***
Идея использовать фестиваль как способ поиска нужной информации пришла в голову Югёма совершенно внезапно. Он с самого утра ломал голову над тем, как, где или у кого можно раздобыть нужные сведения, чтобы при этом не вызвать подозрений. Слежка за полицейскими была им сразу отметена, впрочем, как и иные способы выуживания у них информации, а с друзьями или приятелями заинтересованных лиц он не был знаком близко, что сделало бы его попытки наладить с ними контакт подозрительными. К примеру, Югёма интересовали Воншик, Хакён и Санхёк с Голубой. Насколько он смог понять, именно эта троица наиболее близко общалась с Тэгуном. Первые двое были недосягаемы с самого начала, потому что были старше и уже обработаны полицией. Любые его попытки что-то у них выяснить смотрелись бы весьма подозрительно. С Санхёком Югём никогда близко не общался, хотя как раз эта связь могла бы помочь в расследовании. Бэмбэм как-то сказал, что Санхёк обожает комиксы и на этой почве близок с Тэгуном. Всё решила случайность. Югём вышел в парк, где договорился встретиться с Бэмбэмом, который в это время еще работал. Пока того не было, Югём не спеша прогуливался по аллеям парка, стараясь как-то решить возникшую проблему. Он настолько погрузился в свои мысли, что едва не подпрыгнул от неожиданности, когда рядом прозвучало громкое: — Эй, привет! Югём испуганно крутанул головой в сторону источника звука и наткнулся взглядом на улыбающегося Чжунхона с Рисовой. — П-привет, — растерянно пробормотал он, отмечая в руках Чжунхона скейтборд. Югём знал Чжунхона не очень хорошо, хотя они были почти ровесниками, жили в одном городе и даже учились в одном университете. Их редкие беседы сводились к разговору о погоде или о танцах, которыми увлекались оба. Но одного интереса не было достаточно для завязывания более тесных отношений. Тем не менее, глядя сейчас на Чжунхона, Югём выстраивал в голове поражающие его самого цепочки мыслей относительно расследования. Ни для кого в городе не было секретом, что мэр Бан Ёнгук дружил с Чжунхоном. Возможно, на их дружбу не обращали бы внимание, если бы не разница в возрасте и предполагаемых интересах. Тем не менее, факт оставался фактом: Чжунхон продолжал общаться с Ёнгуком, когда тот уже стал мэром, и совершенно это не скрывал. И Югём, вмиг сгенерировав имевшуюся информацию, решил воспользоваться положением. Он расслабился и рассмеялся. — Прости, я задумался, и ты меня напугал, — проговорил он и кивнул на скейтборд в руках Чжунхона: — Катаешься? Тот рассмеялся в ответ и кивнул: — Ага, давно этого не делал. С этой учёбой ни на что сил не хватает. Ты кого-то ждёшь? Югём пожал плечами: — Бэмбэма, но у него еще час рабочего времени, так что можем прогуляться, — и он не спеша сдвинулся с места. Чжунхон пошел за ним. — Что ты думаешь насчет фестиваля? — спросил Югём через какое-то время, когда они вышли к пруду. — Я вот совершенно не знаю, что делать. Чжунхон удобнее перехватил скейтборд: — Я предложил Чонопу поставить хореографию под Криса Брауна, он только «за». Югём сник, но не подал вида. Потом все-таки решил высказаться: — Я рад, что ты уже нашел, чем будешь заниматься, но… — он замялся, решаясь озвучить свое предложение: — Я хотел бы собрать группу из нас, кто родился в 1997, 96, 95 годах, понимаешь? Что-то вроде айдол-группы, но можно будет остановиться просто на танце, если не получится всё сделать. Чжунхон неожиданно просиял: — О, я хотел бы поучаствовать в чем-то таком! Ограничения по количеству номеров на человека вроде бы нет, а времени у меня много. Югём отзеркалил его улыбку: — Тогда нужно пригласить еще несколько человек, ты как, по рукам? Чжунхон молча поднял руку.***
Ёнджэ воодушевленно шагал по проспекту, сжимая в руке портфель. Он был в приподнятом настроении, которое Джебом, спешащий рядом, ни капли не разделял. — Тебе лишь бы кого-нибудь за решетку усадить или хотя бы оштрафовать в крайнем случае, — пропыхтел он, подтягивая на ходу соскакивающие штаны. — Не кого-нибудь, а эту преступную шайку с Голубой, которых уже давно пора было поймать с поличным! — провозгласил Ёнджэ и уже тише добавил: — Сукины дети. — Я до сих пор не понимаю, как Ёнвон мог дать тебе сразу два ордера на обыск. На его месте я решил бы, что у тебя какие-то личные тёрки с этими людьми и ты делаешь всё, чтобы отомстить им. — Ничего личного, Джебом, просто я жопой чую, что замешаны эти пидоры по самые яйца в этом деле, — Ёнджэ не обращал внимания, что люди оборачиваются на его смачные реплики, в отличие от Джебома, который, не выдержав, дернул напарника за рукав формы: — Мы представители порядка, хватит выражаться так, как будто сам в тюряге отсидел. — Я эмоционально возбужден, — огрызнулся Ёнджэ. За разговорами они свернули на Голубую улицу и направились к дому номер 6, где проживали Ли Джехван и Ча Хакён, главные подозреваемые в краже талисмана. Первый оказался дома и впустил полицейских с большой неохотой и оскорбленным выражением лица. — Неужели вы действительно считаете, что я могу пойти на такие жертвы ради какой-то статьи? Смотрите, где хотите, я вам даже самые секретные места покажу, чтобы вы убедились: там ничего нет. Им и Ю действительно так и не нашли ничего подозрительного в его квартире. Джебом вежливо извинился за вынужденное вторжение, Ёнджэ хмуро двинулся на этаж выше. Хакёна дома не было. Дверь открыл Воншик, заспанный, отекший и помятый. Он щурился на свет, и по его выражению лица было видно, что он весьма усиленно думает. — Ча Хакён в квартире на данный момент? — без приветствия начал Ёнджэ, заставив Воншика поморщиться. Тот отрицательно мотнул головой. — Тогда мы осмотрим квартиру в вашем присутствии, — отчеканил Ёнджэ, сунув ордер под нос еще не соображавшему Воншику. Полицейские протиснулись мимо хозяина и принялись оглядываться, тот, опомнившись, захлопнул дверь и настороженно уставился на них. — Начнем с кухни, — бросил Ёнджэ и свернул в первый попавшийся дверной проем, двое последовали за ним. Воншику с его гудящей головой было не до переживаний, и он спокойно заливался холодной минералкой из холодильника, пока представители порядка заглядывали в сахарницы и тарелки. — Ча Хакён приносил какие-нибудь подозрительные предметы в дни после кражи талисмана? — неожиданно задал вопрос Ёнджэ, заставив хозяина квартиры судорожно закашляться. Отдышавшись, Воншик отрицательно помотал головой, совершенно забыв о той истории, которую рассказывал Тэгуну. Но когда полицейские направились в спальню, в его трезвеющем сознании промелькнула догадка, а по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Он на цыпочках двинулся за полицейскими. Те рылись в вещах, заглядывали под кровать, на шкафы, под коврики, и когда Джебом добрался до тумбочки, за дверцей которой должен был находиться таинственный сверток с вонючей игрушкой, Воншик напрягся. Джебом бросил рассеянный взгляд в недра тумбочки, для верности посветил фонариком и закрыл дверцу, так ничего и не сказав. Осмотр гостиной также не дал результатов. Воншик провожал полицейских в совершенно трезвом уме и глубоком недоумении. Неужели Джебом не посчитал сверток в тумбочке подозрительным. Стоило Воншику запереть за хмурыми полицейскими дверь, как он рванул в спальню и распахнул дверцу многострадальной мебели. Там было пусто. Ни свертка, ни каких-либо других вещей, которые там раньше лежали. Воншик прикрыл дверцу и прислонился к кровати, так и не сумев встать с пола. Он отказывался понимать что-либо.***
Когда вечером в дверь квартиры постучали, Джинён мог представить в качестве нежданного гостя кого угодно, но не Джексона Вана, хотя на пороге стоял именно он. И дело было вовсе не в неприязни или каких-то других отрицательных чувствах к этому человеку. Джинён любил тишину и спокойствие, а Джексон был прямым воплощением обратного, поэтому его секретарь мэра старался обходить стороной. Джексона это положение дел не смущало, если он вообще подозревал о тайных страданиях соседа. Также его не смущала высокая должность Джинёна: китаец общался с секретарем на равных. Последнему это даже нравилось, хотя он и ворчал о неуважении и отсутствии манер. Итак, Джексон стоял на пороге и большими печальными глазами смотрел на удивленного Джинёна. Секретарь поздоровался, не пытаясь скрыть недоумения. — Джинён-а, мне нужно с тобой срочно поговорить, — почти прошептал Ван, дополняя образ побитого щеночка. Джинён при все своем напускном равнодушии и черствости не мог не ответить на такую мольбу. Тем более в его голове на миг возникла мысль, что разговор пойдет о его с Марком тайной договоренности в трактире, о которой Джексон мог узнать черт знает откуда. Югём где-то гулял, поэтому Джинён совершенно спокойно провел соседа на кухню и предложил сесть. Последний плюхнулся на стул, сложил руки на коленях и уставился в пол, всем свои видом демонстрируя по-детски трогательную скорбь. Джинён присел рядом и поинтересовался, что случилось. Джексон печально посмотрел на него. — Я поругался с Марком, — сказал он грустно. — Уже давно, а он все еще не предлагает перемирие, может, он уже разлюбил меня? Джинён кашлянул, вспоминая свой разговор с Марком в трактире и причину ссоры. — Может, он не предлагает перемирие, потому что считает виновным в ссоре тебя? — спросил он, стараясь убрать из голоса ласковые интонации, которые добавляли оттенок «взрослости», как будто Джинён разговаривал с маленьким ребенком. — Меня? — Джексон искренне удивился. — Снова? Каждый раз, когда мы ругаемся, я вынужден извиняться первым, даже если невиновен. Пусть хоть раз он сам это сделает. А то я начинаю думать, что он встречается со мной только потому, что он нужен мне, а не из-за взаимности наших чувств, понимаешь? Джинён это понимал, но категорически не мог понять, какую роль во всех семейных перипетиях этих двоих играет он сам. Поэтому вместо ответа спросил прямо: — Ты пришел поплакаться мне в жилетку, Джексон Ван? Сосед снова поник. Из его поведения исчезли милые детские черты, осталась только мрачная решимость в позе и взгляде. — Я пришел просить тебя о помощи, Джинён, — сказал Джексон, мрачно глядя на соседа исподлобья. Секретарь напрягся. — И что же ты хочешь? — спросил он осторожно, боясь самого страшного. — Ты должен подыграть мне перед Марком. Я хочу понять: действительно ли он любит меня, или находится рядом только потому, что это удобно. Джинён мысленно закатил глаза и спросил: — Ты хочешь, чтобы я спел тебе серенаду под окном, играя роль безответно влюбленного, решившего воспользоваться положением и завоевать твое сердце, пока ты в ссоре с Марком? Глаза Джексона стали размером с блюдца: — Как ты догадался? Ты реально умный, чувак! — он восторженно хлопнул ошарашенного Джинёна по плечу. Ведь секретарь сказал всё это в шутку, припоминая план дейсвий Марка. «Муж и жена — одна сатана», — промелькнула в голове Джинёна мысль, хотя понятие «муж и жена» к двум озабоченным гомикам не очень подходило. Джексон внезапно поник: - А вдруг ничего не получится? Я же этого не выдержу. Ведь я так люблю Марка… Джинён закатил глаза уже по-настоящему: — Вот только не нужно здесь реветь и размазывать сопли по лицу. Я уже согласился на твою авантюру, так что нужно подобрать время и действовать. Джексон кивнул и хлюпнул носом. Он не ревел, но ему было очень грустно. — Теперь возвращайся домой, поспи, наберись сил, а я сделаю всё, когда придет время, ладно? — спросил Джинён, мягко подталкивая Джексона к выходу. Тот согласно закивал. — Вот и славно. Спокойной ночи тебе, Джексон, — сказал секретарь на выходе и запер за соседом дверь. — Пусть тебе приснятся радостные потрахушки с Марком в кустах, — добавил он в оглушающей тишине квартиры. — Что я делаю со своей жизнью? — задал риторический вопрос Джинён, вернувшись на кухню и достав из холодильника начатую бутылку коньяка. Его удивляла беспросветная глупость некоторых личностей, но больше шокировало то, что он идет у таких личностей на поводу.***
Ёнджэ вернулся домой уставшим и злым. Расследование не давало никаких зацепок, и даже те пути поиска, которые ему подсказывала верная интуиция, зашли в темный и беспросветный тупик. Он не мог объяснить с объективной точки зрения, почему подозревал именно Хакёна и Джехвана, но тот факт, что ни одной улики против них не было найдено, совершенно его не успокаивал и тем более не мог переубедить. Включать свет в прихожей было слишком лениво, поэтому Ёнджэ начал развязывать шнурки на ботинках в совершенной темноте, вслушиваюсь в родную тишину квартиры. В это время Дэхён еще был на репетиции, поэтому Ёнджэ привык возвращаться в пустую квартиру, чистую и аккуратно прибранную. Но развязывая второй шнурок, он понял, что в квартире находился не один. Насторожившись, он бесшумно снял второй ботинок и на цыпочках направился на кухню, откуда доносилось невнятное шуршание. Если это был Дэхён, он бы уже вышел поздороваться с Ёнджэ, но тот, кто шуршал, не спешил это делать, впрочем, как и прятаться. Ёнджэ, выдохнув, сделал решительный шаг на кухню, с ходу рявкнув: — Руки вверх, не двигаться! Это полиция! Перед ним стоял Тэхён собственной персоной с огромными от страха глазами, надутыми, как у хомяка щеками, и поднятыми руками. Под его ногами лежала открытая упаковка из-под чипсов, а сами они были рассыпаны по полу. Дверца кухонного шкафа была открыта: именно в нем Дэхён прятал свою заначку с чем-то сладким или вредным. Ёнджэ выдохнул и прикрыл глаза. Со всей этой нервотрепкой он совершенно забыл, что с сегодняшнего дня у них в квартире проживал Тэхён. — Вольно, — буркнул он, видя, что паренек боится сдвинуться с места. — Дожевывай и убери с пола. Тот отмер, закивал и принялся хрустеть запиханными за щеки чипсами. Ёнджэ ушел в ванную. Там на зеркале (весьма удачном месте, по мнению Дэхёна), была прикреплена записка: «Ёнджэ-я, я на репетиции, вечером буду выступать. Пришлось оставить Тэхёна дома, так как вернусь поздно, а ему нужно ложиться спать. Позаботься о нем, пожалуйста. Люблю». — Ты бы мне ее еще на подушку положил, — пробормотал Ёнджэ и принялся умываться. Когда он вернулся на кухню, там царила чистота. От просыпанных чипсов на полу не осталось и следа, впрочем, как и от Тэхёна. «Этот ребенок не так уж и плох», — подумал Ёнджэ и двинулся в гостиную, где, по его соображениям, должен был находится новоиспеченный «ребенок». Тэхён действительно сидел на диване и играл в какую-то игру на планшете Дэхёна. Заметив вошедшего, он тут же отложил игрушку в сторону. — Ёнджэ-хён, прости, что я испачкал кухню, — виновато проговорил Тэхён, изображая сильнейшее раскаяние, от которого строгому Ёнджэ даже стало неловко, иначе нельзя было объяснить его ответной реплики: — И ты меня прости, что напугал. Я забыл, что ты теперь живешь у нас. Тэхён улыбнулся, Ёнджэ слабо улыбнулся в ответ. У него не было сил ни злиться, ни что-то подозревать, да и, честно говоря, не хотелось. Если Дэхёну хотелось побыть родителем, он не мог ему противиться, да и сам по себе Тэхён, наверное, не так уж и плох. — Ты кушал что-нибудь сегодня, кроме чипсов? — спросил Ёнджэ, спохватившись. Тэхён утвердительно кивнул: — Да, мы с папой позавтракали чаем и бутербродами. К обеду он уже ушел, но предупредил, что в холодильнике есть еда, и сказал, чтобы я разогрел себе что-нибудь. Я разогрел, но… — Тэхён стрельнул в Ёнджэ виноватым взглядом, — я разбил тарелку и испачкал одежду. Но я все убрал и второй раз сделал все аккуратно! И чипсы мне папа разрешил взять там на полке… Ёнджэ прикрыл глаза. Он мысленно контролировал дыхание и старался не волноваться. Ведь этот ребенок, хоть и оказался не таким беспроблемным, как он хотел, тем не менее, старался все исправить. — Ничего страшного, — проговорил Ёнджэ и улыбнулся. — Ты куда дел грязные вещи? — Убрал в свой рюкзак. — Давай сюда, мы их постираем. Тэхён просиял и ринулся к стоявшему на полу рюкзаку. Ёнджэ взял скомканные вещи и кивнул Тэхёну: — Пока можешь поиграть в планшет, а я разогрею ужин.***
Вечер прошел тихо и без происшествий. За столом Ёнджэ вполне мирно и даже дружелюбно расспрашивал Тэхёна о жизни в городе и в семье Намджуна, паренек радостно рассказывал. Создавалось впечатление, что он любил каждого жителя городка, которого знал, а кого не знал — с теми стремился познакомиться и полюбить. Восторг, с каким Тэхён рассказывал о своей жизни, поражал Ёнджэ, и он, пожалуй, даже начал немного завидовать такому отношению к жизни, хотя и понимал, что так происходит только от наивности и недостатка жизненного опыта, которого у него, Ёнджэ, было предостаточно. Почему-то сразу вспомнились рабочие будни, раздражающий начальник, отсутствие доказательств в собственной правоте, потом пришли мысли о ссорах с Дэхёном, отношение которого к жизни было гораздо проще и светлее, что ли? Слушая Тэхёна, Ёнджэ думал о своей жизни, о своем отношении к ней и понимал, что, вероятно, можно было бы что-то поменять. Возможно, этот мальчишка именно за этим и пришел в его жизнь и жизнь Дэхёна? Как знак того, что пора что-то менять. Ёнджэ не верил в Бога ни в каком из его воплощений, не был фаталистом, но сейчас, сидя за столом с Тэхёном, он задумывался об изменениях. — …Ёнджэ-хён, Ёнджэ-хён, ты не спишь? — прокрался в его голову голос Тэхёна. Полицейский встрепенулся. — Н-нет, я просто задумался. — А я думал, ты умеешь спать с открытыми глазами, как настоящий шпион, — заговорщицки прошептал Тэхён и широко улыбнулся. Ёнджэ не сдержал доброй усмешки. — Иди в ванную, а потом — спать, шпион, — проворчал он для вида, начиная убирать со стола. Тэхёну два раза повторять не пришлось.***
Дэхён вернулся домой в начале первого, прошел мимо сопящего на диване в гостиной Тэхёна и прокрался в спальню. Ёнджэ, как обычно, смотрел фильм на ноутбуке в ожидании его прихода, и вроде бы даже не рассерженный. — Я уже собирался ложиться без тебя, — прошептал полицейский, выключая ноутбук и откладывая в сторону. — Пришлось задержаться и помочь парням убрать оборудование, — Дэхён улыбнулся, подошел к кровати и чмокнул Ёнджэ в губы. — Советую не засыпать еще полчасика. Я схожу в душ, а потом… — Потом? — Ёнджэ приподнял брови, как будто не понимал, о чем речь. Дэхён хитро улыбнулся и лишь сказал: — Я очень по тебе соскучился, — после чего поспешно покинул комнату. Вернулся он минут через двадцать, с влажными волосами и пахнущий мятным гелем для душа, Ёнджэ откинул одеяло. — Тэхён ворочается, снится что-то нехорошее, наверное. — Просто он на новом месте, не привык еще. Дэхён внимательно посмотрел на Ёнджэ: — Ты точно не сердишься на меня и Тэхёна за то, что все так вышло? Ёнджэ тепло улыбнулся: — Конечно, нет. Я вспылил, потому что устал от всего, но сегодня я подумал, что Тэхён — неплохой парень. Хотя и странно, что он называет тебя папой. — Это хорошо, я рад, — Дэхён лег рядом под одеяло, прижался к Ёнджэ и забрался руками под его футболку. — Но знаешь что? Я бы хотел, чтобы ты тоже так меня называл. Ёнджэ задрал бровь. — Папой? — Папочкой, — шепнул Дэхён в самое ухо, а потом добавил по-английски: — Daddy. Как тебе? Ёнджэ растянул губы в улыбке: — Ты отвратительно пикапишь, Дэхён. Но самое странное — это то, что несмотря на это, я до сих пор с тобой встречаюсь. Может, это и есть любовь? — Ага. И то, что я не могу без тебя, несмотря на твой вредный характер, острый язык и неумение делать комплименты, — тоже, наверное, любовь? А вообще, чего это ты сегодня такой… ванильный? Пересмотрел мелодрам, или ребенок включил в тебе материнский инстинкт? Ёнджэ беззлобно пихнул хихикающего Дэхёна локтем в грудь. — Еще пара таких шуточек — и то, чего тебе так отчаянно хочется, сегодня не случится. — Я тебя понял. Дэхён аккуратно поцеловал Ёнджэ в губы, не спеша отстраняться. Тот послушно ответил, видимо, даже не собираясь сопротивляться. Они целовались в таком положении какое-то время, рука Дэхёна оглаживала грудь и живот Ёнджэ под футболкой. Тот зарывался пальцами во влажные волосы, полностью расслабляясь. Разорвав поцелуй, он откинул голову, показывая, что хочет больше внимания. Дэхён с готовностью уткнулся губами в шею, оставляя там поцелуи один за другим. Когда он уже задрал футболку на теле Ёнджэ, собираясь ее снять, послышался тихий скрип со стороны двери, а за ним негромкий голос Тэхёна: — Папа, мне приснился страшный сон. Почитай мне сказку. Парни тут же отлипли друг от друга, а ошалевший от близости Дэхён только пробормотал: — Да, сейчас, подожди у себя, я подойду. Когда Тэхён притворил за собой дверь, Дэхён собирался вернуться к прерванному занятию и вновь прильнул всем телом к Ёнджэ, но тот с ехидной ухмылочкой лишь отодвинул его лицо ладонью и сказал: — Иди читай ребенку сказку, а я уж посплю. Спокойной ночи, Дэхён. Напоследок чмокнув растерянного Дэхёна в нос, Ёнджэ повернулся к нему спиной. На самом деле ему очень хотелось продолжить, но природная вредность, закаленная в боевых условиях, говорила ему, что Дэхёна нужно проучить. Если тот хотел познать все прелести отцовства, Ёнджэ готов был ему помочь даже такой ценой.