Синдром свободы

"Я научусь менять судьбу, если это то, чего ты хочешь," - вертелось рефреном в моей голове, пока автомобиль мчался по шоссе. Время шло, солнце пригревало промерзшую за зиму до самых глубин землю. Десятые числа марта, мир понемногу оттаявал, дороги обнажали свои серые истрепанные тела, сбрасывая ледяной покров. Здесь же, в солнечной Аризоне, и не наблюдалось следов отступающей зимы. Из-под колес "хонды" в теплый, прогретый воздух взлетала рыжая пыль, оседая на стекла и капот. Теплая верхняя одежда была отброшена на заднее сидение, и я наслаждался солнечными лучами, что находили дорогу к земле среди облаков. Наверное, в городах люди медленно, но верно оживают, в их глазах появляется свет, предвкушение тепла. Но я не знаю наверняка. Не могу знать, потому что за почти месяц я видел только прерии, шоссе и Бельфегора. Образ Маммона добавил разнообразия, но он исчез так же внезапно, как и появился. Это была мелькнувшая резко тень, которая тут же умирает в лучах солнца, но очертания которой ты все же запоминаешь, до сих пор помня их на серой поверхности асфальта. Так исчез и Маммон, хоть я и знал, что еще пересекусь с ним, так как предстоящее грандиозное представление, знаменующее конец мести и начало новой жизни, как минимум, двух человек, требовало участия этого фрика с фиолетовыми волосами. Имея возможность говорить лишь с одним человеком, можно бы и умом тронуться, но мне было вполне комфортно в этой добровольной изоляции. Бельфегор никогда не говорил невпопад, он словно умелыми цепкими пальцами выхватывал из дикого вороха мыслей самую нужную, правильную. И я желал находится к нему ближе, хоть и приходилось променять все, всю жизнь на эти разговоры. Будто окруженные невидимой стеной, куда даже весна не имела входа. Невидящим взглядом я наблюдал за проплывающими за окном редкими кустами, возвышающимися над коричнево-рыжей равниной. Небо заволакивала серая пелена облаков, столь редких для этой местности в данное время года. Аризона встречала неприветливо и с явным безразличием, если не вовсе с неприязнью. "Хонда" плавно съехала с трассы, я это заметил несколько отстраненно, не придав никакого значения. Но когда автомобиль остановился, пришлось освободиться от пут мыслей, вновь оказываясь в реальности. Мы стояли посреди мертвой тихой степи, Бела на соседнем сидении не было, он вытаскивал вещи с заднего сидения машины. - Я думал, ты в астрал уже ушел, - пробормотал блондин, заметив движение с моей стороны. - Задумался. Что ты делаешь? - спросил я, выбираясь из салона автомобиля. Бел тут же сунул мне в руки один из пакетов. - Оставим ее здесь, - кивнул парень на автомобиль. - Если машину найдут на юге, они решат, что мы на юг и двинулись. - Почему ты так уверен? - Да судя по бездействию этих стражей закона, они даже не пытаются размышлять, - словосочетание "стражи закона" он произнес с нескрываемым презрением. - Ну а мы двинемся на север, остановимся где-нибудь в пригородах Феникса. - И на чем же мы двинемся? Тут людей в радиусе нескольких километров не найдешь, о каком еще транспорте идет речь? - Мы пойдем пешком. Мне оставалось только вымученно простонать, но кому важны мои возражения? Да никому. Я мог сколько угодно ныть, но все бы было по-прежнему, разве что Бел приставил к моему виску пистолет, наглядно изображая степень своего раздражения. Но он бы так и не выстрелил. Вообще, странно, что он не убил меня еще тогда, в начале января, вместо этого развернув автомобиль, а вместе с ним изменив ход событий моей жизни, которые бы привели меня через десяток лет к работе кассира на заправке. Взяв некоторые вещи, Бельфегор двинулся в случайном, как мне показалось, направлении. Но мы шли на север. Не знаю, как ему удавалось так легко ориентироваться в пространстве, но иногда возникало ощущение, что у него внутри свой компас. Когда ноги начали гудеть от жуткой усталости, а все, чего мне хотелось, - свалиться на землю лицом вниз и пролежать так как можно дольше, на горизонте показался намек на цивилизацию. Невысокие дома серыми силуэтами возвышались над степью. В противоположной стороне, за нашими спинами, напрягая зрение, можно было различить смутные очертания гор. - Знаешь, какое умение было бы еще не лишним? Умение возвращаться в прошлое, - прозвучало, нарушая затянувшееся молчание. Бел плелся медленно, едва поднимая ноги, и из-под его ботинок поднимались клубы пыли. - Тогда бы не было совершено множество ошибок, - шагая следом, я вспоминал все свои ошибки, совершенные за не слишком уж длинную жизнь, понимая, что, даже имея возможность, ничего бы не исправил. Я не жалею. - Тогда мы бы никогда не встретились. После этих слов он замолчал и не сотрясал тишину до самого мотеля, где мы и остановились. Одной фразой Бел вновь заставил меня задуматься и потонуть в вязком омуте бесконечных мыслей, из которых меня мог вытянуть только он сам. Бельфегор, очевидно, жалеет о нашей встрече. Но почему? Я являюсь для него отягощающим грузом, лишней деталью, в которой механизм не нуждается? С самого начала, с самой первой встречи я пытаюсь понять его, разобраться в мотивах, добраться до истины, чтобы знать его досконально и до каждой мелкой частички. Но чем дальше, тем четче я понимаю, что это априори невозможно. Ваш мозг скорее вытечет через ухо, чем вы поймете окончательно личность этого блондина с сумасшедшей улыбкой. Сколько ни ищи ответы, их нет. Вы знаете, что мировой океан изучен лишь на двадцать процентов? Бельфегор бьет и эти показатели, ибо я далеко не уверен, что мои знания о нем достигают хотя бы пятнадцати. Поэтому я затруднялся точно сказать, что было в этой его фразе. Может, сожаление и обида. Может, страх. Этого не узнать никогда. - Вот вроде неплохой вариант, - задумчиво произносит Бел, не отрывая взгляда от экрана лэптопа, где высвечиваются сдаваемые квартиры в северных пригородах Феникса. - Завтра позвоню, договорюсь, - говорит парень, так и не возвращаясь окончательно в реальность не из виртуального мира, а, скорее, из каких-то своих раздумий. - Надолго мы там? - спрашиваю, помешивая горький растворимый кофе в пластиковом стаканчике. - Мне нужно время. - Его как раз-таки предостаточно. Я не собираюсь рисковать и начинать такую авантюру, не заполнив все пробелы в плане, - выдохнул он, откинувшись на спинку стула. Ответ меня очень обнадежил, потому что предстояло еще предостаточно работы. Ночь провели в номере мотеля, пара букв на вывеске которого давно уже не светятся в вечернем мраке, привлекая уставших путников, словно маяк - светлячков. Этот номер походил на десяток других номеров, которые мне приходилось делить с блондином, глаза которого скрыты от всего внешнего мира. Твердят люди, глаза - зеркало души. Самое честное, правдивее слов и обещаний. Но я видел душу Бела, ни разу не посмотрев прямо в глаза. Точнее, я желал верить, что вижу ее. Может быть, все, известное мне - лишь искусная ложь, такая правдоподобная, что не верить в нее так же сложно, как не верить в восход солнца, видя его каждое утро. Ну а может, все чувства Бельфегора, выставленные мне напоказ, являются чистой правдой, а не притворством и актерской игрой. Может, я все же докопался до истины. Эти мотели посреди пустынного шоссе я успел искренне возненавидеть за отсутствие нормального водоснабжения, скрипучие полы, резкий запах порошка от постельного белья, от которого хочется чихать, и еще ряд неприятных мне факторов. Живя у Маммона, я отвык от тесных комнат, снятых на одну ночь, совсем позабыл каково это - каждый вечер смотреть в другой потолок, испещренный новым замысловатым рисунком трещин. Но теперь вновь пришлось воскресить внутри эту неприязнь. Следующим утром, завтракая в номере, я смотрел новости, пока Бел куда-то ушел. Ни слова о найденной "хонде" сказано не было, а это могло значить, что машину либо еще не обнаружили, либо блюстители закона не желают объявлять это во всеуслышание, дабы не спугнуть свою цель. Смотря на развернувшуюся картину с иного ракурса, я видел множество отрицательных сторон стражей порядка. Когда вернулся Бельфегор, мы двинулись к ближайшей автобусной остановке. Попутно он звонил человеку, сдающему квартиру в северном пригороде Феникса. Он сочинял на ходу, собирая всякую ересь, выдумывал нам новое прошлое, иное настоящее. И плевать, что у этих выдумок нет будущего. Наша новая судьба поднималась к небу, словно теплый воздух, озвученная непривычно учтивым и спокойным голосом Бела. Я почти верил в его слова. И мне хотелось верить. Я бы стер память, искоренил все те воспоминания, копившиеся в моем воспаленном мозгу в течение семнадцати лет, оставив лишь последние два с половиной месяца, в течение которых я просыпался под шипящий смех опасного убийцы, разыскиваемого по всей Америке. Позволить Бельфегору переписать мою жизнь заново - вот чего бы мне хотелось сейчас, когда мы стояли на автобусной остановке, ожидая хоть какой-нибудь транспорт. По плану Бельфегора, который блондин выдумал буквально в ту самую минуту, когда мы покинули мотель, мы должны были сесть на проходящий по этому шоссе междугородний автобус и уже на нем добраться до района, где находилось съемное жилье. Но никакие автобусы не проходили, лента асфальта, разрезавшая степь, пустовала и по правую руку от меня, и по левую. Для полноты картины и понимания всей безысходности ситуации не хватало еще перекати-поля, которое бы медленно прокатилось через дорогу, подгоняемое ветром, как это бывает в детских мультиках. - Не раскрывай рта, говорю только я, - строго произнес Бел, как только прямо напротив нас остановился автомобиль, единственный увиденный мной за все время, что мы тут стоим. Мне хотелось молиться благосклонности водителя, пока я садился в чистый, прибранный салон машины, Бел сел следом. На нас тут же уставились две пары глаз. Мужчина интеллигентного вида, такой же аккуратный, как и салон его автомобиля, смотрел выжидающе с водительского кресла. С другой стороны нас сверлил любопытством женский взгляд. И не успела в моей голове мелькнуть никакая мысль, касающаяся представших передо мной людей, как молчание нарушил учтивый голос Бельфегора. Я не успел подумать, что укладка женщины на переднем сидении делает ее голову похожей на шляпку опенка, даже ровнее и симметричнее, хоть и денег за эту укладку было отдано явно больше, чем за все мои завтраки и обеды за последние дня три. Идеально гладкие волосы, прилизанные лаком, отражали свет так, что я был уверен, при условии правильного выбора положения, меня просто ослепит, поэтому начал про себя просить нашу новую попутчицу не шевелиться. Пока я думал об этом, Бельфегор старательно и с неуемным артистизмом вешал этим двоим на уши лапшу. Вот мы уже оказываемся какими-то далекими родственниками. Вот у нас ломается машина на полпути в Феникс. А я все удивляюсь, сколько новых судеб для нас есть в запасе у Бела. Умей сострадать. Умей войти в положение других людей. Двое наших попутчиков, которых мы видели в первый и последний раз, знали эти простые истины. Мы ехали, не разговаривая, под ненавязчивую музыку. История Бела оказалась достаточно правдоподобной, что нас согласились высадить практически в том районе, где находилось наше жилье на неопределенный срок. Автомобиль миновал милю за милей, а я все думал, почему Бельфегора даже не узнают и не поднимаю панику. За все время, что я с ним, такой казус произошел единожды, и он послужил отправной точкой нашего знакомства. Люди не любят плохие новости. Убийства, грабежи, несчастные случаи - все это им не нужно, чтобы понять, что мир и так продолжает гнить. Включив новостной канал, вы видите забрызганные кровью стены подворотни или пепелище, оставшееся от дома, и вы переключаете, не думая. Это плохая новость для родных того, кого убили в этой подворотне, не для вас. У вас в холодильнике закончилось молоко, вот эта плохая новость для вас, а не дом, сгоревший дотла. Когда женщина, наша попутчица на несколько часов, пожелала завести разговор со мной, молчавшим всю дорогу, Бельфегор ответил за меня, и я даже был благодарен. Вопросы заставили меня начать паниковать, я боялся ответить и отойти от новой, выдуманной Белом, легенды, я отдал свою судьбу в его руки. - Он нем от рождения, - сообщил блондин, будто прося прощение за мое молчание. Именно так у меня отняли право голоса до конца дороги. Ехали мы по ощущениям часа три, на время я специально не смотрел, будто боясь узнать, что на самом деле прошло минут двадцать, просто я слишком погрузился в свои мысли и поддался ходу времени, что властен только в моей голове. В этом идеальном автомобиле рядом с идеальными людьми я чувствовал себя лишним, мечтая вернуться в салон "хонды", пропахший бензином, но равновесие возвращал Бел, все недостатки которого создавали из него изощренный идеал. Я чувствовал от него запах мыла из ванной комнаты в мотеле, и это помогало сохранить спокойствие. Нас высадили возле остановки общественного транспорта в северных пригородах Феникса, и нам пришлось еще прошагать на своих двоих несколько кварталов. Ноги сопротивлялись почти каждодневной нагрузке, и они еще не отошли от нашего пешего тура до мотеля, поэтому отзывались гудением на каждый шаг. Бел шел быстро, будто и нет в его жилистом, подвижном теле ни капли усталости. Но я ощущал вокруг него эту тяжелую ауру, он был вымотан если не физически, то морально точно. И я бы даже удивился, будь это не так. Возле квартиры на четвертом этаже нас встретил мужчина лет тридцати, и можно было бы счесть его серьезным человеком, если бы не его манера одеваться. Чувствовались в его внешнем виде абсолютный пофигизм и безразличие к чьему-то мнению. Этакий взрослый человек с натурой подростка. Белу легко удалось найти с ним общий язык. Их голоса слышались с лестничной клетки, когда жилье нам было уже показано, а меня оставили в единственной комнате квартиры. Здесь все казалось чужим, неприветливым и мрачным, но до меня долетал голос Бельфегора, обрывки фраз и шипящий смех, так было проще смириться с новым окружением. Квартира была небольшой, с более менее неплохим ремонтном, на маленькой кухне, не чувствуя тесноты, могли находиться от силы три человека. Но это меня не особо тревожило, ведь данные апартаменты - еще одно временное жилье, остановка на пути, и вскоре нас здесь не будет. Я столько раз просыпался в новых местах, что перестал их запоминать. Какая прошлая остановка? А какая следующая? До слуха донесся хлопок входной двери, шаги. Я подался вперед, глядя в темноту коридора с уже насиженного места на небольшой софе в углу. - Он даже документы не спросил, ши-ши-ши, - веселился Бельфегор, появляясь в комнате. Он рухнул на двуспальную кровать, стоящую по центру, но ближе к противоположной от меня стене. Обстановка здесь была получше, чем во многих мотелях, но отличалась простотой. И наличие всего одной кровати подсказывало, что спать я буду на этой самой тесной софе. За окном небо прояснялось, облака понемногу расходились, являя миру сияющий диск солнца, зато в небольшой квартире в северных пригородах Феникса царила полнейшая тишина, апатия обволакивала все вокруг, ее словно можно было ощутить кожей. Мне казалось, что я нахожусь в аквариуме с водой, сквозь эту воду не один солнечный луч не достигает меня. Я смотрел на листы с наполовину завершенным планом, на все записи и пометки, сделанные моей же рукой и рукой Бела. Блондина в данный момент ничто не тревожило, он сходил в душ, всячески обругав местную систему водоснабжения, а теперь спал, вымотанный событиями последних дней. Я тоже устал, но все равно не смог бы уснуть. Еще раз пробежался взглядом по записям. Не знаю, сколько нам предстоит тут находиться, но мне вдруг захотелось остаться в этой квартире до конца своих дней, лишь бы не приближаться к громадине Chase Tower, и Бельфегору не позволить завершить свою месть. Вот бы он спал так, не думая о совершенных убийствах, о том, что его разыскивают по всей стране, именуя опасным преступником. Откуда все это возникло в моей голове? Я ведь сирота, во мне интернат убил последние чувства, отныне только холодный расчет. Мне ведь нечего терять, у меня и нет ничего, а от единственного, принадлежащего мне окончательно и бесповоротно, от моих воспоминаний, я всеми силами стараюсь избавиться. Может, я всего лишь гниль этого мира, убийца и соучастник жестокого преступника, но у меня вдруг появилось то, что жаль потерять. Уже близился вечер, после почти четырех часов безрезультатных размышлений, поедающих меня, я решил бросать это занятие. Прихватив полотенце, направился в душ, бросив все бумаги на софе. Бельфегор проклинал этот водопровод не даром, ибо смеситель тут свою функцию, следующую из названия, не выполнял вообще. Из крана текла либо ледяная вода, либо кипяток, и золотой середины добиться было невозможно. Смирившись с этой несправедливостью, я постоял пару минут под холодными, ударяющими по коже струями, попросту замерз и принялся вытираться. Из зеркала глазами матери на меня смотрело мое собственное отражение. Из ванны я вышел, обмотав полотенце вокруг бедер, благо в квартире было довольно тепло. Бельфегор все еще спал, и я опустился на колени в промежутке между стеной и кроватью перед сумкой с немногочисленными вещами, надеясь найти что-нибудь более-менее чистое. Закончив с поисками и поднявшись, я почти вздрогнул от неожиданности, отпрянув спиной к стене. Бельфегор сидел на кровати, наблюдая за моими манипуляциями, держа на губах свою извечную асимметричную улыбку, только сейчас она не отдавала злорадством или сумасшествием, это была усмешка с налетом усталости. Глаз, как и всегда, не видно, но я чувствовал его взгляд и оказался прижат им к стене позади себя. - Ну как? - спросил блондин тихо, свешивая ноги с кровати. - Душ? Ужасно, честно говоря. Я бы заставил того, кто устанавливал этот кран, сначала помыться в кипятке с неделю, прежде чем сд... - Не придуривайся, ты понял, о чем я, - со вздохом произнес он. Конечно, как тут не понять, ведь все, что могло интересовать его, это план наших действий, который будет исполнен через неопределенный срок, но исполнение его неотвратимо. - Там... достаточно еще работы, - на какое-то время повисла пауза, я слышал, как за окнами промчался автомобиль. Я еще сильнее вжался в стену, хоть это движение совсем не придало мне уверенности, и спросил, пока наглость еще жива вместе со мной: - Уже столько людей погибло, тебе светит пожизненное заключение. Но ради чего? За что? Я пристально смотрел туда, где у Бела должны быть глаза, стараясь рассмотреть между челки хоть какие-то проблески. - За мою сломанную жизнь, не успевшую набрать оборотов, - произнес он тем тоном, каким разговаривает учитель с нерадивым учеником, не понимающим с первого раза. - А точнее? Гарантий нет, останемся ли мы в живых, и мне все же хочется знать, за что расплачиваться жизнью. - Да? Ты вдруг стал ей дорожить, ши-ши-ши? - Бел резко подался вперед, хватая меня за запястье и притягивая ближе к себе. Я, стоя в одном несчастном полотенце перед Бельфегором, ощутил, как ярко контрастировала его теплая ладонь и моя ледяная кожа. - Если я пообещаю, ты поверишь? Обещание. Слово, но слово нерушимое. И мне хотелось верить, правда. Верить в Бельфегора, в его слова, но тот ли это человек, который не будет мне лгать? Поддельные документы, взлом охранных систем банков - все, на чем держится его псевдожизнь - самое лживое, неприятное, далекое от истины. Но мне хотелось верить, ведь и в моей истории вранье не было редкостью, особенно самому себе. Потерянные люди, всеми оставленные и ненавидимые. Сирота, дитя серых стен интерната, четыре года окрасили жизнь его в ядовито-багряный, он знает, какая на вкус собственная кровь, смешанная с землей. Убийца-психопат, чьи руки по самый локоть залиты кровью людей, которых он звал друзьями, без пяти минут приговоренный к смертной казни. Но даже в самой прогнившей душе найдется та ничтожная часть, которая не утратила веру. Я выдохнул, Бел уловил мое расслабленное состояние, и когда я попытался освободить кисть из его цепкого захвата и вновь отойти к стене, он лишь сильнее сжал руку, чуть потянув на себя. Чтобы попросту не упасть на блондина, мне пришлось упереться коленом в матрац между ног парня. - Я обещаю, мы останемся живы, - серьезно и вполголоса произнес Бельфегор, словно нас могли услышать. От его тона по моей спине пронеслись стаи мурашек, я ощущал его дыхание на шее. От моего лица до лица блондина оставались буквально миллиметры. Отчего-то я даже не удивился, когда его губы коснулись моих, увлекая в поцелуй и сразу оставляя за собой лидерство. Он целовал жадно, хищно, и мне пришлось в который раз ощутить собственную беспомощность в его присутствии. Я ответил, наши языки столкнулись, дыхание мое совершенно сбилось. До этого я целовался, но ни за что не вспомнил бы уже, что это была за особа и сколько лет мне тогда было. Да и с тем, что происходило сейчас, события неопределенной давности в сравнение не шли. Бельфегор не оставлял шансов, не давал возможности вырваться. Я отчетливо ощущал его запах, который захватывал меня, поглощал. Его властные движения давали мне лишь одну возможность - подчиниться. В моих венах и не кровь уже - чистый плавленный металл. Страх и нервенная дрожь, по началу сковавшие тело, отошли, я провел ладонью по изгибу шеи блондина. В этот же момент, ощутив мое прикосновение, он быстрым движением усадил меня к себе на колени. Как среднестатистический семнадцатилетний парень, возбуждался я с пол-оборота и уже ощущал жгучую тяжесть внизу живота. Бельфегор хотел изображать полный контроль над ситуацией, но его рваное дыхание, хищные движения говорили об обратном. Каждое его касание моей обнаженной кожи - как разряд тока, мурашки пробегают бешеным табуном по телу. Происходящее не казалось мне чем-то ужасным, мерзким или аморальным. Я видел много вещей, куда более жутких. Гибель матери и последние секунды ее жизни - вот, что в разы ужаснее. Мир полон по-настоящему мерзкого и отвратительного, поэтому совесть меня не грызла, я погружался в ощущения с головой. В эту минуту каждое движение казалось невероятно правильным, необходимым. В то же время мысленно я именовал себя глупцом, когда лежал перед Бельфегором, совершенно не сопротивляясь, а даже наоборот, ожидая продолжения. Все его грехи и проступки я не мог взять в сравнение со своим - я позволил себе желать его. Бел развернул меня и подтолкнул, заставив откинуться на пахнущие стиральным порошком простыни. Полотенце с моих бедер уже пропало, и я лежал перед блондином совершенно обнаженным. Он склонился надо мной, сквозь пряди челки поблескивали его глаза, цвет которых во мраке мне было не разглядеть. Воздух, заставлявший меня пару минут назад дрогнуть от холода, казалось, накалялся. В голове я, путаясь в мыслях и желаниях, рисовал красочную картину: температура все растет и вскоре окружающая обстановка, не выдержав, воспламеняется, вспыхивает. Не знаю, что отражало мое лицо, но Бел стер ухмылку, которая все это время присутствовала на его лице, склонился ниже, и наши губы вновь столкнулись в поцелуе, жар дыхания опалил кожу. "Никаких эмоций, только холодный расчет," - говорил я когда-то. Но ошибся. Поддался. Вся суть в том, что не так уж это и страшно, когда идут, возможно, последние дни твоей жизни, несмотря на все обещания Бельфегора. Неловко я ухватился за край его футболки, потянул вверх. Блондин понял, и спустя пару секунд футболка валялась на полу у кровати, вслед за ней отправилась и остальная его одежда. Тусклый, почти неощутимый свет вырисовывал в темноте безупречный, бледный силуэт Бела. Сейчас он был по-настоящему красив, расшифровка красоты в ее исконном значении. Мое больное воспаленное сознание видело в нем нечто возвышенное, лучшее, что мне могла подкинуть судьба. Таких людей не бывает. Чувств, которые наполняют меня, не существует. И в моей реальности слишком сильно искрит атмосфера, чтобы все было по-настоящему. Парень пальцами коснулся моего плеча, провел по ключице, надавливая, словно проверяя на прочность мои кости, затем прошелся по шее, по трепещущей артерии. Делал он это медленно, но я ощущал электричество, которым искрит воздух, эту убийственную статику. Я - один натянутый нерв. Я - его покорная марионетка. - Оближи, - говорит на выдохе парень, и я понимаю не сразу. Только в этот момент замечаю его пальцы возле моих губ. Выполняю указание, вбирая в рот, обводя языком, смачивая пальцы собственной слюной. Я ожидал от Бельфегора пошлых комментариев, его издевательских фразочек, но он молчал. Мною двигали исключительно ощущения. Наивысшая степень напряжения, ток по оголенным нервам. Но отрезвило меня болезненное ощущение - Бел ввел в меня влажные от слюны пальцы. А я не имел возможности вырываться, хоть меня никто и ничто не держало. Бельфегор двигал пальцами, я отзывался на каждое его движение, издавая скулящие звуки сквозь зубы. Но эта боль даже казалась мне необходимой, чтобы осознавать всю реальность происходящего. Моя рука все же выпустила простыни из мертвой хватки и переместилась на шею Бельфегора, я потянул его к себе, вовлекая в очередной жадный поцелуй. Мне редко приходилось касаться кожи блондина ранее, но если это происходило, она была холодной, словно бы кровь его вовсе не греет. Но сейчас его тело буквально горело. Когда парень решил, что хватит с меня подготовки, он перевернул мое едва ли не дрожащее от волнения и напряжения тела, и теперь я лежал спиной вверх, имея возможность прятать свой воспаленный лихорадочный взгляд в подушку. Мои пальцы в очередной раз сжали простыни, до побелевших костяшек, до боли, когда Бел вошел. Из горла с каждым его движением вырывались вскрики, блондин не старался быть нежным, да и не обещал он ничего подобного. Я ощущал столь тесное соприкосновение с ним, с его телом. Как сплетенные вместе нити каната. Боль вскоре превратилась из острой и едва ли невыносимой в тупую и вполне терпимую. От нескончаемых метаний меня спасло одно касание, одна точка, и от неожиданности я выгнулся под Бельфегором, выпуская из горла недвусмысленный стон. Бел набирал темп, властно вжимая меня в кровать, впиваясь зубами в основание шеи, оставляя багровые пятна, и вскоре достиг кульминации всего действа. Я обвил кольцом пальцев свой напряженный член, совершая несколько быстрых движений, надолго меня не хватило. Спустя минуту мы лежали рядом на испачканных простынях, тишину нарушало только глубокое тяжелое дыхание. Я не чувствовал ни сожаления, ни угрызений совести, может, все это будет с утра, но сейчас подобные слова даже в голову не приходили. - Теперь на меня можно повесить еще и статью о совращении несовершеннолетнего, - усмехнулся Бельфегор. Я даже улыбнулся этой его фразе, забираясь под одеяло. - На софу спать я не пойду. - Вы только посмотрите, лягушка обнаглела, ши-ши-ши! - прозвенел его голос во мраке комнаты, но выгонять меня никто не собирался. Бел наоборот бестактно притянул меня ближе собственническим жестом. За долгое время я впервые ощутил толику спокойствия, несколько минут, перед тем, как погрузиться в сон. Мне не приходилось собирать очередную бомбу, бояться, что в любой момент с улицы донесется вой полицейских сирен. Не нужно было думать, как избежать сеансов психолога, черепная коробка не ломилась от ненужных мыслей о моем прошлом, не требовалось красить волосы, чтобы изобрести себе новую историю с новым именем. Я был просто Франом. Был здесь, в этот самый час. Был собой. Этого только хватало, чтобы возникла туманная вера в лучшее, хоть всего и на минуту. Этого и несколько сумасшедшего блондина, который если что всегда добавит решимости. Утром я проснулся рано, больше спать просто не мог, ночного спокойствия как не бывало. Лежал, а голову в очередной раз переполняли мысли. От обещания Бельфегора легче не сделалось, я боялся что-то не учесть и что-то пропустить, не выдержать этого давления. Мне хотелось сгореть, как дом Шерил, рухнуть, обратившись пеплом. Но выхода не было. Как я ни старался обойти судьбу, она знала все наперед. Бельфегор изначально являлся ее частью. Вот только, несмотря на общую уверенность с самого начала, от всех наших отношений, а особенно от этого внезапного секса, тянуло чистейшим отчаянием. Дни шли быстро, план вскоре оказался немыслимым образом завершен. Я с утра до вечера тем и занимался, что утрамбовывал алюминиевую пудру и аммиачную селитру. Думаю, продавщица из садового магазина до сих пор недоумевает, зачем мне столько этого удобрения. Руки мои покрылись мелкими царапинами, ожогами, круглосуточно красные глаза смотрели на меня из зеркала. Окружающая обстановка вновь превратилась в третьесортный пластилиновый мультфильм, к тому же плохо смонтированный и с непроработанным сюжетом. Ярким пятном в этой череде кадров выделился один день, озаряя себя огненно-красным цветом. Бел практически не покидал квартиры, и должность мальчика на побегушках была справедливо - по мнению блондина, во всяком случае - отдана мне. Но этот день стал исключением, Бельфегор разбудил меня рано, хотя солнце к тому моменту уже показалось над горизонтом. В планах блондина на это утро было проверить результаты моего долгого труда. Я надеялся, что нигде не просчитался в изготовлении бомб, иначе убитое на это время было бы потрачено впустую. На рейсовом автобусе мы ехали за город, заняли два места прямо за водителем. Салон был почти пуст, вместе с шумом двигателя звучало радио, иногда закашливаясь и барахля из-за старости. Но несмотря на это я мог разобрать, что радиовещание продолжал выпуск новостей. Говоря о Беле, то казалось, что в его поисках наступило затишье. Все реже я видел его фото по телевизору, словно все враз забыли об опасном убийце. Сделали вид, что его не существовало, раз преступления прекратились. Но я-то знал, что это только временно, грядет ужасное. Я мог давно уже сдать его властям, но не видел в этом смысла, да и червяк под именем совесть меня изнутри не грыз. По радио, как и по телевидению, про Бельфегора не было и слова, как и про меня, хоть меня и считали его соучастником. В выпуске новостей по радио обсуждали иные проблемы, экономику и прочее. Но меня поразило, как водитель мгновенно сменил волну, когда начался новостной выпуск. Салон наполнила музыка, очередной бессмысленный хит. Меня поразило это упрямое стремление оградиться от проблем мира, от того, что происходит вокруг. Это было еще одним объяснением, почему Бела никто не узнает. Тем временем блондин ткнул меня в бок, намекая, что пора выходить. Мы оказались среди очередной степи, каких я уже видел кучу с самого января. Там я вытащил из сумки несколько бомб, подлежавших проверке. Все довольно просто, хоть и доля риска велика. Смотришь на часы. Поджигаешь фитиль. Отходишь на безопасное расстояние. Фитиль догорает. Шашка разлетается в стороны с оглушительным хлопком, облаком дыма и пламени. Снова смотришь на часы. Аммиачная селитра. Алюминиевая пудра. Уголь. Толл. Все просто. Взрыв оказывается средней силы, но нам приходится затаптывать воспламенившуюся траву ногами. - Все в порядке. Сработают, как надо, - произнес я, смахивая с джинсов попавшие на ткань искры. Когда мы уже шли по шоссе к остановке, Бел остановился, обернувшись туда, где несколько минут назад мы проверяли результаты моей работы. - Тогда завтра. Эти слова врезались в мозг, и я в смятении уставился на Бельфегора, понимая, что вряд ли теперь смогу оттягивать время. Его не убедить, не уговорить. Я видел это в его движениях, в его редких эмоциях, слышал в его голосе. Совершенное отчаяние человека, который стоит на пороге своей цели. Он долго сомневается, думает, зачем были все усилия. Но решение сделано, отказаться от цели - отказаться от собственного настоящего, хоть оно и не представляет ничего хорошего. И я просто должен был следовать за ним, потому что выбрал тот же путь. Мне даже не хотелось никакой новой жизни. - Ждать нет смысла, - произнес блондин. - Хорошо, - сказал я, закрыв глаза, выдохнул. - Хорошо. По возвращению в квартиру он долго сидел, уткнувшись в лэптоп, стучал по клавишам, а ближе к вечеру просто рухнул на кровать, не выдерживая этого морального напряжения, которое я ощущал почти физически. Поддавшись порыву, я опустился рядом с ним, подползая ближе и проводя ладонью по предплечью Бела. Он шевельнулся, но ничего не ответил. Вскоре я уснул, ощущая руки блондина, устроившиеся на моей талии. Проснулся я, когда Бельфегор поднялся с кровати и направился в душ. Я отчетливо слышал хлопок двери ванной, но не подал вида, что уже пребываю в сознании. За окнами уже было совершенно темно, я надеялся, что снова смогу уснуть, но вскоре эту идею пришлось оставить. Встав с постели, я тут же чуть снова не принял горизонтальное положение, вот только уже на полу, запнувшись о сумку Бельфегора. Из нее вывалился ежедневник, с которым блондин так не любил расставаться. На страницах из него я составлял свой первый план подрыва. Его Бел всегда таскал с собой. Я глянул в сторону ванной, прислушался, различая шум воды, и поднял записную книжку с пола, даже не предполагая, что там могу увидеть. Начиная с первой, стал перелистывать страницы. Первые записи походили на дневниковые, ближе к концу они превращались в сумбурные заметки. Записи разными цветами, фотографии, вырезки из газет и журналов. Я видел там фото Шерил, еще совсем юной, ей там было лет восемнадцать. Встречались фото других людей, снова записи, пометки. Некоторые изображения были исчерканы, исколоты насквозь. Передо мной предстали записи трехлетней давности, и я поймал себя на мысли, что не дышу. Одну из страниц занимала статья, неаккуратно вырезанная из газеты. В ней речь шла о вооруженном налете на отель Homewood Suites by Hilton Albany четырехлетней давности. Все, что было описано в этой статье, я и так знал наизусть. Да, шесть человек ворвались в здание. Да, четверо невинных людей были убиты. Да, схватить удалось только одного. Не смотря на то, что его попросту бросили, он не выдал имен своих соучастников. Из его пистолета не было выпущено ни одной пули, но он взял на себя вину во всех четырех убийствах. Рядом красовалась черно-белая фотография: на фоне светлой стены стоял парень, широко улыбаясь. Смотря на эту улыбку любой бы сказал, что он спятил. "Бельфегор Келлер, двадцати трех лет," - гласила подпись. Далее была еще одна статья, в которой писали, что спустя месяц заключения все тот же парень исчез из тюрьмы, как и все сведения о нем, попутно спалив дом Вальтера Сейма, судьи, назначившему ему срок. Картинка медленно собиралась из осколков, руки мои едва держали ежедневник, дышать удавалось с трудом. Осознание свалилось на меня, словно наковальня на тех неубиваемых героев мультфильмов. Бельфегор - человек, в котором я видел свою надежду и спасение, оказался тем, кто пустил мою жизнь по наклонной.