Yoshi-ashi

Колер закончился внезапно, и Рей с Юичиро недоумевающе уставились на ведро с водоэмульсионкой. — Говорила же — надо рассчитать, а ты — хватит, хватит, — сварливо сказала Рей. — Так и знала, что где-нибудь да лопухнемся. В это прекрасное, светлое воскресенье Рей впервые в жизни прогуливала тренировку. Минако объявила, что в прошлый раз они были несобранны, кошмарны и вели себя как дети, хотя собственно детей среди них всего одна, так что Хотару прощается, а остальные пусть устыдятся и все вместе исправят положение в новой программе под названием «Красная дорожка»! Выслушав предполагаемый ход тренировки, Рей похолодела и поняла, что извините, но она пас. Один взгляд в сторону Усаги воскрешал в ее памяти подробности видения — и воскрешал так ярко, что Рей с трудом сдерживала спазмы. Она ругала себя и мысленно отвешивала себе оплеухи, объясняя, что нет, это была Серенити, а не Усаги, Усаги не в курсе, да и вообще, кто сказал, что это реальные события прошлого, а не горячечная фантазия самой Рей? Серенити — не Усаги. Рей — не Марс. Тем не менее, когда они с Усаги на секунду задержались перед тем как войти в комнату, Рей едва не толкнула ее к стенке, чтобы запустить руку под блузку, оттянуть косточку лифчика и провести большим пальцем по нежному розовому следу. Нет, тренировка в таком состоянии была решительно невозможна. Их костюмы слишком открытые, движения слишком откровенные, есть риск оказаться слишком близко. К тому же — хоть Рей была в этом не уверена, — ей казалось, что боевая ипостась прибавляет интенсивности ко всему. Превращаясь в Марс, она становится сильнее, ловчее, быстрее соображает… и, как уже выяснилось, быстрее переступает черту. Рей выждала до последнего момента, чтобы девочки не решили перенести тренировку. В назначенный час она села на кровати, положила рядом коммуникатор и принялась ждать. В пятнадцать минут третьего с ней связалась Макото и сказала, что они начнут без нее, пусть подключается, когда придет. Рей придала голосу нужную сиплость и сонно спросила в коммуникатор, кто это. Макото удивилась. Потом забеспокоилась. Потом тревожно стала расспрашивать, что случилось. Рей тем же голосом сообщила, что ничего, кажется, она вырубилась… ух, как голова раскалывается. Тело прямо как свинцом налилось, ну ничего, сейчас она прибежит… Макото немедленно заговорила, что ни в коем случае, срочно проверь температуру! Лоб горячий? «Вроде»? А глаза не щиплет? Язык сухой? Так и знала! Рей, тебе же говорили, что нельзя ходить по такому ветру с расстегнутой курткой! В общем, Рей осталась дома на уважительных основаниях. Безделье ей не импонировало, и она, свистнув Юичиро, принялась подновлять краску на колоннах. Юичиро фальшиво распевал эстрадные хиты времен дедушкиной молодости, воображал себя великим абстрактным живописцем, не щадил краски и в результате привел их обоих к материальному кризису. К кризису материалов, в смысле. — Я сбегаю, — виновато сказал Юичиро, тряся пустой бутылочкой. — Нет уж, — Рей вздохнула. — Ты так угваздался, что тебя задержат в двух шагах от храма. За вопиющие нарушения эстетической гармонии в общественных местах. Давай-ка лучше снимай старую краску с оставшихся подпорок, а за колером пойду я. По ее расчетам, тренировка должна была продолжаться еще около часа, да и девочки сперва зайдут к себе, а потом уже к фальшивой больной, поэтому Рей не опасалась быть раскрытой. Она дошла до стройматериалов, присела перед стойкой с колерами и принялась придирчиво сверять новую марку со своей грязной бутылочкой. Тут главное — не ошибиться в оттенке, а то будет у них не храм, а недоразумение… Рей нашла похожий оттенок, встала, чтобы идти к кассе — и столкнулась нос к носу с Мамору. — Ой, — сказала она. — Да уж, — согласился Мамору. Он держал в руках трехметровые деревянные планки и смотрел на Рей с некоторым недоумением. — А Усаги сказала, что ты при смерти, еле ходишь. — Она тебе каждую минуту докладывается, что ли? — спросила Рей с досадой. Вот только перед Мамору ей объясняться не хватало. — Ну не каждую, — Мамору перехватил планки поудобнее. — Что-нибудь случилось? Рей торопливо перебрала в голове возможные варианты нового вранья и остановилась на варианте «сыграть на доверии». — Вроде того. Слушай, не рассказывай девчонкам, пожалуйста. У меня были серьезные причины сказать неправду. — Ну… хорошо. Но ты ведь понимаешь, что правда всегда лучше? О, нет, Мамору. Далеко, далеко не всегда. — Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Рей чуть не рассмеялась. Ну да. Мечтает прямо. Знаешь, Мамору, я тут умираю от желания переспать с твоей девушкой, есть некоторое подозрение, что я так уже и делала — в прошлой жизни, но ты не переживай, мои фантазии относительно невинны. По крайней мере, в них пока не участвует, например, связывание. И в ту же секунду Рей почувствовала, как ее прижатые к изголовью запястья перетягивают тугие ленты, глаза закрывает плотная маска, она силится вырваться — и не может, а по ее ногам, шаловливо переступая, поднимаются знакомые прохладные пальцы. Видение было таким телесным, что Рей застыла на месте и сдавила бутылочку с колером, заставив краску проступить из-под крышки. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Мамору. — В полном, — с трудом ответила Рей, желая только одного — побыстрее отделаться и от Мамору, и от колера, прибежать домой и юркнуть под одеяло. Разбираться со своими новыми позывами лучше там. — Я уважаю твое личное пространство, но тебе будет лучше, если ты поделишься своими проблемами с друзьями, какими бы эти проблемы ни были. Я уверен, что они поймут тебя и помогут тебе. Рей не закатила глаза, хотя очень хотелось. Прекрасная проповедь, Мамору, но знаешь ли, когда так невыносимо тянет между ног, помогают не друзья, а кое-что другое. Хотя, конечно, одна из этих друзей может внести в помощь весомый, существенный вклад. Рей криво улыбнулась Мамору, постаравшись выразить этим жестом признательность и твердый отказ развивать тему. Интересно, он сам-то как справляется? Насколько Рей знала, они с Усаги еще не заходили дальше поцелуев и, зная Мамору, можно было гарантировать, что это самые невинные поцелуи на свете. Но они встречаются уже больше трех лет, а Мамору далеко не ребенок. Если Рей так преуспела в своих фантазиях меньше чем за месяц, Мамору-то и подавно должен быть экспертом. Мда. Если бы объектом вожделений Рей был кто угодно другой, она бы, пожалуй, даже рискнула поговорить с Мамору. Душу излить, что ли. Он бы по меньшей мере не удивился тому, что вытворяет ее воображение. Которое сейчас настойчиво рекомендовало прекращать эти светские беседы и заняться уже чем-то более насущным. Рей стиснула зубы и поклялась, что нет, ну уж нет. Ее сопротивляемость равна нулю, но она еще поборется. Сегодня у нее в планах подпорки и объяснение с девочками. А потом она займется, скажем, уроками. Точно, уроками. Пока не упадет от усталости. Никаких больше видений для Хино Рей, хотя бы не сегодня. — Я слегка в тупике, Мамору, — призналась она, расплачиваясь на кассе. — Я обещаю, что рано или поздно расскажу, в чем дело, — на смертном одре, например, — но пока пообещай и ты, что не будешь пытаться выяснить правду или дать девочкам хоть подобие намека. Я не сомневаюсь в вашей доброте, но вы только усложните дело, правда. Она вернулась к Юичиро и водоэмульсионке с колерами и непоколебимой решимостью, обещая себе, что эта непоколебимость будет непоколебимее всех ее прошлых непоколебимостей, которые провалились с таким оглушительным треском.

***

— Бардак у тебя тут какой, — сказала Усаги, переступая через ведра, валики и мастерки. — Это в голове у тебя бардак, а у меня ремонт, — огрызнулась Рей. — Говори, чего тебе? Усаги надулась: — Очень милая манера встречать друзей! Может, еще и за порог меня выгонишь? — Выгоню, если не приступишь к делу. Я же сказала, что занята. Усаги замолчала и склонила голову к плечу, внимательно изучая Рей, у которой и без этого диалога глазами звенело в ушах, а по телу разливалась жаркая ватная тяжесть. Ей хотелось одновременно упасть Усаги в ноги, вытолкать ее взашей и прижать к двери, не давая вырваться и вздохнуть. Рей отступила на шаг и отвернулась. — Ладно, проходи, — скомканно бросила она. — Только быстро. Через пятнадцать минут точно прогоню. Усаги все так же молча прошла за ней вглубь дома. Рей затылком чувствовала ее взгляд и неловко дергала лопатками, пытаясь сбросить его. Ей хотелось остановиться, чтобы Усаги подошла к ней сзади, приподняла подол свитера и медленно запустила обе ладони между тугим поясом юбки и покрывшейся мурашками кожей, чтобы ее пальцы, дразня, гладили прижатые тканью косточки. Чтобы ее тихий голос шептал Рей грязные, невыносимые вещи, которые настоящая Усаги никогда бы не произнесла, о которых наверняка не помышляла даже принцесса Серенити, позволявшая Марсу делать с ней все, что той захочется. Рей с силой защипнула кожу на запястье и ускорила шаг. В комнате она сразу направилась к столу и принялась вынимать книги и тетради повнушительней размерами, чтобы показать, насколько она деловой человек и насколько ей некогда. Отчасти это была правда — череда контрольных обрушилась уже на школу Рей, и ей надо было подтянуть свои знания до приемлемого уровня. Она молча выкладывала на столешницу учебники, а Усаги так же молча расхаживала по комнате. У полки с книгами она задержалась, и Рей похолодела, вспомнив про «Талисман», но Усаги, видимо, не осилила оформленный латиницей корешок и прошла мимо. — Так и будешь прогуливаться? — бросила Рей через плечо. — Время тикает! — Какая ты стала… — вздохнула Усаги. — Мы уже сто лет нормально не разговаривали, а тебе как будто все равно. На этом месте Рей захотелось кинуться к ней и разреветься, или что-нибудь сломать, или прыгнуть в окно для разнообразия. Она не хотела вот так, не хотела стоять в трех метрах от Усаги, боясь прикоснуться или даже заговорить. Усаги во всей этой истории была невинно потерпевшей, но она делала шаги навстречу, пыталась понять, в чем дело, — и Рей была вынуждена снова и снова ее отталкивать. Очень хорошо, замечательно, Рей Хино, продолжай с том же духе. — Я даже не знаю, как у тебя дела, — Усаги наклонилась к гравюре на стене — храм, каким он был в середине века. — Как твои свидания? — Какие свидания? — Рей непонимающе нахмурилась, поскольку она не делилась ни с кем своими попытками найти парня на час. — Я не… О господи, Усаги! — Что-то не так? — Усаги отвернулась от гравюры. Похоже, она действительно не смеялась. — Усаги, боже мой, я не притворялась! Я ни с кем не встречаюсь, вообще ни с кем! Повторяю: я просто тренировала поцелуй. — Кстати, о поцелуях, — Усаги села на кровать и принялась комкать покрывало. — Ты ведь говорила, что это был французский? — Ну да, — Рей не могла понять, куда ведет Усаги, но печенкой чувствовала, что ни к чему хорошему. Слишком уж быстро она сменила тему. Надо было все-таки не пускать ее на порог с самого начала, но как не пустить, если она притащилась с таким видом и смотрит, как побитый щенок? — Видишь, какое дело, — голос Усаги стал тише, она опустила голову. — Помнишь, я рассказывала тебе про нашу с Мамору годовщину? Ага. Становится понятнее. Рей кивнула, сосредотачиваясь. Господи, неужели Мамору так и не удосужился с ней погулять? — В общем, мы пошли в парк… И я… Ну… попыталась намекнуть, что готова перейти к чему-то большему, чем… чем все, что было раньше. Ой. Ай-яй-яй. Рей шагнула к кровати и опустилась перед ней на колени, пытаясь заглянуть Усаги в лицо и понять, что произошло. В мозгу замелькали самые нехорошие варианты, и Рей от души понадеялась, что у нее просто паранойя, и с Усаги все в порядке, ведь это же Мамору, ну серьезно, что там может быть не в порядке? Но ты-то, Хино Рей, какая же ты, оказывается, редкостная дрянь. С твоей девочкой случилось что-то плохое, а ты даже не заметила, тебя даже не было рядом, чтобы защитить и спасти. Рей просительно коснулась юбки Усаги. — Да ты не думай, — Усаги упорно смотрела куда-то в угол, — все нормально. Просто… у меня такое ощущение, что я не с Мамору, а со стеной говорю. Рей выдохнула. По крайней мере, самые страшные варианты отметаются. Она подняла руку, застыла на мгновение, а потом потянулась за ладонью Усаги и крепко сжала ее. К черту собственные бездарные проблемы. Усаги плохо, и Рей будет с ней. — Я не понимаю, в чем дело, — расстроенно продолжала Усаги. — Я очень прямо говорила. Ну, не совсем, мне совсем прямо неловко, но я так выражалась, что невозможно не понять. Но он… не понял. Или понял, но не сказал. Ничего не сказал, понимаешь? Стал говорить о чем-то другом. Я решила, что он прослушал, и снова. И он… снова. И еще раз. И мне так захотелось плакать, Рей! Рей молча гладила руку Усаги, думая, что сейчас заплачет сама. Болван Мамору! Что бы ни было в его многоумной голове, какие бы правильные намерения там не теснились, он не может, просто не имеет права быть настолько невнимательным! Только не с Усаги. — Почему так? — Усаги наконец подняла голову. — Что я делаю неправильно, Рей? — Все ты делаешь правильно! — Рей не знала, чего в ней больше, огорчения или злости. — Мамору, тайфун на его благовоспитанную голову… Ох, я бы ему устроила!.. — Не надо устраивать, — пальцы Усаги неловко поскребли ладонь Рей. — Я понимаю… Я понимаю, что веду себя как ребенок, вот он и считает, что я ребенок. К тому же, когда мы познакомились, я была еще такой маленькой, а он уже таким взрослым. Наверное, он до сих пор… ну… думает, что я не выросла. Рей переместилась поближе к кровати, чтобы не упустить взгляд Усаги. — А ты выросла? — Не знаю, — Усаги все же отвела глаза. — Но я думаю… я готова проверить. Повисло молчание. Рей понятия не имела, что сказать или сделать дальше — ну разве что пойти и настучать Мамору по голове, чтобы мозги встали на место. Хотя, конечно, кто бы говорил, Хино Рей. О мозгах-то. — Я на самом деле, — теперь Усаги смотрела виновато, как будто хотела за что-то извиниться, — я уже придумала, как объяснить Мамору, что я не ребенок, причем чтобы он точно понял и заметил. Я поэтому к тебе и пришла… Ты не обижайся только! Рей недоумевающе заморгала. Обижаться? А разве есть на что? Или Усаги считает, что искать сочувствия у подруги — недостойный и порицаемый поступок? — Ты не могла бы показать мне французский поцелуй? Рей застыла. Она ослышалась? Нет, не ослышалась. Усаги смотрела на нее искательно, чуть порозовев, смущенно улыбаясь и теребя покрывало. Так вот к чему были все патетические речи. Французский поцелуй. Замечательно. — Прости, прости, не сердись! — Усаги спрыгнула с кровати и приземлилась рядом с Рей, и ее руки мгновенно оказались везде — на плечах, на коленях, на талии Рей. — Я не хотела тебя обидеть, но ты сама посуди, кого мне еще спросить? Мы с Мамору никогда так не делали, а я хочу ему показать, что уже умею, ну не Минако же мне просить, она же мне потом жизни не даст… А ты дашь. К тому же, ты сама говорила, что без проблем относишься к поцелуям просто так, ну я и подумала… Ну прости, прости, не смотри так, я больше не буду! Рей медленно убрала ладони Усаги со своего плеча, которое та нетерпеливо тянула в попытках подластиться, и переместила их себе на талию. Да, она обещала не трогать Усаги… пока Усаги не трогает ее. Беспорядочная речь Усаги захлебнулась и стихла, а сама она посмотрела на Рей неожиданно серьезно, без паясничества и смешков. Рей приподнялась, наклонилась так, чтобы нависнуть над ней, открытой, ждущей, с нежными прикушенными губами, со сбрызнутой веснушками кожей, со светлыми выгоревшими ресницами. Она не была красивой, ее принцесса, нет, не была. Должно быть, ее лицо ничем не выделялось из толпы, и никто бы не обернулся, если бы она прошла мимо. И хорошо. Очень, очень хорошо. Рей закрыла глаза и провела языком по нижней губе Усаги. Это было странно. Наверное, больше странно, чем все остальные эмоции. Усаги никогда не была недотрогой, и Рей со времени их знакомства успела перелапать ее абсолютно везде, но сейчас все было совсем иначе. Тишина в комнате, солнечный луч на щеке Усаги, звон посуды за стеной, легкий скрип половиц. И главное — то, как распахнута была перед ней Усаги, как она ждала того, что сделает с ней Рей и хотела этого. Рей опустила голову и прижалась губами к ямке под ухом Усаги. Смешно, щекотно, непонятно, — наверное, как-то так? Усаги тихо вздохнула, и этот вздох окончательно выбил Рей из колеи. Что бы ни думала Усаги по поводу ее действий, ей нравилось. Она не просила остановиться. Рей вернулась к ее губам, осторожно беря их своими, дразня кончиком языка бугорок на верхней губе. Усаги улыбнулась, а потом убрала ладонь с талии Рей и обхватила ее затылок — неожиданно крепко, сильно, — так, что Рей почувствовала растекающуюся по телу слабость и захотела оставить все как есть, отдаться на милость своей принцессы, почувствовать на себе ее власть и тяжесть. Вот как? Рей сердито дернула плечом, толкнула Усаги на пол, перекинула колено через ее ноги и прижалась к ней. Еще посмотрим, у кого здесь власть. Усаги удивленно ойкнула, но не возразила и не испугалась, и Рей одним движением пригвоздила ее к доскам и запустила язык ей в рот. Наверное, это было нелепо. Рей, в общем-то, не была экспертом, она только повторяла то, что делала с ней самой Котоно, и не знала, насколько ее неопытность очевидна со стороны. Все, что она могла сказать — Усаги не отталкивала ее. Ее дыхание было горячим и сладким, ладонь все еще сдавливала затылок Рей, на ресницах дрожали слезы. Она была смешной и трогательной, она была сильной, она была доверчивой, и Рей подумала, что обожает ее. — Ну что, осознала, как действуют профессионалы? — хрипло поинтересовалась Рей, когда они оторвались друг от друга. Усаги пожала плечами, неясно улыбнулась и мягко пощекотала Рей где-то возле уха, глядя на нее из-под опущенных ресниц. Сердце Рей предательски ухнуло. Ну хорошо, она ожидала какой-то реакции, но точно не такой. Не вот этой… непонятной нежности. Рей немедленно скатилась с Усаги, пытаясь принять вид раздраженный и занятой, потому что, с конце концов, это был наглядный урок, и нечего так смотреть. — По-моему, я все равно так не смогу, — Усаги вздохнула и приподнялась на локте, не сводя с Рей странного задумчивого взгляда. — Кто бы сомневался, — сердито буркнула Рей. — Только не проси меня повторить. Усаги хихикнула, и Рей порадовалась, что в комнате довольно темно, и вообще, ей уже можно с чистым сердцем Усаги выпроводить. Потому что она не могла, как ни напрягалась, понять, что было вложено в этот смешок. Она выразительно показала на стол с тетрадями, последовала небольшая сцена, потом Усаги наконец очистила помещение, сердито бурча, что могла бы и чаю предложить с печеньками. На пороге она, впрочем, обернулась и доверительно сообщила: — А вообще-то ты хороша. Я уж думала, твой язык только на сквернословие и горазд. И выкатилась. Рей потребовалось несколько мучительных секунд, чтобы понять, о чем она, а потом вся сила воли, чтобы не спустить пар прямо здесь, в коридоре. Вот как, принцесса? Что же. Только скажи. Рей будет счастлива показать, на что в самом деле способен ее язык.

***

У Хотару был день рождения, и Рей приготовила ей самый чудесный подарок, о котором может мечтать двенадцатилетняя девочка. На вопрос «как вам это удалось?» Рей бы ответила следующее: погрузитесь в самокопание и ремонтные работы и дотяните до последнего момента, когда вам позвонит ответственная Макото и скажет, что зайдет через пять минут, ты же готова, Рей? И тогда вам ничего не останется кроме как панически оглядеться и сообразить подарок из того, что валялось рядом. В общем, Рей вручила ребенку перфоратор. Именинница, как ни странно, обрадовалась, но Мичиру и Сецуна посмотрели на дарительницу так выразительно, что Рей поспешила ретироваться от стола, где приличная часть компании пила чай, к дивану, где был развернут твистер. Минако, разумеется, крутила стрелку и явно мухлевала, потому что творящееся на поле невозможно было получить естественным путем. Добрая Макото поддерживала собой скрученную в три погибели Усаги, перегнувшуюся через нее Харуку, подлезшего под них Шинго и стоящую на одной ноге Хотару. Приглядевшись, Рей осознала, что из-под всего этого торчит знакомый зеленый пиджак и искренне посочувствовала Мамору. Довольная Минако обежала безобразие по периметру, крутанула стрелку и замирающим от счастья голосом сообщила, что Мамору левую руку на красное. В куче возникли протесты, основанные на том, что нельзя подрывать устои, и вообще, Минако, это ты специально, перекрути. — Ничего и не специально, — радостно сказала Минако. — Но так и быть, ради Рей сделаю исключение. Рей опешила. — Давай-давай, — подбодрила Минако. — Влейся в дружные ряды… Или что у нас тут. — Да, влейся, пожалуйста! — А то на поле народу-то маловато. — Зато хоть не рухнем! Вообще платье Рей не предполагало игры с переплетением тел и задиранием ног. Но куча смотрела умоляюще, да и возвращаться к столу, где между фарфоровых блюдец лежал ее перфоратор, как-то не хотелось. Поэтому она прошла на поле и решительно заняла последний красный кружок. После ряда хитрых комбинаций, или, как сказала Харука, махинаций, Рей оказалась погребенной под грудой стонущих тел. Где-то внизу обреченно вздыхал Мамору, на шее в буквальном смысле повисла Хотару, а сверху, ежесекундно извиняясь, расположилась смущенная и очень тяжелая Макото. Контроль над платьем Рей давно потеряла, но явственно чувствовала, что декольте натянулось куда глубже положенного, а подол застрял у кого-то между чем-то и чем-то. — Правую на желтый! — Да где тут желтый? — Под Макото пролезь, возле ноги Хотару есть свободный. Куча зашевелилась, и Рей ощутила, как между ней и Макото что-то ползет. Она скорее почувствовала, чем поняла, что происходит, и безнадежно пожелала себе выдержки и твердости духа. Через секунду из-под свитера Макото вынырнули помятые оданго, и Усаги тяжело вдавилась в Рей. — Из всех игроков — именно ты, — констатировала Рей. — А чем это тебя не устраивает? — Усаги пролезла по Рей, вызвав у той нервную судорогу, и преудобно улеглась сверху, упершись подбородком куда-то возле ключицы Рей и умильно улыбаясь. — Меня не устраивает кое-чья пятитонная туша! — ответила Рей, демонстративно отворачиваясь. — И лицо твое созерцать тоже мало радости! — Радуйся, что не задницу, — мрачно отозвался Шинго. — Могу задницу! — обрадовалась Усаги. — Хочешь? Рей слегка осела. Она издевается? — Только попробуй, — прошипела она. — Шинго, раз уж ты так удачно расположился, шлепни ее там как следует. Чтоб неповадно было. Шинго ехидно заржал, последовала возня и недовольные крики, Харука обозвала Рей и Усаги неподобающим, но верным выражением, снизу придушенно захрипел Мамору. Шлепка Усаги не досталось, но она надулась и вознамерилась мстить. Для этого она проползла выше, елозя по животу и груди Рей, и, прижав губы к ее шее, с силой дунула. Рей чуть не застонала и принялась честить ее на чем свет стоит, толкаясь и клацая зубами. «Покраснела, покраснела!» — радостно завопила Усаги и принялась бестолково тыкаться в шею и грудь Рей, оставляя новые влажные метки. Рей выворачивалась как могла, Мамору сипел, Харука и Шинго ругались. Наконец Минако вспомнила, что у нее в руках стрелка, и призвала всех уняться, сообщив, что Хотару левую руку на зеленый. — Лучше не говорите при мне неприличные слова, — Хотару послушно протиснулась к кружку. — Мичиру переживает за мое воспитание. Она говорит, достаточно того, что я с ними в одном доме живу. Харука поперхнулась очередным ругательством, отчаянно закашлялась и полезла менять ногу вне очереди, вызвав брожения в массах. Внимание кучи переключилось на нее. Рей вздохнула было с облегчением, но тут ее яремную ямку накрыли мягкие губы, и голос Усаги тихонько сказал: — Пфу! — Если не прекратишь, — сказала Рей сквозь зубы, — я тебе такого после игры отвешу — закачаешься. — Ой, как страшно, — ликующим тоном пропела Усаги. — После игры, говоришь? — и снова потянулась к шее Рей. — Пользуешься, — прошипела та, не зная, чего в ней сейчас больше — ненависти или восхищения. — А если я наплюю на правила? — Ну наплюй, наплюй, — Усаги дотянулась до уха Рей и коснулась зубами мочки. — Сейчас каааак укушу! Укуси, черт возьми. Ну давай же, будь ты проклята, давай. Рей закрыла глаза и почти неслышно просвистела: — Еще один поцелуй, а? Вот теперь Усаги отступила. Побагровела и спрятала лицо на груди Рей. Час от часу не легче, конечно, но теперь она хотя бы не играет с ней и не трется об нее, цепляясь пуговицами за кромку выреза и проводя ими по груди. Славно, умница, лежи так и не шевелись, пока твоя Рей придет в себя. Харука все-таки нанесла непоправимый ущерб хрупкому балансу игры, и участники решили наплевать на продолжение — все равно у всех руки устали. Усаги нехотя, как будто нарочно медля, сползла с Рей. Та не стала ждать, пока этой ненормальной придет в голову новая увлекательная идея, и ретировалась на балкон. Сырой вечерний воздух — отличное отрезвляющее, вот тут она и останется, пока соски не перестанут болезненно упираться в лиф, а со лба не сойдет испарина. Рей перегнулась через перила и с наслаждением вдохнула пахнущую осенью прохладу. — Вот ты где! — дверь хлопнула, и на перила рядом с Рей плюхнулась Минако. — Я поверить не могу! Серьезно? Усаги?? Рей резко развернулась. Ее внутренности ухнули куда-то вниз, возбуждение слетело в один момент. Минако пялилась во все глаза, подняв брови и недоверчиво улыбаясь. Никаких сомнений. Рей вцепилась в деревяшку. — Усаги, — резюмировала Минако, восхищенно глядя на нее. — С ума сойти. А я-то гадала! — Ты о чем? — Рей попыталась невозмутимо улыбнуться. Делаем хорошую мину при плохой игре. Делаем хорошую мину. — Действительно, о чем? — Минако сделала губки бантиком и усиленно заморгала, видимо, изображая Рей. — О Усаги, мне абсолютно все равно, что твои нежные прелести распластаны по моему пылающему телу, я вовсе не собираюсь хрипло шептать тебе сальные намеки и подставлять шею под твои сладчайшие уста, а не уединиться ли нам после игры? Я еще не потеряла способность видеть и слышать, Хино Рей. Замечательно. Просто замечательно. Рей почувствовала, как на нее накатывается апатия. Ей совершенно расхотелось спорить и настаивать на своем — рано или поздно это должно было случиться. Она отвернулась от Минако и устало облокотилась на перила. — Чую нехилую драму, — проницательно сказала Минако и присела рядом. — Усаги в курсе? — Нет, конечно. — Ну разумеется. Кто-нибудь еще? — Минако, я не жажду это обсуждать. — Да я вижу, — Минако посмотрела на нее с сочувствием. — Почему не скажешь ей? — О ками, каким образом? И зачем? И вообще, я уже сказала, что не хочу вести этот разговор. Минако вздохнула. — Хорошо, Рей Хино, купайся в своем упрямстве. Но имей в виду, ты не узнаешь мнение Усаги, не спросив ее. — Прошу прощения? Мнение насчет чего? Не мечтает ли она случайно со мной переспать? — Напрасно ты думаешь, что это абсолютно невозможно. Рей закатила глаза. — О, какой театральный жест, — Минако поцокала языком. — Ну и зря. Или для тебя сюрприз, что ты вообще-то довольно соблазнительна? — Это что, комплимент? — Это ужасная правда. Характер пока трогать не будем, но все остальное у тебя дай боже, — она окинула Рей оценивающим взглядом. — Да, очень ничего. Я бы и сама, пожалуй... — О господи, Минако! Минако довольно ухмыльнулась. — Ага, взбодрилась? А я ведь вполне серьезно… Ладно, ладно, не смотри так. Шучу. Пока что. Когда они вернулись в гостиную, там уже начались танцы. Мичиру исполняла на рояле какой-то печальный и красивый мотив, Хотару неумело подыгрывала ей на флейте. Остальные разбились на пары и тихонечко покачивались по углам гостиной, не желая мешать вальсирующим в центре Ами и Макото. Усаги медленно плыла в руках Мамору, и Рей улыбнулась — такой умиротворенный и нежный был у нее вид. Минако умница, что попыталась ее утешить, но она все-таки не права. Ну зачем ей утешение? Пока Усаги счастлива, пока она может так улыбаться, у Рей точно все будет в порядке. Пусть все остается как есть. С собой она как-нибудь справится.