Шурави

Королевство Афганистан, Пагман, 01 сентября 1926 года - Признаюсь, меня несколько смущает нынешняя политика вашего руководства. Его заявления весьма… оригинальны и они, будем говорить начистоту, оттолкнули от вас многие влиятельные страны. Но в то же время воплотить все эти громкие заявления в реальность никто не спешит. Пользуясь тем, что у Брагинского рот оказался занят пирожным, ответил Старк: - Империалистическая и Гражданская войны нанесли всем народам СССР огромнейший урон. Поэтому партия и товарищ Ленин сочли, что с масштабными реформами стоит несколько повременить, позволив экономике оправиться перед этим колоссальным рывком. К тому же, - скользнул он взглядом по Ивану, - детей в школу положено отдавать лет с 7, а не с рождения. Союз возмущенно фыркнул на последнюю фразу, разбрызгивая капли чая и крошки изо рта. - Я не ребенок! Королева прикрыла лицо веером из больших павлиньих перьев, на лице у ее отца не дрогнул ни мускул, а Шарбат опустила глаза и стиснула в пальцах зеленый шелк. Почему-то эти мелкие выходки со стороны Брагинского вызывали у нее странное смущение и досаду. Сознательного неуважения в них не было ни капли, но… почему-то ей казалось, что таким поведением Союз позорит не только себя, но и ее. Хотя, что у них общего? Хвала Аллаху, Аманулла-хан из-за срочных дел ушел сегодня рано и большую часть этого «представления» не видел. Но и не слышал многих странных слов, которые Союз ронял беззастенчиво, и не слишком заботясь, как их могут воспринять собеседники. Поняв, что над ним смеются, Брагинский обиделся, окостенел, стал вести себя нарочито опрятно. Но надолго его – все это понимали - не хватит. Сама же Афганистан весь вечер просидела, как на иголках. Малая комната для приема гостей была обставлена в европейском стиле, как и сама эта встреча – и все это Шарбат изрядно стесняло и вынуждало вести себя неестественно. В итоге большую часть времени она тенью просидела на своем месте, почти не вмешиваясь в разговор – из опасений сделать или сказать что-то не то. И любопытные взгляды, что иногда бросал на нее Союз, делу совсем не помогали. Свет играл на столовых приборах, дрожал на боках тонкого фарфора и на золоте ее украшений. - Да, думаю – это уважительная причина, - наконец, заговорил Махмуд Тарзи, - и все же каким образом все заявленные лозунги собираются приводить в жизнь? По моему опыту – пусть он не идет ни в какое сравнение – реформы стоят очень дорого, далеко не всем по душе и полного успеха не гарантируют. - Хоть я и участник событий Великого Октября, но сейчас уже не столь близок к руководству страны, чтобы знать что-то больше того, что известно обычным гражданам. Поэтому что я могу сказать сейчас? Лишь то, что индустриализация будет проводиться по утвержденным планам длительностью пять лет каждый. И что списки возводимых объектов и источник ресурсов будут согласовываться на каждую «пятилетку». Многие товарищи считают, что для «Великого перелома» достаточно выполнения четырех-пяти пятилетних планов, но есть и те, кто верят, что хватит одного-двух. - За пять-десять лет пройти путь, который у других стран занял сто или даже триста? – удивленно спросила королева. - Воля партии несокрушима. И у нас уникальный народ, да… - опять скосил полпред глаза на хмурого Брагинского, который тоже решил высказаться. - Выбора у нас нет. Или я провожу индустриализацию, или империалисты мне голову открутят. Тарзи перевел взгляд на него, поправил на переносице тяжелые очки с круглыми стеклами. - Да и для Мировой революции нужна не только распродажа ценностей царской семьи и разоренных храмов, полагаю? И МССР – Мировой Советской Социалистической Республики, как на самом деле звучит ваше имя – так не создашь? От этих слов – в обычной ситуации для министра иностранных дел, особенно для велеречивого Тарзи, немыслимых – у Старка вытянулось лицо, а Россия мигом «повзрослел». Видимо, подобные выпады были для него не в новинку и серьезность их он под сомнение не ставил. Начинался действительно серьезный разговор. - Если вы читали мою Конституцию – то отлично знаете, что зовут меня все же СССР. МССР – дело отдаленного будущего и столицей ее вполне может стать не Москва, а Берлин, Лондон, Вашингтон или даже Пекин и Токио. И Мировая революция вовсе не означает непременного вооруженного захвата власти или территорий. Хоть в России все и вылилось в такую форму. Мировая революция будет вызвана не политикой какого-то государства - вообще для ее начала наличие коммунистических стран на планете желательно, но вовсе не обязательно - а нарастающей глобализацией, из-за которой рано или поздно тесно переплетутся между собой экономики и культуры всех народов. После чего неизбежно возникший – из-за особенностей капитализма и ограниченности ресурсов – кризис приведет к революционным движениям и к реформам по всему миру, к пересмотру уже сложившейся глобальной системы. Неважно как будет называться эта новая система. Главное, чтобы по своей сути она была коммунистической. И таковой она будет. - А если мировая система не будет пересмотрена? Брагинский пожал плечами: - Что ж… тогда здравствуй, новый каменный век или в лучшем случае Средневековье - так как ресурсы Земли не безграничны. Здесь я согласен с мальтузианцами. Но совершенно не согласен со сделанными ими предложениями – с ограничением рождаемости, перераспределением ресурсов в пользу развитых народов и тем более – с физической ликвидацией «народов второго сорта». И дело здесь не в мещанской морали и показном гуманизме. Всей этой толстовщиной и достоевщиной я, в отличие от России, не страдаю. Просто это тупик. Тупик и для цивилизации, и для человечества в целом. Переведение проблемы на другой уровень, а не ее решение. Разорвать порочный круг можно или полным изменением системы хозяйствования, или выходом человечества в космос, через освоение им ресурсов иных планет. Все это было сказано спокойно, с полным осознанием значения слов и своей уверенности в них. Лишь под самый конец речи Шарбат осознала, что слушает с раскрытым ртом, а на щеках у нее цветет тот же румянец, что и почти полвека назад, когда Брагинский внезапно улыбнулся ей, прячущейся в коридорной тени. Поняла это и разозлилась. Остро захотелось сказать какую-нибудь гадость, лишь бы развеять этот морок и убрать эту самоуверенность из его голоса. Как может человек или даже воплощение страны говорить так, словно он – неуязвим и бессмертен, всеведущ и всемогущ? - Вы думаете это и впрямь возможно? – в голосе Сорайи Тарзи теперь звучало даже не удивление, а недоумение, - Признаюсь, я вас слушаю, как какого-то сказочника. И не могу понять, во что мне не вериться больше – в полеты на другие планеты или в озвученный вами идеал пересмотра этой, еще даже не созданной мировой системы. Право, я ставлю на последнее – ваша европейская наука приучила нас к чудесам… Но о людях вы рассуждаете – и сейчас, и вообще - так, словно они или вы сами с другой планеты. - Когда к принятию того или иного решения подталкивает вопрос жизни или смерти – люди склонны внимать голосу разума. К тому же задачей партии и моей является воспитание нового человека – смелого, самоотверженного, бескорыстного, образованного, который поможет человечеству облегчить данный переход. - Стало быть, обычные люди вам не по нраву и вы хотите их «исправить»? Пророк учил, что по земле ходит огненный дух, который отказался поклониться Адаму, как высшему творению Аллаха, и был за это низвергнут с небес… - Шарбат поняла, что говорит вслух лишь, когда все присутствующие обернулись к ней. - Нет, боюсь, что вы не совсем правильно… - торопливо заговорил полпред, тогда как Брагинский улыбнулся – как-то странно и победительно. - Ты тоже считаешь меня Сатаной или его слугой? - Есть и другие, кто так считает? – Шарбат вздернула подбородок выше, чтобы не видеть устремленных на нее взглядов. На спине выступил пот, платье начало липнуть к коже. - Да, - весело ответил Союз, - Только обычно меня обвиняют в преследовании религий и разграблении храмов, растлении женщин и молодежи, разрушении традиционного уклада жизни народов и тем самым - в уничтожении этих народов. Ведь дремучесть и отсталость – тоже привычная часть «образа жизни» большинства стран Земли. Как можно их лишать этой «уникальной черты»? Но вот такое вот обвинение мне, если честно, в новинку. И уж оно-то совершенно несправедливо! Ведь если бы я считал людей неспособными развить в себе лучшие качества и победить свои пороки – то не начал бы и огород городить! - Как же ты собираешься одолевать людские пороки, если отказываешься от великих учений прошлого? Неужели ты и впрямь думаешь, что коммунизм сможет заменить хотя бы христианство? Брагинский улыбнулся – знакомо; так, что из-под раскрасневшихся, искусанных губ – показались зубы. - Все эти «великие учения» – простая говорильня, которая за тысячи лет не дала миру ровным счетом ничего. Человеческие слабости произрастают из нищеты и темноты народных масс, в которой они пребывают. В которой их держат. Если дать низам поистине хороший хлеб и не зрелища, а образование, а верхи держать под неусыпным контролем – то уже через пару поколений вы не узнаете человечество! - «Накорми, а потом требуй от них добродетели», как говорил Великий Инквизитор. И почему любая Утопия, порожденная разумом ваших ученых мужей – всегда темница со стеклянными стенами между камерами и всеобщими доносами? – негромко произнес Тарзи, но его вопрос остался без ответа. Шарбат рассмеялась, не чувствуя охватившей все тело мелкой дрожи: - Ты считаешь, что все бедные – благи, а богатые – нечисты? Но ведь это не так. Есть те, кого не облагородит никакое богатство и знания, а есть те, кто и в хижине, и во дворце – чист и праведен. Дав людям хлеб и тепло, и свободу, и знания, ты не исправишь их и на маковое зерно. Ты лишь… как ты сказал «поднимешь проблему на другой уровень», где человек, лишенный потребности тяжело трудиться, будет маяться от праздности, или где его пороки придется объявить добродетелями. Когда человек не чувствует себя счастливым – нет такого хлеба, что утолит его голод. - «А вне Бога и его благодати – счастья человеку нет». Слышали – знаем. Правда, в Европе давно уже нет тех, кто говорил бы эти слова с подобной искренностью и верой. Бог и традиция мешают им еще больше, чем мне. Хоть там еще и ходят к обедне. Шарбат стиснула руки в кулаки и заставила себя взглянуть Брагинскому прямо в глаза. Наверное, это была лишь игра света, но ей и впрямь на миг почудилось, что в глубине его зрачков видны отблески пламени, да и вся фигура будто объята огнем. Они оба раскрыли рты, но прежде чем успели произнести хоть слово, вновь зашуршал веер и сквозь бухавшую в висках кровь донесся голос королевы: - Думаю, стоит отложить этот разговор на другое время. К чаю он не годится совершенно. Леонид Никола-йе-вич, - растянула Сорайя чуждое для родного языка сочетание звуков, - Как идут дела у вашего друга-исследователя, для которого вы просили разрешения на посещение Нуристана? Старк перевел дыхание и тоже с радостью переключился на другую тему: - Товарищ Вавилов сейчас находится в родном краю вашей матушки, в Сирии. Передает приветствие из дорогого вашему сердцу Дамаска и еще раз благодарит за возможность исследовать здешнюю природу, даже в самых дальних и горных провинциях. Насколько мне известно, все собранные материалы будут использованы при написании большого научного труда. - Надеюсь, мы получим от него экземпляр этой книги. Я действительно возлагаю на его исследования земледельческих культур Афганистана большие надежды. Разговор вернулся в прежнее русло. Союз опять начал дурачиться, и Махмуд Тарзи больше не пытался спровоцировать его на откровенность. Судя по задумчивому выражению лица, ему требовалось время, чтобы как следует обдумать уже услышанное.

***

Странные гости, наконец, ушли, и Шарбат тоже собралась на женскую половину, но внезапно раздавшиеся в тишине слова заставили задержаться: - Когда или если он войдет в полную силу, это будет страна страшная, но великая. Или великая, но страшная. Махмуд Тарзи рассеяно приподнял небольшую свою папаху и, смахнув пот со лба, водрузил ее обратно. - Пока единственное в чем он преуспел – наживание себе врагов, - холодно ответила Шарбат, еще злая на Брагинского за их разговор, - Хотя, возможно, мне и не стоило… - Нет, ты сказала все правильно. Я и сам часто думаю об этом. В жизни твоего народа нужны перемены – не спорь, пожалуйста - они нужны. Но какова может быть цена? Еще лет десять назад Россия считалась самой строгой и стойкой в вере страной Европы, а что твориться на ее земле сейчас? Что за противное Творцу безумие там творилось все эти годы? И как нам отделить зерна от плевел? Как взять нужное, но не потерять себя? Ведь он совершенно прав – в Европе любая религия сейчас лишь временный попутчик, отмирающий обычай, уже лишившийся корня и смысла. Но… - Но при этом они сильнее всего остального мира вместе взятого. Откуда у них – даже не у неверных, а у безбожников такая мощь, такой ум и такое богатство? - Верно… Меня, - вздохнул министр, - нельзя назвать особо твердым в вере, но порой и мне, когда я встречаюсь с их послами, кажется, что я говорю с людьми, давно отдавшими свои души во власть Иблиса. Но интересно было бы узнать, чем Марид подкупил такого, как Россия? Неужели было достаточно заурядного золота или жажды власти? Он не выглядел тем, кого можно купить так дешево. Шарбат промолчала. Хотя об ответе догадывалась. Все воплощения любят своих людей и хотят сделать их счастливыми. Вот только как выглядит счастье для европейцев, в чьем небе есть лишь небесные светила и пустота? - Меня куда сильнее волнует – как жить возле такого "подарка судьбы". - Как возле открытого пламени, - устало усмехнулся Тарзи, - Про русских часто говорят, что они – огонь в ледяной оправе, под спудом морали и царской власти. И так оно и есть - людям с меньшей волей к жизни и страстностью желаний не выжить в их краю. Революция это ледяное стекло расколола, а большевики старательно подливают в огонь масла и остановятся лишь, когда у самих пятки затлеют. Но это будет их проблемами. Ты же любуйся на него издали, грейся, готовь пищу. Но пусть Аллах всемогущий и всеведущий избавит тебя даже от мысли погрузить в пламя руки или отнестись к нему без должной серьезности. Как бы странно или смешно он себя не вел. Огонь не терпит к себе неуважения.

Вся Русь - костер. Неугасимый пламень Из края в край, из века в век Гудит, ревет... И трескается камень. И каждый факел - человек. Не сами ль мы, подобно нашим предкам, Пустили пал? А ураган Раздул его, и тонут в дыме едком Леса и села огнищан. Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров - Народный не уймут костер: Они уйдут, спасаясь от пожаров, На дно серебряных озер. Так, отданная на поток татарам, Святая Киевская Русь Ушла с земли, прикрывшись Светлояром... Но от огня не отрекусь! Я сам - огонь. Мятеж в моей природе, Но цепь и грань нужны ему. Не в первый раз, мечтая о свободе, Мы строим новую тюрьму. Да, вне Москвы - вне нашей душной плоти, Вне воли медного Петра - Нам нет дорог: нас водит на болоте Огней бесовская игра. Святая Русь покрыта Русью грешной, И нет в тот град путей, Куда зовет призывный и нездешной Подводный благовест церквей.

Примечания: Автор напоминает, что слова персонажей далеко не всегда выражают авторское мнение по тому или иному предмету и не претендуют на изречение сферической истины в вакууме. «Хоть я и участник событий Великого Октября»: После февральской революции Л.Н. Старк редактировал большевистскую газету «Волна» в Гельсингфорсе, распространявшуюся среди матросов Балтийского флота и пользовавшуюся у моряков большой популярностью. Проявил журналистские и организаторские способности, давшие затем основание назначить его комиссаром информационного агентства. 25 октября (7 ноября) 1917 года отряд из 12 балтийских моряков под командованием комиссара Военно-революционного комитета Леонида Старка занял здание Петроградского телеграфного агентства на Почтамтской улице. Первые сообщения о революционных событиях в России, написанные Старком, были оперативно переданы агентствам и газетам всего мира. Идея создания МССР была записана в Конституции СССР 1924 года, но уже в 1925 году политический курс меняется на идею «строительства социализма в отдельно взятой стране». В 1929 году в ходе внутрипартийной борьбы наиболее ярые сторонники идеи мировой революции были отстранены от власти, а в Конституции 1936 года МССР уже не упоминается. «Накорми, а потом требуй от них добродетели», как говорил Великий Инквизитор. Имеется в виду персонаж из вставной притчи романа «Братья Карамазовы» Достоевского. Слова обращены к пришедшему второй раз в мир Христу, которого христианин-Инквизитор отправляет на костер, как еретика. «вы просили разрешения на посещение Нуристана» Нуристан (Карифистан) с 1919 года был провинцией, закрытой для посещения иностранцами. По итогам нескольких советских экспедиций, прошедших в 1924-27 годах, генетиком и селекционером Николаем Вавиловым была написана монография «Земледельческий Афганистан». В фанфике использован отрывок из стихотворения М.Волошина «Китеж», 1919 года.