку Реборна, которая как назло окаменела, приросла к подлокотнику. — Да ты издеваешься? Лине не нужны были карты, чтобы знать, что на губах мужчины сейчас играет издевательская улыбочка, пока она тщетно пыталась перевернуть его руку ладонью вверх. — Вот это только лишний раз доказывает, что кое-кто боится показывать своё прошлое и узнать своё будущее, — с оскорблённой душенькой фыркнула Аделина, приняв поражение. — Это значит, что у кого-то ещё недостаточно силёнок, чтобы элементарно поднять мою руку, — лениво пожал плечами экс-аркобалено. Аделина отвернулась к иллюминатору, смотря на беспечно бредущие под ними облака. И собрав карты обратно в стопку, пристроилась на бок, в попытке провалиться в дрёму. — Знаешь, почему ты провалила задание? Аделина издала тихий отрицательный звук, поджав губу. Говорить о своём провале она хотела в последнюю очередь. — Ты испугалась за свою шкуру. Побоялась быть изнасилованной, тебе стало противно, а потому поспешила, не дождавшись нужного момента, когда объект будет беспомощен. Вовсе не из-за того, что у тебя недостаточно физической подготовки, и не потому, что ты плохо стреляешь, или любая другая причина, которую ты судорожно пытаешься придумать в своё оправдание. Просто ты не готова пожертвовать собой. — В смысле я не готова пожертвовать собой? Реборн тяжко вздохнул и, приподняв шляпу и бросив на повернувшуюся ученицу строгий взгляд под стать учителю, больно схватил Санторо за запястье мёртвой хваткой, вывернув руку. — Ауч! — Представь, что я убийца, который поймал тебя врасплох. Что ты сделаешь, чтобы выбраться в такой ситуации? — Вырву свою руку! Нож воткну, выстрелю свободной рукой. — Вторая рука недееспособна. А эта в захвате. Как ты будешь выбираться из захвата? — Не знаю, — сдалась Аделина, устав играть в реборновские игры. — Пожертвуешь своей рукой. Вывернешь себе плечевой сустав, чтобы ударить меня локтем. — Но… — Или умрёшь, пока будешь думать, как бы спасти свою шкуру, — и отпустив покрасневшее запястье, итальянец вновь закрыл глаза шляпой, удобнее пристроившись на опущенном кресле. — Если хочешь быть настоящим киллером, а не пародией на него, ты должна быть готова пожертвовать своей жизнью. Наставляя пистолет на человека, будь готова к тому, что он тоже наставит его на тебя. Иными словами прими факт того, что вероятность быть застреленной такая же, как и та, что выстрелишь ты. «Будь готова пожертвовать собой. Только приняв свою смерть, ты сможешь держать в руках чужую жизнь, способная распорядиться ею — помиловать или же нажать на курок. Твоя жизнь ничем не ценнее чужой». Стоя на тренировочном поле под ясным небом Аделина не переставала повторять слова Реборна, смотря на своего противника, которому она сама бросила вызов. Хибари Кея со скучающим видом подбрасывал коробочку, смотря на неё взглядом, будто увидел незначительное пятнышко у себя на пути. Санторо потянулась к коробочке с животным, но передумав, вытянула карты, подбросив их в воздух, тут же выпустив плотный поток пламени из кольца, поглотившего множившиеся на глазах карты. Санторо ринулась в схватку, половину карт оставив в качестве щита, другие выставив горизонтально ребром вперёд, направив на спокойно увернувшегося Кею. Поле боя превратилось в сцену сражения, поглощённое фиолетовым свечением, поглотившим все пространство, карточный дождь кружил вокруг мафиози, не перестающих наносить друг по другу удары, покрывало зелени орошалось кровавыми брызгами из мелких, но многочисленных ран. Очередной удар тонфы пробил карточный щит и ударил под дых. Аделина подлетела вверх, но ухватившись за руку Хибари, перевернулась в воздухе над на мгновение опешившим хранителем облака. Санторо перескочила за его спину, вот только так и осталась на весу, возвышаясь и нанося удар карточного града по плечу. Хибари, даже не обратив внимания на ранение, следил за витающей по воздуху Санторо, под её ногами покоились карты, держащие хозяйку. — Вот оно как. — За всё время скучного сражения Кея улыбнулся, достав коробочку. Наблюдающий со стороны Реборн с тревогой следил, как пространство поглощает выпущенный Хибари ёж. Теперь он не сможет проконтролировать ход сражения, и что хуже — Аделине может достаться в полную силу, Кея больше не воспринимал её как мусор под ногами. Аделина же удивленная, но сохраняющая спокойствие, крутилась вокруг оси — ёж поглотил их внутрь свой сферы, окружённая шипами по краям пространства Санторо лихо подпрыгнула на взлетевших картах от атаки подпрыгнувшего к ней Кеи. Хибари стал серьёзен, нанося удары в полсилы, что же, кажется, он посчитал её достойной пятидесяти процентов его силы. Вытащив очередную коробочку и кольцо, Хибари дезориентировал Аделину, оказавшись за её спиной и прижав к себе, сжал горло предплечьем, Санторо на мгновение потеряла управление картами, а когда Хибари отпустил, ударил со всей силой тонфа по макушке. Искры полетели из глаз, Санторо падала вниз с высоты, а вытянув руки, не смогла призвать карты — её сковывали знаменитые наручники Алауди, сковывающие её пламя. — Блять, — Санторо смотрела в отдаляющееся лицо Кеи, судорожно перебирая все варианты. Как бы она ни пыталась, не могла призвать давно упавшие карты. «Киллер должен быть готов пожертвовать своей жизнью». Верно, она не должна бояться умереть. Паника затуманивает рассудок. Не думать о гребаном шипе, который проткнёт её через несколько секунд. Внезапно мысль уколола больнее ножа. У неё есть выбор. Перед глазами вспылила картина — Реборн, сдавливающий её запястье. Либо её жизнь, либо боль, которую можно стерпеть. И Аделина поднесла руки к лицу, схватив большой палец зубами и со всей силы выдернула его из сустава, взревев от боли. Вырвав увечную руку из ободка наручников, она призвала подхватившие её тут же карты всего в нескольких сантиметрах от шипа. Казалось, она чувствовала его кончик, нацеленный в её спину. Хибари ринулся на неё, но Санторо, вытащив коробочку, выпустила Франческо. Кея в одно мгновение ринулся к краю сферы, выскочив из пространства и закинув в неё сонную пыльцу. — Вот же гад, — усмехнулась Аделина. Повторно она сможет использовать ленивца только через двенадцать часов. И через третью попытку пробив картами сферу, вырвалась на свободу, где её ждал уже приготовленный удар тонфа по традиции в правую скулу и под дых. Санторо, потеряв сознание, падала вниз, вместе с картами. Но вовремя поспевший Реборн, подхватив бессознательное тело и преклонив колено, прижал Аделину к себе, проверяя возможные увечья. Хибари её потрепал знатно по сравнению с прошлым разом. Вот только и сам приближающийся Кея пестрил порезами от карт по всему телу и лицу. — Эта травоядная вывихнула себе палец, чтобы снять наручники, — с хищным оскалом одобрения Кея кивнул на руку. И правда, только сейчас Реборн заметил неестественно вогнутый внутрь большой палец. — Ничего, палец вставит так же как и зуб, переживет.***
Охота началась. В томном безмолвии, потерянная в сигаретном флёре и звоне хрусталя, держащего в своих оковах дорогой алкоголь, Аделина с ленивой грацией выпускала облачко за облачком из податливо дрожащих красных губ. Она находилась одновременно здесь и нигде, превратившись в наживку, охотница терпеливо ждала, когда рыбка сама прыгнет на крючок. Но каждый раз сбрасывала ненужную рыбешку, торопливо и грубо, лишь косо быстро бросая взгляд на пытающихся снять её мужчин. С выстриженными до плеч красными волосами в чёрном кожаном платье и бутылкой бренди, с сигаретой в пальцах, она недвусмысленно кричала внешним видом, что не прочь провести ночь без обязательств. Через два часа пассивной охоты нужная рыбка клюнула, и с видом уставшей от этого вечера девушки, делающей одолжение своему новому спутнику, Аделина позволила увести себя под руку. Очередной дорогой номер, на этот раз с видом на ночной Рим. Аделина затопталась на входе, повернув ключ обратно, чтобы дверь могли открыть, но не каждый. Все как в прошлый раз. Двоечница пришла пересдавать экзамен, на этот раз не надеясь на везение и халяву. Санторо сама стянула платье, оставшись в одних чулках и двух цепях, украшающих руки. Мужчина опешил от такой прыти, но сопротивляться не стал, позволил увлечь себя в постель и оседлать колени. — Подожди, я хочу, чтобы ты кое-что надела, — объект мягко отстранил от себя, как он думал, дамочку готовую на все. — Ты ведь не против экспериментов? Припомнив единственный в своей жизни эксперимент с пистолетом, Санторо сдержанно хмыкнула, пожав плечами, — она готова пожертвовать собой, в какой бы позе и положении ей бы ни пришлось предстать. — Ты когда-нибудь пользовалась страпоном? — Ну, конечно, — соврала начинающая убийца, закинув ногу на ногу, наблюдая за спешкой мужчины. Объект достал небольшую сумку из чемодана и, открыв, вывалил на красный шёлк простыни невообразимых размеров искусственные фаллосы. «Пистолет вытерпела, и это переживешь», — пожурила саму себя за мелькнувший страх Аделина. Но опешила, когда объект прицепил один из резиновых членов к специальным стрингам и протянул их своей пойманной ночной бабочке. Непонимающе переводя взгляд с болтающегося у её лица искусственного агрегата на краснеющего мужчину, Аделина вопросительно изогнула брови. — Я хочу, чтобы ты наделала это ну и… э-э-э... — Выебала вас? — со зловещим спокойствием уточнила Аделина таким тоном, будто каждый день сношала мужиков в зад. А в душе трепетала от ужаса и страха. Она, чёрт возьми, понятия не имела, как это пихать в мужской зад. Да и раз ему так нравится анальный секс, чего тогда парня не снял. Ах да, репутация. В бизнесе слухи быстро распространяются. Натянув стринги, Аделина заскочила на кровать, где уже расположился обнажившийся любовник, кинувший ей тюбик со смазкой. — Вот же… — тихо посетовала Санторо и смазала член, надеясь, что не грохнется в обморок от страха. Хотя учитывая, что в прошлый раз ей пришлось расчленять труп, хуже этого быть уже не может. И скрипя душой, смазала мужской анус, пристроив головку члена. Сжав губы и зажмурившись, толкнулась. Мужчина застонал — от боли или удовольствия, не имело значения, Аделина потихоньку погрузила член внутрь, схватившись за мужские ягодицы. Всё обстояло не так уж и плохо. Пихай себе и всё, даже лучше чем, если бы ей пришлось принимать его член в себя. Комната наполнилась мужскими рваными стонами. Аделина, изнывая от жара, утерла пот со лба, поглядывая, как фаллос входит и выходит под властью чужих движений. Не такое это и простое дело выполнять мужскую функцию. Войдя в роль, она шлёпнула завизжавшего как свинью любовника по ягодицам, кажется, ему пришлась по вкусу её инициатива. Продолжая трахать мужика, Аделина стянула цепь с запястья, расправив в полную длину и нанесла несколько ударов, оставляя красные полосы на бледной коже. — Да, вот так, отдери меня как сучку. — Как сучку, говоришь? — Санторо увеличила амплитуду, со всей силой замахнувшись, хлёсткий удар пришёлся по спине, болью отдав по позвоночнику вместе с вырвавшимся криком боли. Аделина потянулась к вываленным игрушкам и, подцепив наручники, застегнула их за спиной на руках извращенца. Ещё и ещё, Аделина не переставала в унисон наносить синхронные удары членом и цепью, с безразличным оскалом на лице. Последний удар пришёлся по позвонку, выбивая искры из глаза до опьяняющего головокружения. Мужчина блаженно застонал, закатив глаза, когда холодная цепь прошлась вдоль спины и исчезла. Лёгкий свист воздуха, и горло сдавило невидимой удавкой. Истошный глухой хрип вырвался из раскрывшегося рта, скованные наручниками руки по инерции дёрнулись, чтобы схватить сжимающую шею цепь. Язык вывалился, слюна стекала с уголков губ, падая на подушку. Аделина зарычала как тигрица в прыжке, натянув цепь с новой силой, всё ещё держа член в заднице своего первого задания. В её руках находилась жизнь. Учащенно бьющееся сердце в груди, словно птица в клетке, ломающая в панике крылья о прутья. Трепещущее и изнывающее в конвульсиях тело. Она слышала голос смерти — надрывный, стонущий и хрипящий нечленораздельные звуки. И в этот момент Аделина поняла, что не слышит собственного сердца. Оно не стучало, как сердце умирающего в предсмертных последних судорогах. Спокойное как никогда. Ничего не чувствующее. Ни страха, ни отвращения, ни радости, ни экстаза. Ей было безразлично. Всё равно, что задушить курицу, которую зажаришь на ужин. Шум ушёл на второй план, просто снизил громкость в собственных ушах, став чем-то незначительным. Руки уверенно держали цепи, продолжая душить, Аделине даже показалось, что она не предпринимает усилия. Просто цепь — продолжение её рук. И всё именно так и должно быть. Он боролся за жизнь, смог вскочить, но рухнул на стеклянный столик, забившись в судорогах, не в силах сбросить с себя наездницу. Последний хрип вырвал Аделину из тишины собственных мыслей, мужчина прекратил вырываться. Застыл в глухом неподвижном безмолвии. Он умер. Мёртв. Её руками. Она убила человека собственными руками, лично, а не косвенно забрав его жизнь. Её первое убийство. Аделина Санторо впервые сыграла в кости в двадцать три года. Она расслабила руки, отпустив цепь, потихоньку вытянув её за один конец из-под шеи мертвеца, завалившегося щекой на окровавленные осколки с выпученными глазами и вывалившимся языком. Выйдя из мужчины, Санторо торжествующе поднялась над телом, завертев цепью по воздуху, та сплелась на её запястье в браслет. Осколки битого стекла хрустели под бесшумными шагами. Аделина знала, кому они принадлежат. И даже не дёрнувшись за одеждой, подняла торжествующий взгляд на репетитора, как ученица, гордящаяся первым сданным в своей жизни экзаменом. Не последним, но зато добытым кровью и потом. Реборн с высокомерным хладнокровием осмотрел плоды работы, тихо огибая тело на осколках, кровать со смятыми и сваленными простынями. Засунув руки в карманы, киллер окинул взглядом ученицу с ног до головы и самодовольно хмыкнул. — Четверка. Минус один балл за устроенный беспорядок. Аделина пожала плечами, мол, она на пятёрку вовсе и не претендовала, и всё ещё с прицепленным членом к стрингам, переступила через тело. — Теперь я готова? — подойдя к репетитору и с вызовом смотря в глаза, она игриво изогнула бровь. — Что ты почувствовала, когда душила его? — Реборн провёл подушечками пальцев по шее Аделины, но она даже не дёрнулась. — Ничего. У меня это не вызывало восторга, но и отвращения я не чувствовала. Всё равно, что мясо с рынка шинковать. Это не противно, но интересно, если любить дело. — И что же, тебе было «интересно»? Аделина застыла с невидящим взглядом, направленным куда-то в район плеча киллера, будто пыталась вникнуть в собственные ощущения. И вновь взглянув на мертвеца, взяла руку Реборна, приложив к району сердца, на замерзшую кожу рядом с правой грудью. — Никак не пойму, бьётся оно учащенно или нет. — Она ждала ответа, не сводя взгляда с антрацитовых глаз мужчины, что затягивали как ночное бескрайнее небо с искорками звёзд. Не убирая руки, Реборн ответил, признав своё поражение: — Добро пожаловать в наш мир, пропитанный порохом и кровью. Ты своего добилась.***
Аделина почти почувствовала нечто, напоминающее то, что тебя обуревает, когда возвращаешься домой. Но, если смотреть правде в глаза, квартира киллера не была её домом. И рано или поздно она покинет и этот небосвод, умчится, гонимая ветром. Несмотря на тяжёлые дни и проделанную работу, Санторо не ощущала себя уставшей. Скорее наоборот, хотелось плясать, прыгать по мебели с бутылкой шампанского в руке. Но поток ярких эмоций, искрящихся в её сердце точно небольшой салют, выразился в одном радостном писке. Лина потянулась на цыпочках и, развернувшись, хитро улыбнулась. — Теперь, когда я стала одной из вас, я могу брать самостоятельные задания? Или стать кем-то вроде независимого киллера? Реборн ответил не сразу, протяжно и даже претенциозно хмыкнув, обойдя Аделину и беззлобно сощурив глаза, странно улыбнулся. — Серьёзно? Ты считаешь, что уже стала киллером? — А разве нет? Ты ведь сам сказал, добро пожаловать в наш мир. — Что же, ты сделала кости, но назвать тебя полноценным киллером язык не повернётся. Мы прошли разве что треть твоего обучения, не более. Такое заявление оказалось как ушат холодной воды. Заметно сникнув, Аделина растерянно потупила взгляд, вот только минутная слабость переросла в гнев — её заслуги не оценили по достоинству. — Реборн, я готова! — Не готова. — Дай мне хотя бы убить Фредерико! Я заслужила отмщения! — Хотя бы, — передразнил мужчина, цокнув языком. — Кажется, я переборщил с повышением твоей самооценки. На такую крупную рыбёшку твоя удочка ещё не готова. — Но я же убила того мафиози! — Аделине казалось, что внутри неё сейчас взорвётся ком, который заполнит её кипящей яростью. Она вынесла столько боли, унижения, слёз и бессонных ночей, а Реборн заявляет, что она не готова. — Потому что в первую очередь ты побежишь отнюдь не убивать Фредерико. А искать встречи с человеком, который прихлопнет тебя как муху. Прекрасно поняв намёк, который экс-аркобалено даже не пытался завуалировать, Аделина покраснела, ведь он был прав. Санторо искала встречи с Занзасом, посчитав, что переживёт их случайное столкновение. — Как мне доказать, что я готова? — Как? Дай-ка подумать, — то ли всерьез, то ли в шутку, но репетитор лениво фланировал по комнате, заумно потирая подбородок, будто и правда продумывал всевозможные варианты лучшего госэкзамена на киллера. — Есть один способ меня переубедить. Санторо засмеялась, когда увидела результат долгих раздумий: солнечный аркобалено нашёл свою давно погасшую пустышку аркобалено, которую, как оказывается, хранил как зеницу ока, и демонстративно надел в виде амулета. И подойдя ближе, перехватил руку Аделины. — Когда ты вот этими руками сможешь снять с меня пустышку, тогда я выпущу тебя, скину с тебя своё око и разрешу выполнять задания одиночно, сможешь делать всё, что душа пожелает. Хоть к Занзасу беги под пулю. — Это ведь шутка? — Лине было смешно. Что за глупость? Существует сотня способов, чтобы незаметно снять эту соску. Так почему тогда Реборн смотрит на неё как на малое дитя и тянет эту ядовитую усмешку, один своим видом показывая, что свершится это нескоро. От укола по своему самолюбию, Аделина попыталась сорвать соску, но в глазах вспыхнули искры, а горло разодрала жгучая боль. Со слезами на глазах Санторо упала на колени, схватившись за горло, по которому Реборн ударил ребром ладони с такой скоростью, что она даже заметить не успела. — Ещё раз попробуешь забрать в открытую? — Вот и попробую. — Голос отозвался сипло, да и дыхание спёрло, отчего Лине понадобилось время, чтобы прийти в себя. Но она поднялась с гордо выпрямленной спиной. Реборн устроился на диване, закинув ногу на ногу, представив себя в качестве беззащитной мишени. Но Лина больше не спешила. Ступала рядом, искоса следя за объектом, продумывая лучшие варианты. После нескольких бесплодных минут, она подхватила стул и, выставив спинкой вперёд, уселась лицом к киллеру, пристроив подбородок на спинку. — Ты ведь не собираешься ждать, когда я усну? — в голосе Реборна звучало разочарование. Не такого он ожидал от своей ученицы. Игра чем-то напомнила ситуацию с картами, когда она пыталась забрать их у Занзаса. И, видимо, Реборна это забавляло не меньше, чем босса Варии. В тот раз она воспользовалась лучшим способом отвлечь противника — использовала саму себя. Так почему бы не послушаться совета своего учителя? С грацией ленивой кошки Аделина поднялась, нарочито медленно приближаясь, позволяя Реборну удивлённо изогнуть бровь и рассмеяться — нервно, вибрирующе. Ведь Санторо оседлала его колени, улыбаясь, как могут улыбаться только самые невинные создания, неспособные так порочно прижиматься к чужому телу и пытаться заглянуть в саму душу, не отрывая зрительного контакта. Реборн покачал головой, но не разочарованно и осуждающе, больше скучающе, уж слишком всё развивалось по банальному сценарию. — Не получится, — констатировал он факт. — Я ведь даже не начинала, — обиженно заметила Лина, подцепив галстук, пальчики её совсем рядом находились с пустышкой. Эти попытки соблазнения выглядели до глупого детскими, но до мурашек умилительными. Взгляд попрошайки, сахарная улыбка и смешинки в глазах. Реборну хотелось проверить, были эти губы сейчас такими же сладкими, как и улыбка, и ловить с них смешинки. Но Аделина, будто изначально понимая свой провал, не предпринимала попыток приблизиться больше того, что считала приличным. Только скромно перебирала пальчиками по галстуку и ни разу не взглянула на пустышку, перебегая взглядом от губ к антрацитовым глазам. Будто вела сама с собой маленький, но противоречивый бой. И когда она дотронулась до цепочки соски, Реборн почти готов был сломать ей пальцы — ради урока, но Санторо резко одёрнула руки и подхватила его шляпу. Спрыгнула с колен и взгромоздила не тот трофей как венец на голову. — Будем считать, что шляпа — это тренировка. — А следующим заберёшь моего Леона? — Нет, Леона я не смогу надеть. А спать я буду сегодня только в твоей шляпе. Чтоб мучился в бессоннице. Два дня Лина безуспешно пыталась отобрать треклятую соску, которая маячила перед глазами едва ли не двадцать четыре часа в сутки. А Реборн будто специально находил причину наклониться так, чтобы она повисла перед самым носом — протяни только руку и сорви… и лишись этой самой руки. На второй день Санторо уже продумывала вариант отравить киллера, лишь бы он не пропускал сквозь пальцы цепь, показывая, насколько же она осталась никчемной, не достойной зваться киллером. Ведь ей не по зубам такая элементарная вещь, которую она бахвалилась заполучить в первую же минуту. На третью ночь у Лины сдали нервы. Она не спала, ждала когда уснёт Реборн, чтобы подкрасться как бесшумная кошка, юркнувшая в постель к хозяину, который прогонит её первым же пинком, если заметит. Трудно было понять, спит Реборн или нет, слишком искусно он мог притворяться спящим. Санторо даже вытянула руку перед его лицом, вероятно надеясь, что он перехватит её, если почувствует тепло. Но Реборн игнорировал её присутствие в его постели, которая была строго закрытой зоной. Снять соску представлялось двумя вариантами: снять через голову, что не самая лучшая идея, и перекусить цепь, чем Лина и занялась. Прихватила одну из карт, направив в неё пламя облака так, чтобы картонное ребро стало настоящим лезвием, и принялась медленно пилить. Реборн зашевелился, и Лина едва не отскочила назад, чтоб свалиться на пол кубарем, но сдержалась. Однако киллер перевернулся набок, чем усложнил её задачу. Под ладонью непроизвольно скользнуло обнажённое плечо, и Лине стало не по себе, краска ударила в лицо. Ей бы думать за свою цель, но она не выдержала и сделала то, что мечтала уже не первый день. Идея засела в голове и жужжала, свербила всё это время. А тут такой прекрасный шанс. Лина пропустила бакенбарды-завитушки между большим и указательным пальцем, с умилением наблюдая, как прядка завилась обратно стоило её выпустить. — Разве я не предупреждал тебя, что попасть ко мне в постель можно только при одном условии? Сейчас Санторо больше всего хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Она даже лицо прикрыла рукой, страдальчески вздохнув. — Я просто не могла уснуть, не законченные дела, знаешь ли, вызывают бессонницу. — Да? И среди этих незаконченных важных дел было потискать меня за бакенбарды? Люди после такого, знаешь ли, не живут. Воцарилось молчание, Лина всё так же сидела на его постели. И Реборн, нахмурившись, приподнялся проверить, не уснула ли она, изъявив такую наглость. Но Санторо сидела на коленях как кошка, ожидающая, когда хозяин соизволит подняться, чтобы утолить её голод. — Ты нарушаешь правила. — Тогда отдай мне соску, и я верну твоё личное пространство. — Надо же, а ты уверена, что находишься в том положении, чтобы диктовать условия? — В такое случае, я продолжу здесь сидеть и сделаю вот так, — и вновь потянула за левую завитушку, бесстыдно расплываясь в улыбке, полной издевки. Финита. Это была перчатка, брошенная в лицо. Вызов на неравное сражение. Их бой больше походил на игру, в какую любят ребячиться дети. Но только дети в кровь разбивают коленки, а не губы и нос. Царапины полосуют неглубокими узорами, а не ножевыми ранениями. В тех играх из пистолета стреляет струйка холодной воды, кусающая разгорячённую кожу, а не свинцовые пули, оставляющие горячие отверстия после себя, которые не сдуешь и не сотрёшь ни одним клиновым листом. И всё же Аделина была счастлива, балансируя на грани смерти. Не могла сдерживать улыбку, когда в неё летел нож, от которого она успела пригнуться, но тут же едва не получила ударом колена под дых. А в ответ занесла ногу, пытаясь ударить по челюсти, но Реборн перехватил за лодыжку, будто Лина и не имела веса. Отшвырнул в сторону. А она, оттолкнувшись от рук, сделала сальто, выхватила со стола вроде бы вазу, запустив ею в приближающегося киллера — кажется, и правда нахваталась плохого у Занзаса. Реборн даже не приложил усилий, чтобы увернуться. А когти целящиеся то ли в его сердце, то ли в глаза, прошлись по груди. И перехватив руку Санторо, киллер прижал её к стенке, вдавливая со всей силы до непроизвольного выкрика. Санторо шипела и рычала, свободной рукой, царапая шею, пытаясь разорвать цепь, ведь пустышка была сейчас недосягаемая, прижатая между их тел — горячим, исполосованным мужским торсом и рубашкой на женском теле. Реборн надавил ещё сильнее, сдавливая и кисть в захвате, как глину, которую пытался смять в ладони. И в этот раз Лина вскрикнула как-то неправильно, слишком томно и сладострастно, задрожав до стука зубов. Реборн прижимал её пахом, давя вставшей плотью. И Лина пыталась справиться с неправильными чувствами, пыталась сосредоточиться на крови на её ногтях от разодранных царапин под цепью. Изо всех сил она поддалась вверх, сильно стукнув макушкой по подбородку, недостаточно, чтобы вырубить, но достаточно, чтобы дезориентировать на мгновение и вырваться из ловушки. И пока аркобалено, шипя, проверял, цела ли челюсть, Аделина в отчаянной попытке ухватилась за пустышку, уже почти сорвав. Но время, изначально не любившее её, встало на сторону Реборна. И за какую-то секунду он перехватил её за руку, заломил за спину и прижал к себе, схватив за шею. — Вот и всё. Сейчас я бы сломал тебе руку и свернул шею. Ты провалила свой экзамен. От горячего хриплого шёпота у ушка Аделина дёрнулась вперёд, пытаясь сбросить это наваждение, от которого подкашивались ноги и бросало в жар. Но её прижали обратно. Чувственно пробежались пальцы вдоль груди, по ложбинке, сквозь рубашку. Аделина запрокинула голову, сама прижалась ближе, и чуть наклонила голову, вдыхая тонкие нотки парфюма и пота. Высунула язычок и провела по ямке на горле, подтянулась на цыпочках и сомкнула губы, чуть прикусив тонкую кожу. Реборн дёрнулся и шумно сглотнул, шумно вдохнув и сжав руку на груди, прошёлся пальцами выше, перехватил Санторо за подбородок, наклонился и в ответ провёл языком между чуть приоткрытых губ. Обессиленная от битвы и нахлынувшего жара, Аделина не удержалась на ногах, что стали точно вата. И только объятья сдерживали её до сих пор от падения. Язык раздвинул губы, углубляя развязанный, горький поцелуй. Поцелуй, что напоминал следующий круг боя, где теперь сплелись в сражение языки в грубом танце. Аделина сползала вниз, и тогда киллер подхватил её на руки, но так и не донёс до кровати, перехватил под талию и прижал к стенке, заставляя сжать себя бедрами, закинуть ноги на поясницу и беспомощно скулить и злобно шипеть от укусов в губы и шею. Пуговицы посыпались по полу, материя затрещала под одним рывком. И как прекрасно, что Аделина не соврала, что спала она только в рубашке и шляпе Реборна — ничем не защищённое тело со шрамами и синяками вместо украшений. Язык выписывал каждый бледный и яркий след ласково, в отличие от поцелуев, терзающих губы и шею. Всё ниже и ниже, язык обвёл ореол пупка. Рука плавно скользнула по правому бедру, и Реборн закинул ножку Аделины себе на плечо. — Чт… — Аделина вспыхнула, отрезвлённая таким жестом, но не смогла воспротивиться, лишь тяжело застонала, покачнувшись, ухватилась за стенку полки. — Стой. Я не позволю тебе лечь, — даже в такой ситуации Реборн умудрялся превратить удовольствие в пытку. Выписывая языком узоры на её лоне, посасывая горошинку клитора, но при этом заставляя контролировать себя, держать равновесие на одной ноге, когда хотелось упасть, провалиться в это сладострастие и кричать. На пределе Лина прижала голову мужчины и, кусая нижнюю губы, глухо простонала, оргазм ударил резко, как молния, оглушив и сбив с ног, ещё чуть-чуть и она бы упала. Но обезвреженная истомой и волнами накрывающего удовольствия не заметила, как юрко её подхватили, прижав к стене, и схватив за загривок красных локонов, заставили запрокинуть голову назад. Реборн поцеловал резко и болезненно, также как и вошел, не дав попытки воспротивиться, заткнув собственным языком, и двигался резко, вдалбливая в стенку, и сжимая до новых синяков поясницу и левую грудь, периодически пробегаясь пальцами по коже, там где пульсировало сердце, будто мог приласкать и его. — Кончишь для меня ещё раз? Припухшими от поцелуев губами Аделина вместо ответа прикусила мочку уха мужчины и впилась ноготками в плечи, дрожа от каждого толчка. Оставляя царапины поперёк уже поблекших царапин от чужих ногтей. Щекочущая дорожка языка не шее, укус в подбородок и целомудренный поцелуй в висок на пульсирующей венке. Аделина замерла, ощущая этой самой венкой, словно одним большим нервом, вторую волну оргазма, когда Реборн излился в неё, прижал к себе, нежно и убаюкивающе лаская шею. Больше не заставляя косточки на лопатках болезненно тереться о стену. Подхватив Аделину на руки, Реборн донёс её до кровати, которую она заслуженно отвоевала по его личным правилам. Он навис сверху и непонимающе вздёрнул бровью. Лина улыбалась как сытая кошка и подцепила между острыми зубками цепочку, на которой висела пустышка. Которую она всё-таки умудрилась сорвать, и вгрызлась в свою добычу зубами, не собираясь отпускать. — А говорил, что это бесполезно. — Ты ведь понимаешь, что я просто поддался? — Ну конечно. Можешь так успокаивать своё уязвленное эго. А я свою свободу получила нечестным преступным путем.