Эй, уличный парень, покажи свой стиль! Твои тупиковые мечты не радуют тебя. Я дам тебе смысл жизни, Поймаю тебя, схвачу тебя, пока не заставлю страдать. The Runaways, «Cherry Bomb».
Иногда Эггзи оказывается на задании вместе с Рокси. Чаще всего задания в Кингсмен были одиночными, потому что если один агент стоит сотни людей, то нет нужды посылать двух. Но иногда в приглашениях на вечеринку значилось «плюс один», так что можно было сделать и исключение, верно? И это было довольно кстати, потому что было с кем поговорить, сидя в баре, пока их цели отсасывали в туалете. И, блин, как же долго ему отсасывали. — Сколько вообще времени это может занять? – спрашивает Рокси, то ли удивленно, то ли раздраженно. Эггзи вытаскивает вишню из ее коктейля, и, прежде чем она успевает остановить его, кладет себе в рот. — Детка, все зависит от твоих навыков, если ты меня понимаешь, – непристойно ухмыляется Эггзи, высовывая язык и показывая завязанный узелком черенок вишенки. Он подмигнул девушке, преувеличенно поигрывая бровями. Рокси в ответ просто закатывает глаза, но выглядит вполне впечатленной. — Не хочу вас прерывать, но цель снова движется, – сухо говорит Мерлин в динамиках их наушников, и Эггзи расстроенно цокает языком в ответ, посылая ему самый расстроенный взгляд, на который только способен, через камеру в очках Рокси. Замечая цель в углу помещения, они оба сразу возвращаются к профессиональному поведению и без проблем доводят миссию до конца. — Я думаю, ты вряд ли сможешь научить меня тому трюку с вишней, – говорит Рокси, когда они возвращаются на самолет, и снимает очки, ставя на столик перед ним маленький бокал для шотов, наполненный вишнями, с испытывающе вскидывая бровь. Эггзи, как джентльмен, всего лишь понимающе усмехается ей в ответ, вытаскивая одну из вишен и кидая себе в рот, и начинает объяснять. Когда Амелия, берлинский агент, неделю спустя, краснея, подходит к нему, чтобы смущенно поблагодарить, он думает, что Рокси все прекрасно поняла.***
Эггзи не был девственником, то есть, он действительно был очень далек от этого понятия. Он начал заниматься сексом в пятнадцать и попробовал почти все, пока не решил, что именно ему нравится. И да, это создало ему, в какой-то степени, репутацию среди правильных мальчиков и девочек, девственников, которые хотели обжиманий в темноте и миссионерскую позу, вместо того, чтобы сделать это у стены, впиваясь пятками ему в спину. Такие люди думали, что то, что он спал с другими парнями, обесчещивало его, или что-то в этом роде. Эггзи не привык тратить свое время на таких людей. Они всё равно всё делают неправильно, как ему кажется. Неважно, кто был у тебя первым, важно, кто был последним. Любой, кто недостаточно умен, чтобы понять это, не стоит того, чтобы тратить на него время. Так считал Эггзи. И это в какой-то степени хорошо, потому что у Гарри он первым точно не был, и это его ни в какой мере не волновало. Потому что, если говорить начистоту, опытность делала Гарри еще привлекательнее в его глазах. Эггзи нравится, что его руки всегда знают, что нужно делать, чтобы заставить глаза закатываться от удовольствия, нравится его умелый рот и то, как его член всегда находит чувствительную точку внутри него. То, что у Гарри были другие мужчины до Эггзи, значит лишь, что они были достаточно тупы, чтобы уйти от него. И то, что он достается Эггзи вместе с приятным бонусом в виде отточенной на них практики. Глядя на картину, которую представляет из себя Гарри, взмокший и удовлетворенный, с растрепанными волосами, рассыпавшимися по всему лицу после того, как Эггзи хорошенько трахнул его, он почти жалеет этих людей. Почти. Потому что Эггзи не из тех людей, которые любят делиться. Так же, как и не из тех, кто любит спать на мокрых простынях, поэтому он идет в ванную, пытаясь проигнорировать осуждающий стеклянный взгляд мистера Пикуля, и возвращается с теплым влажным полотенцем, чтобы, как джентльмен, вытереть тот беспорядок, что они оставили. Гарри, расслабленный и медленный после секса, помогает ему, переворачиваясь на свою сторону кровати, чтобы дать Эггзи больше доступа. И на секунду, глядя на его влажное отверстие со следами своей спермы, Эггзи хочет использовать свой язык вместо полотенца. Но уже поздно, и никто из них не был готов ко второму раунду, поэтому он сдерживается. Но все же, эта мысль задерживается в его в голове, поэтому, заканчивая и откладывая полотенце в сторону, он говорит: — В следующий раз я вылижу тебя вместо того, чтобы вытирать, – а потом, вдохновленный, низко урчит. — Может быть, мне даже не придется использовать свой член. Я трахну тебя языком, пока ты не кончишь, и даже не притронусь к твоему члену, – за этой фразой ничего не стоит, потому что, как уже было сказано, даже Эггзи нужен периодический отдых. Но когда он заканчивает, его глаза дразняще горят: — Кто-нибудь заставлял тебя кончать, используя только язык? — Никто никогда не… «вылизывал меня», как ты выразился, – говорит Гарри, безусловно стараясь поддержать будничный тон, но у него плохо получается, учитывая то, что он все еще полностью обнажен и покрыт испариной после секса. — Че? Да ладно? – спрашивает Эггзи, безуспешно пытаясь замаскировать скептицизм, потому что с трудом понимает, как кто-то мог отказаться от того, чтобы увидеть Гарри стонущего и извивающегося от наслаждения под скользящим внутри него языком. Но так как у всех есть свои границы, и Эггзи не из тех людей, которые заставляют других чувствовать себя неловко из-за этого, он спрашивает из чистого любопытства: — Почему? Не в твоем вкусе? — Никто раньше не предлагал мне ничего подобного, – отвечает Гарри после короткой паузы, и Эггзи уверен: не смотря на то, что он никогда не слышал, чтобы Гарри говорил таким тоном, в его голосе точно сквозит смущение. Ну что ж, думает Эггзи, прижимаясь к Гарри, чтобы лениво поцеловать ради удовольствия близости. Им определенно придется это исправить.***
Гарри однажды назвал его «неискушенным цветком», тогда, когда Эггзи мог только представлять его обнаженным и растрепанным. Да, это была отличная фразочка, Эггзи не стыдится этого признать. Хотя он и не вспоминал об этом после того, как Гарри воскрес, как Лазарь, и даже после того, как они начали спать вместе. Потому что, если дело касается секса, Эггзи не уверен в том, что его можно назвать «неискушенным цветком», и был уверен в том, что человек, который выглядит как Гарри и трахается как Гарри, не может подходить под такое определение. Римминг, как оказалось, было тем, что Эггзи не принимал во внимание. Но, безусловно, принял теперь. Да, Эггзи все еще считает, что первый не так важен как последний, но он бы нагло соврал, если бы сказал, что не хочет быть первым, кто разработает Гарри своим языком, и доведет его до безумия, используя только свой чертовски умелый рот. Таким образом, не смотря на то, что Эггзи не привык ничего планировать, первая примерочная и фраза Гарри застряли в его голове. И вот, неделю и одну миссию спустя, после маленького разговора в спальне, они заходят в ателье, и первая примерочная незанята, а Эндрю (мужик, что всегда за стойкой), куда-то запропастился. И в довершение всего этого Эггзи знает, что очки Гарри все еще не включены с утра. Он думает, что это знак. Поэтому, вдохновленный, он идет в комнату, и Гарри молча следует за ним, с выражением любопытства на лице. Оно, впрочем, исчезает без следа, когда Эггзи прижимает его к зеркалу, целуя в шею, и расстегивает ремень безупречно сидящих брюк. Судя по тому, как Гарри вжимается в его твердеющий член своей безупречной задницей, он не сильно обеспокоен переменой плана. И все же, как бы восхитительно это ни было, это не совсем то, чем собирался заняться Эггзи, поэтому, поймав взгляд Гарри в зеркале, он медленно опускается на колени, кладет руки на пояс его брюк и говорит достаточно настойчиво для того, чтобы Гарри понял его намек: — Я думал кое о чем другом. И не двигается, ни единым мускулом, потому что знает, что принудительное согласие ничего не стоит. А он не собирается делать ничего, чего бы не хотел Гарри, будь он джентльменом, будь он хоть кем угодно. — Что ж, – все же говорит Гарри с огнем в глазах, который до этого предвещал Эггзи только хорошие вещи, и выгибает спину, приподнимая задницу и продолжая блядски дерзким голосом: — Мне будет интересно узнать, насколько твой рот в этом хорош. Боже, как же сильно Эггзи любит этого нахального ублюдка. — Только держи руки подальше от своего члена. И от зеркала, пожалуй, тоже, – растягивая слова, говорит Эггзи. Он тоже может играть в эту игру и уже открыл тюбик со смазкой, лежавший специально для этого случая в его кармане. Когда один палец уже сгибается внутри, где очень тепло и тесно, он продолжает, дразня: — Не хотелось бы случайно открыть дверь номер один, верно? Гарри неразборчиво ворчит в ответ, положив голову на локти, но не прикасаясь ладонями к стеклу, так что Эггзи не думает, что это проблема. Он вытаскивает палец и наклоняется, чтобы легко провести языком по тесному кольцу мышц, и приступает к делу. Да, лубрикант, который он выбрал, со вкусом вишни, но кому какая разница? Все равно на вкус его пробовать только ему, а в таком случае, почему бы не выбрать вкус, который нравится? Не розы, но кто он такой, чтоб устраивать каламбуры. Гарри втягивает воздух одним длинным тяжелым вздохом и делает это снова и снова, и просто плавится под ним, просто, блять, растекается, дыша все чаще и тяжелее. Его позвоночник красиво выгибается, когда он наклоняется к зеркалу, перенося вес на запястья, и Эггзи расслабляет язык, мягкими, нежными движениями вылизывая его, как котенок. Дыхание Гарри сбивается, и он стонет, так сладко. Эггзи никогда раньше не слышал от него таких звуков. Он знает, что некоторые вещи заводят больше, у всех есть свой кинк, который ведет до безумия. Для него это стимуляция простаты – два пальца, дразняще поглаживающие его изнутри, заставят Эггзи превратиться в стонущую, с придыханием умоляющую о большем шлюшку, и Гарри прекрасно знает это, используя при любом удобном случае. Но не смотря на то, что Гарри всегда относился к их сексуальной жизни с энтузиазмом, Эггзи никогда не замечал, чтобы у него был кинк, сводящий с ума. Сейчас, смотря в зеркало на то, как Гарри покраснел, с трудом сдерживая громкие стоны, закусывая нижнюю губу, в то время как Эггзи проводит языком по его отверстию длинными сильными движениями, даже не приступив еще к самому интересному, он думает, что они наконец нашли этот кинк. Эггзи сжимает его бедра, впиваясь большими пальцами в белые аристократичные ягодицы, и поднимает их, слегка раздвигая, чтобы получить больший доступ к раскрывающемуся розовому отверстию. И он, наконец, позволяет себе напрячь язык и толкнуться глубже, дальше, туда, где раньше был его палец. Гарри отвечает на это бесстыдно громким протяжным стоном и сорванным тяжелым вздохом, поэтому Эггзи убирает язык обратно в рот, чтобы смочить слюной, и засовывает его глубже. Гарри прижимается к нему, пытаясь получить еще больше, чему Эггзи охуенно рад. И думает, что ему даже нравится этот вкус – чистой задницы, потому что Гарри дотошен в вопросах своей гигиены также, как и во всем остальном – и немного сладкий привкус смазки, почти как ебаный пирог. Вот и каламбур. И он продолжает, трахая его языком, в ровном и сильном темпе, чередуя это с маленькими облизываниями по краю мышц, так нежно, как только мог. И Гарри, гребаный Гарри Харт, вконец теряет все остатки самообладания, бормоча что-то слишком сильно похожее на ругань и имя Эггзи. Эггзи делает это так грязно, как только может, потому что хочет почувствовать, как мышцы сжимаются вокруг него, когда Гарри будет кончать, выкрикивая его имя. Он проворачивает язык длинными, сильными спиралевидными движениями вокруг отверстия, проталкивая внутрь и вытаскивая быстрыми резкими движениями. Раздвигая ягодицы шире, так, чтобы прижаться еще ближе, он старается проникнуть еще глубже. Гарри только за, судя по тому, как он подставляется под его рот и испускает низкий долгий жадный стон. Черт, Гарри его убьет, если он продолжит в этом духе. Потому что, блять, он представляет собой просто восхитительный вид, и Эггзи знает, что вокруг, наверное, очень много слюны, и что он немного вышел из-под контроля, но все это отходит на второй план, заглушаемое восхитительными звуками, издаваемыми Гарри. Эггзи понимает, что во время следующего толчка стонет в него, потому что Гарри так сжимается вокруг его языка, и он так хочет почувствовать то, как он будет разваливаться на части прямо под ним, прижатым к заднице лицом, потому что Эггзи еще никогда не ощущал себя настолько близким к Гарри, никогда так сильно не хотел просто дарить ему наслаждение. И, он думает, что все дело в том стоне, потому что внезапно отверстие Гарри сжимается вокруг его языка, и его бедра резко дергаются вперед, в сторону от лица Эггзи. И его это устраивает, потому что в зеркале прекрасно видно, как сильно Гарри кончает, наслаждаясь своим оргазмом, и его безупречные брюки спущены до лодыжек, бровь изломана, все его лицо рисует картину невероятного наслаждения, и он, всхлипывая, полностью теряется в нем. Эггзи думает, что даже поэты не смогли бы найти слов для того, чтобы описать, как прекрасно выглядел в этот момент Гарри. Но Эггзи не чертов поэт, и у него стоит так сильно, что удивительно, как он еще не спустил прямо в штаны, как перевозбужденный подросток. Гарри опускается на пол, потому что колени его совершенно точно не держали, а Эггзи поднимается, облокачиваясь на зеркало, глядя на Гарри сверху вниз, совершенно вытраханного и смотрящего на него в ответ, и его губы идеально близко к ширинке Эггзи. Эггзи совершенно не собирается противиться тому, что происходит дальше. — Открой, – хрипло говорит он, доставая свой член, и Гарри, все еще в полубессознательном состоянии после оргазма, податливо открывает свой рот без протеста и вопросов. Его глаза затуманены и глядят так любовно, что этого для Эггзи достаточно. Он проводит рукой по члену два раза прежде чем кончить так сильно, что перед глазами все подергивается белой дымкой. Его сперма растекается вокруг открытого рта Гарри, губ, по всему гребаному лицу. Когда Эггзи приходит в себя, то понимает, что сидит у стены рядом с Гарри, который выглядит также разбито, как Эггзи себя чувствует. На очках Гарри жемчужно-белая капля спермы Эггзи, и он не может представить себе более приятного взгляду образа. — Думаю, ни один из нас больше не похож на неискушенный цветок, – хрипит Эггзи, чувствуя, что голос его совершенно пропал, а Гарри смеется, низко и ломано. Они продолжают сидеть рядом на полу, оба взъерошенные и разбитые, в испачканных дорогих костюмах, полностью выдохшиеся и поглощенные друг другом. Эггзи думает, что наконец видит всю привлекательность первой примерочной.