Recovery

      Густая кровь с трудом двигалась в узких венах. Я терял сознание от ярости и кипящей ненависти внутри. Прямо сейчас я собирался убить, чтобы не захлебнуться от губительного цунами разнообразных чувств. С одной стороны я был опустошен и полностью истощён. Я понятия не имел, как мне реагировать на признание Анастэйши Стилл, которым она внезапно выдернула землю из-под моих и без того некрепко стоявших ног. Но все эти неопределённые ощущения подстегнули зверя к действию. Типичная защитная реакция хищника. Жажда лично встретиться с Рэем клокотала во мне и осознание, что я никогда не смогу её погасить, делало меня беспомощным. Я ненавидел ситуации и вещи, которые заставляли меня терять контроль, поэтому прямо сейчас я обязан совершить хоть что-то, что поможет мне обрести силу.       Её дрожащее маленькое тело и огромные, наполненные обреченным ужасом глаза, не покидали моё сознание, в то время, как я спускался к парковке. Я полностью разбил её, разгромил её мир на части. И где же это грёбаное ликование, Грэй? Где же? Где?! Внутренний голос неистово орал в моей голове в то время, как я кулаком наносил мощные удары по рулю автомобиля. Я избивал безликий немой предмет до тех пор, пока дыхание не сбилось, а кожа на костяшках не превратилась в сплошные ссадины. Но этого было ничтожно мало для выражения тех чувств, что бушевали в каждом уголке испепелившейся души. Каждое слово, произнесённое Анастэйшей несколько минут назад, тошнотой подбиралось к моему горлу, и я, убегая от этой дряни, со всей силы надавил ногой на педаль газа. Ничего не получилось. Её тонкий нежный голос продолжал пропитывать меня. «Он резал мои руки лезвием бритвы, когда достигал оргазма, потому что вид моей крови жадно возбуждал его… Высекание отцовским ремнём было обыденным делом… Не замечали происходящего в доме их хозяина Рэя Стилла… Я больше не выдержу того, что ты сейчас сделал… Если ты не прикончишь меня, я сделаю это сама…Разрежу себе вены… если не получится, я придумаю что-нибудь другое…».       Твою мать, Кристиан! Ты бесконечный придурок! Как можно было оставить девушку, находящуюся на грани, обещающую свести счёта с жизнью, в комнате, кишащей режущими, опасными для жизни предметами? Черти! Она же была в таком обречённом состоянии, что ничто не смогло бы остановить её от совершения отчаянного шага! Я заглушил рычащий мотор Ауди и выскочил из машины, почти что вырывая дверцу на своём пути. Сердце с силой ударялось о вибрирующую от учащенного дыхания грудь, и я влетел в здание на огромной скорости, желая как можно скорее оказаться в злосчастной комнате и убедиться, что Анастэйша всё ещё жива. Блядь! Почему я не могу насладиться её страданием? Чего же мне не хватает? Она снова тянула меня к себе невидимой нитью. Шрамы на теле отображали шрамы её души, которые невозможно скрыть. На моём сердце были похожие отметины, оставленные ржавой цепью, держащей его в плену годами.       Я подбежал к медной дери подвала и яростно рванул её на себя. Чёрт бы побрал эту дверь! Я запер её, когда вышел отсюда, убегая на поиски освобождения от гнева и ненависти. Нетерпеливыми пальцами я нащупал ключ в заднем кармане и с поражающей скоростью открыл замок. Тяжелый метал издал стонущий скрипящий звук от соприкосновения с бетонным полом. Будто бы в беспамятном состоянии я промчался мимо рыхлого матраса и огромного кожаного кресла сквозь холодную подвальную комнату.       Буквально перепрыгнув порог игровой, я оказался окутанным красным полумраком и мгновенно похолодел, когда увидел Анастэйшу, сидящую в позе молящейся и раскачивающуюся вперёд-назад. Её левое бедро было полностью окрашено огромными струйками крови, что стекала с ладони, в которой она сжимала лезвие ножа. В коричневую кожаную рукоятку крепко впивались тоненькие пальчики другой руки. Голова была опущена, но слёзы срывались с её лица и терялись в мягком ворсе ковра. Мать твою, она всадила лезвие очень глубоко, судя по количеству крови. Придурок! Как я мог её оставить! Я прекрасно знал, что в подобном состоянии у людей отключается инстинкт самосохранения, адреналин лупит в голову, и они становятся безумными. Поэтому, чтобы не спугнуть её, я осторожно подошел к маленькой трясущейся фигурке и беззвучно опустился на колени возле неё. Она не заметила меня, продолжая крепче протискивать лезвие в свою руку, поэтому я совсем тихо и ласково прошептал: - Отдай мне это. Отдай мне нож. Не нужно. Давай, разожми ладошку, я помогу тебе. - Нет… - совсем тихо прошептала она, всё время покачивая головой, - Я должна… Прости меня… Я не смогла… Ты в праве наказать меня, а я слабая… Я должна умереть за то, что он сделал с твоей семьей… Только так…только так… ты сможешь успокоиться…       Я придвинулся к ней ближе, осторожно прикладывая ладонь к голове. Сейчас она была похожа на сломавшуюся куклу, в которой сгорел какой-то внутренний механизм, поэтому совершала обезумевшие неосознанные покачивания из стороны в сторону. Одно моё неверное слово или движение и я мог с легкостью спугнуть её. Так как в маленькой ладошке был зажат опасный предмет, у меня было чувство, что я стою перед выбором, какой из проводков, красный или синий, мне следует разрезать, чтобы обезвредить бомбу. Ритмично и неспешно поглаживая её волосы, я как можно спокойней и аккуратней проговорил: - Тише… Посмотри на меня, Анастэйша, - она повернула ко мне умытое слезами лицо с дрожащими красными губами и уткнула в мои глаза опустошенный взгляд. Указательным пальцем я попытался стереть влажную дорожку с мягкой теплой щёчки, - Да… умница. Отпусти нож. Смотри, что ты сделала со своей маленькой ручкой. Я сейчас досчитаю до трёх и ты выпустишь лезвие, договорились?       Несколько секунд она внимательно изучала движение моего рта, словно потеряв слух, могла читать лишь по губам. Когда смысл моей просьбы добрался к её помутневшему сознанию, Анастэйша кивнула головой и выдохнула беззвучное «Да». - Хорошая девочка, – Я осторожно положил её руку, в которой острое лезвие безжалостно впивалось в мягкую плоть, в свою ладонь и наклонился к её ушку, тихо подбадривая, - Один… Два… Осторожно… пальчик за пальчиком… - внимая каждому моему слову и подстраиваясь под мой притворчески размеренный ритм дыхания, она мучительно медленно выпускала нож на свободу, - Вот так, вот так… Дыши, набери в грудь побольше воздуха… Молодец… Три… Отпускай…       Когда нож оказался в моей руке, Анастэйша, всё ещё находясь в истерически тяжелом состоянии, как маленькая девочка, протянула израненную ручку ко мне, демонстрируя сильную боль, неосознанно взывая к появлению жалости и сострадания у своего мучителя. У неё это прекрасно получилось, потому что клянусь, я ощущал её страдание всеми напряженными клетками своего тела. Я погладил её ладошку с тыльной стороны и, не выпуская нож, поднял Анастэйшу на руки. Она крепко прижалась ко мне каждым изящным изгибом и, не отдавая себе отчет, прикоснулась губами к моей шее, в поисках успокоения. Жар мигом распространился по всей моей воспалённой от напряжения коже. - Я знаю, малыш, знаю… Дыши. Сейчас я помогу тебе… Сейчас…       Пока я нёс хрупкое дрожащее от тяжелых надрывных всхлипов тело девушки к кровати, она непрерывно шептала, щекоча дыханием мою шею: - Прости меня… прости меня… пожалуйста, прости меня…       Я осторожно уложил Анастэйшу на мягкую алую поверхность, где всего час назад наслаждался её нежной плотью, и присел возле неё, положив голову себе на грудь. Она не прекращала шептать извинения, глотая слёзы, а я продолжал поглаживать её волосы, до крика желая успокоить. - Чшш… Покажи мне ещё раз, я хочу посмотреть. Вот так, умница. Нам нужно остановить кровь. Потерпи немного.       Вся ладонь была мокрой и липкой от густой крови. Рана с неровными краями, характерного тёмно-бордового цвета и, судя по всему, слишком серьезная, свидетельствовала, что нож находился в нежной плоти очень глубоко. Я представлял, какую боль она сейчас испытывала, но свидетельством этого были лишь бесконечные тихие слёзы. Храбрая малышка. Тебе нужна помощь. Я на мгновение отстранился и потянулся к телефону, что находился на рядом стоящей прикроватной тумбочке. Не прекращая успокаивающе скользить пальцами по её плечу, я набрал номер. - Тэйлор, немедленно принеси мою футболку и трусики Анастэйши! Она разрезала руку, поэтому вызови доктора Грин. Я думаю, что рана достаточно глубокая и нужно наложить швы. Быстро.       Я отключился, бросил телефон на кровать, под наши ноги. Она высвободила красную ладошку из моей руки и скомкала ею ткань моей футболки в области груди, от чего та моментально приобрела бурый гранатовый цвет. Глаза Анастэйши были широко распахнуты, и она прерывисто шептала несвязные слова: - Ты будешь снова это делать… Ты будешь продолжать… но я клянусь тебе, что больше не выдержу… - затем она отпрянула от моего тела и приподнялась, усаживаясь на колени и двумя руками сжимая мне футболку, истерически рыдая, выпалила, - Останови это! Я прошу тебя! Ты же хочешь этого! Давай! Прошу тебя… прошу… Останови эту боль внутри… Я сломалась… Всё вернулось, всё, с чем я боролась… Ты ненавидишь меня, я знаю, ты всегда будешь ненавидеть, как и все… Зачем же мне жить тогда?       Её слова мигом пронеслись по моим венам и когда достигли мозга, я, пребывая в возбуждении, забросил ноги на кровать и сел в ту же позицию, в которой сейчас находилась Анастэйша. Моя рука, подгоняемая инстинктами безжалостного зверя, нащупала острый нож, полностью окрашенный её кровью, что лежал на краю кровати возле меня. Проследив за движением моей руки и увидев предмет в ней, внезапно она перестала плакать. Мы оба привстали на коленях и между нами образовалось густое тревожное напряжение. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, затаив дыхание, как делают это дикий гепард и обречённый кролик в последние секунды перед роковым прыжком хищника. Анастэйша приоткрыла губы, израненные от собственных укусов, и будто бы ждала от меня принятия судьбоносного решения. Я крепче сжал пальцами кожаную рукоятку и осознал, что могу покончить со всеми мучениями, преследовавшими меня годами, прямо сейчас. Одно моё движение и дочь человека, которого я ненавидел, который безжалостно стёр с лица земли самых близких и любимых мне людей, получит заслуженное наказание. Я осуществил всё, о чём так жадно грезил, картина моей мести почти завершена, остался лишь последний штрих. Сердце внутри меня разрывалось от невероятной частоты ударов, кровь стремительным течением хлынула в мозг. Всё внутреннее смятение мгновенно отразилось на лице и Анастэйша, помогая мне сделать окончательный выбор, поднесла свои окровавленные руки к ладони, которой я сдавил нож. Она потянула мою руку на себя, уткнувши острие в то место, где под тонкой кожей её сердце повторяло ритм моего. Одобряя направление моих сумасшедших мыслей, она утвердительно покачала головой и прижала лезвие к себе сильнее, до появления маленькой капельки крови. Одна за другой по розовых мягких щёчках девушки скатились огромные капли слёз и она закрыла глаза, глубоко и медленно вбирая в себя воздух, будто бы это был её последний вздох. Я стал полностью мокрым от накала ситуации и услышал грубые раздраженные мысли монстра в своей голове: «Ну же, Грэй! Сделай это! Ты ненавидишь её так же сильно, как и Рэя! Прикончи её! Она должна заплатить за всё!». Но в следующую секунду их заглушил тихий мелодичный голосок, пропитанный истерическими слезами: «Я должна умереть за то, что он сделал с твоей семьей… Только так…ты сможешь успокоиться». Вдруг меня словно прошибло высоковольтным напряжением, обожгло магматическим пламенем и я понял, что эта маленькая, раненная и измученная девочка предлагает мне свою жизнь в обмен на моё прощение. Она хотела пожертвовать собой для меня, она была готова вытерпеть всё для того, чтобы я освободился от мучений. В этот момент впервые в жизни мне захотелось лишь одного, отменного от маниакальной потребности в мести… Я вырвал свою ладонь из её крепко сжатых рук, выбросив нож на пол и, схватив её лицо обеими рукам, впился ей в рот мощным стремительным поцелуем. Она попыталась вырваться, но я прижал её к себе сильнее и прорычал между приоткрытых губ: - Нет! Не отстраняйся! Это будет твоим наказание! Никогда не смей думать о смерти! Больше никогда!       Всё произошло стремительно быстро и я, пребывая в шоковом опьянении, принялся мягко и осторожно потягивать губами её губки, безмолвно уговаривая открыть их шире для меня. Наше дыхание сплелось в единое целое, и я почувствовал дрожь в теле от её дурманящего аромата амброзии. Вот оно – моё облегчение! Эти мягкие полные губы свели меня с ума окончательно, и я жадно толкнулся языком в её рот. Какая же ты сладкая! Не смотря на солёный вкус её слёз, я ощущал лишь неповторимый, ни одной другой женщине в мире не присущий малиновый привкус мягкой кожи. Страсть, злость, жалость и возбуждение стремительно засасывали меня в водоворот неописуемых ощущений. Я скользил в нежных уголках её теплого рта, и мой разум растворился, всё вокруг испарилось, я забыл, где мы и почему мы здесь, лишь впитывал её рваные вздохи. Находясь в этом беспамятном бреду и не прерывая наш поцелуй, я взял её за руки и положил ладони себе на плечи, желая прижать её как можно теснее к своему напряженному телу. Когда правая ладошка соприкоснулась с твердостью моей шеи, Анастэйша застонала, и я губами проглотил этот звук. Лишь через мгновение я осознал причину её стона. Чёрт, рука! Я сгрёб всю свою волю в кулак, чтобы оторвать себя от её рта. Наши взгляды снова встретились, наши лица находились в ничтожных миллиметрах друг от друга. Я осмотрел её приоткрытые, дрожащие, припухшие от поцелуя красные губы и красные, припухшие от слёз печальные глаза. Она поджала нижнюю губку, и её подбородок задрожал, когда по щекам вновь пробежали влажные солёные ручейки. - Прости меня, - она произнесла эти слова очень слабым, охрипшим голосом.       Моя неуравновешенная больная психика снова сыграла со мной плохую игру. Своими извинениями она привела меня в жесткие чувства, напомнив, кто она такая и что произошло между нами на самом деле. Во мне зародилась потребность сжать взрывающуюся от бурного течения мыслей голову и издать звериный рык. Как только я собрался заставить Анастэйшу замолчать, раздался звонок телефона. Я увидел имя Тэйлора на экране и понял, что он звонит, потому что никому кроме меня и моих саб не позволено находиться в игровой. Я отвернулся от Анастэйши, встал с кровати и ответил: - Да, Тэйлор. - Кристиан, доктор Грин уже наверху, ждёт вас. Я принёс вещи, они на матрасе. С ней всё в порядке? - Не уверен. Спасибо, Тэйлор, - я тут же отключился, набрав в грудь много воздуха и сжав кулаки, ощущая, как вены накачиваются кровью и, пульсируя, быстро вздуваются.       Когда я повернул голову к огромной кровати позади меня, то от увиденного почувствовал резь в боку, будто меня пырнули ножом. Она сидела на согнутых коленях со спущенной головой и поникшими плечами, спутанные длинные волосы прикрывали обнаженную маленькую грудь. Другой ручкой она поддерживала разрезанную ладонь, но липкая кровь продолжала капать на её бедра. Мы оба проиграли в этой борьбе.       Я вышел из игровой в серую смежную комнату, где Анастэйша провела последние дни, и забрал оттуда футболку с трусиками для неё. Мне нужно отнести её наверх, к себе, чтобы показать доктору. Эта мысль заставила меня остановиться. Вместо того, чтобы полностью раздавить дочь Стилла, отомстить ему, наконец, за смерть родных, я собирался открыть ей дверь в свой дом. Как же всё произошло подобным образом? Почему все мои планы вдруг с грохотом разрушились от одного взгляда в её печальные, заполненные мудростью, глаза? Внезапно я осознал, что годами взлелеянная мною мечта о возмездии, которая трансформировала двадцатилетнего мальчишку во взрослого безжалостного демона, ни одной грёбаной секунды не имела смысла. Ведь она была такой же жертвой больного мерзавца, как и моя семья. Только что мне теперь со всем этим дерьмом делать? Я не мог держаться от неё подальше, потому что чувствовал сильную тягу и никогда ранее не испытываемое мною желание защитить. Это всё слишком бредово, потому что единственным человеком, от которого её нужно было защищать, был я сам.       Я вернулся в игровую и подошел к Анастэйше. Она продолжала сидеть с опущенной головой и пялиться на свою окровавленную руку. Я должен был присесть на корточки перед ней, чтобы облегчить её положение, достучаться до неё, но ублюдок во мне слишком прочно контролировал поведение, и я крепко взял её за подбородок, заставив взглянуть на меня. - Ты же помнишь, Анастэйша. Всегда смотри мне в глаза, чтобы не произошло. - Да, сэр, - она без промедления хрипло прошептала ответ, но теперь это обращение звучало совсем по-другому, оно заставило моё тело напрячься, но не от удовлетворения, а от непонятной неуместности. Да, я был доминантом, извращённым садистом и во время жесткого секса бурно кончал от полного контроля и власти над своими нижними. В большинстве случаев я делал это с опытными, осознающими своё положение сабами, иногда были моменты, когда я, принимая участие в клубе, позволял себе посвящать в тёмный мир совершенно невинных рабынь. Но почему-то именно сейчас мне жутко хотелось услышать свое имя, произнесённое её тонким нежным голосом. И сжав её подбородок, я озвучил своё желание: - Нет. Назови меня по имени. - Кристиан. Да, Кристиан, - на последнем слове её голос надломился, потому что она опять сглотнула ком от вновь скопившихся слёз. Я ловил их на её щеках большими пальцами и провел влажной подушечкой по её пересохшим губам. - Молодец, - и, наклонившись к её голове, я поцеловал Анастэйшу в макушку, от чего она громко выдохнула, словно мой поцелуй утолял её боль. Дать ответ на вопрос, почему сейчас я поступал с ней подобным образом, я не мог. Было ощущение, будто я не владею собственным разумом и собственным телом, будто кто-то загипнотизировал меня и я безропотно исполняю приказы моего подсознания. Именно поэтому я опустился перед ней на колени и взял в руки трусики, чтобы одеть её. Чёрт знает почему, но её обнаженность делала Анастэйшу ещё больше уязвимой, и моё новое маниакальное желание защищать снова стало пульсировать в мозгу. Не разрывая зрительного контакта, я просунул её ступни в маленькие чёрные кружевные трусики, продвигая их по голым ногам. Когда нижнее бельё встретило преграду дальнейшему движению в облике кровати, я тихо приказал: - Обопрись на меня и приподнимись.       Уткнувшись здоровой рукой мне в плече, Анастэйша подняла попку и привстала на дрожащих ногах. Когда украшенный тонкими каштановыми волосками холмик оказался напротив моего лица, я ощутил пряный запах женской сущности. Нет, это не было веяние возбуждения, нет, лишь естественный нежный и сладкий запах самой Анастэйши. Мне даже стало почти стыдно, потому что в такой неподходящей ситуации, немедленно реагируя, мой член дёрнулся в трусах, напоминая о своём существовании. Я поднялся, скользя взглядом по её телу, по сморщенной от шрамов коже, и то место, где у остальных людей располагалось нормальное сердце, неприятным образом защемило. Когда наши глаза встретились, я заметил её растерянный непонимающий взгляд и ответил на этот немой вопрос: - Сейчас я покажу тебя своему доктору. Она осмотрит твою руку и скажет, всё ли в порядке. Для этого я хочу тебя одеть. - Кристиан, я… Что ты сделаешь со мной? Пожалуйста. Я знаю, что не могу тебя ни о чём просить, но… Я приму всё, лишь… Мне нужно быть готовой к чему-то одному. Скажи мне, пожалуйста, - широко распахнутые глаза блестели, а губы дрожали, когда она произносила это, прижав руку к груди. Черти! Если бы я знал ответ на этот вопрос? Я крепко закрыл глаза, ища подсказку в темноте сознания, но слышал лишь гулкие удары сердца. Я приложил указательный палец к её губам: - Позже. Сейчас я хочу разобраться с твоей ладошкой. Подними руки ненадолго.       Отступая, она покорно покивала головой и, нахмурив от боли брови, подняла руки вверх, когда я опустил на обнаженное тело свою футболку. Анастэйша сразу утонула в ней, настолько хрупкой и маленькой она казалась. Она несколько секунд рассматривала свою новую одежду, после чего посмотрела на меня с такой благодарностью, какой мне ещё никто не оказывал. Я понял, эта была радость от того, что она больше не голая. Потом она тихонько спросила: - Доктор придет сюда? - Нет, Анастэйша. Она ждёт нас в моей квартире, - медовые глаза мгновенно округлились и прежде, поджав губки и нервно сглотнув, она сказала: - Я не смогу идти. Мои ноги слишком дрожат. - Этого и не предполагалось.       После этих слов я наклонился и поднял её на руки, а она нежным голосом, от которого внутренности внутри меня стягивались в крепкий узел, задала вопрос: - Кристиан, можно мне кое-что сделать? - Думаю, что ты можешь попробовать.       Очень медленно она потянулась своей головой ко мне, на секунду приостановившись в расстоянии волоска от моей головы, и прильнула горячей розовой щёчкой к моей влажной от пота щеке. Когда кожа прикоснулась к коже, Анастэйша облегченно вздохнула, будто бы наконец-то оказалась в том месте, в которое долгое время мечтала попасть. Блядь. Я был очень зол на себя за это, но мои чувства были идентичны её, и когда она неосознанно потерлась об меня, устраиваясь в моих руках удобней, я крепче сжал её тело, закипая от возбуждения. Я прорычал ей в ухо и она вздрогнула от неожиданного звука: - Анастэйша, не ёрзай, если не хочешь остаться в этой комнате до утра. - Извини. Я… этого больше не повториться. - Повториться. Но позже, - выплюнул я с неоспоримой уверенность.       Когда я нёс её сквозь комнату, которая была местом её заключения, она напряглась, вспоминая тяжелые события, сгребла тонкую ткань моей промокшей футболки в кулачок и теснее прижала ко мне лицо. Мы прошли мимо знакомого Анастэйше матраса, и она инстинктивно отвернулась, в результате чего наши губы соприкоснулись, но она сразу же ахнула и отпрянула. Мне это не понравилось, совсем. - Нет. Верни свои губы обратно.       На её красивом личике отобразилось несколько эмоций: испуг, недоумение и растерянность, но она повернула голову на несколько градусов ближе ко мне, и я вновь ощутил этот райский вкус и аромат. Дрожь пронеслась вниз по позвоночнику и я решил её похвалить, шевеля ртом и задевая пересохшую кожу на её губах: - Молодец, - после чего я, поддаваясь сжигаемому внутреннему желанию, прошелся языком по её сладких пухлых губах, смачивая их, - Когда мы будем наверху, я дам тебе попить. - Ох, даа. Спасибо, - то ли она действительно простонала благодарность так сладострастно, то ли я совсем рехнулся от тяги к этой девчонке. Кристиан, твою мать, приди в себя! У неё разрезана рука и всё, что ей нужно сейчас, это ватный тампон, антисептик и иголка с ниткой, а не твой твёрдый член! - Потерпи немного, - повторил я, когда мы вошли в лифт. - Ты не должен этого делать. Я не заслуживаю этого, - она отпрянула и посмотрела на меня. - Анастэйша, перестань говорить, сейчас же. Ты устала, тебе больно и тебе нужна помощь. Немедленно сомкни свои красивые губы и не заставляй меня выходить из себя.       Она обреченно вздохнула, но решила смириться, когда я рукой с угрозой сжал её бедро. Снова её слова заставили сердце в моей груди отчаянно забиться сильнее, когда я осознал, что через несколько мгновений дочь моего врага окажется в моей постели, и я отнесу её туда на собственных руках. Нам ещё о многом предстоит поговорить. Она должна рассказать мне всё очень подробно. И пусть я сошел с ума, но тело этой девушки, тесно прижатое ко мне, её запах, её слёзы и голос, её сила и разум, делали меня более живым, более свободным. Мысль прожгла моё сознание: я никогда её не отпущу. И я замотал головой в непонимании такого изменения, от чего ощутил трение нашей кожи, которое сразу меня успокоило. Какого чёрта?