Обычно, когда видишься с человеком каждый день, ты не замечаешь, как он меняется.
Две недели пролетели буквально в один миг. Кажется, только вчера Гермиона разговаривала у квиддичного поля с Гарри Поттером, и вот уже тут и там можно встретить учеников, которые, отрабатывая свои наказания, развешивают украшения, готовя замок к празднику. Канун Дня Всех святых — один из наиболее любимых праздников у студентов Хогвартса, потому как на праздничном ужине столы буквально ломятся от еды, что превосходит все ожидания своей оригинальностью. И каждый год домовые эльфы умудряются придумывать все новые и новые блюда для учеников. Это, вроде, и здорово, но Гермиона не питала особой любви к этому пиру. Только из-за того, что студенты превратили Хэллоуин в День Всех обжор. Но, слава Мерлину, хотя бы сам замок они обошли стороной и не сделали из него какой-нибудь пряничный домик. Хогвартс выглядел пугающе великолепно во всех этих украшениях. И вот это Гермионе как раз и нравится. А еще ей нравится то, что она может со стопроцентной уверенностью заявлять, что сегодняшний день не принесет ровно никаких сюрпризов, ведь она продумала свое тридцать первое октября досконально. Буквально по минутам. В этом совершенно не было необходимости, но ей, признаться, уже надоели все эти неожиданные моменты вроде внезапно исчезающего и также внезапно появляющегося Малфоя, подкинутого рисунка ее же непонятно чьего авторства или Поттера, постоянно ввязывающегося непонятно куда. Как, например, вчера: он снова вышел из себя на уроке Амбридж, и та, видимо, не выдержав, отправила Гарри к профессору Макгонагалл. Позже в библиотеке Гермиона высказала Золотому мальчику, какой он идиот. «Не буди спящего дракона, Поттер», — она процитировала ему девиз Хогвартса. Впрочем, это было первое, что она сказала ему с тех пор, как он дал ей зачарованный золотой галеон. И иногда Гермиону посещала мысль, что Поттер просто провел ее, сославшись на Протеевы чары, а сам просто дал ей обыкновенную фальшивку, не представляющую ценности. И из-за этого злилась на саму себя, но быстро успокаивалась, все еще надеясь, что Поттер не поступил бы как… змея. — Ты Гермиона Грейнджер? — погруженная в свои мысли, Гермиона резко останавливается, когда слышит, как к ней обращается высокий девичий голосок откуда-то снизу. Грейнджер опускает взгляд и видит перед собой темноволосую пуффендуйку, что стоит перед ней со сложенным листком пергамента. Гермиона кивает в ответ на вопрос, немного сбитая с толку, и девочка тут же протягивает ей пергамент. Отдав бумагу, она немного нелепо, по-детски улыбается и, обогнув Гермиону, спешит прочь, теряясь в толпе. Грейнджер даже не успевает ничего ответить. Хочет крикнуть что-то вдогонку девчонке, но передумывает и, отойдя к окну, разворачивает пергамент, предварительно убедившись, что до нее, как всегда, никому нет дела. — Твою ж мать, — срывается с губ, когда, раскрыв послание, она видит себя. В том же карандаше, что и на первом рисунке, но уже совсем в другой обстановке. Здесь она сидит в библиотеке, уткнувшись в домашнее задание. Нахмуренная, немного уставшая, но не отступающая перед сложным заданием. Окруженная нужными ей книгами, вернее, огромными старыми фолиантами, в которых, она уверена, уж наверняка ей информация, способная помочь ей написать тот доклад для Бинса по восстанию гоблинов в тысяча шестьсот тридцать седьмом году. Она знает это, потому что писала этот доклад буквально два или три дня назад и очень сильно мучилась с ним. В тот вечер она просидела много дольше полуночи, заверив мадам Пинс, что обязательно уберет все книги перед тем как уйти — Гермиона пользовалась доверием библиотекарши. Гермиона стоит у окна и понимает, что весь ее план по избежанию сюрпризов сегодня рушится, как чертов карточный домик, и даже полное его планирование никак не сможет ей помочь. Уже точно не сможет. Потому что Гермионе это кажется настолько странным, что в душе тут же зарождается желание узнать, кто же этот таинственный художник. Розыгрыш все это или нет, но ей обязательно нужно это узнать, иначе бессонные ночи гарантированы. Ей нужно срочно отыскать ту девочку, что отдала ей рисунок — уж ей-то точно известно. Не привидение же дало ей этот рисунок. А значит, пуффендуйка знает нужного сейчас Гермионе человека. Но вот только девчонка испарилась, стоило Грейнджер взять в руки лист пергамента, а с какого она курса, Гермиона не имела понятия. Она смотрит на часы и с неудовольствием отмечает, что до обеда еще два часа. Просто так спокойно отсидеть нумерологию она не сможет! Это выше ее сил. Порой любознательность и любопытство шли только ей во вред, да. Качая головой, Гермиона складывает пергамент и убирает его в сумку. У нее нет выбора. Все равно раньше обеда она не сможет отыскать девочку, ведь она не знает ее расписания, а вот в Большом зале шансы увидеть ее возрастают. Так что ей остается только ждать, а пока — отправиться на урок в надежде, что она сможет нормально сосредоточиться на нумерологии.***
Как только звенит колокол, Гермиона буквально срывается с места и первой выскакивает из класса, на ходу запихивая учебники в сумку. Ей нужно как можно скорее оказаться в Большом зале. Ей нужно как можно скорее найти пуффендуйку. Неразгаданные загадки всегда сводили Грейнджер с ума. Внутри буквально колотилась о ребра чертова необходимость разгадать эту тайну. Она бежит по лестницам, перескакивая через несколько ступенек, едва тормозит на поворотах и не обращает внимание, если случайно сбивает кого-то из студентов, лишь бормоча себе под нос извинения, которые, кроме нее, никто не слышит. Она пару раз чуть не падает, едва избегая вывиха лодыжки или выбитых зубов. И приходит в себя лишь у дверей Большого зала, куда постепенно стекается народ на обед. Переводит дыхание, приглаживает растрепанные волосы и пытается угомонить сердце, грозящее в эту же секунду выскочить из груди. — Грейнджер! — слышится сзади чей-то крик, тонущий в гомоне, вызванном разговаривающими студентами. — Грейнджер, мать твою! Грейнджер! Гермиона слышит и оборачивается на зов, все еще тяжело дыша. Перед ней, буквально в метре, резко тормозит Блейз и тут же сгибается пополам, опершись о колени и переводя дух. — Может, тебе в квиддич вместо снитча попробоваться, а? — отшучивается. — За тобой просто невозможно угнаться! — Забини? — немного удивляется Гермиона, пропуская мимо ушей абсолютно все его слова. — Что случилось? И мысленно молится, чтобы он говорил побыстрее, потому что ей, черт возьми, все еще нужно найти ту девочку-пуффендуйку, которая может исчезнуть из зала в любую минуту, а потом ищи-свищи ее до вечера. — Ты обронила, когда выбегала из кабинета, — объясняет Блейз, протягивая Гермионе развернутый листок пергамента, на котором, черт, изображена она в библиотеке. Глаза Грейнджер тут же округляются, а во взгляде появляется некий страх и смущение одновременно. Она быстро вырывает из рук Блейза рисунок и, свернув, запихивает в сумку. И, закусив губу, поднимает глаза на слизеринца. — На мой взгляд, неплохо получилось. У кого же это такой талант к рисованию? Усмехается. Но как-то… по-доброму, что ли. Как будто он не хочет издеваться или смеяться над ней. Это успокаивает Гермиону, и она немного расслабляется. По правде говоря, она была на шестьдесят процентов уверена, что Забини отнесется к этому по-взрослому и вместо того, чтобы показать своим друзьям и посмеяться, отдаст рисунок ей. И все же она была очень благодарна мулату. — Я не знаю, — пожимает плечами Гермиона. — Спасибо, что вернул. Хотя мог показать кому-нибудь, и у слизеринцев появился бы новый повод для насмешек. — Это слишком по-детски, ты не находишь? — Блейз улыбается ей, отчего на душе становится как-то полегче, словно тяжелый груз из собранных враждебных взглядов стал немного легче. — Да, — соглашается Гермиона, делая несколько шагов назад. — Слушай, мне нужно идти. Я спешу. Э, еще раз спасибо, что вернул рисунок. И, отвернувшись от юноши, Грейнджер быстрым шагом входит к Большой зал и направляется к барсучьему столу. Идет вдоль него, ища среди десятков студентов ту темноволосую девочку. И — бинго! Та сидит почти в самом конце, с каким-то мальчиком. Они о чем-то весело переговариваются, кажется, мальчик рассказывает девочке какую-то историю. Напротив них Гермиона видит ряд свободных мест и тут же направляется туда. Садится напротив и внимательно смотрит на девочку. Та явно узнала Гермиону — глаза ее тут же округлились, как недавно у Грейнджер, и она немного приоткрыла рот от неожиданности. — Кто дал тебе тот пергамент? — решив не тянуть, выпаливает Гермионе, строго смотря на пуффендуйку в надежде, что та окажется сговорчивой. Но девочка молчит, кажется, все еще немного удивленная тем, что слизеринке-пятикурснице от нее что-то нужно. — Ну же, пожалуйста. Это очень важно. Ты можешь мне сказать, кто попросил тебя передать мне пергамент? — Я… я не знаю, — своим высоким голоском робко отвечает девочка, кусает губу и продолжает под непонимающий взгляд Гермионы: — он не назвался. Он лишь попросил передать листок «Гермионе Грейнджер, светловолосой девушке из Слизерина». И указал на тебя. — Указал? — переспрашивает Гермиона. — Он был в том коридоре? — Ага, — кивает пуффендуйка. — Он был за углом. Не хотел, чтобы ты его видела. — Как он выглядит? Ты можешь его описать? — Н-нет, — голос девочки слегка дрожит, словно она боится Гермиону. И Грейнджер старалась не обращать на это внимание. Она понимала, почему девочка боится ее — слизеринка, лезущая с вопросами, и сейчас немного слишком резкая, слишком пытается докопаться. Наверное, она и правда сейчас выглядит немного пугающе для такого маленького ребенка. — Я могу лишь сказать, что он с твоего факультета. И по взгляду этих детских голубых глаз Гермиона понимает, что больше пуффендуйка ей ничего не скажет. Ладно, надо оставить девочку в покое. В конце концов, она не виновата, что Грейнджер слишком хочет докопаться до правды. Гермиона благодарит девочку и встает из-за стола Пуффендуя. У нее абсолютно нет аппетита, а потому слизеринка плетется к выходу из Большого зала. Она не узнала ничего конкретного, кроме того, что тот, кто нарисовал этот рисунок (или просто решил отдать этот рисунок), является учеником Слизерина. Но от этого не легче, ведь Гермиона знает, что на Слизерине учатся люди, подобные Малфою, Паркинсон, Гринграсс — люди, считающие свой факультет элитой, а остальных — отбросами. Высокомерные и циничные. Неспособные на что-то доброе и хорошее. А значит, это все — один большой розыгрыш, направленный на то, чтобы полностью уничтожить ее, сделать еще большим отбросом, чем она есть сейчас. Где-то в груди гаснет огонек надежды. Все-таки глубоко в душе Гермиона надеялась, что у нее и правда появился поклонник, который не считает ее грязнокровкой и видит в ней не только слизеринку. Что ж, зря. Вдруг Грейнджер останавливается. Она чувствует, как вдруг где-то слева что-то начало быстро нагревать ее кожу, отчего стало немного больно. Она вытаскивает из кармана источник боли и немного удивляется: эта же галеон Поттера. Вот это неожиданность! Гермиона вертит его до тех пор, пока не замечает на ребре монеты сегодняшнее число и время. 19:00.***
— Я поверить не могу, Гарри! — Уизли действительно шокирован и словно не понимает, что вообще происходит. Гермиона стоит рядом с Поттером в огромной комнате с книжными стеллажами, полками с различными полезными приспособлениями для мракоборцев и большим пустым пространством, где хватит места всем двадцати восьми (если Гермиона правильно посчитала) студентам. Здесь присутствуют представители почти всех факультетов, кроме, разумеется, Слизерина, и, наверное, поэтому многие из присутствующих смотрят на Грейнджер с открытой неприязнью, будто видят в ней сосредоточение всех сил зла. И это так чертовски раздражает. Но они не посмеют пойти против воли их лидера (а Поттер, однозначно, был их лидером), так что, можно сказать, Гермиона в относительной безопасности. — Во что, Рон? — голос Поттера звучит спокойно. Он явно ожидал такой реакции со стороны членов их незаконной организации, так что, Грейнджер предполагает, морально готов ко всем вопросам и недовольствам. — Ты вдруг дальтоником сделался? Не видишь цвет ее галстука? — Уизли, однако, этого спокойствия не разделяет. Гермиона едва ли не чувствует эту ненависть, что исходит от Рона, и слегка расправляет плечи, сохраняя молчание. — Если ты не заметил, он зеленый! А знаешь, чей это цвет? Да эта блядь сегодня же побежит рассказывать все Амбридж или Снейпу! Что она вообще здесь делает? — А ты? — Гермиона резко прерывает только открывшего рот Поттера. — Что же ты сейчас не в Большом зале, Уизли? Ты же должен набивать себе живот, тебя же от еды дьявольскими силками не оттащить! Нет, я тебя понимаю, правда. Ведь дома-то редко когда удается поесть: слишком много ртов, слишком мало денег. Не удивлюсь, если твой рождественский обед состоит из помоев, найденных в соседней деревне. — Замолчите оба! — Поттер повышает голос, едва не крича, пресекая эту словесную баталию. — Гермиона Грейнджер теперь часть Отряда Дамблдора. И меня не волнует, Рон, что ты видишь в ней только змею, ясно? Она может нам пригодиться, и я не потерплю, чтобы вы тут грызли друг другу глотки! Какая разница, с какого она факультета, если хочет помочь? Неужели вы не понимаете, что скоро принадлежность к тому или иному дому будет неважна, потому что Волан-де-Морт не станет смотреть на цвет твоего галстука, если ты пойдешь против него! Поттер замолкает, а в Выручай-комнате стоит мертвая тишина. Кажется, он хоть немного, но смог ослабить ненависть членов Отряда к Гермионе, потому как взгляды их стали немного мягче. Но все еще в них видится эта неприязнь. Ну, для одной небольшой речи это уже не так плохо. А Грейнджер вдруг ловит взгляд Гарри, едва ли не доброжелательный, но не без той же толики неприязни, что засела в его голове буквально как заноза, которую сможет вытащить только смена цвета галстука на ее шее. И Гермиона благодарно улыбается краем рта. Поттер кивает и, вздохнув, снова поворачивает голову к ученикам и рассказывает план сегодняшнего занятия. Гермиона внимательно слушает и отмечает, что Золотой мальчик, оказывается, не такой уж и высокомерный, упивающийся своей славой, тупоголовый идиот, который может бесить до чертиков. Вполне себе приятный молодой человек. И он первый, кто встал на ее защиту. — Ну, я думаю, я буду тренироваться с тобой, — как только все ученики стали разбиваться на пары, Гарри подошел к Гермионе. Он улыбается ей, и Гермиона кивает в знак согласия. Она понимает, что никто все равно не захочет заниматься с ней. Так что. — Кто первый? — Давай, я, — предлагает Гермиона, и они отходят друг от друга на нужно расстояние. Грейнджер поднимает палочку: — Экспеллиармус! И палочка Гарри Поттера тут же оказывается в руках Гермионы Грейнджер. Поттер удивлен, но одобрительно кивает, отчего на лице Грейнджер тут же появляется улыбка. Она бросает палочку обратно и повторяет заклинание.