Особенности размножения эльфов в сезон абрикосовой луны

       Рейххи был выше ростом, чем Фрэнн. Немного более мужественный на вид — ну, насколько эльф вообще может выглядеть мужественно. Но характер, как уже понял Ааски, у него был мягче. Рейххи сначала думал, потом говорил. Сначала предлагал, потом требовал. Он производил впечатление более старшего, хотя на вопрос оба со смехом заверили, что они ровесники.       — Просто он — наш князь! — пояснил Фрэнн. Они сидели напротив Ааски, Фрэнн в объятиях Рейххи. И оба не сводили глаз со своего третьего, от «тетивы», что теперь свяжет «лук» и «стрелу» поистине неразрывными узами.       — А он — наша принцесса, — улыбнулся в ответ Рейххи, подмигнув в шутку насупившемуся Фрэнну.       — Вы, похоже, давно вместе, — заметил Ааски. Ему были рады, это истинная правда. Но надолго ли? Лишь на полнолуние? Глубоко в сердце засаднила иголка будущей ненужности.       Рейххи словно угадал его сокровенные мысли. Нахмурив брови, стал очень серьезным. Поглядев на него, даже Фрэнн закончил фыркать смешками.       — Позволь, я расскажу тебе о пчелах и цветочках, — без всяких шуток начал Рейххи.       Ааски от хохота откинулся назад. Соскользнул по влажному мху — и с громким бултых! упал в воду.       Однако, будучи выловленным в четыре руки, Ааски имел возможность убедиться, что эльфийский князь вовсе не шутит. Как выяснилось, эльфам действительно уместно сравнивать себя с цветками, человеческих же мужчин уподобляя трудолюбивым пчелам.       — Люди рождаются женщинами или мужчинами, иного не бывает. Мы же устроены по-другому. Все эльфы рождаются одинаковыми — стрелками. Мы взрослеем, влюбляемся, находим свою пару — два стрелка. И только со временем, когда убедимся, что любовь взаимна и крепка, один из пары созревает как лучник. Однако стрела и лук могут быть сколько угодно вместе, но без тетивы выстрел невозможен.       — То есть вы… — краснея, пробормотал Ааски.       — Нет-нет! — помахал рукой Фрэнн, который перебрался нежиться в объятия Ааски. — Ты не так понял: мы можем любить друг друга ночи напролет и будучи оба стрелками, и стрелок с лучником без участия «тетивы». Только детишек не получится без вас.       — А-а… — уяснив, протянул Ааски.       — Вы для нас необходимы, как пчелы для цветов, переносящие пыльцу и мёд, чтобы цветки смогли превратиться в плоды, а плоды созреть, — пояснил Рейххи, пристроившись к Ааски с другого бока, гладя его живот, дорожку ниже пупка и волосатые ноги, словно не мог насытиться. Ну, понятное дело, сами-то гладкие, как фарфоровые куколки, только на голове косы и есть, да с ними не поиграешь больно-то — запутаться легко! К слову, у Рейххи были пышные волнистые волосы до пояса, которые он в косы, похоже, не имел привычки убирать. А губы у него оказались не менее сладкие, чем у Фрэнна, пусть и другого вкуса. Мёд он не источал, ибо, как пояснили ушастые, был стрелком, несущим лучнику семя.       — Не совсем, конечно, — поправил Фрэнн. — Ведь потом у лучника рождается эльфийское и человеческое дитя. Два дитя то есть. Ну, обычно. Иногда больше.       — Очень редко, — кивнул Рейххи, оторвавшись ненадолго от тщательного обнюхивания шеи «тетивы». — Но от одного лишь стрелка лучник не сможет принести потомства. Также как от одного лишь человека. Обязательно нужны двое. Причем в одно из полнолуний, раз в году.       — Обычно весной. Причем не любой человек подойдет!       — Точно.       — А если не пчелы? — спросил Ааски интереса ради. Самому страшно хотелось сграбастать этого серьезного князя в охапку, разложить тут же на мху — и отлюбить хорошенько, чтобы невесомыми пушистыми кудряшками не щекотал по голой коже, ластясь. — Если, скажем, пчелы вдруг пропадут, останутся же мухи? Стрекозы какие-нибудь.       — Мухи? — пораженный, захлопал ресницами Фрэнн. — Ты на гоблинов намекаешь, что ли?       — Фу-у! — не сдержался, скривился в отвращении Рейххи. — Представить даже не могу, чтобы какой-нибудь сумасшедший эльф лег под гоблина.       — Представить не могу, чтобы какой-нибудь самоубийца-гоблин имел наглость заломить эльфа! — поддакнул Фрэнн. Однако против собственных высказываний оба, видимо, очень живо вообразили себе эту картину. И обоим стало тошно.       — Лучше вымрем! — решили единогласно.       А вот Ааски наоборот — насладившись кислыми мордашками, вдохновился: такой он, получается, желанный и особенный! Может, их связь и продлится дольше одной ночи, если так-то?..       Между тем Фрэнн, хорошенько успев отдохнуть, вновь потёк пуще прежнего. Рейххи от его пряного запаха потряхивало, но он пытался сдерживаться, не озвереть от похоти. Хотя от натянутой улыбки напускного спокойствия челюсти сводило.       — Прошу тебя, никуда не уходи! Будь с нами! — когда Фрэнн решил искупаться, зашептал Рейххи, поймав Ааски за руку и притянув к себе. — Ты нам нужен! Нужен больше, чем думаешь!       — Может быть, вам так кажется? — пробормотал Ааски неуверенно. — Потому что я пахну для вас как-то иначе, чем другие люди? Может, это из-за того, что моя бабушка, если верить деду, была эльфийкой?       — Б… бабушка? — вытаращил глаза Рейххи.       — Эльфийкой? — фыркнул Фрэнн, который всё прекрасно расслышал своими острыми ушками. — Хорошая отговорка!       Ааски покраснел. Теперь-то до него дошло, что та красавица, что провела ночь с дедом, а после принесла ему своего сына — на самом деле была лучником. Щуплый стройный эльф, напоив свою «пчелу-тетиву» вином, смешанным с хмельным мёдом, вполне мог при определенной ловкости так кутаться в длинное платье, что даже при жаркой, тесной близости «пчела» не углядел бы подвоха.       Рейххи еще кое-что шепнул Ааски на ушко, стесняясь и косясь жаждущими глазами на Фрэнна, ноющего про надоевший мёд:       — Твое семя, наверное, уже в нем проросло. Но без моего ростки погибнут. Пожалуйста, пока я буду с ним… останься? Если тебе не будет противно…       Ааски выразительно глянул на князя:       — Иди уже! Никуда я от вас не денусь.       — Только… — помявшись, добавил Рейххи, — не прикасайся к нам. И слишком близко не подходи. Это может быть для тебя опасно.       — Хорошо, — пожал плечами Ааски. Сами не знают, чего просят: то не уходи, то не подходи!       Однако он понял, что имел в виду Рейххи. Увидел собственными глазами.       Начали ушастики обыкновенно: поцелуи, ласки. Ааски, помня о предупреждении, отодвинулся к внешнему краю ложа, где альков граничил с купелью. Если что — успеет удрать. Или отмыться.       Любуясь на них двоих, ловя на себе красноречивые взгляды то одного, то другого, Ааски вновь почувствовал прилив жара. Что ж, заниматься этим втроем можно даже не соприкасаясь! И он без стыда и смущения, растопырив колени так, чтобы им было видно, принялся ласкать сам себя.       Похоже, вид эльфам открылся вдохновляющий — оба заторопились, вцепились друг в друга крепче. Фрэнн, привстав на широко разведенных коленях, оперся вытянутыми руками в мягкий ковер мха. Рейххи, зайдя сзади, властно положил ему ладонь на плечо, но притягивать к себе не стал. Соприкасались они именно там, где было нужно. Ааски отметил себе тоже при случае так попробовать — может, сосредоточившись на одном месте, ощущения будут еще острее? И именно так оба могли не отрывать томных глаз от него, от Ааски, бесстыдно ласкающего себя руками…       Впрочем, не только из-за остроты чувств эльфы словно бы пытались отстраниться друг от друга. Толчки становились всё яростнее, движения всё быстрее, оба всё чаще закрывали глаза, ослепленные собственными ощущениями. И Фрэнн начал истекать не только мёдом — по всему телу на коже выступили бисеринки влаги, которую Ааски сперва принял за пот. Однако простой пот не густеет, расплываясь блестящими, как стекло, пятнами. И в то самое же время белоснежная кожа Рейххи потемнела — капельки, покрывшие его тело, имели другое свойство, они переливались рыжим огнем в неярком свете единственного фонаря, освещающего альков.       Когда и той, и другой влаги выступило довольно много, от руки Рейххи, которой он придерживал за плечо возлюбленного, зашквырчали и заискрились искры. Ааски забыл о собственном, готовом вот-вот выстрелить стволе — широко распахнул глаза, до того это было поразительное и красивое зрелище.       Фрэнн, повинуясь порыву, выгнулся назад, прилегая всей спиной к груди своего князя. Их кожа соприкоснулась, их «пот» смешался — и теперь уже искры громко шипели и летели во все стороны, почти пугая! Ааски очень надеялся, что ушастики не обожгутся от этого огня и не опалят роскошные волосы. Хорошо, что мох под ними был сырой, не загорится.       Эльфы самозабвенно двигались в согласных толчках. От трения тело о тело, кожа о кожу, от каждого прикосновения взрывались сотни ярких, разноцветных огоньков, разлетаясь широким веером.       Когда же Рейххи заставил любимого развернуть голову и дотянулся через его плечо с нежным, глубоким поцелуем, прижав его к себе обеими руками, перехватив через грудь и под животом… Ааски прикрыл глаза рукой, а свой ствол и яйца спрятал, скрестив ноги, опасаясь грома и молнии, никак не меньше.       Однако опасения не оправдались. Смешавшись с высоко выстрелившей струей мёда, три странных жидкости дали совершенно иной результат.       — Ч-что?!.. — сдавленно вскрикнул Ааски, увидев, как поджавшиеся яички Фрэнна, такие нежные, такие сладкие, вдруг стали покрываться тоненькими длинными иглами, похожими на лёд.       Эта ледяная игольчатая корка от низа живота в несколько мгновений расползлась на всё тело эльфа, включая лицо и косы, покрыв точно броней. От него перекинулась на Рейххи, также укутав в кристальный саван, искрящийся, переливающийся бриллиантовой пылью, как свежий снег на ярком солнце.       Двоих, слившихся в поцелуе и соитии, сковало вместе, воедино.       Иглы всё росли и росли, превращаясь в острые, торчащие в разные стороны шипы и колья.       — … … …! — выругался в растерянности Ааски.       Он хотел подойти ближе, хоть как-то удостовериться бы, что его ушастики там живые, что их не проткнуло насквозь…       Но у выхода купальни послышались шаги множества ног. И лап? Драконьих, судя по клацанью когтей о камень.       Ааски подобрал меч князя, выхватил из ножен клинок — несмотря на изящную отделку, клинок оказался настоящим, которым можно драться при необходимости. Если будет нужно, Ааски пустит его в дело. Без штанов, самозваный любовник князя и принцессы — он готов голой грудью защитить своих беззащитных ушастиков, замороженных любовным огнем.       Ааски встретил любопытные взгляды множества глаз, не поведя и бровью. Кажется, в логово дракона набилось всё население эльфийского городка — с факелами, с фонарями. Пришли и встали в дверях купальни, вылупились на ледяную колючую «статую» и настороженного парня, прикрывающего оную собой, сжимая в руках меч.       — Неужели? — пошел благоговейный шепоток над толпой остроухих. — Розовая луна наконец-то увенчалась зачатием? Какое событие! Не верится!..       — Не бойся, парень, — миролюбиво прогудел дракон, просунув вперед огромную голову на длинной шее и отодвинув крылом всех эльфов в сторону от дверного проема. — Эта толпень дурней ничего тебе не сделает. И твоих милашек не обидит. Ни в коем разе. Эльфы детей боготворят. Редкие у них они ибо. А эти вот двое, — дракон ткнул изогнутым когтем в сторону шипастой «статуи», — сегодня умудрились от тебя забеременеть. О чем свидетельствует их сцепка. И не абы кем отяжелели — наследниками трона!       — Что? — Ааски опустил меч. — Оба?..       — Нет, — влезла в разговор и в проём дракониха, с удовлетворением поглядела на свою купель, полную эльфийского мёда. — Пока что только принцесска забеременел. Но лиха беда начало, верно?       Дракониха, игриво подмигнув, окинула Ааски одобряющим, чисто женским взглядом. Ааски густо покраснел и вдруг вспомнил, что стоит перед всем городом в чем мама родила. Только прикрываться не стал — уж кому надо, всё разглядели. Пусть знают, что он в княжеской троице не самый тупой угол треугольника.       Дракон просто рыкнул и дал супруге предупреждающий легкий подзатыльник, чисто для порядку, чтобы не заглядывалась. А остальных эльфов, уже начавших там между собой ликовать, огромный ящер выгнал из своего дома, подгоняя ударами хвоста.       — Не переживай, — прежде чем уйти, сказала дракониха Ааски. — Через пару часов они оттают. Это необходимо. Бывает, даже в такой момент сладкого лучника пытаются отобрать у его законного стрелка озверевшие соперники. Зато под такой защитой их никто не тронет и «с копьем наперевес» даже близко не сунется. Но ты всё равно тут побудь, мало ли что. Тут вы столько мёда разлили… — Она с удовольствием втянула ноздрями воздух, причмокнула. — Мы снаружи посторожим с Альфрамом. Тебе водички принести? Или поесть? Я быстро слетаю. Если надо чего, ты скажи! Поди, принцесска тебя совсем измучил. Да еще князя я вовремя привезла… Определенно, слетаю-ка я для вас за пирогами. И вином! Ушастики оттают, тоже голодные будут, страсть!..       — Простите, — промямлил Ааски. — Мне правда кое-что нужно… Только сейчас вспомнил.       Он действительно только сейчас вспомнил о Винне. Наверняка тот до сих пор его дожидается! Хотя времени прошло много, но приятель упрямый, не захочет его оставлять, досидит до рассвета, хоть бы окоченеет на ветру.       Дракониха, услышав объяснение, куда лететь, очень удивилась:       — Так вот почему он там болтался! А я-то рассердилась: так пописать хотела, после долгого полета-то! А тут — этот! Прямо возле нашей уборной скалы. Я его гнала-гнала, а он не уплывал! А я ж не могу, когда посторонний мужчина пялится! Да еще так сердито зыркал, бррр… Хорошо, слетаю к нему, передам от тебя весточку.       Чтобы Винн быстрей поверил, Ааски вручил драконихе свой верный нож, который приятель прекрасно знал, ибо у самого был точно такой же, подаренный Алдиггером, и у Берна тоже.       Спустя короткое время Сванхильд вернулась к купальне:       — Эй, парень! — свистящим шепотом позвала она, опасаясь разбудить громким голосом начинающую медленно оттаивать парочку.       Ааски, благоразумно одевшийся заранее, вышел к драконихе, и та разжала передние лапы, уронив перед его ногами задохнувшегося от ужаса приятеля.       — Никак не хотел верить! — пожаловалась Сванхильд. — Я ему твой нож показала, а он давай орать: ты его сожрала, гадина! Нет, ну что за манеры у нынешней молодежи?       Покачав головой, дракониха отошла, разрешая поговорить наедине.       Первым делом Винн проморгался. Отдышался. Потом обрадовался — на коленях, не додумавшись встать, подполз к другу и, обхватив за ноги, уткнулся скривившейся мордой в живот — и зарыдал:       — Живой! Не пропал!       — Тише ты! Прекрати, будь мужиком! — попытался его урезонить Ааски, встревожено оглядываясь на тающих ушастиков. Ведь очнутся — увидят! Неправильно поймут, не дай боже.       — Может, я его съем? — подошла вразвалочку Сванхильд.       Угроза подействовала, Винн мигом заткнулся.       …Ааски отослал Винна домой (Сванхильд любезно согласилась подвезти икающего парня) — с наказом передать деду, что он, скорей всего, задержится здесь на несколько дней. Велел сказать, чтобы не волновался зря. Для убедительности Ааски даже позволил Винну одним глазком глянуть на своих любовников — те к тому времени оттаяли по плечи, так что ничего особо неприличного приятель не увидел. Но друга сильно зауважал!       — Оба — твои?! — не поверил Винн.       — Поживем — увидим, — скромно пожал плечами Ааски.

***