And in return for what I've borrowed Be with you tomorrow and until the end…
Так получилось, что нам с Айном оказалось по пути, и несмотря на то, что между нами с нашей первой встречи не зародилось никакой особенной дружбы, так как я относился к необычному гибриду с легкой опаской, мы продолжили наш путь в мегаполис вместе. Так, по крайней мере, нам обоим было намного спокойнее в случае нападения мутантов. Дороги занесло, а снег все сыпал и сыпал, и уже через неделю он достигал мне практически до колена. За эту долгую заснеженную неделю я узнал очень многое из жизни гибридов, и некоторые вещи, незнакомые мне до этого, более чем изумили меня. Айн был собакой и одновременно человеком, и это немного сбивало меня с толку. Я не знал, как мне относиться к нему, но я изо всех сил пытался больше воспринимать его человеческую сущность, однако некоторые его повадки умиляли меня настолько, что мне иногда хотелось прижать его к себе и потрепать его за ухом, и это тогда, когда он был в своей человеческой форме. Даже не знаю, что бы он подумал обо мне, если бы я действительно это сделал. Айн объяснил мне, что для гибридов был очень важен баланс. Это означало, что он был обязан периодически менять свою форму, и если бы он пренебрег этим правилом, это бы незамедлительно отразилось на его здоровье. Беспрерывное нахождение только в одной из форм могло вызвать сдвиг внутренних органов и даже смерть гибрида. Именно по этой причине каждый раз, когда мы останавливались где-нибудь на ночлег, Айн превращался в человека – каждый чертов раз он представал передо мной абсолютно обнаженный и мокрый от снега, и мы даже несколько раз очень сильно поругались друг с другом, потому что этот упрямый хаски абсолютно не желал надевать вообще никакую одежду. Айн ненавидел мыться и делал это исключительно раз в четыре дня, однако по какой-то странной причине его человеческое тело обладало только очень слабо выраженным запахом, поэтому мне пришлось смириться с этим фактом. Даже в своей человеческой форме хаски спал исключительно на полу, он почему-то не любил кровати и любую другую мебель, возвышавшуюся над полом, и предпочитал, свалив на пол груду теплых одеял, уютно свернуться в этом самодельном гнезде – точь-в-точь как самый настоящий пес. Дорога к мегаполису была довольно длинной, и снежные бураны несколько раз настигали нас в пути, и нам приходилось останавливаться в некоторых маленьких городках даже на несколько дней. В эти дни мы очень много разговаривали. Точнее, разговаривал в основном я, а Айн, свернувшись на полу, внимательно слушал меня, не отрывая от меня своих необыкновенных ярко-голубых глаз. Я постепенно привыкал к нему. Я любил рассказывать Айну о своей жизни до апокалипсиса, и тот с наслаждением слушал мои истории. Он был самым благодарным слушателем, которого только можно было пожелать, он внимал любой моей чуши и выглядел при этом таким внимательным и заинтересованным, что можно было подумать, будто моя глупая болтовня – это что-нибудь чрезвычайно захватывающее. Я рассказывал Айну о своей семье. О своей матери, всегда старавшейся все успеть и страдавшей от недостатка времени. О своей сестре, у которой всегда были проблемы с парнями. О своем лучшем друге, которого я знал еще со школы и с которым мы вместе поступили на журналистский факультет, а затем и вместе работали в одной из известных газет. О том, как я в первый раз влюбился. О том, как я учился серфингу на Гавайях. О моей командировке в Токио и том, как я начал учить японский язык. О моих участиях в демонстрациях против создания гибридов, о моей любимой музыке, моих любимых книгах и любимых фильмах – я рассказывал Айну о чем угодно, даже странно, как он вообще выдерживал меня, такого зануду. Только один раз во время моих бесконечных рассказов Айн попытался втянуть меня в дискуссию. Когда я рассказывал о том, как я участвовал в демонстрациях против создания гибридов, хаски неожиданно, вежливо, но в тоже время настойчиво, прервал меня, поинтересовавшись: – Почему ты был против этого? Я охотно пояснил: – Потому что это противоестественно. Потому что таким образом люди создают искусственных живых существ только для своего собственного развлечения. Это против природы, и цель всего этого – потешить наше человеческое эго. Какое-то время Айн обдумывал мой ответ, а потом внезапно осведомился тихо и необыкновенно серьезно: – То есть было бы лучше, если бы меня, например, вообще не было на свете? Я раздосадованно закатил глаза: – Сейчас речь не о тебе. Я имею в виду вообще, я сейчас говорю о проблеме в общих чертах… хотя ты все равно не поймешь. – А, ну да, куда мне. Извини, что поставил под сомнение слова существа с высшим интеллектом, – немного презрительно отозвался хаски и как-то даже обиженно свернулся в груде своих одеял. Я решил больше не поднимать эту тему. В отличие от меня Айн редко говорил о себе. Единственное, что я знал о нем, – то, что его бывший хозяин был профессором, преподававшим во многих знаменитых университетах Америки. Неудивительно, что гибрид был таким умным, он не только разговаривал, как совершенно нормальный человек, но и умел читать и писать, что вообще было огромной редкостью. Кажется, за это время Айн невероятно привязался ко мне, я не мог отрицать этого факта и был, впрочем, не слишком удивлен. В конце концов, он в каком-то смысле был собакой, а я – человеком, и это был один из его природных инстинктов. Иногда я даже не мог представить себе, что когда мы доберемся до мегаполиса, нам придется расстаться – я втайне думал о том, чтобы предложить ему остаться со мной. Предложить ему, чтобы я стал его… На этом месте я каждый раз обрывал свои глупые мысли и усердно мотал головой, чтобы отогнать от себя эту нелепую идею. Его предыдущий хозяин умер, теперь он был свободным бродячим псом, и я не имел права лишать его этой свободы. В один из особенно холодных снежных вечеров – за окном бушевал дикий снежный буран, и мы застряли в маленьком пригородном коттедже – Айн внезапно повел себя странно. Мы ужинали возле небольшого обогревателя, и я как всегда нес какую-то чушь, когда хаски отложил в сторону свою мясную консерву, к которой он практически даже и не притронулся, и сказал, что он устал и хочет спать. – Но ты ведь ничего не съел?! Эй, так дело не пойдет, приятель, – возмутился я, но Айн только упрямо помотал головой и забился в груду своих одеял. Он завернулся в них, будто бы в какой-то кокон, так что из-под них торчала только его макушка. Возможно, он действительно немного устал – я вспомнил, как хаски носился весь вечер на улице, взбивая мордой свежие сугробы около коттеджа, дурачился и валялся в снегу. Еще бы от такого не устать. Я устроился на диване напротив лежавшего на полу Айна, но почему-то долго не мог заснуть. Снова думал о каких-то глупых ненужных вещах, лелеял какие-то необоснованные надежды. Хаски, в отличие от меня довольно быстро погрузился в сон, но его сон был беспокойным –он тихонько поскуливал, переворачивался из стороны в сторону и как-то подозрительно сопел. Утром, когда я проснулся, Айн уже встал, и его не было в комнате – приподнявшись на локтях, я несколько раз обеспокоенно позвал гибрида. Никакого ответа. Быть может, он снова носился на улице? Будто ему вчерашнего было мало. Хаски возник совершенно неожиданно на пороге комнаты, когда я, раздраженно потерев заспанные глаза, сел на диване и принялся натягивать на себя свитер. Сначала я даже не узнал его – увидев на пороге аккуратно и даже изящно одетого симпатичного молодого парня, я только ошеломленно уставился на него спросонья, глупо хлопая глазами. Айн умудрился найти среди вещей бывших владельцев коттеджа одежду, которая не только практически подошла ему по размеру, но и великолепно сочеталась между собой. У чертового хаски был вкус. На нем был бледно-зеленый пуловер, небрежно надетый поверх тонкой рубашки в серую клетку, светло-голубые подвернутые на щиколотках джинсы и коричневые тяжелые зимние ботинки. В этой одежде он был просто очарователен. Он был таким красивым, и его никак нельзя было отличить от настоящего человека. Мне с трудом удалось преодолеть свое невольное, абсолютно естественное восхищение, и я саркастически поинтересовался: – Ты что, на вечеринку собрался? Айн смущенно замялся: – Я подумал, что я сегодня не буду менять форму, когда мы пойдем дальше, и поэтому решил подыскать себе одежду… все-таки снаружи немного холоднее, чем здесь, внутри… Хаски продолжал бормотать что-то нескладное, но тень сомнения промелькнула у меня в голове. Я резко встал с дивана, быстрым шагом подошел к Айну и настойчиво заглянул ему в лицо. Я так и думал. Глаза гибрида были немного суженными, красными и воспаленными. Так же, как и кончик его носа. Вблизи Айн казался вялым, понурым, и от него пахло болезнью. Проклятье! Я резко сжал тонкое запястье гибрида в своей руке: – Ты уже вчера чувствовал себя плохо, ведь так?! Какого черта ты не сказал мне ничего, а? Ты хоть понимаешь, насколько это опасно?! После экологической катастрофы мутировали не только люди, но и некоторые животные, растения и даже вирус гриппа. К сожалению, мне много раз пришлось наблюдать, как заболевшие обычной простудой почему-то не могли поправиться и умирали через неделю от воспаления легких. Глядя в лицо больного Айна, я ощутил, как у меня начинают дрожать руки – не столько гнев на легкомысленного пса, сколько страх за его жизнь охватил меня, и я больше не мог успокоиться, как ни пытался. – Идиот! Псина безмозглая!! – Прости меня… Джейк. Я вздрогнул. Голос Айна сломался, охрип, и мое имя он произнес почти беззвучным шепотом. Отвернувшись куда-то в сторону, хаски украдкой закашлялся – его кашель звучал совсем нехорошо. Низко, хрипло и даже надрывно. – Хорошо, все ясно. Марш в постель, тупица, – мой собственный голос казался мне чужим, будто бы это говорил не я, а кто-то совсем другой – настоящий я в то же время был растерян, испуган и не мог связать ни слова от нарастающей паники. – Джейк, я… – Я сказал, марш в постель! Лежать! Место!! – рявкнул я, и больного хаски даже передернуло от этого моего тона, хотя в тот момент мне было плевать на его реакцию – я стиснул запястье Айна и грубо потащил его в соседнюю комнату, в которой я видел вчера довольно просторную большую кровать. Айн больше не возражал и не сопротивлялся, а я действовал хоть и судорожно, но в то же время отлаженно и быстро. Ему было необходимо находиться в тепле – сняв с бедного совсем поникшего хаски ботинки и укрыв его двумя теплыми одеялами, я перетащил в комнату обогреватель, сбегал в подвал коттеджа за генераторами, к счастью, некоторые из них оказались заряженными, и, закипятив воду, сделал Айну огромную чашку ромашкового чая, который, к моей превеликой радости, нашелся на кухне коттеджа. Возможно, я еще никогда ни для кого так не старался в жизни, но Айну становилось только хуже. Несмотря на то, что я напичкал его всевозможными противовоспалительными таблетками, к вечеру у гибрида поднялась сильная температура – его худое тонкое тело, свернувшееся под теплыми одеялами, сотрясалось в лихорадке, и я ничего, абсолютно ничего не мог для него сделать. Я обыскал всю аптечку в поисках антибиотиков, но не нашел ни одного, будто бы бывшие владельцы этого дома еще никогда не болели ничем серьезным. Айна трясло от нестерпимого жара, и мне пришлось делать ему холодные компрессы, не думаю, что они уж очень ему помогли, но в полуоткрытых голубых глазах хаски была бесконечная немая благодарность. Ему было настолько плохо, что у него даже не было сил поменять форму. Я сидел рядом с его кроватью, инстинктивно гладил его по спутанным, мокрым от пота волосам, и мне хотелось выть от бессилия. Если бы у меня был хоть какой-нибудь антибиотик! Я был уверен, что таким образом мне бы точно удалось сдержать болезнь, особенно на ее начальной стадии, но у меня не было ничего. Решение пришло ко мне довольно поздно – за окном уже была глубокая зимняя ночь, и снежный буран разбушевался еще в несколько раз сильнее, чем вчера вечером. Сколько я ни напрягал глаз, не видел ничего снаружи, кроме переполненной беснующимися хлопьями снега темноты. Но я решился. Я должен был спасти Айна. Во что бы то ни стало.***
Даже не знаю, что помогло мне в ту ночь. Может быть, это было просто удачей. Простым везением. Или же моим собственным безграничным желанием спасти Айна – возможно, и то и другое. На расстоянии шести километров от коттеджа находился небольшой городок, в котором было несколько магазинов и две аптеки, и я, не задумываясь больше ни о чем, вооружившись револьвером и электронной картой, направился туда. Я плохо запомнил дорогу в город и обратно. Это отпечаталось у меня в сознании только нестерпимым холодом, от которого леденели пальцы ног, и отчаянием, подгонявшим меня и заставившим меня совершить то, что не удалось бы обычному человеку в нормальном состоянии – пройти двенадцать километров пешком и отыскать в заснеженных и заброшенных развалинах города необходимый мне антибиотик. Уже возвращаясь обратно, я постоянно сжимал в кармане моей куртки упаковку с тонкими длинными ампулами, и это придавало мне уверенности. Я знал – Айну обязательно станет лучше. Еще немного, и он снова будет совершенно здоров, и я буду смеяться над самим собой и своими глупыми страхами. Снег бил мне прямо в лицо, но я не останавливался ни на секунду и смог вздохнуть с облечением только тогда, когда наконец-таки снова оказался в нашем маленьком коттедже. Айн встретил меня практически на пороге. Стоило мне захлопнуть за собой дверь и дрожащими заледеневшими пальцами начать расстегивать кнопки своей зимней парки, хаски возник в проходе в гостиную – едва держащийся на ногах и бледный как смерть. На его висках были крупные капли пота, он дрожал, и на нем, конечно же, снова были только джинсы, свободно болтавшиеся на его узких худых бедрах. Я выругался сквозь зубы. Этот идиот! – Джейк!! – пошатываясь, хаски бросился ко мне – едва я успел стянуть с себя парку, как Айн обессилено повис на мне, уткнувшись своим горячим сухим носом в мою холодную шею. – Я проснулся и увидел, что ты… что тебя нет, и я подумал, что ты… – Совсем дурак что ли?! Боже, я был так зол, так невыносимо зол на него. Хаски хрипло закашлялся, и я, сам не осознавая, что я, собственно, делаю, поднял его хрупкое, не весящее почти ничего тело, понес его обратно в спальню. Айн не противился. Он только слабо улыбался мне, с безостановочной преданностью глядя на меня своими воспаленными и красными в уголках, но все равно такими бесконечно красивыми глазами. – Потерпи еще немного, тебе обязательно станет лучше, – успокаивающе выдохнул я прямо в его маленькое аккуратное ухо, спрятавшееся между слипшимися от пота, спутанными волосами и, положив упаковку с ампулами на кровать рядом с Айном, достал из аптечки новый запакованный шприц. Хаски молча наблюдал за мной, но когда я, вскрыв ампулу, принялся набирать из нее в шприц прозрачную жидкость, Айн неожиданно забеспокоился. – Что ты делаешь? – Это антибиотик, – я старался, чтобы мой голос звучал как можно уверенней, – после его инъекции ты обязательно почувствуешь себя лучше… – Не надо. Я изумленно поднял голову – в голубых глазах хаски метался страх. Он что, боялся уколов? – Перестань, – мягко попытался успокоить Айна я, – это совсем не больно… Я попытался наклониться к хаски, но тот неожиданно угрожающе и абсолютно по-собачьи зарычал, резко отодвинувшись на противоположный край кровати. Только этого мне сейчас не хватало – я быстро прикинул в уме и понял, что намного сильнее худого парнишки, и рискнул. Осторожно отложив шприц в сторону, я скользнул в кровать к Айну, несмотря на то, что он отчаянно сопротивлялся, через несколько минут полностью обездвижил его и, перевернув его на живот, крепко прижал к матрасу. – Джейк, пожалуйста, – хаски больше не рычал, теперь его жалобный голос был похож на подскуливания побитой собаки. Но я был неумолим. Немного стянув его, к счастью, так свободно висящие на нем джинсы вниз, я потянулся за шприцом. Хаски подо мной снова отчаянно завозился, он так ожесточенно пытался вырваться из моей хватки, что снова успокоить его стоило мне моих последних сил. Мы оба вспотели. Я понял, что еще немного, и больше не смогу удерживать так энергично сопротивлявшегося мне гибрида, я был уставшим и почти обессилевшим, но все же, кое-как извернувшись, я все-таки воткнул шприц в гладкую кожу бедра хаски, и тот незамедлительно взвыл. Пока я, удерживая Айна одной из рук, другой всаживал в него львиную долю антибиотика, тот умудрился вывернуться и из последних сил вцепиться зубами в мое запястье. Больной и совсем обезумевший от страха Айн был хуже любого бродячего пса – мне пришлось закусить нижнюю губу, чтобы не закричать от боли. Но к моей превеликой радости, когда я выдернул шприц из его тела, Айн тут же разжал зубы, и я наконец смог вздохнуть свободно. И пусть даже из моего прокушенного запястья начала струиться яркая теплая кровь. Я сполз с Айна и, упав лицом в подушку рядом с хаски, устало закрыл глаза. Все напряжение этой ночи разом обрушилось на меня, и мне показалось, что я больше не могу пошевелиться, настолько вымотанным ощущало себя мое несчастное тело. – Прости, – охрипший виноватый голос Айна прошелестел где-то возле моего уха, но я, не говоря ни слова, только привлек его к себе и уткнулся лицом в его длинные, разметавшиеся по подушке волосы. Несмотря на его болезнь, от него пахло невероятно приятно. Как-то уютно и по-домашнему. Айн не двигался и только тяжело дышал, где-то в нескольких сантиметрах от моего уха. Я не удержался – мои губы на какое-то короткое мгновение коснулись его разгоряченного лихорадкой и нашей борьбой лица. И тут же, будто бы испугавшись своего собственного порыва, я стремительно отодвинулся от него, содрогнувшись всем телом от мысли о том, как это могло выглядеть со стороны. Я всего лишь хотел дать ему понять, насколько он мне дорог. Насколько я был рад тому, что он был все еще жив. Я всего лишь хотел подтверждения тому, что мы принадлежали друг другу, того, что мы должны были быть всегда вместе с этого момента, должны были быть неразлучны, ведь теперь не только он спас мою жизнь, но и я его. Той ночью этот маленький упрямый хаски стал неотделимой частью меня, и я, невероятно измотанный тогда, но при этом такой счастливый, обнимая затихшего Айна, навсегда заключил его в свое сердце, и от этой мысли мне стало настолько приятно и спокойно, что я незамедлительно провалился в тяжелый сон без сновидений. Сон, в котором нуждались мы оба, крепкий, целительный сон, позволивший нам обоим наконец отдохнуть и набраться сил для нового дня.***
Следующее утро встретило меня ослепительно ярким безоблачным небом за окном и лучами солнца, бьющего прямо в лицо. Я недовольно потер глаза и несколько раз перевернулся с боку на бок – после вчерашнего путешествия я все еще чувствовал себя разбитым, и мне так не хотелось просыпаться. Кроме того, я был не один – все еще сонный, я ощущал теплое тело другого человека, прижимавшееся ко мне сзади. Это было приятно. Уже больше целых чертовых двух лет я не просыпался рядом с кем бы то ни было. Я вообще забыл о том, что такое секс, о том, что такое любовь к кому-либо, кроме своих родных, и о том, какое это чудесное ощущение – нежиться утром в чьих-то объятиях. Даже если это были объятия Айна… Я вздрогнул и, снова перевернувшись на другой бок, открыл глаза. Айн, разбуженный моей возней, поморщившись, повторил мое движение – несколько минут мы просто молча смотрели друг на друга. Он выглядел намного лучше, чем вчера, несмотря на то, что его глаза все еще были немного припухшими, цвет его лица постепенно приобретал нормальный оттенок. Мои вчерашние усилия прошли не зря. Мне захотелось плакать от облегчения – я так боялся потерять его. – Мне сегодня уже лучше, – наконец немного неуверенно начал Айн, и я с громким театральным вздохом уткнулся лицом в подушку. – Слава богу. – Извини, что укусил тебя. Было больно? – М-м-м-м, – пробормотал я, все еще не отрывая головы от подушки. Вообще, это должно было означать “нет”, но Айн вряд ли понял меня. – Извини, я не специально, правда. Вчера мне было чертовски больно, сегодня место укуса немного щипало, но я не хотел говорить хаски об этом, поэтому я все-таки оторвался от подушки и успокаивающе сообщил: – Все в порядке. Я переживу. В голубых глазах лежавшего напротив меня гибрида была такая необыкновенная палитра эмоций, что я даже оторопел, когда увидел его лицо. Казалось бы, Айн сейчас расплачется – его зрачки расширились, а его глаза были красными и блестели. Губы гибрида дрожали, он несколько раз невольно закусывал нижнюю губу, борясь с нахлынувшими на него чувствами, пока у него, наконец, не вырвалось: – Ты спас мне жизнь, Джейк… я… я… так благодарен тебе… Я не успел сориентироваться, я совершенно не понял, что произошло, ведь это произошло так быстро, спонтанно и совершенно непредвиденно, но Айн внезапно подался ко мне, и что-то влажное и шершавое прикоснулось к моей коже. Айн лизал мое лицо – стоило мне осознать это, как я разъяренно оттолкнул расчувствовавшегося хаски от себя: – Черт, ну и мерзость!! Не смей больше так делать! Ты меня всего обслюнявил… глупый, глупый пес! Я с отвращением вытер ладонью лицо – Айн все еще не отодвигался и выглядел немного пристыженным, но в то же время безмерно счастливым. Я устало вздохнул. Он был таким трогательным в своих невольных порывах. – Люди не облизывают друг друга. Запомнил? Айн молча кивнул и вдруг снова подался вперед. Я напрягся, неизвестно было, что он учудит на этот раз, но то, что произошло через несколько секунд, заставило меня оцепенеть и, не отдавая себе отчета, закрыть глаза. Айн поцеловал меня. Он прикоснулся к моим губам так нежно и осторожно, что я просто не мог не позволить себе на какое-то мгновение поддаться ему. Он был таким теплым, а его губы были влажными и мягкими – такими, что я просто обессилел, и в голове больше не было ничего, кроме бессознательного наслаждения его поцелуем. – А так? – хрипло прошептал Айн, наконец-таки, отстранившись от меня. – Так люди уж точно делают… – Черт, ты меня с ума сведешь! Больше никогда, никогда не делай так!! – поздно опомнившись, взвыл смущенный и разозленный я, и в наивных голубых глазах Айна отразились обида и недоумение. Конечно, он не знал и не мог знать, но я был бисексуален. В целом, у меня было гораздо больше отношений с девушками, но после моего двадцатилетия я внезапно осознал, что меня тянет и к парням. Однако, каких-либо более-менее нормальных отношений у меня с ними не получалось, и до самого апокалипсиса я в каком-то смысле абсолютно запутался во всем этом и погряз в сомнительных случайных связях до такой степени, что мне самому в один момент все это стало противно. Разумеется, лежавший напротив меня гибрид не мог даже и подозревать об этом. О том, что вызвал во мне его безобидный порыв, и о том, как мне приходилось бороться с самим собой, лежа прямо сейчас рядом с ним – таким красивым и полуобнаженным. Но я знал, что его поцелуй не означал ровным счетом ничего, ведь любому малость образованному человеку было известно, что гибриды по своей натуре асексуальны – и это было, конечно, не без своей на то причины. Гибриды были искусственными существами, у них не было необходимости продолжения рода. Кроме того, чтобы заранее предотвратить возможные извращения их будущих владельцев, создатели гибридов специально долго работали над тем, чтобы создать в их мозгу центр, отвечающий за подавление сексуального желания. Несмотря на то, что человеческая форма гибрида физически ничем не отличалась от нормального человека и они в чисто теоретическом смысле были способны заняться сексом, их создатели позаботились о том, что бы у них ни секунды не возникло даже малейшей мысли об этом. И в этом я был полностью солидарен с разработчиками – использовать этих несчастных наивных существ для удовлетворения своих собственных сексуальных желаний было одной из самых омерзительных идеей, которые только могли бы прийти в голову человеку. Айн все еще недоуменно смотрел на меня, когда я наконец смягчился и по-прежнему немного сконфуженный пробормотал: – Просто не делай так больше, хорошо? Я был бы тебе очень благодарен. – Я просто хотел… – Я знаю, – почти ласково перебил я хаски и погладил его по волосам, – но тебе не нужно благодарить меня за вчерашнее. Я просто возвращал старый долг. Один маленький глупый пес однажды спас мою жизнь, помнишь? Айн улыбнулся. Боже мой, он был таким трогательным, что мне захотелось обнять его и больше никогда не выпускать его хрупкое тело из своих рук. Возможно, я бы действительно и сделал это, но после того, как он только что поцеловал меня, я не хотел снова провоцировать его на дальнейший физический контакт. И пусть у меня уже вечность не было секса, я не хотел опускаться до подобных извращений. Я не собирался использовать его, он слепо доверял мне, и я бы никогда не простил себе злоупотребление его доверием. – Можно попросить тебя об одной вещи, Джейк? – Конечно. Внешне спокойный, я в очередной раз ощутил волнение – Айн уже все утро был настроен настолько странно, что я не знал, чего можно было ожидать от него в любой момент. – Я хочу, чтобы ты стал моим хозяином. Пожалуйста, только не говори “нет”. Я шумно выдохнул и, перевернувшись на спину, растерянно уставился на потолок, на котором прыгали солнечные зайчики. Я не хотел смотреть в лицо Айну, я не хотел, чтобы он видел, насколько я был рад, нет, насколько я был счастлив в этот момент. Теперь я мог больше не думать о том, что он в один прекрасный день мог исчезнуть из моей жизни. Он хотел остаться со мной, он хотел, чтобы я позаботился о нем, и я, черт возьми, был больше чем согласен на это. Ведь он за эти несколько недель стал для меня чем-то вроде моей семьи, кусочком дома в этом чужом, холодном мире, и я бы умер от тоски, лишившись его… Айн все еще ждал моего ответа. Собравшись с силами и стараясь казаться насмешливо-равнодушным, я притянул его к себе и, потрепав его по волосам, с демонстративным безразличием отозвался: – А у меня есть выбор? Куда я денусь от тебя, блохастая морда… – У меня нет блох, Джейк. – Я знаю, тупица. И пусть на улице была “ядерная зима” и нестерпимый холод, а съестные припасы человечества подходили к концу, пусть мы оба были только осколками раздавленной апокалипсисом цивилизации, в тот момент мне показалось, что мир за окном снова ожил, и я мог больше не бояться того, что ждало меня впереди. В то солнечное утро я обнимал послушно прижимавшегося ко мне хаски и безмятежно улыбался в потолок, чувствуя себя способным на все. В тот день я снова обрел цель в жизни, и я был приятно растерян. Я не знал, как мне поблагодарить его за это. Я не знал, но я уж точно собирался что-нибудь придумать.