Плавящаяся Сталь

- Не слишком по-военному? Из-за правого плеча в поле зрения ворвалась щуплая рука и ткнула обгрызенным ногтем в какое-то место в документе. Поднимаю голову от клавиатуры. На экране гордо сияет написанное 14-м Times New Roman «Рапорт» - там, где должно быть «Заявление». Остальной текст в том же духе. «Выделить все» — «удалить». Откидываюсь. Спинка кресла удобно отводится в полулежащее состояние. Смотрю, как дым от сигареты из пепельницы вплетается в ее волосы; слезятся глаза. Она отходит к зеркалу, берет ватный диск и, аккуратно прикладывая, снимает накопившуюся в глазах влагу. Из россыпи тюбиков и флаконов выбирает продолговатый черный с маленькой кисточкой внутри и начинает творить чудеса. То есть, конечно, наводить стрелки. Для моих рук с легким непрестанным тремором вполне может считаться волшебством. Я встаю, смотрю в зеркало на себя поверх ее головы и иду бриться. Давление атмосферное и лютой летней жары уступило место прохладному бризу с невидимого моря за чертой города. Психолог на одной из недавних встреч настоятельно рекомендовал мне выбраться из своей затхлой и неприлично маленькой зоны комфорта, ограничивающейся пятикилометровыми окрестностями около моего дома. Ренату эта идея будто ужалила, и все три дня с тех пор она провела за лихорадочным планированием. Прошлой ночью я проснулся от очередного кошмара. Пошел на кухню. Увидел кипу бумаг на столе. Бросил на кафельный пол и поджег. В моей жизни хватило определенности. Вид графиков и расписаний только пугает. Когда догорали последние листы, Рената, протирая глаза ладонями, вышла из комнаты. Переступила через кучу пепла и черное пятно на полу, взяла из шкафчика сигареты. Мы курили в свете угасающей луны, загорающегося неба и тлеющих обломков ее мыслей. В арендованной машине Рената растянулась на заднем сиденье и высунула босые ноги в окно. От обуви она на сегодня отказалась в целом - зачем она нужна на море? «Фольксваген» густо заурчал, на предложение включить музыку я выключил всю аудио-систему. Мы развлекались тем, что пытались подобрать песню под ритм ветра, бьющегося на большой скорости о дверные перегородки. Ветер ласкал мое лицо и яростно игрался с ее платьем - кажется, единственным, которое у нее есть. Слышу смех, но не смотрю назад. Ее руки оплетают пассажирское сиденье, и, коротко подумав, она через центральную консоль перебирается вперед. Синее марево, плещущееся по земле, уже давно преодолело горизонт. Через открытые окна йодистый морской воздух взбирается снизу вверх по всему телу. Мы встаем на песчаном пятачке в сотне метров от береговой линии. Море токсично, и ближе подбираться не стоит, но мы забираемся на крышу и потерянно наслаждаемся этим видом розоватой воды и собой; тем, что мы здесь. Это как узел в груди, который ничто не могло развязать, который только сильнее стягивался от любых усилий. И он неожиданно разрешил сам себя. Невероятная легкость от свесившихся с шеи ног. Она смотрит в бинокль, который я утянул давным давно у артиллеристов и взял теперь с собой. На трехметровой высоте линия горизонта чуть-чуть отодвинулась, ровно достаточно, чтобы доставить удовольствие мыслью о достижении недостижимого. Мимо проезжает машина, еще одна, и я вижу, как пассажир выглядывает в окно, чтобы посмотреть на нас. Я бы тоже хотел увидеть сейчас себя со стороны. Пора домой.