***
Фраза «неискушенный цветок», пожалуй, тоже была слишком прозрачной. Гарри даже сказал бы, что все это выдавало его с головой. Но вот он проводит рукой по волосам Эггзи, прижимающегося к его обнаженной груди, тяжело дышащего, взмокшего и полностью голого. По крайней мере, никто не скажет, что он оказался неправ. Эггзи действительно выглядит слишком, слишком очаровательно, распластавшись на его простынях.***
Когда Гарри вспоминает о времени до своей «почти-что-смерти», до того как у них с Эггзи что-то было, он в какой-то мере смущен. Гарри трезво оценивает себя со стороны; ему пятьдесят, но он в хорошей физической форме, довольно привлекателен, не без обаяния и харизмы. Он осознает, что привлекает как женщин, так и мужчин, и имеет довольно много опыта в соблазнении. И все же он больше походил на ревнивого школьника, когда Эггзи был на «сладкой» миссии, и когда он флиртовал с Ланселотом. Гарри прекрасно понимает, что не смотря на преимущества опыта в их профессии и того, что стариком его назвать навряд ли удастся, он по-прежнему в два раза старше Эггзи, и довольно безрассудно было бы предположить, что это не будет иметь значения для того, кому еще нет и двадцати пяти. Ланселот – гораздо более «подходящий» для него выбор, как тогда казалось Гарри, и Эггзи был вполне счастлив, он не хотел принуждать его. Джентльмен не станет вторгаться в чьи-то отношения из-за своих эгоистичных желаний. Когда Эггзи оказался на пороге его дома, а затем опустился перед ним на колени, обхватывая его член своим дерзким развязным ртом, и потребовал его отыметь, Гарри еще никогда не был так рад тому, что ошибался. И это уже после того, как он очнулся в госпитале Кентукки после того как все, включая его самого, считали что он мертв, так что это о многом говорит.***
— Ты рассказал ему про айпад? – вскинув бровь, спрашивает Гарри у Мерлина, когда они остаются одни в его лаборатории, потому что он, может быть, и не сразу понял, чего хотел Эггзи, но уж до этого-то он смог догадаться. — Вы двое точно не дошли бы до этого сами, – сухо отвечает Мерлин, отрываясь от своего планшета, чтобы Гарри увидел его усмешку. — К тому же это позволило мне выиграть у Ланселот 10 фунтов – она до сих пор не научилась правильно делать ставки. Гарри задумывается о чувстве юмора Мерлина. И все же он не может сказать, что тот неправ, потому что он благодарен за любую помощь, благодаря которой знает теперь, каково это – входить в податливое тело Эггзи по утрам, все еще разработанное и влажное после проведенной вместе ночи. Гарри просто ухмыляется своим мыслям, беззлобно ругаясь. — Наглый говнюк. — Всегда пожалуйста, – отвечает на это Мерлин так, словно прекрасно все понял, и вновь исчезает за своим планшетом. Гарри же лишь любовно покачивает головой перед тем, как уйти для того, чтобы найти Эггзи. Найти, привести в свой кабинет, и разложить прямо на столе, трахая до тех пор, пока единственным звуком, который тот сможет издавать, будет тонкий поскуливающий стон, и пока Гарри не кончит так сильно, что перед глазами вспыхивает фейерверк. А потом он приведет его домой и повторит это снова, и жизнь покажется в разы прекрасней.***
Нельзя сказать, что Гарри когда-либо всерьез думал о том, что займет кресло Артура. Он всегда казался чем-то вечным – фигурой не совсем человеческого масштаба, и, возможно, именно это явилось причиной того, что Гарри не видел его предательства, пока не стало слишком поздно. Артур всегда был снобом и, бесспорно, подлинным представителем высшего общества, но тот факт, что он послал Гарри на верную смерть, вывел его из заблуждения. И если Артуру пришлось умереть, чтобы Эггзи продолжил жить, то Гарри вовсе не жалел об этом. У него есть Мерлин и Ланселот, остальные члены Кингсмен и Эггзи; он не будет скучать по Артуру. Однако горы бумажной работы и бюрократии, которые перешли к нему вместе с должностью, вовсе не приносили радости. Потому что буквально за каждый совершенный на задании выстрел приходилось заполнять несколько бумаг, а выстрелов, безусловно, было много. Он довольно скоро начинает ностальгировать по тем временам, когда приходилось вытаскивать пули из костюма. Поэтому, когда он поднимает взгляд от бумаг и устало моргает, смотря на часы, понимая, что планировал закончить работу уже около часа назад, то не может найти в себе сил на что-то, помимо утомленного вздоха. Он медленно потягивается, разминая затекшие мышцы, вспоминая о том, что Эггзи провел день с Мерлином, тестируя новые прототипы оружия, и наскоро закрывает магазин, отправляясь в лабораторию, чтобы забрать оттуда своего любовника на поздний ужин. То, что Гарри находит Мерлина склонившимся над компьютером в полном одиночестве, вовсе не удивляет его, учитывая столь поздний час. И все же, это совершенно не то, на что Гарри надеялся, поэтому он спрашивает Мерлина, кажущегося полностью погруженным в работу. — Я полагаю, ты не знаешь, где сейчас находится Галахад? — Он просил передать, что ждет тебя в юго-восточном зале, – отвечает Мерлин, бросая быстрый взгляд на Гарри перед тем, как снова вернуться к работе. — Что ему могло там понадобиться? – мыслит Гарри вслух. Ведь на самом деле, чем этот зал мог заинтересовать Эггзи? Гарри не мог даже догадаться, почему именно этот зал, потому что это на самом деле была лишь скучная комната для заседаний, а не какое-то кодовое слово или нечто подобное. — Ну, он так сказал, – отсутствующим голосом пробормотал Мерлин, прежде чем раздраженно пристукнуть по полу своими броугами. — Черт, Ланселот не блефовала. Гарри наконец удается разглядеть монитор Мерлина и то, чем тот был занят. Вероятно, онлайн-покер был не самым приемлемым занятием для наставника и его протеже, однако, учитывая тот факт, что сам он искал своего собственного ученика для того, чтобы отвезти домой и оттрахать до такой степени, что ни один из них не вспомнит собственного имени, Гарри воздерживается от комментариев. В конце концов, джентльмен не может быть лицемером. — Ты упомянул юго-восточный зал? – переспрашивает Гарри вместе этого, и, полагая, что более внятного ответа, чем «угу», от Мерлина в текущем состоянии он не получит, отправляется в сторону упомянутого конференц-зала в поисках Эггзи. Честно, Гарри не имеет ни малейшего понятия о том, что могло заинтересовать Эггзи в этой комнате. С этими мыслями он открывает дверь в зал с небольшими фигурными диванчиками и аляповатыми журнальными столиками. Когда его взгляд падает на Эггзи, все мысли из головы моментально выветриваются, не оставив и следа. — Ты знал, что здесь есть рояль? – растягивая слова, произносит Эггзи, дразняще разлегшись на большом черном рояле в центре зала. На нем надета лишь вызывающая улыбка и пара джинс, которые выглядят настолько непристойно, что, пожалуй, могли бы быть запрещены законом. Теперь Гарри определенно чувствует голод, но точно не такой, который можно было бы утолить поздним ужином. Только внезапно пересохший рот останавливает его от того, чтобы спросить: «Какой рояль?», потому что Эггзи похож на снятого на ночь мальчика, которого Гарри мог бы подобрать с обочины и заплатить за час. Гарри скользит взглядом по дорожке из волос на животе Эггзи, рассматривая его узкие сильные бедра, выступающие косточки таза, и основание начинающего твердеть под настойчивым голодным взглядом члена. Гарри думает о том, что если Эггзи сейчас встанет, то джинсы просто соскользнут вниз, настолько низко и свободно они висят. Гарри очень надеется на то, что Эггзи встанет. Его безупречные пуленепробиваемые брюки натягиваются так сильно, что, кажется, скоро пойдут по швам. — Рокси обычно говорит что в них можно только сидеть, – дразнит Эггзи, в тишине, пока Гарри все еще стоит в ступоре, ошеломленный нахлынувшим на него возбуждением, а потом, блять, подмигивает. Гарри пытается заставить прилившую к члену кровь вернуться обратно к голове, и напоминает себе, что не может послать Ланселота в Сибирь только за то, что она видела Эггзи в этой жалкой пародии на джинсы. Выбрасывая из головы все мысли, Гарри подходит ближе и подцепляет пальцами шлевки развратных джинс, притягивая Эггзи за бедра к себе и толкая на крышку рояля, целует его так, что губы становятся алыми и пухлыми, и они оба громко стонут от болезненного возбуждения, вжимаясь друг в друга бедрами. Глядя на то, какую прекрасную картину представляет из себя Эггзи, раскинувшийся на рояле, возбужденный и стонущий, принадлежащий лишь ему, Гарри думает, что сравнение с «Красоткой» начало оправдывать себя. С этой мыслью Гарри переворачивает его на живот, прижимаясь членом к изящной упругой заднице, и Эггзи развратно всхлипывает, подаваясь бедрами назад. Гарри легко тянет джинсы вниз, и те соскальзывают без малейших усилий вниз, открывая взгляду мягкий изгиб позвоночника и пошло отставленную задницу. А потом Гарри видит то, что заставляет его забыть как, мать твою, дышать. Гарри помнит первые секунды контроля Валентайна над разумом – резкое переключение сознания, когда в одно мгновение ты уже не являешься собой, и все вокруг размывается красной пеленой крови и ненависти. Это чувство не идет ни в какое сравнение с той волной, что прокатывается по его телу при виде черной анальной пробки, виднеющейся между изгибами мягких ягодиц, растягивающей изнутри его узкое маленькое отверстие. Гарри знает, что этим утром Эггзи провел в ванной больше времени чем обычно, так, вспоминает, будто это было сто лет назад, как он дразнил его по поводу долгого душа, получив в ответ намек на то, что было бы лучше мыться вдвоем, от обернутого в полотенце мокрого Эггзи. Но теперь он понимает, почему это заняло столько времени, и сходит с ума от осознания того, что Эггзи провел весь день с анальной пробкой внутри, сидел на совещании рядом с Гарри и тестировал новое оружие с Мерлином, и все это время был растянут, смазан и готов принять Гарри внутрь в любой момент. Гарри кажется, что это служит достаточным оправданием тому, что он просто расстегивает ширинку, достает свой член и вытаскивает пробку, толкаясь внутрь, глубже, входя до самого основания в узкую влажную податливую задницу. Эггси стонет, протяжно, низко и отчаянно, и, словно ему недостаточно, вскидывает свои соблазнительно гибкие бедра, пытаясь принять глубже чем возможно. Все остатки сдержанности спадают, и Гарри резко подается назад, и снова вперед, в податливое тепло чужого тела, и трахает Эггзи так, как тот просит, сильно и жестко. Он никогда ни в чем не мог ему отказать. Забытая анальная пробка лежит на клавишах рояля, там, куда отбросил ее Гарри, и перекатывается по ним, издавая рваные резкие фортепианные звуки, перемешиваясь со звуками ударов тела о тело. Гарри трахает его в темпе, который можно было бы назвать брутальным, но Эггзи только одобрительно подвывает. Растраханный и разложенный на рояле, раздвигающий ноги шире, в то время как Гарри вколачивает его в полированную деревянную крышку. И, блять, как же приятно он сжимается вокруг его члена – бархатно мягкий и принадлежащий лишь Гарри, беспомощно толкающийся ему навстречу и громко кричащий в тот момент, когда член под правильным углом задевает простату. Гарри пытается сдержать оргазм, неумолимо подступающий к нему, его все еще спрятанные в брюках яйца поджимаются, тяжелея от подступающего с каждым вздохом удовольствия. Он не хочет кончить раньше Эггзи; хочет почувствовать сжимающиеся вокруг него во время оргазма мышцы и услышать всхлипывающий громкий стон, пока он будет кончать внутрь мальчика. И все же, когда он видит, как рука Эггзи двигается вокруг его собственного члена, то перехватывает ее и кладет на край рояля, распиная его, словно порнографическую жертву, не сбиваясь с заданного жесткого ритма ни на секунду. Гарри хочет, чтобы Эггзи кончил только благодаря его члену в своей заднице, не помогая себе руками, потому что это то, что он заслужил своей маленькой выходкой, и неважно, насколько сильно это нравится Гарри. Эггзи только больше подставляется, зажимая внутри себя его член и кончая, пачкая спермой крышку рояля, и Гарри вбивает его в полированное дерево еще тремя сильными толчками прежде, чем кончить следом, с громким стоном излившись внутрь своего любовника. Прижавшись в взмокшей обнаженной спине Эггзи, Гарри думает о том, что недооценивал достоинства юго-восточного зала для совещаний. А потом, прежде чем его вес на плечах Эггзи начинает причинять неудобства, он целует его между лопаток и выскальзывает из расслабленного тела, медленно, позволяя себе теперь быть нежным, глядя с неким удовлетворенным наслаждением на розовое растянутое отверстие со следами своей спермы. Затем он поднимает анальную пробку с клавиш, и вставляет обратно в желанное маленькое отверстие. Гарри бы грязно соврал, если бы не признал, что надрывный стон Эггзи был лучшей музыкой для его ушей. — Оставь ее и оденься в нормальную одежду, мы встретимся в холле через пять минут, – спокойно говорит Гарри, медленно застегивая ширинку и приглаживая рукой волосы. Взглянув в зеркало, висящее в углу комнаты, и убедившись в том, что имеет достаточно презентабельный вид, он добавил. — У нас сегодня будет отличный долгий ужин. Яркий, дикий и слегка хриплый смех Эггзи все еще следует за удовлетворенно улыбающимся Гарри, выходящим из зала с таким видом, будто ничто в мире его не беспокоило. Манеры, в конце концов, все же лицо мужчины, а этот конкретный мужчина не мог припомнить момента, когда был счастливее.