Тысяча и одна ночь

Эта ночь так же темна, как и предыдущие, но ощущения острее. Как и любой тьме, ей есть, что скрывать: ручьи слёз, гримасы боли и обиды, горькую истину, сладкую ложь, острый нож в чьей-то руке. Он ненасытен, как в последний раз. Пьянеет с каждым поцелуем. Она щедра. На крики, стоны, хрипы, шепот. Он обнимает до хруста в рёбрах, вмещая всё своё естество. Она раздирает кожу, вонзает ногти в каменные мышцы, отпечатываясь в его памяти. В последний раз он ее щит, опора и твердь. Навеки теперь она его меч, слабость и зыбь. Безустанно они взбираются вверх вновь и вновь, не единожды покоряя пик. Телесная память самая сильная, ее не сотрешь, не подменишь и не предашь. Завтра плоть будет саднить, все мышцы ныть, синяки и царапины будут кричать из-под одежды. Лишь они сами едва ли перекинуться хоть парой слов. Но всё это завтра. Завтра, не сейчас. Завтра они снова укроются за безликими масками и ничего не значащими фразами. Сейчас их тела говорят правду – ту правду, с которой при свете дня им не совладать. Ему хватает минуты, чтобы одеться. Она сидит на развороченной кровати, раздирая губы в кровь. Он не увидит её перекошенное лицо. Он не запомнит её такой некрасивой. Она боится открыть рот. Держит глупые, жалкие и злые слова на привязи. Она боится себя такой испуганной и жадной. Он боготворит её такой величественной и беззаветной. Еще немного бы продержаться, чтобы не завыть во весь голос… – Спасибо! – он, внезапно появившись рядом, прижимает к себе. Прикосновение любимого становится для неё мукой. Он вдавливает её лицо в свою грудь ещё сильнее, чтобы не услышать ненароком едва сдерживаемые всхлипы. Она заносит нож за его спину, не в силах отпустить. В последний раз он проводит мозолистыми пальцами по волосам и вдыхает ставший родным запах. Она выдыхает боль и в бессилии опускает руку. Он отталкивает ту, что могла стать его счастьем. Упав лицом в подушку, она лишь молит Богов защитить того, кто стал её болью. Он покидает комнату намного быстрее, чем позволяет собственная гордость. Быстрый шаг перерастает в бег. Только бы не услышать… Зубы бессильно вцепляются в подушку. Только бы не закричать… Он ещё долго будет блуждать по дворцу, пока не выйдет наружу. Рыча сквозь зубы, будет ударять головой о стену, пока боль не притупится. Она проглотит горькие слёзы и кровь, будет кромсать перину ножом и кричать в подушку, пока окончательно не обессилит. Но красное солнце пустыни она встретит с улыбкой. Глаза желают темноты, она же раскроет их навстречу безжалостному свету. Красное солнце пустыни уже никогда не согреет его, дрожь бессилия останется надолго. И пусть глаза по-прежнему жаждут света, ведь видят они лишь её улыбку.