Иди на мой голос

Седьмое правило волшебника гласит: Жизнь - это будущее, а не прошлое. (1) Тепло. Бальзак поудобнее приткнулся к источнику удивительно умиротворяющего тепла и глубоко вздохнул. Момент, когда он провалился в глубокий сон стерся из памяти: вот он лежит, вцепившись изо всех сил в Наполеона, и тут вдруг уже проснулся. Впрочем, почти в той же позе - уткнувшись носом куда-то в районе груди Наполеона. Своими шевелениями он его разбудил: рука, державшая его поперек туловища дрогнула и усилила хватку. Над ухом послушалось сопение. - Уже вставать? - Сонно пробормотал Наполеон, зарываясь лицом в волосы Бальзака. - Ща-ща-ща, вот еще пару секундочек, и встану, ага-хр-р-р-р... - Наполеон снова засопел, и Бальзак решил осторожно выбраться из-под Наполеона, одеяла и вообще из кровати. Руку скинуть себя-то удалось, но её владелец, видимо, это почувствовал, поэтому в следующий момент Бальзака сгребли в охапку и вернули на место. Попал! Пока Бальзак жил с Жуковым, в их доме было железобетонное правило: пока Жуков спит, он лежит тихонечко и не дыша, чтобы не разбудить. Если правило нарушалось, было очень и очень больно. Почему - оставалось загадкой. Бальзак, оказавшись нос к носу с Наполеоном, инстинктивно сжался и зажмурился в ожидании удара. И ещё больше сжался в ужасе, когда вместо удара получил лёгкое касание губ на виске. Система давала критический сбой - Бальзак совсем не привык к такому обращению с собой и теперь вообще не понимал что делать и как себя вести: сердце стучало где-то в горле так быстро, что еще немного - и его можно будет выплюнуть. - Опять испугался призраков прошлого? - прямо над ухом и слишком внезапно. Бальзака раздирали противоречивые эмоции и желания - с одной стороны где-то глубоко в душе ему хотелось подставляться под подобные прикосновения: они определенно были приятными, а с другой - ему хотелось вывернуться и сбежать куда подальше, или, на крайний случай, ляпнуть что-то неприятное, ядовитое. Вышло нечто среднее. - А сам как думаешь, - глухо проворчал Бальзак, но не пошевелился. - Именно так и думаю, - Наполеон усмехнулся, - а ещё я думаю, что тебе придётся отпустить прошлое и начать учиться мне доверять. - Ага, конечно. Уже бегу. - Опять бухтишь! - А что ты ожидал? - Бальзак-таки взорвался и начал плеваться ядом. - Что я полечу к тебе, спасителю, со всех ног? Конечно, вотпрямщас! Вот ни секундочки не сомневаясь, ринусь в объятия спасителя! Доверия полные штаны! - спустя ещё пару секунд он начал яростно вырываться, изрыгая все известные проклятия, и перемежая их с какими-то осмысленными фразами вроде "Да отпусти!", "Хватит играть!", "Не верю!" и прочее. Наполеон молчал и крепче прижимал к себе Бальзака, который наконец-то начал высказывать свои настоящие мысли и эмоции, а не заученные фразы. Наполеон был терпелив: он стоически молчал, выслушивая поток ругательств. Высказавшись, Бальзак обмяк в объятиях и замолчал, прижимаясь лбом к груди Наполеона. Он выглядел как воздушный шарик, из которого разом спустили весь воздух. Закрыв глаза, он слушал шум крови в собственных висках; слушал стук сердца человека, который все это время молча терпел его выходки и ни разу не разозлился. Повисла тишина. Бальзак дышал, словно после долгого бега. Внутри него продолжалась невидимая война: разум, страхи и эмоции вели непримиримую войну, раздирая на части. Слабо цепляясь пальцами за плечи Наполеона, Бальзак, отчаянно сопротивляясь самому себе выдавил единственное "прости".