Счастливы вместе

О существовании этого городка знали немногие, так же, как и о других многочисленных провинциальных городках, заполнявших все свободное пространство вдали от столицы. Не удивительно, что бурной жизни здесь не велось, а правительство редко об этом месте вспоминало. Но жителей это беспокоило несильно: они сами не обращали внимания на мировые новости и политические проблемы. Своих им хватало с головой. Несмотря на довольно небольшую численность населения, жить здесь было не скучно. И не из-за возникающих то и дело бытовых склок, а из-за определенных личностей, являющихся достопримечательностью наравне с Центральной площадью, Ратушей и трактиром «Пьяный кабан». К слову, редкие проезжие, заезжие и просто частые гости городка по этой причине делились на два фронта: одни, слишком серьезные и деловые, называли местность цирком, а жителей клоунами; другие, будучи людьми более простыми, проникались атмосферой легкого хаоса, витающего в воздухе, но не могли сюда переехать по причине тех же серьезных и деловых родственников. И только изредка находились исключения из приезжих людей, которые не боялись, могли и имели возможность жить здесь. Они довольно быстро вливались в размеренную жизнь маленького городка и становились неотъемлемой частью его истории. Пространства для новоприбывших было достаточно, и можно было даже выбрать место жительства на свой вкус. Улицы здесь отличались друг от друга, как маленькие миры, и накладывали особенный отпечаток на своих жителей. К примеру, проживающие на улице Удачи, или, как ее еще называли, Зеленой улице, действительно считались удачливыми в работе и в личной жизни. Кроме того, наполненная зеленью и щебетом птиц улица умиротворяла, давая людям возможность наслаждаться жизнью. На Рисовой улице давным-давно работали ремесленники, крестьяне туда привозили урожай и там же обрабатывали рис. Она была полной противоположностью Зеленой улице: каменные двухэтажные дома, брусчатка под ногами, вывески и цветы на балконах. Чем-то она напоминала улочку старых европейских городов и, наверное, поэтому пользовалась особенной любовью у иностранцев. Улица разбитых фонарей на самом деле так не называлась. Никто не помнил ее настоящего названия, потому что народное — отражало характер улицы как нельзя лучше. Здесь теснились бары, казино и клубы. Здесь же проживали всякие подозрительные личности, которые время от времени напоминали, что городок не рай и неприятности могут быть с каждым. Голубая улица располагалась на окраине города и была застроена многоэтажками только с одной стороны. Ее так назвали из-за того, что из окон открывался шикарный вид на голубое небо, на котором в летние безоблачные ночи рассыпались звезды. А помимо них были и Радужная улица с небольшим парком аттракционов, и улица Гончаров, сохранившая название с давних времен, и Солнечная улица, расположенная на востоке города, и Большая улица — просто огромная, и много других, готовых принять гостей и приютить на сколько потребуется. Но помимо домов, зданий и улиц, достопримечательностями здесь можно было называть и некоторых людей, выделяющихся из толпы в силу своего характера, внешнего вида, вида деятельности или языка. Их было много, и себе подобных, не подозревая того, они заманивали снова и снова. На улице Удачи одним из наиболее ярких представителей этого типа жителей являлся таец по прозвищу Бэмбэм. Жители городка уже давно бросили попытки запомнить его настоящее имя, до жути неудобное и зубодробительное, поэтому дали простое прозвище, доступное для всех. Сам Бэмбэм был не против, более того, с новым прозвищем он сразу стал «своим», аккуратно влившись в тихую жизнь и поселившись по улице Удачи в доме под номером 7. Несмотря на свою неусидчивость и общительность, крепко-накрепко он сдружился только с парой сожителей из своего дома, Джексоном и Марком. Они единственные понимали его проблемы с изучением корейского языка и пытались помочь. Но изредка даже они не могли вытерпеть жуткой помеси тайского с корейским, произносимой в придачу на приличной скорости. Тем не менее, ему удалось устроиться работать почтальоном, конечно, не без помощи друзей. По утрам он просыпался одним из самых первых в городе, умывался, чистил зубы, хватал в руки помытое с вечера яблоко и бежал на почту за большой тележкой с уже приготовленными газетами и журналами. Не зная как следует корейский, он, тем не менее, знал едва ли не каждого жителя города, читающего по утрам прессу. К примеру, Сокджин с Улицы разбитых фонарей выписывал еженедельный кулинарный журнал и ежемесячный — с разными историями знаменитостей, а студент Санхёк с Голубой обожал комиксы про супергероев и секретных агентов, несмотря на свой не такой уж и детский возраст. Но больше всего Бэмбэм уважал выбор своего соседа Джебома. Тот работал полицейским и каждое утро просматривал новый выпуск «Вестника города N». Таец мог наблюдать сие действо каждое утро кроме выходных, когда сонный потягивающийся сосед выходил на уютно обставленный открытый балкон с кружкой дымящегося кофе и свежим выпуском газеты, выуженным из почтового ящика. Затаив дыхание, Бэмбэм выглядывал из-за шторки из окна своей квартиры, представляя, что Джебом — это местный Шерлок Холмс, видящий в обычной статье скрытый смысл, очень важный для раскрытия очередного преступления. И тайца не волновало, что в местной тюрьме за серьезные преступления лет двадцать уже никто не сидел, а только бомжи иногда ночевали. В один из таких ничем не выдающихся дней Бэм с рассветом пришел в почтовое отделение. Свежий утренний воздух бодрил получше крепкого кофе, а играющие в зеленой листве проснувшиеся лучики света поднимали настроение и немного грели. Еще вчера, в очередной раз наблюдая за Джебомом, таец решил, что тоже хочет стать полицейским. Школу он закончил на родине, но сюда приехал неподготовленным и поэтому никуда поступить не пытался. Узнав Джебома ближе — насколько это позволяли завешенное окно и открытый балкон рядом — Бэм определился с выбором профессии. Начать он решил с подражания своему будущему коллеге, а именно с чтения газет. Закончив разнос газет, одну он умыкнул себе, убеждая свою совесть, что вдова старика Ёля их все равно не читает, а выписывает по привычке. Развалившись у себя на новеньком футоне, он принялся за чтение. Взявшись за это непростое дело, он зауважал Джебома еще больше: ведь паренек понимал далеко не все слова, и смысл статей выходил довольно странный. Как здесь искать срытый подтекст, он даже не подозревал. Спустя полчаса мучений он наконец добрался до огромной и, судя по заголовку, скандальной статьи с крупными фотографиями мэра Бан Ёнгука и неведомой штуковины, тщательно размытой с помощью редактора. Заголовок кричал о загадочном похищении талисмана города, о котором сам глава сообщать не хотел, но хитрая пресса, конечно же, пронюхала. К слову, талисманы города были отдельной темой для обсуждений у туристов. Испокон веков в городке сложилась странная традиция: каждый новый управитель устанавливает новый талисман города, который защитит его жителей от неудач и больших бед. Как правило, талисманами становились дорогие сердцу правителей вещи, с которыми у них были связаны личные воспоминания, поэтому название нового талисмана хранилось в тайне ото всех. Этот предмет запирался в секретной комнате, где хранился вплоть до смещения мэра. Кража талисманов в законе не оговаривалась, но простыми жителями воспринималась как неслыханное святотатство. Подобных случаев в истории города было так мало, что люди просто теряли бдительность, расслаблялись, и повторить преступление мог любой желающий без должного количества мозгов, зато с неисчерпаемым энтузиазмом и заткнутой кляпом совестью. И совсем не удивительно, что такая новость просто не могла быть пропущена Бэмом, чья филейная часть едва ли не зудела в ожидании приключений. Взметнувшись с футона, он, взволнованный, метнулся к выходу, с трудом попал в ускользающие тапочки и вылетел в коридор. Недолго думая он забарабанил в первую из двух оставшихся на лестничной площадке квартир. Тайца совершенно не пугало, что в девять часов утра его могут просто спустить по лестнице за побудку. Наконец дверь медленно отворилась, являя Бэмбэму опухшую со сна физиономию, наполовину скрытую длинной лохматой розовой челкой. Собственно, чтобы это разглядеть, пареньку понадобилось задрать голову и отступить немного назад. Вяло окинув взглядом зеленые стены лестничной площадки, сосед догадался опустить взгляд ниже, где его ожидал маленький Бэмбэм с улыбкой до ушей. Так как тот не спешил начинать разговор, сосед буркнул: — Ну? — Югём-а, привет, помоги пожалуйста-а, — протянул Бэм жалобно, подкрепляя просьбу соответствующим выражением лица. — В чем? Таец сунул ему под нос газету: — Прочти. Югём свел глаза в кучку, пытаясь что-то разглядеть, но, потерпев неудачу, выдернул газету из рук соседа и отступил вглубь квартиры в приглашающем жесте. Югём жил здесь вместе со сводным братом Джинёном. В городе они так и были известны — братья Пак. Хотя это и было ложью. Паком здесь был только Джинён, а Югём был Кимом. Их родители не разделяли любви к тишине и уюту, предпочитая им шумную и быструю жизнь мегаполиса. Дети их, конечно, не осуждали. Они вели вполне самостоятельную жизнь, не нуждаясь в помощи со стороны, хотя жизнь Югёма самостоятельной на сто процентов назвать было нельзя. Пятую часть его времяпрепровождения тщательно контролировал Джинён, вбивший себе в голову, что теперь он обязан воспитать в своем брате человека, когда родители отпустили его в вольное плавание. И неважно, что Югём был выше своего хёна на голову, сильнее раза в три и шире в плечах. Саркастичный Джинён мог уесть любого — тем более своего донсена, настолько большого, насколько и мягкосердечного. Бэмбэм проследовал за Югёмом по темному коридору на небольшую кухоньку, очень светлую, чистую и аккуратную. Он присел на краешек стула, наблюдая, как прислонившийся к косяку Югём читает указанную статью. На самом деле эти молодые люди не были друзьями. Они жили на одной лестничной площадке, но общались очень редко. Югём был студентом, занятым человеком, его брат работал, поэтому Бэмбэм их практически не видел. Но сейчас, слишком возбужденный, он забыл о былой холодности и ворвался в жизнь своего соседа утренним ураганом. Наконец дочитав, Югём непонятно хмыкнул и поднял взгляд на соседа: — Ну и что ты от меня хочешь? — Объясни. Югём усмехнулся. Как приезжий, он скептически относился ко всей этой истории с талисманами. Но глядя на ожидавшего от него пересказа Бэмбэма, он понимал, что не все приезжие так думают. Поэтому пересказал все как можно более простыми словами с абсолютной серьезностью на лице, тем не менее стараясь сдержать смех. — Только зачем тебе все это? — спросил он по завершении. — Я найду талисман, и Джебом-ши с нашей площадки зауважает меня и сделает своим помощником! Ким все-таки не сдержался и прыснул. Бэмбэм был очень наивным. — Что-о? — обиженно на него посмотрел таец, заставив успокоиться. — Бэм-и, — Югём впервые обращался к нему так ласково, — неужели ты действительно собираешься искать вещь, о которой ничего не знаешь? Даже того, как эта вещь выглядит? — Так это еще интереснее! — подпрыгнул на стуле Бэм, искренне не понимающий подобного скепсиса. Югём хохотнул и прошел к столу, чтобы плеснуть себе воды из графина: — Слушай, это просто фикция. Здесь одно из двух: либо никакой кражи не было, а статья — обычная утка, либо талисман действительно был украден, но! — Югём сделал большой глоток. — Но был украден этими же журналюгами, которым надоело писать про чьи-то семейные склоки. Бэм исподлобья смотрел на него и внимательно слушал. Когда Югём замолчал, он хмуро выдал: — Но я все равно выясню, что там произошло. Даже если в статье неправда. Джебом-ши заметит меня! Не дожидаясь ответа, он встал со стула и быстрым шагом покинул комнату под недоуменным взглядом Югёма, забывшего про приставленный к губам стакан.

***

Если подробнее рассказывать о Бан Ёнгуке, нельзя не упомянуть про Рисовую улицу, на которой он жил раньше, и о ее жителях, с которыми нынешний мэр дружил. К слову, мэром Ёнгук стал совсем недавно, меньше года назад. До него этот уважаемый пост занимал старый Пак Сонмин, ушедший из жизни по старости. К сожалению, блаженный управитель не оставил пожеланий по поводу своего преемника, и жители решили сами уладить этот вопрос. Городок был слишком захолустным, чтобы центральные власти вспоминали о нем чаще, чем раз в десяток лет. Поэтому Ча Хакён с Голубой улицы, как активист и бездельник, предложил провести выборы из местных жителей, имеющих соответствующие знания, умения и способности. Собственно, предложил он это с вполне определённой целью: самолично занять место мэра. Не так давно Хакён получил диплом по специальности, позволяющей в дальнейшем подняться по политической карьерной лестнице, но выдвинуть свою кандидатуру в единственном числе не мог, поэтому предложил голосование. Из простых людей были отобраны те, кто подходил под определённые параметры. Вместе с Ёнгуком прошли еще три человека: всем известный полицейский Им Джебом, популярный в определенных кругах Ким Намджун и Ча Хакён собственной персоной, проплативший свои голоса фирменными рисовыми лепешками. Собственно, из-за них же он не стал мэром. Возможно, причина была в его непрофессионализме как повара, или, более вероятно, видящий нерадостные перспективы Санхёк добавил в основу пурген, после чего четверть города на выборы мэра не пришла по причине несварения. Если говорить о друзьях и приятелях Ёнгука, следует начать с Химчана. Благодаря ему Ёнгук был в курсе о мире моды и знаменитостей, знал поименно участников некоторых айдол-групп, различал их в лицо и даже шипперил некоторых. Но больше всего из разговоров с Химчаном он выносил информации о Чонопе, соседе сверху и по совместительству тренере фитнес-центра. Ёнгук точно знал, что у этого парня шесть кубиков пресса, загорелая лоснящаяся кожа, «опупенный» аромат и поразительно сексуальная задница. Такие выводы он делал, конечно же, со слов Химчана. На очередной совет Бана признаться наконец в чувствах Химчан тушевался, говорил, что Чоноп божество, что он его не достоин и вообще Химчан стесняется. На резонное замечание друга о том, что делиться с ним, Ёнгуком, эротическими фантазиями Химчан не стесняется, Ким отвечал просто: его Чоноп слишком идеален для его пошлых мыслей. Несмотря на все заскоки, Ёнгук Химчана любил. Этот взбалмошный парень, помешанный на здоровом питании, фигуре и Чонопе, был идеальным другом. В голодные вечера он подкармливал Ёнгука супом и за это сильно ругал, в тоскливые вечера с удовольствием собутыльничал. Он все пытался найти своему другу пару, но на это Бан внимания не обращал. Еще Ёнгук был удивительно скромным. Он совершенно наивно не замечал, что какие-то его особенности притягивают людей. Чего только стоило взять Чжунхона — паренька-студента, жившего на одном этаже с Чонопом. Сам Бан никогда не задумывался, почему живому активному существу интересно беседовать с ним по вечерам на лавочке у дома. Да и другие тоже не понимали, когда проходили мимо увлеченно болтающих парней. А сам Чжунхон отвечал на вопросы друзей, что Ёнгук знает такое, о чем многие даже не догадываются. И не потому, что глупы — просто склад ума другой. Наблюдая за Ёнгуком, паренек понимал, на кого должен равняться. Единственными соседями, которых Ёнгук не то чтобы недолюбливал — просто периодически хотел убить, — были Ёнджэ и Дэхён, жившие через стенку. В большинстве времени они были как самые адекватные люди: работали, вели себя тихо и никому не мешали. Более того, Ёнджэ был полицейским и коллегой уже известного Джебома. Они идеально играли тандем «злого» и «доброго» полицейских, заставляя правонарушителей колоться сразу во всех грехах, даже если те просто украли чупа-чупс с прилавка магазина. Конечно, Ю Ёнджэ был «злым». Его строгого нрава опасался даже Джебом, чего уж было говорить о незнакомцах. Дэхён был полной противоположностью своей половинке во всех смыслах. Работал он по вечерам в трактире «Пьяный кабан» местным певцом, скрашивая манерное заполнение желудков посетителей чарующим голосом, от которого даже скряга Юнги был в восторге. Правда, работая так, он ходил по канату, потому что конкуренцию никто не отменял: засоня Чхве Ёнджэ с улицы Удачи также по вечерам напоминал о себе, исполняя чувственные баллады под аккомпанементы пианино. Возникал вполне закономерный вопрос: как эти двое уживались вместе, если из общего у них были лишь жилплощадь, постель и убежденность обоих в своих чувствах? Ответ же лежал на поверхности: они были разными ровно в той степени, чтобы дополнять друг друга. Их интересы лежали на стыке, из увлечений совпадали немногие, а мировоззрение было полярно разным. Собственно, поэтому минимум раз в месяц в их квартире летали тарелки (не инопланетные, а вполне себе керамические), обвинения в адрес друг друга были слышны в другом конце города, а бурное примирение до трех часов ночи не давало Ёнгуку уснуть. Именно в такие моменты в его пацифистском мозгу возникали далеко не пацифистские мысли. Но став мэром, Бан был вынужден переехать из родной темной каморки в более солидное для чиновника жилье — просторные апартаменты в здании мэрии на четвертом этаже. Казалось бы, идеальное место, где можно сосредоточиться на важных вещах. Тем не менее, Ёнгук скучал по Химчану и его восторженным рассказам о Чонопе, о юном Хоне с искренним интересом в глазах и даже по ежемесячным стонам и ахам за стенкой, производимым неугомонными Дэхёном и Ёнджэ. И если особо темными ночами старый друг Ким пробирался в мэрию, звеня бутылками и мыслями о Чонопе, а Чжунхон счастливо здоровался на улице, то парочка Чон-Ю конечно не собиралась трахаться за стенкой в здании мэрии ради прихотей бывшего соседа. Да и себе в подобных желаниях тот бы ни за что не признавался. В целом же Бан Ёнгука устраивала его новая жизнь. За властью он не гнался, но, получив её, пользовался по мере необходимости с ответственностью за каждого жителя и его проблему. Поэтому узнав в одно не совсем прекрасное утро, что талисман города — его собственный талисман — был украден из тайной комнаты, он тут же вызвал на тайное собрание Джебома. Ёнджэ, как бывшего соседа, а значит, человека более близкого, он решил не трогать. Было заведено негласное расследование как бы между делом, о котором никто не должен был узнать, как и о самом факте кражи. Джебом поклялся держать язык за зубами, хотя, как человек приезжий, категорически не понимал такого ажиотажа вокруг предмета, название которого Ёнгук прошептал ему на ухо в режиме полной конфиденциальности.

***

Улица разбитых фонарей была простым криминальным районом, который должен быть в любом уважающем себя городе. И как в любом криминальном районе, в нем должен быть главарь, он же криминальный авторитет. Таким авторитетом и старостой по совместительству был Ким Намджун, ужас и гроза всех местных преступников. Долгое время он сеял ужас в округе в гордом одиночестве, пока не уехал из города на непродолжительное время. Вернулся он уже не один, а с привлекательным молодым человеком, красивым, как эльф, и мягоньким, как домашняя выпечка. Сначала все дружно решили, что Намджун нашел себе красивого наложника для плотских утех, но потом выяснилось, что все не так просто. Все началось с того, что Намджун сменил рваные джинсы и кожаные куртки на классические костюмы и одежду простую, но качественную и подобранную со вкусом. Он морщился, как от зубной боли, когда его об этом спрашивали, но молчал. Дальше — больше. На тайные сходки братвы, обещающие длиться не один час, он приходил, застенчиво пряча за спину контейнер с полезной едой. От выпивки, он, понятное дело, отказывался. Ничего не понимающая поначалу братва, позже только сочувственно косилась в его сторону. На закономерный вопрос лучшего друга трактирщика Юнги: а какого, собственно, лешего Намджун позволяет с собой так обходиться? — криминальный авторитет глупо улыбался и отвечал, что Сокджин — единственный, кого он любит. Сокджина с его характером было действительно трудно не любить. Видимо, до его рождения в небесной канцелярии произошла какая-то ошибка, и его с талантом к кулинарии, мягким характером и любовью к розовому впихнули в мальчишеское тело, очень даже себе мужественное и широкоплечее. Материнский же его инстинкт пробудился совершенно неожиданно, когда он начал жить с Намджуном. Хотелось ухаживать за этим неряхой и растяпой, откармливать его и ублажать по вечерам. Эта часть жизни казалась ему идеальной. Но помимо нее, он освоился в городке, осознал свой статус и понял, в каких рамках может действовать. Как оказалось, ему было дозволено много свободы. К примеру, в доме, в котором они с Намджуном жили, Сокджин взял на себя обязанности консьержа, приглядывал за порядком в подъезде и внимательно выслушивал жалобы соседей. Еще Сокджин присматривал за парой соседей, по его мнению, совершенных детей, не способных о себе позаботиться. Первого соседа звали Чонгуком, он был студентом-медиком и жил на пару этажей ниже. До приезда сюда Сокджина он напоминал призрака и питался пищей в основном духовной. Вечно мятый, плохо простиранный халат он как попало забрасывал в рюкзак и шел досыпать на лекции. С приездом Сокджина его жизнь улучшилась в разы: сердобольный Джин каждое утро готовил ему завтрак, вручал контейнер с обедом, а также немного финансов из запасов Намджуна (конечно, сам Намджун об этом не подозревал). На выходных Чонгук пользовался его стиральной машиной и гладильной доской. В кои-то веки он почувствовал себя человеком и крепко привязался к своему опекуну. Вторым соседом, которому Сокджин старался помочь, был Тэхён. Здесь ситуация оказалась сложнее. Тэхён был странным даже по меркам жителей городка. Он был веселым активным парнем, эдаким большим ребенком с невероятной харизмой. Только один небольшой нюанс вводил людней в ступор: Тэхён был уверен, что Дэхён с Рисовой — его папа. Конечно, никто с этим не был согласен, особенно не был согласен Дэхён, и от этого становилось совсем грустно. Конечно, говоря о городе и достопримечательностях в частности, нельзя не упомянуть трактир «Пьяный кабан» и его хозяина Юнги, проживающего на той же самой Улице разбитых фонарей. Как любой уважающий себя трактирщик, он имел обширные знакомства и знал много всего интересного. Поэтому люди предпочитали с ним дружить. К примеру, Намджун, уставший на работе или дома, забегал время от времени в гости, пропускал кружку пива и болтал с Юнги о том, что творится в городе. Чон Дэхён и Чхве Ёнджэ, штатные певцы, также предпочитали находиться с Юнги в хороших отношениях и откладывали небольшие суммы денег в его карман, «покупая» себе больше рабочего времени. Зарплату они получали из бюджета трактира, так что сам хозяин заведения всегда имел деньги на карманные расходы. Но даже у такого человека были тайны, о которых никто не подозревал. Например, взгляды, которые Юнги бросал на Чимина, в последнее время редкого гостя в трактире, человек внимательный назвал бы влюбленными. Но, к счастью или сожалению, таких людей в трактире не встречалось.

***

Голубая улица тоже требовала к себе внимания, потому что концентрация странных и подозрительных личностей на ней превышала среднестатистическую норму. Здесь стоило обратить внимание на самый крайний дом по нескольким важным причинам. Одна из них и самая главная — Ча Хакён. Да-да, тот самый Ча Хакён, который проплатил за голоса на выборах рисовыми пирожками. Но не получив должность мэра, молодой человек расстроился не сильно. Конечно, пару суток после избрания мэра дом походил ходуном из-за бурной реакции, но Хакён был человеком отходчивым. Да и Воншик, парень его, спасал ситуацию как мог, стараясь избегать наездов возмущенных соседей. Хотя, что греха таить, те и возмущались несильно. Дело в том, что в этом доме Хакён добровольно занимал должность консьержа. Ему нравилось контролировать людей, следить за порядком, и дом молодой человек считал своим детищем. Правда, была у него пара недостатков, которые людей порядком раздражали. Первый — это излишняя назойливость (Хакён готов был душу из жильцов вытрясти, выясняя, какие условия нужно в доме улучшить), а второй — нереализованный материнский инстинкт и куча комплексов на этой почве. Например, пронюхав каким-то чудесным образом о ведении хозяйства Джином с Улицы разбитых фонарей, Хакён посчитал нужным доказать, что он лучше в этом деле. Правда, кому это он пытался доказывать — непонятно, потому что даже Джину было плевать. Но Хакёна такие нюансы не останавливали, и он с тройным энтузиазмом облагораживал дом и своих соседей. Больше всего доставалось Санхёку и Хонбину — самым молодым жильцам. Первый был студентом, второй — начинающим, но уже известным в определенных кругах актером, тем не менее для Хакёна это роли не играло. Оба юноши стабильно утром и вечером ели красный сельдерей, специально им приготовленный. Консьерж был за здоровый образ жизни, в отличие от «этого мудака Джина». Наверное, если бы Ча знал, что в универе Хёка подкармливал Чонгук стряпней своей «мамки», то уже давно выгнал бы паренька на улицу. Или не разговаривал бы с ним целую неделю. Еще одним жильцом, на которого забота Хакёна действовала подавляюще, был Чон Тэгун. Этот парень появился в доме чуть больше года назад совершенно тихо и незаметно. Так же тихо и незаметно он там прописался и пустил корни. Ча, которому шило в заднице мешало нормально существовать, пытался вытаскивать молчаливого соседа на всякие праздники, мероприятия или просто на улицу погулять. Из-за этого они с Воншиком даже поругались. Хотя Воншика здесь можно понять. Но как бы то ни было, с места ничего не сдвинулось, и Тэгун остался тенью старого дома. Единственным человеком, который действительно понимал тонкую душевную организацию Ча, был Ли Джехван с четвертого. Не зря их за глаза называли «аджумма»: оба любили потрепаться и посплетничать, а Джехван был в придачу журналистом, поэтому мастерски подливал масло в огонь. Они могли болтать часы напролет. К сожалению, в последнее время его дела не слишком хорошо ладились: город зачах в благополучии, а писать о том, как все замечательно и скучно живут, совсем не хотелось. Почему-то хорошие события люди предпочитали проживать самостоятельно, а о печальных и скандальных узнавать из газет. Таким образом и проходила жизнь в небольшом городке, одном из тысяч. Далеко не каждого туриста заманишь в город достопримечательностями, даже если это интересные личности. Все побаиваются скуки, кто-то — осознавая, кто-то — даже не догадываясь о своих переживаниях. Тем не менее, редкие, но яркие моменты, случавшиеся здесь на протяжении всей истории, навсегда оседали в сердцах жителей, превращались в байки и сказания, а их герои становились новыми жителями городка.