* * *
Грязь. Липкая, скользкая, густая грязь цепляет обувь, при малейшем давлении становясь жидким болотом. Узкая, извилистая тропа. Опять зарядивший дождь превращается в долгожданный, скрывающий все туман. Позади опасность. Он не может вернуться назад, не может. Крики, теперь уже отдаленные. Только один выход. Быстрее сойти с тропы, бежать и, невзирая на опасность, скатиться к подножью холма. Ноги скользят по влажному и вытоптанному подлеску, и внезапно он оступается. Скользит и быстро, тихо ругается, старается не кричать. Но почему? Почему не позвать на помощь? Потому что преследователи могут его услышать. Надо рискнуть по грязи. Надо рискнуть по воде. Удар о воду, от шока и холода перехватывает дыхание. Нет, это не просто вода — река. Ее усиливающийся рев заглушает все звуки, смывает мысли и бросает сознание в красную пелену боли.* * *
Через день-два его мозг начал думать, хотя время ощущалось словно резина: временами оно растягивалось, временами сжималось. Он сидел на больничного вида койке, стараясь не бередить больные ребра. Перед ним стоял поднос с завтраком: стакан апельсинового сока и тарелка овсянки, щедро сдобренной сахаром и сливками. На вкус еда была замечательной. Левую, поврежденную руку стягивала повязка, и он ел правой, с непривычки капая на больничный халат. Дверь открылась, и в палату вошла молодая женщина. На ней была свободного покроя темно-синяя форма, оттенявшая безупречно белую кожу и темные волосы. Он внимательно изучил ее лицо. Женщина показалась ему отдаленно знакомой. Он когда-то уже с ней встречался? Похоже, что да. Но, как ни разрывало его множество вопросов, он был не в состоянии облечь их в слова. Женщина сняла с прикроватного столика пустой поднос и отставила его в сторону. — Очень хорошо, вы практически все съели. Хотите добавки? Он кивнул. В голове начали оформляться слова, и через пару минут он смог уже их произнести. — Пожалуйста. Было очень вкусно. Женщина явно обрадовалась. — Вы говорите! С тех пор, как вы очнулись, нам не удалось добиться от вас и пары слов. — Она вытащила из кармана блузки фонарик-ручку и быстро посветила ему в глаза. — Много вспомнили? — Нет... на самом деле, — речь давалась ему с трудом, язык казался слишком большим и странно ощущался во рту. — Падение. Река. — Он скорчил гримасу. — Головная боль. — Да, я могу представить. Вас нашли на берегу реки, вы перенесли сильный удар по голове. — Она прикоснулась к его черепу, и он ощутил, как пальцы прошлись по болезненному месту. Швы? По ощущениям очень напоминает. — Я сообщу доктору Хэмпстед, что вы можете говорить. Она, безусловно, захочет заглянуть к вам и провести осмотр. — Где я... это что, больница? — Больница. Слово отозвалось в нем, словно колокол. Женщина отрицательно покачала головой. — Всего лишь амбулатория, но мы хорошо оснащены. А теперь хватит вопросов, надо дать отдых вашей бедной голове. Я принесу вам еще немного овсянки, и потом вы должны поспать. У вас сильное сотрясение мозга.* * *
— Расскажите мне о своем сне. Как все происходило? Ее голос, как всегда, был холоден и профессионален и ничем не выдавал, о чем она думает, когда глядит на него. Они встречались каждое утро и говорили о его снах. Или воспоминаниях. Граница между тем и другим была для него сейчас безнадежно размыта. Он охотно с ней разговаривал, эта женщина понимала его намного лучше всех прочих в этом странном, стерильно-чистом мире. Правда, сначала он мало что мог рассказать: его воспоминания были короткими и отрывистыми, как голый скелет-набросок. Доктор дала ему ручку и блокнот и сказала записывать свои мысли, как только он проснется. Он подчинился и скоро обнаружил, что вместе с письменной речью улучшается и разговорная. Он уже не запинался, мучительно пытаясь подобрать слово, и перестал, сам того не замечая, пересказывать один и тот же сон. Сперва он помнил эту женщину лишь как дружески-сочувствующее лицо, привычное, как утренние процедуры вроде чистки зубов... умение, которое ему недавно пришлось обретать заново. Потом, спустя несколько дней, он сумел запомнить ее фамилию — после того, как она терпеливо несколько раз повторила. Ее звали доктор Хэмпстед, и она была врачом группы... кого? Людей? Людей, которые, кажется, жили прямо здесь, в бункере без окон, куда он сам в итоге как-то попал. И под конец она попросила звать ее по имени — Донна. Это произошло в день, когда он ронял слезы, не в силах смириться с тем, что не помнит своей прошлой жизни и даже не помнит своего имени. Она постаралась его утешить: взяла за руку и тихим, спокойным тоном сказала, что он показывает большие успехи и, без сомнения, так будет и дальше. Переключившись в настоящее, он снова сделал глубокий вдох и выпрямился. — Хорошо. Первое, я бегу. Бегу очень быстро, на максимально возможной скорости. Я знаю, что должен как можно быстрее туда добраться. — Куда? Он покачал головой. — Я не знаю. Длинные коридоры. Темно. Не совсем темно, но не включено ни одной лампы. Весь свет — с улицы. И я в этом здании совершенно один. Ну, или, по крайней мере, есть такое ощущение. — Продолжайте. — Конец коридора, я вбегаю в последнюю комнату и... Я вижу в окно... — Он закрыл глаза, стараясь вспомнить точнее. — Я вижу, что происходит в здании напротив. Какая-то комната, в ней два человека. Они разговаривают, возможно, спорят. — Он открыл глаза. — Один из них мне знаком. Он уже снился мне и даже не один раз. Это мужчина в длинном черном пальто, с бледным лицом. Другой человек... я его не знаю. Но он пугает меня, он плохой. Он... его надо остановить. Он уже убивал и собирается убить снова. Потом я поднимаю пистолет и стреляю через два окна. Сбиваю его на пол. — Он сглотнул. — Очень трудно так стрелять из обычного пистолета, но я легко поражаю цель. И потом я совсем спокоен, как будто сделал что-то очень даже хорошее. Доктор ничего не ответила, он только услышал, как царапает бумагу ее ручка. Она делала какие-то заметки. — Как вы думаете, что это значит? — рискнул спросить он. Она положила ручку. — Трудно сказать, но даже если бы я знала... вы ведь понимаете, что я не могу вам ответить, — сегодня она казалась мягче обычного, хотя и заметно более озабоченной. Зеленые глаза и живое, веснушчатое лицо. Доктор посмотрела ему прямо в глаза. Он вздохнул. — Секретность. — Не только. Ваша память все еще в ужасном состоянии. Мои выводы могут быть неверны и тогда они затрут собой возвращающиеся воспоминания. Если мы хотим узнать, кто вы такой, надо двигаться постепенно и стараться не засорять вашу голову. Она поднялась со стула. — Я хочу повторить тесты на способности и психологические профили. Сейчас вам снится больше снов, и головные боли, кажется, прекратились. Полагаю, мы можем получить полезные результаты. — Да, конечно. — Моя помощница Алисия придет к вам после обеда с набором тестов. А до тех пор я хочу, чтобы вы отдохнули. Вы всего неделю, как получили сильное сотрясение мозга. Он кивнул. — Постепенное возвращение к активной деятельности, постепенное увеличение физических нагрузок, не нагружать мозг, пока головные боли не прекратятся, медленное возвращение к полной умственной нагрузке. Много сна. Доктор странно на него посмотрела. — А это у вас откуда? На миг у него словно что-то возникло перед глазами. Воспоминание — дразнящее, невесомое, словно паутина, практически неуловимое. Перед внутренним взором мелькнул проблеск... что это? Страница книги? Статья в журнале? — Прочел где-то. Мне так кажется. — Что ж... понятно. — Он видел, что она пытается скрыть разочарование. — Впрочем, даже ваши первые тесты показывали, что вы большой читатель — несмотря на то, что вы проходили их с плохим самочувствием и головокружением. А теперь отдыхайте. Мы поговорим с вами утром. — Она бросила на него резкий взгляд. — И не забывайте держать у постели ручку и бумагу, чтобы все записывать. Даже если вы просто задремлете.* * *
Он вернулся в безопасные недра маленькой, голой комнатки, где он обитал после того, как покинул амбулаторию и, прижав ухо к стене, стал изо всех сил прислушиваться к разговору в соседнем помещении. Это уже вошло у него в привычку — подслушивать любые разговоры. Его настолько сжирал информационный голод, что он подхватывал любую крошку, любой обрывок, какой только мог урвать у этих дружелюбных, но очень скрытных людей. — Опять сон со стрельбой? — Да. — Голос Донны. — Его бывает несколько вариаций. Этот вроде бы происходил в городе, но другие, похоже, случались в зоне боевых действий. — Однако они всегда заканчиваются поражением цели. Донна, я начинаю думать, что он был кем-то вроде снайпера. Наступает пауза. — Возможно. — Звон ложечки о фарфор. — Вполне может быть. Он здоров и силен — или, во всяком случае, был, пока при падении в реку не ударился головой. Просто невероятно, как быстро восстановилась у него координация рука-глаз. Но он умеет и многое другое. Когда он впервые очнулся... Ты его не слышал, Стивен. Когда к нему вернулась речь, он сразу стал спрашивать о своих травмах и правильно употреблял все медицинские термины, даже если с выговариванием у него и были проблемы. И он испытал явное облегчение, когда я рассказала, что у него повреждено, а что нет. Как будто он когда-то учился на медика. — Звук размешиваемого напитка. — И вот, буквально только что, он процитировал мне последние рекомендации по лечению сотрясений мозга. Но потом сказал, что вроде бы где-то это прочитал Негромкое фырканье. — В таком случае, возможно, он — наемный убийца. Умеет застрелить на смерть и знает, что в этом бывает необходимость. Он услышал достаточно. Отлепившись от стены, он вернулся в свою маленькую жесткую постель и лег подремать. Он чувствовал себя замерзшим, больным и усталым.