На привязи

      Скотту не нравится затишье. Оно выглядит подозрительно после того, как Наоми раскрыла себя, а Джеймс напал на Бейли.       Они исчезают так же внезапно, как и появились: парень ожидает очередного сюрприза, но этих двоих и след простыл. Происходящее напоминает игру, правил которой Скотт не понимает. Он ощущает себя пешкой, которую переставляют туда-сюда, а ему только и остаётся, что следовать чужой воле. Нельзя договориться или сразиться с тем, кто не выходит из тени, а Джеймс и вовсе походит на призрака. Существует ли он вообще? Хейлы говорят, что да, но никто, кроме Наоми, его не видел. Может, это она сумасшедшая, и Джеймс — фантазия её больного рассудка?       Всё возможно. Но вместе с тем Скотт не может избавиться от мысли, что ищет врага повсюду. Не зная в лицо, он видит его в каждом встречном.       Скотт поворачивает голову к Бейли, ладонь которой козырьком нависает над закрытыми глазами: она спит прямо за партой. Стайлз прикрывает её спиной и жестикулирует, отвлекая внимание преподавателя на себя.       — То есть вы говорите, что гипотетически можно обойтись двумя уровнями экономики?       Бобби Финсток сверлит Стайлза взглядом.       — То есть…       — Стилински! — тренер остаётся тренером и сейчас, все слышат это в громовом раскате голоса.       Все, включая Бейли.       Её так невежливо вытягивают из сна, что она вздрагивает и ударяется о парту, опрокидываясь со стула назад, но Лидия, сидящая за ней, успевает поддержать Бейли за спину.       Происходящее длится какие-то доли секунды, и замечает это только Скотт. Он видит, как девушка впивается пальцами в край стола, как белеют костяшки дрожащих пальцев; стоит ей поднять ладонь, чтобы тронуть переносицу на том месте, где очки, и парень отмечает круги под серыми глазами.       Бейли, и так несильно выделяющаяся в толпе, сегодня как-то особенно тиха и покорна. Хрупкое тело тонет в безразмерном свитере, и она вжимает голову в плечи, словно только и мечтает, что исчезнуть.       Скотт периодически смотрит на неё, стараясь держать в поле видимости. Ему кажется, если отвернётся, Джеймс или Наоми тут же явят себя. Но это лишнее: Бейли ходит за их компанией, как тень, делает, что велят, односложно отвечает на уроках и засыпает через каждые две минуты.       Скотт не видит в таком поведении ничего удивительного. Наверное, Стайлз прав, и на дороге Бейли увидела нечто, не вписывающееся в рамки её мира. Он чувствует вину за это, зная, что сыграл в случившемся не последнюю роль. Это его долг — скрывать сверхъестественный мир от обычных людей.       Не всем дано принять нечто подобное, и хорошо, что Скотт с друзьями могут присмотреть за Бейли и удержать её от падения в эту бездну.       И всё же… Всё же они не могут быть вечно рядом.       Звонок прерывает Бобби Финстока, который явно хочет высказать Стайлзу всё, что о нём думает. Стайлз поджимает губы, наблюдая за тем, как одноклассники покидают кабинет, а его всё ругают, ругают, и конца этому не видно. Скотт стоит рядом, потирает лоб и сочувствует всем своим видом.       Стайлз опускается на стуле ещё ниже, ожидая, что сейчас его хорошенько припечатают и на ближайшие минут тридцать можно забыть о собственных планах. А потом ладони Бейли, жёсткие и холодные, оказываются на его плечах.       — Что ты так кричишь? — спрашивает она, перебивая зевок и Бобби. — Он же меня выгораживает.       Трое обращают на неё взгляды, для чего сидящему Стайлзу приходится задрать голову.       — Какого чёрта ты вообще спишь на занятиях? — интересуется Бобби, и его обвиняющий палец указывает не на племянницу, а на закрывающего её Стайлза.       Бейли только руками разводит и глядит так, словно улыбка и есть ответ на все вопросы.       — Как я могу уехать, если с тобой вечно что-то происходит? — спрашивает Бобби. — Сначала ты падаешь, — он кивает на заживающую на лбу царапину. — Теперь ещё и это. Никуда не поеду, — и он складывает на груди руки.       В такой ситуации становится трудно понять, кто из них, по сути, ребёнок.       — Тренер, это последняя игра в этом году, — говорит Скотт. — Без вас команда не сможет поехать, и Девенфорд станет абсолютным чемпионом.       Плечи Стайлза под ладонями Бейли твердеют. Скотт буквально осязает волнение друга: Бейли в опасности из-за того, что попалась на глаза каким-то сумасшедшим волкам, а они поедут играть в мячик?       — Скотт прав, — соглашается Бейли, и Стайлз, поперхнувшись, вновь смотрит на неё. — Без тебя, даже если команда и сможет поехать, она не сумеет выиграть. Ты им нужен.       — Но и дома вы нужны, — встревает сын Стайлз и получает от Бейли подзатыльник. «Эй!» не успевает сорваться с его губ, как пальцы девушки с двух сторон обхватывают его щёки, и кожа на них натягивается.       — Вы нужны нам, — говорит Бейли изменившимся низким голосом, растягивая щёки Стайлза в стороны, до того, как парень приходит в себя и перехватывает её руки.       Она использует момент в своих целях и, притянутая сзади, кладёт подбородок на макушку Стайлза. Даже разозлившийся и растерявшийся Стайлз выглядит больше смущённым, и Бейли ему улыбается. Скотт не может не признать, что вдвоём они представляют дуэт сплошного очарования.       Бобби Финсток, в иной раз точно надававший бы подзатыльников обоим, польщён и, можно сказать, доволен. Он медлит с ответом.       — Ладно, — наконец, сдаётся мужчина. — Если вы все настаиваете, — обводит троих взглядом, не замечая, как Бейли закрывает рот явно не согласному с таким положением дел Стайлзу. — Но только при условии, что после школы ты сразу пойдёшь домой и не будешь выходить до утра.       — Я могу высылать фотографии каждый час, — шутит она.       — Только попробуй так не сделать, — грозят ей.       Скотт наблюдает за этим со смешанным чувством довольства и опаски. Ему хочется верить, что в их отсутствие Бейли будет в безопасности. Да и, если что, в городе остаётся Лидия, она присмотрит за девушкой.       Всего лишь два дня.       Может, Джеймса и впрямь нет? А Наоми только пугает всех, но в действительности опасности не представляет?       Всего два дня.       Скотт встречает взгляд Стайлза, и тревога усиливается, когда он вспоминает их разговор об этом накануне, то, как друг отчаянно сопротивлялся и уговаривал отказаться от игры. Стайлз уверен, что уезжать сейчас глупо.       Но Скотту нравилось быть нормальным и нравилось думать о будущем, об учёбе, работе, семье. Очередная волчья проблема не вписывалась в его планы, и пока всё было тихо и некритично, ему хотелось взять своё. Разве это так уж плохо?       Быть может, им и опасаться-то нечего.       Быть может…       Стайлз смотрит на него не мигая, и ладони его сжимаются крепче на руках Бейли.       «Целых два дня, — читается в его глазах. — Два дня, Скотт!»       Скотт отмахивается.       Всё будет в порядке.

***

      Бейли слышит дверной звонок не сразу. А когда всё-таки слышит, игнорирует.       Она предпочитает делать вид, что никого нет дома, ожидая, что незваный гость уйдёт. Но спустя три минуты непрерывной трели девушка слышит глухие удары.       Тук-тук.       Бейли откладывает полотенце, и вода стекает с влажных после душа волос, капая на пол.       На улице рано, очень-очень рано, но этой ночью Бейли не сомкнула глаз. Мысли не давали покоя, да ещё и этот страх остаться одной в темноте. Провожая дядю на матч, она и его убедила, и сама поверила в то, что ничего страшного не случится. Однако, стоя в полутьме с одной включённой настольной лампой и слушая упрямый стук в дверь, Бейли хочется забиться в самый дальний, желательно, освещённый угол и закрыть глаза.       Поняв, что гость не собирается уходить, девушка на ощупь спускается по лестнице. Свет она не включает, лелея слабую надежду, что этот кто-то всё-таки уйдёт.       Тук-тук.       Бейли подходит к двери и зачем-то прислоняется к ней ухом. Чудится, что пришедший тоже прислушивается, и от мысли, что кто-то стоит по ту сторону и вот так же касается головой деревянной поверхности, внутри холодеет.       Тук-тук.       — Никого нет дома, — оповещает Бейли гостя.       На несколько секунд на улице становится тихо.       — Бэмби, открывай сейчас же!       Этот голос, неприятный и резкий, кажется девушке чуть ли не пением райских птиц. По крайней мере, это не... Она выдыхает и быстро справляется с засовами, даже не задавшись вопросом, зачем пришла Наоми.       Наоми, ожидающая, когда ей отопрут, оборачивается. Её шатает и ведёт в сторону. Бейли отмечает, что они обе могли бы посоревноваться, у кого круги под глазами больше.       Пришедшая выглядит совсем измождённой и какой-то дикой, и, испытывая нечто вроде сострадания, Бейли всё равно застывает на пороге, явно не горя желанием приглашать её внутрь.       — Чем обязана?       — Вообще-то многим, — отвечает Наоми, и голос её ломается. Она выговаривает слова так, словно кричала довольно долгое время — с таким трудом ей даётся связная и членораздельная речь.       Бейли оглядывает её, глупую девушку с большими амбициями, и не узнаёт. Где та, что ворвалась в класс с таким пафосом, что впору смеяться? Из Наоми Марл словно выкачали весь воздух, вытрясли всё, оставив только имя.       — Если тебе есть что мне сказать, то приходи в другое время. Знаешь, когда солнце светит, — Бейли кивает на фонари, которые к предрассветному часу уже погасли.       — Я потом… сейчас. Не смогу, — произносит Наоми, а Бейли щурится, пытаясь разобрать и уяснить хоть что-то. — Сейчас надо. Потом… нет.       Бейли моргает и мотает головой, как если бы ничего не значащие слова, попав на неё, тут же смешали бы и её мысли в кашу, а Наоми глядит так, будто не понимает, чего Бэй медлит. Хотя, судя по затуманенным расширенным глазам, она действительно мало что осознаёт.       — Ты мне не нравишься, — единственно ясное, что Наоми удаётся произнести, прежде чем она отодвигает девушку в сторону и заходит внутрь дома.       — Да ты мне как-то тоже, — говорит Бейли и пожимает плечами, с тоской глядя на улицу, всерьёз подумывая уйти самой. Как-то этот вариант не видится безумным, уж точно не безумнее малознакомой девушки, только что без разрешения вошедшей в её дом.       Наоми ничего не смущает. Она находит выключатель в гостиной как раз тогда, когда Бейли решает всё же последовать за ней, и свет ослепляет Финсток. Перед глазами маячат красные пятна, и Бейли всё пытается избавиться от них, как вдруг понимает, что они ей не мерещатся.       Наоми обводит кончиками пальцами старый абажур, обшаривает низкий стол, обивку дивана. Она ведёт себя как хозяйка, и за ней тянется багровый шлейф.       — Наоми, — зовёт Бейли или это ей только кажется. Во всяком случае та не отзывается. — Ты… ты вся в крови.       — Ты мне не нравишься, — снова произносит та, словно и не слышит. Она ощупывает и Бейли, только не руками, а взглядом. — Тук-тук, — смеётся Наоми, и сердцебиение Финсток учащается.       — Тебе лучше отдохнуть, прийти в себя. Ты неважно выглядишь, — Бейли не двигается с места. Что-то подсказывает ей, что любое лишнее движение может привести к катастрофе.       Помнится, при встрече Бейли испугалась выражения лица Питера («Держись от него подальше», — предупредил Стайлз, когда она спросила, как зовут того мужчину из леса.), но сейчас это показалось ей глупостью. Она даже вроде как пожалела, что сейчас перед ней не он. Конечно, Питер Хейл опасен, и всё-таки насмешливый холодный огонёк в его глазах был живым и в чём-то завораживающим, а вот жестокая решимость Наоми пугала её до смерти.       — Отдохнуть, — повторяет Наоми и улыбается. — И ты тоже давно не отдыхала, да? Что тебя так гложет? Что нехороший оборотень приложил тебя головой или, может, волнуешься за Джексона?       Учтивый тон никак не вяжется с плотоядностью сказанного, и Бейли сглатывает, не зная, что лучше сказать. Правду? Ложь? Чего от неё хотят, чего ждут?       Голубые глаза впервые за всё время их знакомства встречают её взгляд без замешательства, страха или непонимания. А Бейли, напротив, чувствует всё это разом. Её словно под дых ударяют, дышать становится невозможно, а враждебный взгляд наполняется янтарным блеском.       Должна ли Бейли изобразить страх, увидев, как глаза Наоми меняют цвет? А удивление? Да, она ведь должна удивиться.       — Ты не удивлена, — почти ласково говорит Наоми и встаёт рядом, ногтем касаясь её бледной щеки. — Почему маленькая девочка не удивлена? Оборотни для неё — не сюрприз?       Зловонное дыхание смерти щекочет ухо. Бейли задыхается. Ей не нравится, что о ней говорят в третьем лице, словно её тут нет. Она отталкивает девушку, которая, отступив, заливается своим раздражающим смехом.       — Теперь я понимаю, Бэмби, почему ты никогда мне не нравилась. Почему я боялась тебя, — продолжает она. — Если бы я не увидела тебя с Джексоном, я, пожалуй, ещё долго сторонилась бы маленькой, — обходит она её, — ничего не значащей девчонки. Представляешь? Вот же смех, — её лицо появляется совсем рядом от лица Бейли, и та жмурится, но пальцы Наоми удерживают за подбородок. — Нет, я хочу, чтобы ты смотрела, ну же, — подбадривает она, и та открывает глаза. — Сейчас, когда я всё знаю, мне видится только один способ расквитаться с тобой, с Джексоном, с Джеймсом. Это несправедливо, что ты расплатишься за всех, но поверь, такова жизнь. Не волнуйся, — утешает она. — Если выживешь, у тебя начнётся новая жизнь. И может, тогда мы даже станем друзьями, объединившись против Джексона и Джейми. Ведь большая часть вины за то, что случится, лежит на них.       Чего Бейли совсем не ожидает, так это того, что Наоми вдруг обнимет её. Девушку начинает тошнить то ли от этого жеста мнимой доброты, то ли от удушающего запаха крови. Она не понимает, что несёт Наоми, слова «если выживешь» никак не желают усваиваться. Что эта чокнутая себе понапридумывала?       Наоми отстраняется и улыбается. Нечто, похожее на материнскую нежность, светится в янтарных глазах, и в этот момент, когда тело непослушно, а страх всеобъемлющ, Бейли наконец осознаёт, что хочет сделать Наоми.       Ужас придаёт сил, энергия струится по окоченевшим членам. Она хватает первое, что попадается под руку — светильник, — и ударяет ту со всей силы. Это как пнуть грузовик — больно и мало смысла, но ей всё равно. Лишь бы отсрочить, остановить мгновение.       Бейли вылетает в холл, не чувствуя ног, не чувствуя ничего, кроме нарастающей паники. Её дёргают сзади, и девушка валится на пол, пытаясь вырваться из рук Наоми. Но та, спокойная, уверенная, взирает на неё и улыбается.       — Не бойся, Бэмби, — говорит она. — Это совсем не страшно. Быть одной гораздо страшнее, — она склоняется над брыкающейся Бейли, чьи потуги сравнимы с движениями котёнка. — Ты мне не нравишься, естественно было бы растоптать тебя, как жука. Я могу убить, но не убью, — Наоми улыбается, упоённая своей милостью. — Мы будем как одна семья. Бэмби…       Беспомощность комом встаёт где-то в груди Бейли.       — Наоми, ты что… — пробует достучаться до неё девушка. — Ты не можешь… Не можешь обратить меня.       Наоми качает головой в такт её словам, словно они в лодке и их несёт течением, и Бейли чувствует, что вот-вот перевернётся и окажется в чёрной пучине.       — Ты же не альфа… Ты не можешь… Не можешь, понимаешь? — она не хочет, но начинает плакать. Бейли знает, что укус беты её не обратит, но почему-то ощущает, что это всё изменит. Ей кажется, что смерть машет ей из-за одного угла, а тьма, вязкая и непроглядная, манит её из-за другого.       Эта Наоми, не знающая основ волчьего мира, но уверенная в своих силах, пугает и заставляет верить, что это действо может привести к чему-то похуже, чем гибель или обращение. В её глазах Бейли видит всё, чего когда-либо боялась, и собственное отражение в зрачках напротив кажется неправильным.       Бейли чувствует, что одиночество и сумасшествие Наоми передаются и ей. Никого нет, никто не придёт.       И отражение, изгаженное, видоизменённое, смеётся.       Девушка поднимает руки и скрещивает их в попытке убежать от того, что её ждёт, отказаться от того, что ей предлагают. Напади Джеймс на неё снова, такого страха Бейли бы не испытала. Нет, сейчас ей бы даже хотелось, чтобы вместо Наоми здесь был Джеймс... Но впереди только неизвестность.       И лицо, которому в целом плевать, что с ней будет. Доброта Наоми остаётся мнимой, показушной, ничего из себя не представляющей.       Бейли знает это, как и то, что укус оборотня никогда не проходит бесследно. Беты обычно не кусают людей, потому что не могут обращать, но если укус альфы пробуждает внутри зверя, то и укус беты тоже что-то обнажает.       Кто-то кричит.       Не сразу Бейли понимает, что это она. Вопль разрывает глотку и оглушает её, отрезвляет Наоми. Зубы прекращают терзать руку, и на место ужаса приходит боль. Бейли взирает на то, как пузырится кровь там, где порвалась кожа, и как быстро стекает она к локтю. Почему-то её много. Почему-то не останавливается. Почему-то весь подбородок Ноа заляпан красным, словно она не кусала, а вгрызалась в плоть.       Бейли чувствует себя так, как если бы её вывернули, посмотрели, что внутри, и вернули, как было, а ей об этом не сказали. Она отводит взгляд от своей мучительницы и тупо глядит в потолок. В голове тихо. Девушка пытается уцепиться хоть за что-то, но ничего нет.       Крови много. Это из вены?       — Я… — начинает Наоми и замолкает. Она всё ещё безумна, всё ещё упряма и глупа, как пробка.       — Дошло наконец? — интересуется Бейли, не глядя на неё. Всё равно, здесь Наоми или нет. Всё уже случилось.       Теперь, когда страх позади и не имеет значения, а жизнь утекает сквозь рваную рану, Бейли понимает, как это нелепо. Её укусила бета, воображающая, что у неё есть сила альфы. Кто-нибудь вообще рассказывал ей, как устроен мир?       И зачем она её укусила? Бейли смутно понимает, что она, Джеймс и Джексон сильно провинились перед Наоми. Вот только в чём состоит её вина?       Дрожь пробирает всё тело, и с отстранённым удивлением Бейли понимает, что это несформировавшийся смех.       Сознание то и дело гаснет, но, очнувшись, она всё ещё слышит собственное нервное хихиканье. Наоми продолжает смотреть на неё как на самое ужасное создание на свете, и это смешит её ещё больше.       «Ты боишься меня? — думает она. — Это хорошо... хорошо...»       Через какое-то время, когда Бейли вновь приходит в себя, она видит, что Наоми исчезла, а её придушенным смешкам вторит мелодия. Кто-то звонит.       Ей всё равно. Всё равно. Всё равно.       Телефон звонит в кармане её домашних брюк. Бейли чувствует лёгкое щекотание и смеётся громче. С трудом достаёт мобильный неповреждённой рукой и прислоняет к уху.       — Так и знал, что это твой номер, — отвечает знакомый насмешливый голос, хотя она ни слова не произносит.       — Твой — это чей? — спрашивает Бейли, на секунду забыв о боли, смехе и луже крови, темнеющей рядом. Перебирает в памяти имена, словно играясь, и ещё до того, как буквы вспыхивают в мозгу, она вспоминает льдистый взгляд. Но мутные цифры, которые удаётся разобрать без затерявшихся очков, утверждают, что номер не может принадлежать ему. — Это не твой номер, — не доверяя себе, произносит Бейли.       Кто-то усмехается, и она убеждается в своей правоте.       Дыхание Питера Хейла на другом конце провода каким-то образом приводит её в чувство, потому что девушка внезапно сердится. Смерть в его лице кажется Бейли полнейшим абсурдом, и она чувствует прилив сил.       — Извини, что расстроил.       Бейли смотрит на хаос вокруг и с трудом фыркает:       — Да, ты очень меня расстроил. Ты самое неприятное из всего, что сегодня произошло.       Какое-то время Питер молчит, или это её опять вырубает. В любом случае, когда он говорит, девушка уже мало что соображает. Рука её опускается, телефон замирает в паре сантиметров от уха. Голос Питера звучит и звучит, но слов Бейли не разбирает.       Она мало что понимает, даже когда его голос возникает совсем рядом и тень нависает над её лицом.       — Да ты надо мной издеваешься.       Бейли разлепляет глаза и стонет. Не от боли, а, скорее, от недовольства.       — Начинаю думать, что ты готова на всё, чтобы я вновь взял тебя на руки.       Бейли глубоко вздыхает. Воздух со свистом врывается в лёгкие. У неё начинаются судороги, и говорить трудно:       — Раскусил меня.       Глаза закатываются, а губы продолжают беззвучно шевелиться.       Питер смотрит на это сплошное недоразумение и, пускай он не видел происшедшего, по запаху сбежавшей беты, почти растаявшим следам эмоций и физическому результату, наверняка понимает, что здесь случилось.       Он вынимает телефон из онемевших пальцев Бейли и набирает 911. Затем за плечи поднимает Бейли и прислоняет к стене, берёт истёрзанную руку в свои ладони и, оторвав рукав её кофты, затягивает жгут. Ткань тут же пропитывается кровью, а девчонка стонет.       Бейли даже в полубредовом состоянии умудряется что-то говорить. Питер склоняется ближе, чтобы расслышать:       — З-знаешь, — доверительно шепчет она. — Она ведь меня уку… укусила. Думала… о… обратит.       Питер видит дорожки слёз на её лице, подрагивающие в улыбке губы. Вся она сотрясается с головы до пят и смеётся, по крайней мере пытается. Сейчас страх Наоми перед ней вполне оправдан: тот, кто на границе перед смертью способен улыбаться, страшнее любого пышущего жизнью.       Голова Бейли клонится и опускается на плечо Питера. Её дыхание щекочет ему кожу.       — Я посплю немного, ладно? — действительно ли она произносит это или ей только чудится?       В семь четырнадцать до полудня в карете скорой помощи сердце Бейли даст сбой, но через минуту оно забьётся и забьётся неистовее и сильнее, чем когда бы то ни было прежде. В отличие от врачей, Питер не сомневается в хорошем исходе. Ведь смех продлевает жизнь, а Бейли Финсток смеялась в лицо смерти.