Страна жива, пока ее помнят.

      Холод… пробирает до костей. 1 марта 1947 год, 30 лет и две Мировые войны позади. Ужасный разгром. А в России все так же холодно, как и тогда, а Пруссии сейчас так хотелось оказаться где–нибудь там, в теплых краях. Пить пиво с братом и Испанией с Францией. Но уже 3 месяца Гил сидел в камере Петропавловской крепости. Его приковали к стене, и он сидел на каменном полу, грязный, весь в саже, на одежде засохла чья-то кровь.       Он сидел и вглядывался в голубое небо сквозь решетки небольшого окошка. Почему в последнее время Пруссия начал очень много размышлять и почти перестал чувствовать боль? -«Интересно, в этой ли камере он сидел?» - вдруг неожиданно мелькнуло в его голове. Ответа он не знал, как и не знал, что с ним будет в будущем. Желание победить Брагинского ослепило его, что, даже будучи талантливым военным, Байльшмидт не заметил, как подвел себя на край пропасти. А осознав это слишком поздно, он понял, что назад пути уже нет. И только остается ждать, когда его толкнут в эту пропасть.       Уже 2 года Союзные силы не могли прийти к единому мнению, все это время Гилберт и Людвиг, как главные инициаторы войны, жили как на бочке с порохом. Но пару месяцев назад к ним пришел Россия с решением заключить Гилберта в Петропавловской крепости до вынесения приговора. Пруссия был объявлен оплотом милитаризма. И альбинос уже понял, что его смерть дышит ему в затылок. А по ночам ему снились сны о прошлом, а чаще всего Петр. А днем альбинос все чаще вспоминал его, размышляя о том, о чем же он думал, сидя в камере и ожидая своего последнего дня. Гилберту было страшно, он не хотел умирать, и в то же время он чувствовал себя ужасным трусом.       Через 5 минут в его камеру вошел Иван, а за ним и Франция с Англией, где-то рядом жался Германия, он похудел и выглядел жалко. Видимо Союзные силы на нем хорошенько отыгрались. Где–то позади них тряслись Прибалты и Польша. Пруссия не понимал, зачем они здесь, но как только Англия развернул бумагу, то Пруссию пробила дрожь. - В связи с решением Контрольного совета закон от 25 февраля 1947 года «О ликвидации Прусского государства». С этого дня Прусское государство перестает свое существование. Территории переходят во владения Советского союза, Польши и Германии, – проговорил Артур и, посмотрев на Ивана, кротко кивнул. После чего Россия подошел к Гилберту в плотную и, вытянув руку вперед, приставил ко лбу Гилберта холодное дуло пистолета. На пару минут в камере воцарилась тишина. Пруссия поднял взгляд сначала на Людвига, который с ужасом смотрел на происходящее, и только сейчас он заметил, что Германия был в наручниках и что его крепко держали.       Пруссия не собирался вот так просто сдаваться, он перевел дерзкий взгляд на Ивана и смотрел тому прямо в глаза, губы растянулись в оскал, оголяя ровный ряд зубов. - Ну что, Иван, давай, ведь тебе не в первой. Всего-то нажать на курок, - насмешливо проговорил альбинос, слегка жмурясь. Франция и Англия вздрогнули: они сразу поняли, о чем речь, они выжидающе посмотрели на Ивана. А Россия, только услышав слова прусса, замер, он удивленно смотрел на него, но потом только сильнее прижал пистолет ко лбу Гилберта. - Ну чего ты ждешь, Ванюшка? Тяжко, убийца? – голос Гилберта звучал все более едко, в тот момент все мигом почувствовали, как та самая ужасная аура Ивана резко начала увеличиваться, и в полной тишине раздался скрежет зубов. Прибалты мигом затряслись еще больше, они мигом разбежались. А Артур с Франциском, заметив это, стали очень быстро отходить назад, закрыв дверь. Германия начал сопротивляться и вырываться, Польша не мог его долго держать. От чего Франция быстро его вырубил. Тишина сменилась криками, раздававшихся по ту сторону двери. - ТАК СТРЕЛЯЙ ЖЕ!!! – только и раздался возглас Гилберта, как за ним в момент последовал выстрел. И все затихло, в воздухе витал лишь легкий запах пороха. Англия осторожно заглянул в камеру. Иван стоял, опустив руки, и смотрел куда-то в пол, Гилберт все так же стоял на коленях, прикованный цепями к стене. За ним в стене была заметна дыра от пули. - С этого дня ты часть Советского Союза… Калининград – выдохнул Россия и, развернувшись, вышел из камеры, полностью игнорируя возгласы со стороны Франции и Англии. Гилберт молчал, за эту пару минут он выпустил всю злобу и ненависть. Стало как-то пусто. Он думал о словах Ивана, стать ли частью страны, которую он хотел победить, или отказаться. Но, несмотря на его решение, его сердце, Кёнигсберг, оказался в руках России. Пруссия медленно встал и посмотрел на Литву, который успел прибежать с ключами. - Освободи меня. Я согласен, – выдохнул альбинос, выйдя из камеры, он подошел к Людвигу. Тот был все еще без сознания. Пруссия знал, если сейчас уйдет за Россией, то навряд ли скоро сможет повидаться с братом. Железный занавес лишит его всех возможностей. В этот момент Пруссия начал понимать мотивы Петра. Все-таки им не чуждо ничего человеческого. Вздохнув, альбинос завел руки за голову и направился прочь от этого места.

***

      Пруссия шел по знакомой аллее, окруженной яблонями, к большому особняку. Дом России никак не изменился. Белое мраморное здание, окруженное большим садом и вековыми деревьями. Как давно же он здесь не был? Лет 50 или 60? Подойдя к двери, прусс осторожно постучался. Через пару секунд ему уже открыл Литва. Шагнув внутрь, Гилберт даже не поздоровался. Если честно, ему было неприятно находится в этом доме. Но по условиям он должен был здесь хотя бы две недели. Внутри обстановка изменилась до неузнаваемости. Больше не было красивой резной мебели. На стенах висели совсем другие картины, а бальный зал был переделан под столовую. От всего этого прусс поморщился, но ничего не сказал.       Через пять минут он уже стоял перед кабинетом Ивана и резко открыл дверь. - Радуйся, Великий я приехал! – только успел он воскликнуть, как мигом замолк. Кабинет, в котором он оказался, ни капли не изменился. Все те же резная мебель, картины, шкаф с книгами. Гилберту показалось, что он вновь вернулся лет на 60 назад. И ему показалось, что сейчас на него вновь посмотрят синие глаза, и с насмешкой раздастся голос: «А корона не жмет, Тевтон?» Но вместо этого на него смотрели фиалковые глаза. - Я рад тебя видеть, Гилберт… Добро пожаловать в семью, – проговорил Россия, от чего Пруссия резко вздрогнул и постарался взять себя в руки. Он мотнул головой и сел за кресло у камина, над которым висел портрет царской семьи, а рядом с ними Петр. При тщательном изучении, Гилберт заметил у книжного шкафа небольшую витрину, в которой находился сине-красный мундир, белый шарф, шашка, прикреплённая к поясу, высокие черные сапоги с небольшим каблуком. Этот мундир Пруссия сразу узнал, именно его Петр носил и очень любил.       Заметив взгляд Гилберта, Россия тихо вздохнул. Он сохранил все в былом виде. Только потому, что все это было для него очень дорого. И зная о его поступке, Пруссия сразу понял, что это своего рода наказание.       Ведь каждый раз, входя сюда, Иван мысленно возвращался к тому дню. И переживал это каждый день. Гилберту стало очень жалко Брагинского, он даже не сразу осознал, что подошел к России и положил руку тому на плечо. - Он гордится тобой, – проговорил Гилберт, пытаясь хоть как-то изобразить своего рода понимание. Но от него воспитатель так себе, ведь никто еще толком понять не мог, как он смог воспитать такого ответственного Германию. - Я знаю, – ответил Иван, слегка склонив голову вниз. Каждый раз, вспоминая о брате, в душу России закрадывалась печаль. И он был сейчас даже как–то по-детски беспомощен. А зря! В следующую секунду ему в нос прилетел кулак Пруссии. - А ну прекрати сопли распускать! Позорище! – рявкнул альбинос, влепив еще и подзатыльник, потом тихо ворча, направился к выходу из кабинета. У самого выхода он вновь развернулся лицом к немного ошарашенному Ивану, у которого шла из носа кровь. - Распустился совсем! Великий я покажет тебе, где раки зимуют! – проговорил он и, закинув руки за голову, вышел из кабинета. Ивану показалось, что с этого момента его прошлая жизнь покажется цветочками по сравнению с той, которая его ожидает.