На привязи

      Наши дни       Сначала она видит незнакомый потолок. На потолке её родной комнаты — трещина, закрашенная белой краской, а этот — цельный, неровный и абсолютно не тот.       Бейли взирает на него сквозь толстые линзы очков, и пылинки, потревоженные движением её тела на постели, оседают на них, едва закончив незатейливый воздушный танец.       Девушке впервые довелось проснуться за пределами своей спаленки, где всегда день и на стенах мигают серебристые звёздочки. Но ни тоски, ни страха она не испытывает. Не терпится занять руки, не терпится жить, вкушая всё, что дают. Запахи, звуки, даже небо — всё кажется иным, неизведанным и прекрасным.       Узкие ступни сжимаются, касаясь половиц, и Бейли плотнее закутывается в одеяло, прежде чем открыть окно. Её встречает колючее пасмурное утро, которому она в свою очередь улыбается. Всё, что совсем недавно занимало её мысли и мучило, отошло на задний план. Начиналось что-то новое, и девушка была готова принять это.       Переезд дался ей легко, легче, чем развод родителей и появление человека, послужившего тому причиной. Вдали оказалось проще. Боль не исчезла, затаившись, но сердечная рана скорее ныла, нежели нарывала. Здесь, в Бейкон-Хиллс, Бейли впервые за последние месяцы ощутила, что свободна. И пусть чувство это иллюзорно и смешно, а руки связаны обещаниями, жизнь бурлила в венах и будничные дела и заботы уже сковали разум.       О многом предстояло подумать. О новой школе, о выпускных экзаменах, о поступлении и череде задач, нуждающихся в решениях. Уехать в середине учебного года, да ещё и когда ты в последнем классе, — безрассудно, глупо и противоположно тому, как поступила бы обычная Бэй. Этот маленький мышонок, тонущий в безразмерных свитерах, всегда теряется в толпе, имеет ясный ум и простодушный взгляд на вещи. Спонтанные решения вроде этого — не в её стиле; и тем не менее домашняя девочка сорвалась с места, влекомая чем-то бо́льшим, чем сама её суть.       — Здрасьте! — за оградой дома напротив появляется старушка из тех божьих одуванчиков, которые хрупки на вид и чёрствы внутри. Она вытаскивает из почтового ящика сложенную в трубочку газету и только тогда обращает на Бейли внимание. Не только рука, но и почти весь её торс опирается на клюку, и девушке жаль её ровно до того момента, как глаза-бусинки окатывают её волной презрения.       Старуха, словно вспомнив былые дни, забыв о хромоте и артрите, с силой, которой позавидовал бы и молодой здоровый мужчина, швыряет газету, целясь точно в голову Бейли. И хоть Бэй понимает, что расстояние между ними велико, всё равно ныряет под подоконник от греха подальше. Она ждёт ругательств и криков, но улица молчит, и девушка позволяет себе приподняться и выглянуть наружу. Так и есть: соседки и след простыл.       — Фу-у-ух, — выдыхает Бейли, утирая со лба то ли пот, то ли попавшие на него дождинки. — Напугала, — признаётся она самой себе и показывает в окно язык, кому — непонятно.       Бейли ещё стоит, вглядываясь в утренний туман, когда дверь её новой комнаты открывается.       Он входит, широко разведя руки, в каждой — по огромному надувному шару. На голове — колпак, в зубах — нечто, на первый взгляд напоминающее фантик. Дядя дует в праздничный свисток, и бумажный язычок вытягивается, пестря зигзагообразным рисунком.       На секунду оба — мужчина и девочка — застывают, с недоумением глядя друг на друга, а затем Бейли разражается хохотом.       — Ты чего удумал?       — Ты почему не спишь? — отвечает вопросом на вопрос Бобби, вытаскивая изо рта свистушку, и Бейли понимает, в каком виде предстала перед ним: закутанная с головы до пят в одеяло, как в кокон, с всклокоченными волосами и лицом, слишком бледным после неудачного «знакомства».       — Да я там… знаешь, — она неопределённо машет в сторону окна, и мужчина подходит ближе. Лицо его осветляет догадка.       — Мисс Голлум, — Бобби с неприязнью глядит на дом, и на вопросительный взгляд Бейли поясняет: — Вечно носится со своими газетами, гладит их, разве что не шепчет: «Моя пре-елесть», хотя, может, и шепчет, просто я не слышал…       Бейли смеётся, прикрываясь ладонями.       — Отвратительная женщина, — продолжает Бобби, оставляя свистульку на подоконнике, а шары отпуская взлететь к потолку, — просто чёртова заноза в моей за…       — Ладно, ладно, я поняла, — перебивает девушка, и серые глаза, тёмные, как грозовая туча, но тёплые, подобно слепому дождю, сияют ему за очками. — Ты её не любишь и кличку дал. А как её на самом деле зовут?       Мужчина пожимает плечами.       — Не обращай ты на неё внимания, — советует он. — Тебе вообще пора в школу собираться.       — Да, я уже вижу, как опаздываю, всего-то три часа осталось, — щурится Бейли. — Знаю, зачем ты пришёл, — и обвиняющий палец тычет ему в живот, который тут же отзывается бурчанием.       — Мужчина должен хорошо и много питаться, — с гордостью замечает Бобби, пока Бейли выпутывается из одеяла и подтягивает пижамные штаны, словно выходит на ринг.       — Из-за таких, как ты, мамонты когда-то и вымерли, — парирует она, — ты унаследовал бездонных желудок древних людей.       Бейли запрыгивает ему на спину заученным лёгким движением. Так, словно ей снова шесть лет. Она снимает с головы Бобби колпак и нахлобучивает себе на голову.       — Спасибо за шары, — говорит она.       — Подкуп, чтобы ты приготовила завтрак, — фыркает тот.       Бейли обнимает его за шею, единственного из своей семьи, который никогда, ни единого разу не ранил её, не обидел, не предал; который дразнился, когда она, глупая по малости лет, отказывалась признать, что любит его, до тех пор, пока они вместе — взрослый и ребёнок — не нашли компромисс. Бобби Финсток — непростой человек, но для Бейли дядя всегда был и будет самым понятным из всех людей.       — Это было необязательно, — улыбается она, пусть в этот момент Бобби и не может её видеть, — ты же знаешь, что я не позволю тебе умереть от голода, пирожок.

***

      Бейли Финсток исполнилось восемнадцать несколько месяцев назад, а старше шестнадцати ей всё равно не дают: смешная, неряшливая, в огромных очках, она напоминает птенца, нежели оперившуюся птицу. Немудрено, что старшеклассники, завидев её, указывают дорогу к младшим.       — Я выпускница, — объясняет стойкая, как оловянный солдатик, девушка и показывает неверящим расписание.       — Вот те и на, — с умным видом изрекает один из них и, придвинув к себе микроскоп с парты, направляет его в её сторону. — А так сразу и не скажешь. Лицо круглое, ручки маленькие, глаза больши-и-ие и наивные.       — Ты, Патерсон, с виду производишь впечатление нормального человека, но это тоже обман, — замечает кто-то, и замеревшая у входа в класс Бейли видит рыжую девушку. — Садись и не обращай на него внимания.       Финсток семенит и плюхается на место позади той, прижимая к груди рюкзак. Одноклассница оборачивается и кладёт ногу на ногу. В ней нет ничего хоть отдалённо похожего на Бэй: она одета откровенно, лицо упрямо и хорошо собой, выдержка уверенная.       — Лидия Мартин, — представляется она, и губы складываются в подобие улыбки, которая, впрочем, не затрагивает глаз: они у неё внимательные, совсем не юные, немного насмешливые и печальные. — Так ты, значит, новенькая?       — Бейли Финсток. Можно просто Бэй.       — Финсток? — зелень глаз прячется за прищуром. — А ты случайно…       — Случайно, — успевает подтвердить девушка, прежде чем дверь класса захлопывается за статной женщиной.       — Начинаем. Все по своим местам, — преподавательница хлопает дверью и обводит учеников взглядом.       Бейли только и успевает, что из-за плеча Лидии рассмотреть название темы в её тетради, когда учительница встаёт рядом с ней и сухопарая рука касается плеча.       — Полагаю, ты Бейли Финсток? — женщина приветливо улыбается, но Бейли всё равно съезжает под парту, стараясь укрыться от взглядов, и кивает. — Меня зовут Натали Мартин, я учитель биологии и по совместительству психолог. Понимаю, что переезд и новая школа в выпускном классе могут выбить из колеи, так что, если тебе что-то будет нужно…       — Мама, — вздохнув, одёргивает Лидия. — Перестань. Ты её только смущаешь.       Натали Мартин переводит взгляд на дочь и хмурится:       — Я только хочу сказать, что нужно войти в её положение и постараться помочь адаптироваться.       — Да, мы поняли, — Лидия с какой-то снисходительностью смотрит на мать и обращается к Бейли: — Если биология не нужна тебе для поступления, советую хорошенько подумать, прежде чем здесь оставаться.       Финсток, словно извиняясь, улыбается преподавательнице, которая с недовольным видом возвращается за свой стол.       Но Лидия не отворачивается. Склонив голову набок, она спрашивает:       — Так биология нужна тебе для поступления? И кем ты хочешь стать?       Бейли поднимает голову и бурчит себе под нос:       — Невидимкой, — и закрывает пылающее лицо руками.

***

      — По тебе не скажешь, что ты любишь лакросс, — говорит Лидия, когда они с Бейли приходят на поле после урока.       — А я бы тоже не сказала, что ты фанат математики, — пожимает плечами девушка и делает шаг назад, позволяя тренирующимся пробежать мимо.       — Мне нравится математика.       — Ну а мне нравится мой дядя, который любит лакросс, — поясняет Бейли, и Лидия фыркает, покрепче перехватывая тетради и учебники. — В любом случае у меня сейчас окно, так что почему бы не посмотреть на десяток потных тел.       Она усаживается на трибуны с ногами и, сняв с плеч рюкзак, ставит его рядом. Лидия перехватывает свои учебники с тетрадями и прижимает их к груди.       — Что ж, тогда я пойду. У меня потом химия, ты на неё ходишь?       — Хожу, — признаётся Бейли. — Но тебе она, конечно, не нужна для поступления, а просто нравится? — дразнит она новую знакомую.       — А тебе для поступления? — тут же наступает Лидия. — Собираешься стать врачом?       — Подрывателем, — отшучивается Бейли и откидывает голову назад. Солнце слабо щекочет её из-за туч и ослепляет бликом на очках. Она отмахивается от него, как от насекомого.       Некоторое время они молчат. Лидия отчего-то не уходит, а Бейли всё жмурится, стараясь немного расслабиться. Когда на её лицо падает тень, она открывает глаза и видит, как Лидия машет кому-то рукой. Два игрока приветствуют её с поля. Бейли не ждёт объяснений, но та говорит:       — Мои друзья. Стайлз и Скотт.       — Стилински и МакКолл, — добавляет Бейли. — Я только приехала в город, но благодаря дяде слышу эти имена чаще своего.       Впервые Лидия улыбается.       — А вон там, — она указывает на другой конец поля. — Кира. Она тоже мой друг. И девушка Скотта.       — Один из твоих друзей сейчас упадёт замертво, — перебивает её Бейли, пропустив мимо ушей последние слова.       — Стилински! — Бобби Финсток даёт о себе знать чередой коротких, но громких свистов.       — О боже, — вздыхает Лидия и косится на свои наручные часы. — Мне действительно пора на урок. Увидимся.       Бейли рассеянно кивает и не отводит взгляда от поля.       — Стилински, поднимайся и беги!       Номерной знак «24» лишь на секунду мелькает перед её глазами, а затем парень валится на спину. Девушка осматривает остальных и замечает, насколько все запыхавшиеся и усталые.       — Тиран на поле и голодный пирожок дома, — бормочет она и, прихватив рюкзак, бежит к бедному парню.       Складывается ощущение, что она в замедленной съёмке. Все двигаются как зомби, но при этом предпринимают потуги бежать, и всё это выглядит крайне комично. Неудивительно, что Бобби закрывает лицо руками, не способный выдержать подобное зрелище.       — Стайлз, вставай, — одиннадцатый номер, или Скотт МакКолл, как уже догадалась Бейли, склоняется над другом. — Давай, Стайлз.       — Ни за что, — произносит Стилински уже не в первый раз.       — Стили..!       Бейли не знает, что именно видит Бобби, когда их взгляды встречаются, но он замолкает на полуслове, словно задохнувшись. А потом делает ей знак убираться с поля, но она упрямо мотает головой.       Девушка опускается на колени возле распластавшегося парня, выглядящего так, как будто его разом вырубило. Она приподнимает ладошки веером и прикрывает ими солнце над его глазами.       — Ты жив? — спрашивает Бейли и улыбается.       Стайлз реагирует резко. Он так быстро поворачивает голову, что позвонки хрустят, и Бейли, порядком напугавшись, отнимает руки.       — Ты жив? — повторяет она вопрос уже без улыбки и холодными пальцами касается его шеи, будто это может чем-то помочь.       — Ты кто?       И в этот момент Бейли обдаёт холодом, который тут же сменяется удушающим жаром. Она отдёргивает руку, прижимая её к себе второй, словно не доверяя, и покрывается красными пятнами.       — Да я… я… — теряется девушка. — А я воды принесла.       И с облегчением вздыхает, вспомнив, что в рюкзаке, и правда, ещё осталось немного минералки.       — Кажется, тебе не помешает, — она расстёгивает молнию и достаёт бутылку, которую практически вырывают из её рук. Бейли, как заворожённая, смотрит на движение кадыка вверх-вниз, на тонкую полосу воды, стекающую с уголка губ Стайлза.       Набрав полную грудь воздуха, парень отнимает бутылку ото рта и снова валится на траву.       — Я не знаю, кто ты, но ты только что спасла мне жизнь, — выдыхает он.       Пора ей уже перестать краснеть, но себя так просто не убедишь.       — Может, ты ещё и голодный? У меня конфеты есть…       Стайлз поднимается и оказывается с ней чуть ли не нос к носу.       — Что ещё есть в твоём рюкзаке? Новые ноги? Новый тренер?       — Только… конфетки, — и горстка появляется на её ладони.       — Откуда ты только взялась? — Стайлз подносит одну конфету ко рту и пробует. А затем улыбается и, наконец, перестаёт пугать и смущать Бейли так сильно. Ей нравится, что смеются не только губы, но и глаза, такие внимательные и смешливо-добрые. — А…       — Стайлз, да успокойся уже, — Скотт хлопает друга по спине и тоже улыбается.       — Спасибо, я думал, сейчас подойдёт тренер и нам крышка.       — Так и есть, МакКолл, — три лица смотрят вверх и видят Бобби Финстока. — Выпишу вам штрафные и…       — Да ладно тебе, — вмешивается Бейли, и парни смотрят на неё с каким-то неверием и удивлением. — Тут все до смерти устали, посмотри на этих ходячих мертвецов, — указывает она на остальную команду.       — Бейли, — угрожающе.       — Возьми конфетку, — поднимает вверх. — Шоколадная. С орешком.       — Откуда у тебя только эти конфеты, — ворчит Бобби, но уже не так сердито.       — У каждого своё предназначение, — глубокомысленно изрекает девушка, в тайне благодарная тому, что дядя разрядил обстановку и прогнал румянец с её лица. — Кто-то, вон, в мяч играет, кто-то, как ты, свои знания передаёт, учит молодёжь. А я ношу конфетки.       — Я ничего не понял, — пожимает плечами Бобби, но конфету берёт. — И разбираться в этом не собираюсь. И… — отвлекается на какого-то игрока с номером «21», и лицо его становится почти таким же красным, как у племянницы несколько минут назад. — Гринберг! А ну иди сюда! Гринберг!       Мужчина удаляется размашистым шагом, и только Бейли смотрит ему вслед. Потому что Скотт и Стайлз всё ещё глядят на неё с открытыми ртами.       Она закидывает в рот вишнёвую конфету:       — Мой дядя, — поясняет Бейли.       — А-а-а-а-а, — в унисон тянут парни.       — А вы что подумали?       — Надо же, тренер — дядя, — вместо ответа говорит Стайлз, и его глаза загораются. — Так ты Бейли?       — Ага. А вы Стайлз и Скотт. Я была с Лидией, когда вы здоровались.       — И давно ты здесь?       — Считай, только приехала. Я… — Бейли молчит, не зная, как лучше сказать. — Я сейчас живу с дядей... ну, по семейным обстоятельствам.       — Твои родители?.. — Скотт внезапно становится серьёзным, но девушка отрицательно мотает головой.       — Нет, они в порядке, просто разводятся, а я не могу сейчас видеть, как всё рушится. Не могу, — последнее слово она говорит скорее для себя, но сама себе не верит.       Стайлз касается её плеча и если и чувствует, как она напрягается, то списывает это на неприятную для неё тему разговора. Его улыбка почему-то и радует Бейли, и заставляет грустить.       И слова Стайлза тоже звучат как приговор.       — Ну, добро пожаловать в Бейкон-Хиллс.       Бейли смиренно улыбается, принимая их. Больше ей ничего не остаётся.

***

      Мокрыми всполохами опадают листья, кричит ворон, отряхивая перья, и мигают лужи редкому солнцу: природа хмурится, порицая чужаков, но не отказывает им в тенистом убежище возле дуба.       Джеймс ест сэндвич, не обращая внимания на редкий дождь. Наоми застывает в позе нетерпеливого напряжения.       Школа глядит на них тёмными глазницами окон. Всё кругом молчит, ожидает. Так затихает мир перед бурей, и Ноа уверена, что и этот раз — не исключение.       — И что теперь? — спрашивает она. Её голос натянут, как струна; слова липнут к языку. Наоми облизывает сухие губы.       — Взглянем на этого МакКолла и его стаю.       — Ты хоть знаешь, как он выглядит? — с ироничным ожиданием интересуется Наоми, которой до смерти надоело ждать. Ещё и погода действует на нервы, а волосы вновь завились из-за влажности и липнут к лицу.       — Ладно, мозгом не пользуешься, но нос-то тебе зачем? — риторически тянет Джеймс. — Думаю, ты способна учуять оборотня.       — Но если есть и другие?       — В этой дыре? — Джеймс обводит взглядом всё кругом с брезгливостью аристократа, словно вовсе не он жил в заброшенном отеле Детройта. — Здесь способны жить разве что Хейлы, но они, насколько я помню, давно уже не школьники.       Наоми чувствует, как мужчина раздражён. С момента смерти Девкалиона она почти всегда видит его таким. Вечно недовольным, возвращающимся откуда-то поздно ночью, доведённым до белого каления. Что с ним творится, ей не понять. Но Джеймс всегда был странным и безумным, он пугал её, и всё-таки... у неё больше никому нет.       От этой мысли её отвлекает шум. Он ей знаком и не вызывает ничего, кроме желания убраться подальше. Такой гул ни с чем не спутать — это ученики выходят из школы и отправляются по домам.       — Ты его видишь? То есть чуешь? Где он? — Наоми привстаёт на носочках и всматривается в каждого проходящего, но не может найти того, кого ищет.       Джеймс вздыхает. Любой другой понял бы, что она ему в тягость сразу, как только услышал бы этот вздох; любой, но только не Ноа.       — Раз твои волчьи способности такие слабые, можешь подойти и попытаться рассмотреть его на расстоянии вытянутой руки, — с сарказмом тянет он и облизывает пальцы, испачканные в соусе.       Наоми не слышит или не хочет слышать насмешки в его голосе и потому действительно поступает так. И возможно, это впервые, когда ей удаётся удивить Джеймса.       Какое-то чувство заполоняет нутро; желание показать власть, быть нужной, быть важной выступает вперёд. Такое с ней происходит часто: Наоми порывиста, для неё всегда есть только сейчас.       Она пробирается сквозь толпу, с небрежностью расталкивая всех, кто попадается под руку, идёт как таран. В ушах звенит не смех Джеймса, а, скорее, его тень.       — Бейли, осторожно!       Чей-то голос пронзает Наоми насквозь. Слова достигают слуха, но их смысла она не понимает до тех пор, пока в неё кто-то не врезается. Пальцы, маленькие, как у ребёнка, и цепкие, впиваются в кожу.       Всё происходит быстро: вот Наоми и какая-то малявка валятся на асфальт, а вот Ноа уже держит ту за локти, и ярость в её глазах встречает грозовой омут.       — Бейли!       Наоми отводит взгляд и видит рыжую девушку с зелёными пятнышками на волосах.       — Ты что, вообще не видишь, куда идёшь? — спрашивает та, и Ноа удивляется тому, почему вопрос, который должна задать она, у неё отняли.       Вместо того, чтобы держаться от Наоми подальше (что, конечно, было бы очень разумно), малявка прячется за её спиной, и Ноа вдруг понимает, что гнева рыжей та боится куда больше.       — Я не специально, — тянет она тоненьким голоском, кивая на странный цвет волос рыжей. — Оно само как-то.       — Ерунда, — отмахивается та. — Не страшно.       Наоми косится на них и уже сама начинает побаиваться этой странной малявки. И как раз в момент, когда она подумывает просто уйти, не напоминая о себе, та и обращает на неё внимание.       — Привет, я Бейли. И лучше держаться от меня подальше, — кается она. Наоми становится жутко неудобно под взглядом этих проницательных глаз — единственно взрослого, что есть в лице девчонки.       — Наоми. Я тут не учусь, я… мимо шла.       — Бывает, — с лёгкостью принимает её ответ Бейли. — Но всё равно, если ты никуда не идёшь, может, с нами пройдёшься, а?       Рыжая вздыхает; она на волосок от того, чтобы потерять терпение. А Наоми быстро-быстро мотает головой, уже не желая видеть ни Скотта, ни его стаю, лишь бы избавиться от этой Бейли.       — Нет, я… я не одна, и… В общем, я лучше пойду, — Ноа кажется, что с неё семь потов сошло, пока она это произносила. По каким-то причинам малявка кажется ей знакомой, и это одновременно и странно, и пугающе.       Серые глаза Бейли точно смеются, и Наоми чувствует, как бегут по спине мурашки. Отчего ею вдруг овладел страх? Словно всё, чего Ноа боялась и что боготворила, вдруг оказалось низвергнуто.       — Ну, раз так, — Бейли кивает и улыбается. — Прости за то, что так столкнулись. Не хотела причинить тебе неудобство.       Наоми верит последним её словам. И это немного успокаивает заполошные удары сердца.       — Ничего. Всё в порядке, — она кривит губы в попытке улыбнуться. — Пока, рыжая. Пока, Бэмби.       — Бейли.       — Неважно.       Наоми не уходит, но пятится, как будто ожидая, что глаза за стёклами очков вдруг что-то ей скажут. Но они всё смеются и ровным счётом ни о чём ей не говорят.

***

      Мужчина замечает, как его «напарница» отступает. И отступает она от человеческой девчонки. Его просто смех распирает, настолько глупо это выглядит: оборотень испугалась восемнадцатилетней девочки.       Джеймс глубоко вдыхает, и запах Бейли окутывает его своей невзрачностью: он ни сладок, ни горек; ни прян, ни обыден. Такой незаметный, теряющийся среди других, но для Джеймса не составляет труда найти его.       Пока Наоми возвращается так быстро, как только может, он наблюдает за тем, как к девочке и рыжей присоединяются двое парней. И запах одного из них угрозой нависает над Джеймсом. Скотт МакКолл.       Всё его тело напрягается. Он вглядывается в лица подошедших: один с кривой челюстью, а у другого много родинок и, похоже, частая улыбка на лице, сейчас обращённая к Бейли. И когда он что-то говорит, девочка краснеет. Уголки её губ приподнимаются, верхняя губа натягивается, обнажая мелкие зубы.       Они чуть отходят вперёд, позволяя Джеймсу различить запах каждого из них. Наоми уже стоит рядом, но от неё пользы мало.       Мужчина чует, что парень в родинках пахнет человеком. Значит, Скотт — тот, со смешной челюстью.       Джеймс вновь переводит взгляд на Бейли и со смешанным чувством замечает, что она тоже смотрит на него. Их взгляды встречаются только на миг, кажущийся ему вечностью. А потом Бейли Финсток улыбается.