Синдром свободы

Даже если учесть, что номер в более менее сносном отеле Вустера выглядел неплохо, да и, в целом, был довольно комфортабелен, то ванная комната оставляла желать лучшего. Нет, никакой осыпающейся штукатурки и отваливающейся плитки, все не столь безнадежно. Просто, по-видимому, когда проводился косметический ремонт во всем здании, конкретно на это помещение не хватило средств. Ну или на него решили наплевать. Но основным минусом являлось то, что здесь были явные проблемы с отоплением, ибо батареи либо не работали вовсе, либо издавали жуткие булькающие звуки, будто это вовсе не батарея, а желудок какого-нибудь голодного монстра. Вода из покрытого разводами крана лилась исключительно ледяная, словно ее специально для нас сначала хорошенько охлаждали. Край низкой ванны упирался мне точно в шею, сам я сидел на полу, запрокинув голову и пустым взглядом сверля потолок. По помещению разносился шипящий смех Бельфегора, который стоял напротив, опираясь на раковину. На его ладонях с длинными аристократичными пальцами виднелись светло-серые следы от шампуня, те же пятна украшали светлую футболку. - Хваатит уже, - произнес я, устало закрывая глаза, но Бел лишь снова издал свой неясный смех. Его жутко веселил мой вид, ибо волосы мне пришлось замотать бежевым полотенцем, которое было в номере. Таким образом, на голове у меня красовалось нечто вроде тюрбана, что несказанно смешило блондина. Создавалось впечатление, что в основном он смеется не надо мной, а над какими-то своими совершенно чокнутыми мыслями. Я в это время представлял, какие живописные черные и синие разводы останутся на полотенце. Пока Бел пытался нанести чертову краску, я вполне успел смириться с тем фактом, что к концу процедуры могу остаться вовсе без волос, потому что этому человеку противопоказано иметь дело с химикатами. К тому же, мы залили почти весь пол ванной холодной водой из душа, Бельфегор стоял босиком на более менее сухом участке плитки, в то время как мои джинсы вымокли насквозь и были совершенно безнадежны, так что я мог позволить себе сесть на залитый пол. - Ладно, ши-ши-ши, хватит с тебя, - произнес блондин, сходя с места, шлепая по мокрой плитке, приблизился ко мне. Бесповоротно испорченное полотенце отлетело в сторону, а еще через секунду мою голову окатил поток еле теплой воды из душа. Струи хлестко ударяли по коже, по поверхности ванны. Окрашенная тоником вода хлынула на белую поверхность, вскоре единым потоком скрываясь в канализации. Пальцы блондина скользнули в мои волосы, перебирая пряди и стараясь промыть их, насколько это получится. - У меня из-за тебя теперь руки серые будут, - произнес парень, приправляя голос едким упреком, и оттянул волосы чуть сильнее, показывая свое крайнее недовольство ситуацией. - Все это изначально было твоей идееей, - сказал я, предусмотрительно закрыв глаза, потому что в следующую секунду Бел направил душ мне на лицо. Теперь футболка тоже несказанно вписывалась в мой оригинальный образ, ее покрывали большие мокрые пятна. Спустя минут десять я, облитый уже с головы до ног, стоял перед зеркалом. Мокрые волосы слипшимися черными прядями обрамляли мое и без того незагорелое лицо, добавляя ему еще болезненной белизны. Сам себе я вдруг показался странным и непривычным, будто в зеркале меня встретил совершенно иной человек. Казалось, если сейчас я подниму руку вверх, например, или совершу еще какое движение, то отражение этого не повторит, скептично взглянет на меня, а может и покрутит пальцем у виска. И я даже собирался уже поднять руку и помахать зеркалу, чтобы убедиться в подлинности изображения, но что-то меня остановило. Наверное, это были мои глаза. Такие же зеленые, с татуировками под ними. Зеленая радужка с явным проблеском бирюзы. Единственное, что на данный момент осталось у меня от матери. Было бы замечательно, если б можно было отвязаться от прошлого и начать новую жизнь, сменив цвет волос, но все не так просто. Прошлое не отпускает. И в данный момент я не прошу от вас многого, просто закройте глаза. Сомкните веки, погрузитесь в красноватую тьму. Нарисуйте в своем сознании ясный июньский день. Теплый и ласковый ветер, шелест пышных крон деревьев. Стрекот насекомых и жар солнечных лучей. - Немедленно извинись! - строго говорит молодая женщина, при этом не повышая голоса. Ее волосы яркого аквамаринового цвета колышет ветер, она с упреком смотрит на сидящего перед ней пятилетнего мальчишку, своего сына. Пятью минутами ранее он вывалил на голову соседской девочке ведро песка, и теперь та, заливаясь слезами, вытряхивала сор из карманов, волос и туфель. Мальчик же невозмутимо сидел на скамейке, смотря в землю и покачивая ногами в воздухе. - Фран, она плачет из-за тебя, ты ее обидел, сейчас же извинись, - в тысячный раз повторила Анита, складывая руки на груди и выражая собственным видом крайнюю серьезность своих намерений. - Но она первая началаа... - А ты на нее песок высыпал! Умей отвечать за свои поступки. Мальчишка с мольбой смотрит в глаза матери, которые повторяли его глаза, словно зеркальное отражение, и, не дождавшись в ее взгляде чего-то, кроме недовольства и упрека, слез со вздохом со скамейки и поплелся к все еще воющей девчонке. Женщина победно улыбнулась. Умей отвечать за свои поступки. Извинись сейчас же. Ты должен попросить прощения. Попроси прощения. Попроси прощения. Взмах ресницами, и наваждение рассеивается. Вот только того же оттенка глаза смотрят на меня из отражения. Я упираюсь ладонями в края раковины, Бельфегор подходит сзади, ероша мои мокрые волосы. Мелкие капли с прядей летят на и без того грязную поверхность зеркала. - Ши-ши-ши, неплохо. Неплохо. Учитывая слишком низкую для хорошего красителя цену оттеночного шампуня и его сомнительное качество. Принимая во внимание тот факт, что местами остались темно-изумрудные пряди, мелькающие ближе к корням среди черноты. Не забывая и о том, что риск обзавестись химическим ожогом никуда не девался. Отстав от моих волос, Бельфегор вышел из ванной. А ближе к ночи исчез и из номера. Вспомнив его нервозность, напряженность вместе с отстраненной сосредоточенностью, я примерно понимал, куда Бел скорее всего направился. У парня была одна идиотская привычка: он вечно что-то бормотал себе под нос, помогая себе совсем не отключиться от реальности и не уйти в мир размышлений. Он мог просто считать. Иногда просто числа по порядку, иногда только нечетные или четные. Еще он мог повторять раз за разом слова песен. Это раздражало, но не настолько, чтобы я попросил его прекратить, рискуя своим здоровьем. И, повинуясь этой привычке, блондин неразборчиво бормотал себе под нос цифры уже несколько дней, что выдавало его напряжение. Я собирался с чистой совестью завалиться спать, но сон не шел. Я и так и сяк повернулся, перевернул подушку, одеяло, даже комнату проветрил, но все оказалось тщетно. Морфей издевательски хихикал в сторонке, наблюдая за моими мучениями. Отчаявшись, я решил принять горячую ванну. Возможно, вода расслабила бы, разгладила нервы, исцелила. Во всяком случае, я искренне в это верил, да и это осталось последней моей надеждой. К счастью, система водоснабжения сжалилась надо мной, и горячая вода действительно была. Даже без оттенка ржавчины! Просто никому в отеле не приспичило в четыре часа утра поплескаться, кроме меня, поэтому подаче кипятка ничто не мешало. Какое-то время я просто сидел напротив ванной и наблюдал, как источающая густой пар вода хлещет сильным потоком из крана. Наблюдал и думал о своем. Вдруг вспомнился интернат и его общие душевые со старой, местами покрытой черной въедливой плесенью плиткой. О, достаточное количество раз меня оставляли на полу, выложенном этой самой обитой плиткой, с кровавыми подтеками по всему лицу. И как же я завидовал тем ребятам, у которых остались родные по ту сторону забора, ограждавшего территорию, их по выходным забирали из этого гнилого места. Они хотя бы одну ночь в неделю, с субботы на воскресенье, могли поспать не на казенных койках. Могли не бояться, находясь за пределами эпицентра ненависти, отчаяния, гнева и жестокости. Когда вода наполнила ванную больше, чем наполовину, я скинул одежду, опускаясь в обволакивающее тепло, которое с готовностью принимало усталость, смывало напряжение. Откинув голову на бортик, прикрыл глаза. В ванной комнате, в номере, на этаже да и, наверное, во всем отеле царила полнейшая тишина. Создавалось впечатление, что все постояльцы и работники сговорились и решили разом заткнуться, прекратить свою бурную деятельность, чтобы проверить, сойду ли я с ума в этой звенящей тишине за одну ночь. Думаю, они на верном пути и близки к цели. Одинокая лампочка с синеватым светом мигнула на потолке. Я медленно сполз вниз по стенке ванной, с головой погружаясь в воду, над поверхностью остались только мои колени. Я лежал на белом отполированном дне, смотря сквозь прозрачную толщу на местами неровный, но такой же белый потолок. Выпускал изо рта пузырьки воздуха, а когда увидел перед глазами темные пятна и почувствовал жжение в легких, поднялся на поверхность, вдыхая резко и жадно. Отдышавшись, повторил погружение еще раз. Дышать. Не дышать. Повторить. Как-то совсем случайно и невзначай я заметил, что от моих свежевыкрашенных волос по воде расходятся мутно-серые разводы. Краска смывается, будто мою шевелюру полили не тоником, а чернилами. От разглядывания серых узоров на фоне белой поверхности ванны меня отвлек хлопок двери, раздавшийся внезапно и на мгновение оглушивший. Я уставился на дверь ванной комнаты, прислушиваясь. Череда шагов, стук, звон замков, а через минуту дверь открылась, в помещение влетел взъерошенный Бельфегор, на ходу расстегивая пальто, он подлетел к раковине. Включил холодную воду и, набрав немного в ладони, плеснул себе в лицо. Склонившись, блондин попытался восстановить сбившееся отчего-то дыхание, и когда это у него получилось, можно было решить, что он совершенно спокоен. Я понял, что это далеко не так, когда Бел снова склонился над раковиной, засовывая голову под струю ледяной воды. Его руки тряслись. Блондин спустя минуты две закрыл кран, как-то неуклюже приземлившись на плиточный пол возле ванны. Его волосы абсолютно намокли, капли стекали на одежду, впитываясь. - Все в поряядке? - спросил я, вглядываясь в сосредоточенный профиль парня. Он обернулся очень резко, будто раньше и не замечал моего присутствия. Могу поклясться, он даже слегка вздрогнул. Я замер, не зная, что нужно сказать. Светлые пряди челки Бела слиплись, предоставляя моему вниманию глаза блондина. Я видел их впервые, но не мог думать о хоть какой-то значимости момента, потому что не имел возможности разобрать эмоции в этом тяжелом взгляде. Бельфегор смотрел так, будто сейчас же утопит меня в этой чертовой ванной, но в то же время в глубине радужки виднелись загнанность, боль, отчаяние и даже проблески сожаления. В моей голове мелькнула мысль, что этот взгляд я не увижу больше никогда. Только сейчас я заметил одну деталь, которую упустил ранее. От Бела пахло мокрой штукатуркой. Такой запах улавливается на чердаках и в подъездах после дождя. Приятный, легкий, он напоминал детство, им хотелось наполнить до отказа легкие и никогда больше не выдыхать. Но улавливались и чуждые металлические нотки. От Бела пахло мокрой штукатуркой и кровью. Этот запах я вряд ли с чем-то спутаю, ибо чувствовал его в своей жизни слишком часто. Это странное смешение запаха детства и смерти одновременно притягивало и отталкивало. Бельфегор сжал губы в тонкую линию и, поднявшись, быстрым шагом вышел из ванной, захлопнув за собой дверь. Оставшись в одиночестве, я пару минут пялился на эту самую дверь, будто стараясь увидеть сквозь нее, но деревянная преграда никак не поддавалась. Наконец, собрав остатки себя в кучу, я выбрался из воды, не вытершись, кое-как оделся, попутно запутавшись в джинсах и напялив футболку на левую сторону. Уверен, со стороны я смотрелся жалко в этой своей попытке помочь единой живой душе, хоть и знал, что эту помощь скорее всего отвергнут. Бел нашелся в номере, лежащим поперек своей кровати. Я опустился возле него, не находясь со словами. Парень вел себя странно, это без сомнений. Никогда прежде я не видел его таким потерянным. Наверное, он не хотел показываться в таком свете кому-то, просто дал слабину, ведь сейчас в этой комнате он должен быть в полной тишине и одиночестве. Но здесь был я - непредвиденное обстоятельство, которое он не учел. - Бел, - все, что я смог произнести, боязливо касаясь его ладони, но блондин тут же отдернул руку, будто обжегся. Одного моего слова и движения хватило, чтобы механизм был запущен. - Ты, наверное, уже с десяток раз слышал, что обо мне твердят в новостях, - начал он тихо, словно нас могли подслушать. - Да и не только обо мне. Любой человек, преступающий закон, уже и не человек, а мишень. Ну, кто поразит мишень первым? За кем контрольный в голову? Да, встречаются безумцы. И психопаты встречаются. Но то, что я вижу в глазах своих... жертв... Жертв, ши-ши. До чего же смешно звучит, - несмотря на показное веселье, прозвучала фраза горько. Да и парень снова начинал говорить быстрее, взмахивая руками и глотая окончания, голос его осип. - Смешноо? - Смешно. Людей, что когда-то звались моими друзьями, в новостях назовут моими жертвами. То, что в их глазах, это первые прикосновения смерти. И если я убийца, то это не лишает меня души и сострадания. Я могу чувствовать, сопереживать, - Бел, скорее, не констатировал факт, а убеждал сам себя, так неуверенно это было сказано. - И мне в какой-то мере даже жаль. Иногда мне хочется отступиться, но отступать поздно и некуда. - Тогда... зачем? - Насколько бы жаль ни было, ненависть сильнее. Наверное, это самое сильное чувство. Они это заслужили, я просто возвращаю долг, напоминаю им их ошибки, только в этом моя цель и смысл. Судьба, да, о ней ведь ты твердил? - к концу Бельфегор все же сбавил обороты, выговаривая слова четче, взял себя в руки, спокойно выдохнув. - Какая же эта судьбаа, если ты сам ее себе выдумал? - А разве судьбу пишет некто свыше? - произнес блондин и улыбнулся улыбкой, созданной, чтобы выбивать из колеи и доводить до безумия. Следующим утром в выпуске новостей рассказывали о молодом человеке двадцати пяти лет, жестоко убитом за углом клуба, в котором он проводил вечер. Парень просто вышел покурить. Девятнадцать ножевых, забрызганные кровью стены переулка. Единственная камера, расположенная на улице, убийцу не засняла, так как в ее поле зрения не попадал этот участок территории. Этим же утром мы покидаем Вустер.