Синдром свободы

На самом деле, время не значит так много, насколько себе выдумал человек. У нас в распоряжении пара минут, которые могут оказаться вечностью. Закройте глаза, вдохните пустоту. Чувствуете этот запах сырости, гниющей листвы и мокрой штукатурки? Чувствуете? Так пахнет мое августовское утро в стенах интерната. Казалось бы, два года прошло, но я помню очень отчетливо. Тогда в Олстед пришли дожди, которые не оставляли город около двух недель. Можно было решить, что всемирный потоп повторяется, но ливни все-таки прекращались, пускай на какие-то пару часов, но все же, а не хлестали по крышам круглые сутки. Раньше я любил дождь. Любил перед сном вслушиваться в его быструю дробь, отбиваемую по оконному стеклу. Это успокаивало, приводило мысли в порядок, помогало отгородиться от серой бытности, где едва ли не каждый день мне дают понять, насколько жестокими могут быть мои сверстники. - Давай же! Позови на помощь! - звучит надо мной мерзкий голос, от которого внутренности в комок скручиваются. Этот голос перекрывает шум льющего дождя, пока я, стирая с лица кровь грязной ладонью, пытаюсь подняться. Моя одежда пропитана дождевой водой и кровью, дышать трудно. Кажется, мне рассекли бровь, но я почти не чувствую боли. Я лишь ощущаю, как горячие алые капли стекают по щеке, опаляя ледяную кожу. Холодно. Мне уже хочется молиться, чтобы какая-нибудь гребаная молния ударила либо в меня, либо в этого подонка Мерла, который все не хотел затыкаться. - Можешь позвать свою мамочку! - громко произносит он, что у меня начинает звенеть в ушах. А потом пинает мне куда-то под ребра, заставляя опрокинуться на мокрый асфальт. Вот теперь я чувствую боль. - Ах, совсем забыл, она же сдохла! - все, кто окружал мое окровавленное, исходящее ненавистью и болью тело, засмеялись. Я бы убил их, прикончил всех и каждого. Вытягивал из них долго и мучительно нервы миллиметр за миллиметром, выворачивал суставы, обращал кости в крошки. Просто за их издевательский смех. Я не хотел слышать его. Я хотел слышать их крики. Пальцы с силой впиваются в насквозь промокшую землю, я сплевываю кровь, асфальт тут же оказывается украшен темно-алой дорожкой. Холодно, очень холодно. Вот бы немного огня, вот бы кто-нибудь развел костер, может, он спас бы меня. Я перестаю замечать удары Мерла, в моей голове крутится лишь одно: Чего ты добиваешься? Чего ты хочешь? Чего ты хочешь, ублюдок?! Что я сделал такого, что заслужил быть избитым до полусмерти и брошенным в лужу? Дождевая вода пропитала меня, проникла под кожу, теперь она несется по моим венам. Я хочу захлебнуться в этой гребаной грязной луже, хочу остаться здесь навсегда, чтобы ливень смыл меня с лица земли, такую жалкую букашку без права на существование. Волосы вымокли и липнут ко лбу, вода заливается в нос, в рот. Холодно. С тех пор я ненавижу дождь. Следующим утром на моей двери красовалась надпись, сделанная красным баллончиком. Тогда я не обратил внимания, только горько усмехнулся. Пять больших красных букв: "FREAK" Мое имя, мое место, моя ступень в иерархии. Вспоминая сейчас, когда за спиной Олстед, Вустер, Вернон, Форт-Уэйн, эту надпись, сделанную Мерлом или кем-то из его компании, я внутренне смеюсь. Жалкий уродец из нас двоих явно не я. Бел не спрашивал меня ни о чем, когда мы покинули дом Шерил Сафорт. Не задавал никаких вопросов и позже. Очевидно, он принял тот факт, что я кинулся его защищать, за повседневную истину. Когда мы шагали к автомобилю, Бел пребывал в прострации, из которой его вырвали лишь прогремевшие взрывы. Пыль взметнулась в небо, два этажа сравнялись с землей. А мне хотелось услышать от него хоть слово, вцепиться в плечи и встряхнуть, чтобы убедиться, что он жив, здесь, со мной. Но этот мудак молчал, пока мои нервные клетки умирали одна за другой. За неполный месяц я лишился, наверное, трети этих самых клеток. Порой, когда прочие мысли уходили на второй план, я вспоминал отчаяние, переполнявшее глаза Шерил. Я не видел в ней предателя, каким она являлась в глазах Бельфегора. В моих глазах она возвышалась над многими, кого я успел узнать за свои семнадцать лет. Эта девушка кинулась защищать себя, хоть и заранее понимала, что идея пропащая, она боролась за собственную жизнь. И я думаю, что она одна из тех, кто действительно достоин отправиться в лучший мир, оставив эту покинутую всеми святыми землю. В такие минуты я понимал, что религия умудрилась-таки проникнуть в мое сознание, хоть и не глубоко. Я не верил в помощь Всевышнего, в исповедь. Свои ошибки должен исправлять я сам, а не некое эфемерное создание. Но в то же время мне хотелось верить, что после этой жизни существует еще что-то. Ведь никому не известно, что находится за горизонтом событий черной дыры, например? Вот и здесь то же самое. Никто точно не знает, что ждет человека, когда в крышку его гроба вбивают последний гвоздь. Что дальше? Только вечность. Не знаю, куда лежал наш путь дальше. Я даже не уверен, есть ли у этого пути конечная станция и точное направление. Но мы ехали, город сменялся городом, на календаре мелькали двадцатые числа февраля, зима сходила на нет. Мы все больше отклонялись на юго-запад. После того, как мы покинули Форт-Уэйн, Бел будто стал спокойнее, хотя порой он и сидел со своим ежедневником по паре часов, отрешаясь от внешнего мира. В который раз я смотрел на него, путаясь в собственных мыслях. Бельфегор - абсолютно обычный человек, такой же, как я и любой другой на этой планете. С такими же людьми вы беседуете за обедом, встречаетесь взглядом на улице и в одном вагоне метро минуете километры под землей. Такие же люди есть на всех других континентах. Так что заставляет их преступить закон, превратиться в добычу защитников закона? Бел мог бы выстроить свою жизнь иначе. Получить хорошую работу, создать семью, а не мотаться по всей Америке с первым встречным подростком, скрываясь от правосудия. Сам он обозначал причиной месть. За что он мстил? За "сломанную жизнь"? Так начни все заново. Жаль только, что Бел не тот человек, который легко мирится с предательствами. Но, начиная мстить, роешь две могилы. Он это прекрасно понимал. В какой-то мере я тоже уже начал рыть свою могилу, когда изуродовал лицо Мерла. Отплатил за свою боль, которая долгое время не имела выхода. Другой бы учинил драку, чтобы выплеснуть собственное черное отчаяние, но я предпочел холодный расчет. Глупое мнение, что люди моего возраста вспыльчивы, не думают, что творят, и им не свойственна полная осмысленность действий, когда речь идет о мести. Я выбрал отойти в сторону, доверив все химикатам и огню. Рассуждая логически, моя цель пребывания здесь, рядом с Белом, уже была достигнута. Я изменил ход событий. Нет больше Франа-воспитанника-интерната. Есть Фран-сообщник-жестокого-убийцы. Ход моей истории изменен, можно бы и остановиться. Но вот за рулем повидавшей виды "хонды" сидит Бельфегор, из колонок орет Earshot - Wait, а я сижу на соседнем месте. У меня нет возможности пошевелиться или уйти. Мы покинули Форт-Уэйн около восьми вечера и ехали часов шесть, принимая во внимание редкие остановки. Бельфегор устало тер глаза под челкой, и внутри меня появился страх, что такими темпами мы просто врежемся в ближайший встречный столб или дерево. Так еще и эта его челка! Я даже не замечу, если он вырубится. - Может, остановимся? - предложил я. Бел на секунду повернулся голову в мою сторону, затем устремил взгляд на дорогу, вероятно, обдумывая сказанное мной. - Да, пожалуй. Торопиться некуда, - протянул блондин. Спустя пару минут он сбросил скорость, сворачивая с шоссе на обочину, почти въезжая в куст-не-пойми-чего. - Некуда? - это слово звучало странно. Так, будто цель уже достигнута и спешить нет смысла. Мне не хотелось думать о том, что нас ждет за финишной чертой. Наверное, я бы даже был не против провести в скитаниях в компании преступника еще неопределенное количество дней. - У нас полно времени, - зевнул он, затем выбрался из машины и залез на заднее сидение. Там он подложил под голову сумку, плотнее кутаясь в свое пальто, а я остался сидеть на месте. Пока автомобиль двигался и из колонок звучала музыка, у меня не было желания спать. Но вот когда окружающий мир погрузился в неподвижное состояние и тишину, которую нарушало только мерное сопение Бела, сон понемногу начал меня одолевать. Вскоре ночь пустила корни в уставшее сознание, выметая огромной метлой все нужные и ненужные мысли, веки опустились, и я успешно отбыл во владения Морфея. Но уже спустя пару часов я проснулся, оглядывая пейзаж за окном. Однообразная степь с редкой невысокой растительностью, густая чернота неба сменилась насыщенно-синей теменью. Еще виднелись звезды, за пеленой облаков скрывала серебряный лик луна. Я глянул на дисплей телефона, в углу светились белые цифры, показывая 03:47. Почти четыре часа. Это время всегда казалось мне странным вне зависимости от погоды и сезона. Четыре часа - еще не утро, но и ночь уже готовится сдать свой пост. Это не рано и не поздно. Это никак. И я себя считал в это время никем. Мне было никак.Некоторое переходное состояние из одного дня в другой. От размышлений отвлекла стандартная мелодия звонка, звук исходил со стороны заднего сидения. Бельфегор подал признаки жизни, пробормотал нечто нецензурное себе под нос и полез за мобильником в карман пальто. Я закрыл глаза, притворяясь спящим. - Лучшего времени для звонка не нашлось? - тихо произнес блондин, но я отчетливо слышал его слова. - Еще часов восемь дороги, - сказал он, зевая. Последовала пауза, из динамика слабо доносился искаженный голос. - Да, с ним. Вроде спит, - очередная пауза. - Вот прошу тебя, давай без этого. Ничего он не знает. Продолжишь в том же духе, и я положу трубку, - с заднего сидения послышалось шевеление, очевидно, Бел принял сидячее положение. - Ладно, вышли мне. Лучше прямо сейчас, - после этих слов воцарилась тишина, разговор был окончен. "Ничего он не знает." Мне в мозг раскаленным прутом ввинтилась эта фраза. Речь явно шла обо мне. Чего такого я могу не знать? Размышляя над этим, я неожиданно для себя осознал, что о Беле и о его жизни не знаю фактически ничего. Мне была известна лишь его цель и способы ее достижения, на этом все. В то время, как я выложил Бельфегору всю свою историю, вывернул наизнанку все внутренности и прополоскал с порошком, он не говорил мне ничего. Я не мог быть уверен даже в имени, но Крис и Шерил звали его именно "Бел", так что это можно было счесть за правду. В остальных аспектах его жизни я сталкивался к кучей вопросов и глобальным недостатком информации. Он знал обо мне все, я не знал о нем ничего. Но мне хотелось знать. Хотелось подобраться ближе, стать кем-то значимым, а не воспоминанием, которое выветрится и поблекнет уже через неделю. Внутри зародилась обида от понимания, что для него я, скорее всего, лишь случайный встречный, первый, кто попался под руку. Незавидная учесть - являться случайностью. А мне хотелось знать его мотивы, наперед угадывать действия, быть ближе, чем на соседнем сидении автомобиля. Знать, о чем он думает, лежа на кровати в номере мотеля и вскинув голову к потолку, когда фоном вещает телевизор. Хотелось быть нужным. Я хотел быть нужным. Нужным, как зачитанный до дыр роман с загнутыми уголками страничек, заметками на полях и между строк, аккуратно подчеркнутыми карандашом словами. Нужным, как единственный яркий луч солнца, пробившийся сквозь свинцовое одеяло облаков и упавший на глаза, заставивший улыбнуться и поверить в скорое приближение весны среди холода серого февраля. - Спишь? - голос Бельфегора резко вырвал меня из размышлений, возвращая на землю. Я чуть не вздрогнул, распахнув глаза, но сумел удержаться от лишних движений и сохранить иллюзию, словно я все еще дремлю. - Лягушка, подъем, - его интонация звучала лениво, будто слова он произносил нехотя. Затем последовал слабый пинок в спинку моего кресла. - М? - Вставай, - донеслось с заднего сидения вместе с копошением, я обернулся. Бел сел, разминая затекшую шею, а затем принялся вытаскивать из сумки лэптоп. - И пересядь сюда. Вздохнув, я выбрался из машины, подставляясь под натиском февральского ветра, что вольно носился по степи. Тело затекло от долгого пребывания в сидячем положении, поэтому какое-то время я просто стоял, давая мышцам прийти в себя. Задняя дверь с щелчком распахнулась, и я вновь оказался в салоне "хонды". Бел сидел, поставив на колени лэптоп, как это всегда и делал. Я устроился рядом, уставившись на экран, где открывался какой-то документ. Его загрузка продолжалась достаточно долго, и в моей голове возникли сомнения насчет содержания. Экран отсвечивал, и мне пришлось придвинуться ближе и склонить голову, чтобы видеть изображение нормально. Наши с Бельфегором плечи соприкасались, в тишине я мог разобрать каждый его вдох и выдох. В какой-то момент блондин повернул голову в мою сторону, его дыхание касалось виска, а я поймал себя на том, что не дышу. Это продолжалось несколько секунд, показавшихся мне слишком долгими, и теперь я отчетливо слышал, как мое сердце стремительно набирает обороты, ускоряя ритм. Наплевав на все, я повернулся к парню, между нашими лицами было буквально несколько сантиметров. Совсем-совсем близко. Еще бы ближе. Но в следующую же секунду Бельфегор уставился на экран, я последовал его примеру. Неловкость. Короткое мгновение, которому было не суждено стать чем-то большим. Среди светлых прядей челки я видел его глаза. - Почти загрузилось, - произнес тихо Бел, нарушая молчание и пытаясь избавиться от ощущения неловкости, которое наполнило салон. Я же старался привести в норму пульс и собственные мысли. Но спустя пару секунд все мои эмоции сменило удивление. Когда документ-таки открылся, все мои сомнения были неоправданны. Первой возникшей догадкой было то, что это окажется планом очередного здания. И да, на экране лэптопа я лицезрел подробный чертеж с некоторыми пояснениями. Но увиденное повергает меня в шок. - Это? - скептично спросил совершенно серьезного Бельфегора, который все пролистывает и пролистывает страницы документа. - У нас достаточно времени. Я ожидал, что он скажет: "Нет, конечно, совсем спятил?". Но он не говорил. На его лице не мелькало и тени улыбки, он не шутил. Я всматривался в страницы документа, мысленно проклиная Бельфегора. В самом верху первой страницы жирным шрифтом значилось название здания, которое Бел обозначил моей целью:

"Chase Tower".

Офисное высотное здание, расположенное в центре Феникса. 40 этажей. Уму непостижимо, что пришло в голову провернуть этому белобрысому недоумку! Какие-то небольшие жилые дома - не так сложно. Но не чертов же небоскреб! Я на подобное не подписывался. - Ты шутишь? - спросил я, все еще надеясь, что Бел не серьезен. Идиотская надежда. - Подумай над этим, - сказав это, он захлопнул крышку лэптопа и вышел из машины, пересаживаясь за руль. Я тоже перебрался вперед. Загудел двигатель, "хонда" тронулась с места, выезжая на шоссе. Повисло мертвое молчание, оно ощутимо витало в воздухе, и казалось, можно оторвать от него кусочек. Не знаю, что вертелось в голове Бельфегора, но я все думал над предстоящей работой. Немыслимо! Он явно перебарщивает со своей местью. Во мне появился страх, что постепенно разрастался, заполняя собой сознание. Я боялся, что просто не справлюсь. А если откажусь, меня просто выкинут за ненадобностью. Все это отдавало крайней степенью бреда и дебилизма. Мы ехали почти час в полном безмолвии, даже музыку включить никто не решился. Меня не покидали тревожные мысли, от которых за версту несло паранойей и паникой. - Думаю, лучше будет обойтись без взрывов, - неуверенно начал я. - Это же огромное здание, в него куча средств вложена, а ты хочешь все угробить ради одного человека, которому желаешь смерти. Могут ведь пострадать и другие люди, - понемногу неуверенность исчезла, откуда-то взялось раздражение, и я ничего не мог с собой поделать. - Мы устроим все так, чтобы жертва была только одна. И я же не говорю тебе сровнять весь Chase Tower с землей, - под стать моему тону ответил Бельфегор, сжимая руки на руле. - Зачем вообще что-то взрывать? - Я хочу остаться в памяти хотя бы этого города. - Ну и паршивую же память ты для себя выбрал! Что за чушь он вообще нес? Людей запоминают, как талантливых художников и писателей, как великих ученых и первооткрывателей. Бел же хотел увековечить себя, как нарушителя закона и убийцу. Нет, мне никогда не понять, что творится в его воспаленном мозгу. - А кем меня еще помнить? Моя жизнь была разрушена на полпути, о чем там вспоминать?! - Бельфегор начинал злиться, его слова сочились ядом. - Ладно, но чего ты добьешься? Здание восстановят, память сотрется. Это бессмысленно! И вся твоя месть бессмысленна, ты лишь вырыл себе могилу! - повышал я голос, смотря на Бела, который не отрывался от дороги. Я прекрасно осознавал, как сильно рискую, выводя его, но остановиться уже не мог. Повисла тишина, Бел тяжело втягивал воздух, костяшки его пальцев сделались совершенно белыми. Он резко свернул на обочину, останавливаясь. - То есть ты сейчас мне указываешь, в чем есть смысл, а в чем - нет? - проговорил он со своей дикой улыбкой, которой можно сводить с ума. Я понял, что попал. - Кто ты вообще? Можешь засунуть свои умозаключения себе в задницу, мне до них никакого дела! Может, то, к чему я стремлюсь, полнейшая ерунда, не стоящая свеч, но ты сам пожелал составить мне компанию! Что, жалеешь? - с этими словами он наклонился ближе ко мне. - Я сбрасываю кожу изо дня в день. Кусочек за кусочком, по мелким крупицам, по чешуйкам, пока она вся не слезет с меня, - шипел он сквозь зубы мне в лицо. - А что ты увидишь под ней? Гниющую плоть, слезы, пот и прочее дерьмо. Что, уже не так круто выглядит?! Я такой же человек, состоящий из фальши, крови и гноя! В твоих глазах я больше не хладнокровный убийца из новостей, да? Ты не должен быть здесь. Ты должен быть в своем сраном интернате среди таких же гребаных детей! Ты должен был тогда выйти из машины! Я не должен был возвращаться! И ведь всем всегда было плевать, кто я и что мною движет. Я прогнивший ублюдок, преступник, и этого хватало. Всем! Но вдруг на горизонте нарисовался ты! Ты же, блять, особенный! Чертов фрик! Почему ты не можешь забить и просто идти дальше? Гребаная лягушка! Какая тебе, к черту, разница?! Я ожидал, что в заключение своей гневной тирады Бел плюнет мне в лицо, но он резко откинулся обратно на спинку водительского кресла. Внутри меня все закипало. Я злился, даже не понимая причины этой злости. Все его слова, пропитанные болью и яростью, сбили меня с толку, накрыли с головой. Не знаю, чем я думал, когда распахнул дверь и вылетел из машины, ступая по земле, покрытой ледяной коркой. Бельфегор молча наблюдал, как я направился вперед по обочине. - Действительно, какая мне нахер разница?! - проорал я, не оборачиваясь и взмахивая в воздухе руками от негодования. - Мудак! - выкрикнул, на этот раз уже в сторону автомобиля, и пошагал вперед, не зная даже, куда меня приведет это шоссе. Я не мог с уверенностью сказать, куда иду и куда мне нужно дойти. Сзади донесся шум мотора, "хонда" рванула с места, проезжая мимо, мелкие камни и лед полетели из-под колес. Я смотрел вслед автомобилю, продолжая идти невесть куда. Меня ведь и правда не должна волновать его судьба. Глупость какая! Но если бы Бел не возник в моей жизни еще тогда, в январе, сейчас я бы терпел издевательства в интернате, ежедневно слышал оскорбления и давился кровью за учебным корпусом. Последствия моего прошлого оказались перечеркнуты. Все, цель достигнута, можно заканчивать. За это время я увидел в преступнике человека с собственной историей, чувствами. Порой его действия отдавали идиотизмом, порой - отчаянием. И сейчас, стоя в одиночестве посреди пустого шоссе, я чувствовал себя тем самым жалким уродцем, брошенным на полпути. Мне некуда идти, не к кому. Я бесцельно тащился по обочине уже около получаса, ветер ударял в лицо, небо посветлело еще на полтона. Откуда-то возникла усталость, хотелось лечь на снег, уснуть, отключившись от этого мира и мыслей. Ведь во сне все иначе, во сне я не остался в одиночестве посреди пустынной степи. И я уже действительно хотел упасть в снег, но мне помешал телефон, разразившийся мелодией звонка. Он до сих пор лежал в кармане. Один единственный номер, который был в списке контактов мобильника, светился на экране. Я ответил. - Ну и где ты? - резкий вопрос с того конца провода. - Я не знаю. - Никуда не сворачивал? - Нет. - Вот и не сворачивай. На этом разговор был окончен. Спустя какое-то время на горизонте мелькнул свет фар, ко мне приближалась побитая временем "хонда". Спустя несколько часов молчания, когда миновал полдень, мы прибыли в Талсу.