***
Случилось это спустя один лунный месяц после памятного зачатия. Глубокой ночью, пока трое спали в сладких объятиях друг друга. Причем Фрэнн снесся, не просыпаясь. Даже простыни не попачкал. Яйца молодые папаши обнаружили лишь утром. — Это что? — не понял спросонья Ааски, выудив из-под себя из смятых простыней мешающую округлую штуковину странного вида. Размером с ладонь, вытянутая в длину. Покрыта прозрачной плотной кожицей, легко проминающейся под пальцами. Ааски протер глаза и поглядел на просвет: под кожицей скрывалась желтоватая густая жижа, в которой плавал непонятный комочек с ноготь мизинца величиной. Прозрачной кожура яйца оставалась недолго — на свету она затвердела и потемнела, превратившись в крепкую скорлупу. — Что у тебя? — сонно проворчал князь. — Да вот, — пожал плечами Ааски. Поднес находку к носу Рейххи. Обычно Рейххи просыпался медленно. Но нынче вскочил мгновенно, точно на него ушат колотого льда высыпали. Закричал не своим голосом: — Фрэнн! Фрэнн!!! — У-ун? — Ты только не волнуйся! Ты хорошо себя чувствуешь? — Отлично! — потянулся Фрэнн. — Так выспался хорошо, как давно не спал. — Лежи! Не вставай! Вообще не шевелись!! — приказал суматошный князь-папочка. — Ааски, это наши дети. — Это? — не поверил тот. — Это. Мы, как драконы, тоже откладываем яйца. — Серьезно? — всё равно не поверил Ааски. — Нужно найти остальные, — велел бледный в синеву Рейххи. — Только ради всех богов! Осторожнее — скорлупа еще мягкая, как бы не раздавить! Фрэнн, лежи смирно!!! Ааски отдал первое яйцо счастливо улыбающемуся Френну. Тот взял без особого благоговения, в отличие от мужа: — Ух ты! Как это оно из меня вылезло? А я и не заметил! Вот это пукнул во сне, нечего сказать! Рейххи меж тем закопался в одеяла-простыни с головой, обыскивая широкую кровать. — Ааски, посмотри всё хорошенько! Должно быть два яйца. Но может быть три… — глухо бубнил князь без умолку, выдавая тем самым свое крайнее смятение. — Вот второе, кажется, — достал Ааски из-под себя, с другого бока закатившееся яйцо. Сразу отдал его хихикающему лучнику. — Третье! — воскликнул запыхавшийся, но счастливый Рейххи, выпрямившись и отбросив одеяла в сторону. Тем самым помог легко увидеть еще одно: — Четвертое, — добавил Фрэнн, гордо стрельнув глазками в мужей по очереди. — Четыре? — пролепетал Рейххи. — Это же такая редкость… Князь прогнал обоих мужей со всеми яйцами с кровати — и самолично перетряхнул все одеяла и простыни, и подушки по нескольку раз. Уверял, что на всякий случай. Но Ааски-то видел, что, не найдя пятого яйца, Рейххи чуть-чуть расстроился. Ведь двое — обычное дело, трое — очень хорошо, четверо — невероятно, но случается. Пятеро было бы просто чудом. У Ааски был свой повод расстраиваться: — Значит, ты не будешь вынашивать младенцев у себя в пузе? — задал он сокровенный вопрос фыркнувшему Фрэнну. — Значит, я не увижу тебя с круглым животиком? Детишки не будут пинать тебя ножками изнутри, а я не буду угадывать их толчки, прикладывая ухо? — Пинать изнутри? — передернул плечами Фрэнн. — Ужас-то какой! Однако на этом их отцовство только начиналось. Еще месяц Фрэнну пришлось таскать четыре яйца при себе постоянно, согревая собственным теплом. Он то клал их себе за пазуху, то брал под мышки. Иногда, когда находило капризное настроение, угрожал на них сесть. И садился-таки, пугая Рейххи, сделавшегося не в меру впечатлительным. Яйца перенесли высиживание отлично. Чего не сказать о папашах. Ночью эльфы клали яйца с собой в постель, между животами, чтобы детишкам теплее было. Ааски до обморока боялся раздавить детишек во сне, несмотря на крепкую скорлупу, пережившую все капризы их милого лучника. Поэтому папаша-«пчелка» наотрез отказался от своего, ставшего за месяц привычным, места в середине кровати. Фрэнн и Рейххи еле-еле пришли к решению, как можно ночью поделить между собой мужа поровну — и вот, вновь нужно искать выход, который сможет удовлетворить всех троих! Пришлось Ааски строго следить за очередностью: одну ночь он спал за спиной Фрэнна, в следующую охранял тыл Рейххи. Дети вылупились через месяц. Тоже ночью. За несколько дней до сего знаменательного события и Фрэнн, и Рейххи стали особенно капризными. Ладно с Фрэнном, с ним всё понятно. Но Рейххи? Этого Ааски не понимал. Однако разбираться в тонкостях не лез, просто послушно выполнял всё, о чем ушастики его просили. А просили оба об одном: приласкать! Пока между ними спали будущие дети, папаши оделяли друг друга любовью почти украдкой. Тем более, пока Фрэнн носил яйца в себе — ему оставалось лишь завистливо смотреть, как Рейххи атакует тыл Ааски. Так что, понятное дело, все трое изголодались друг по другу. Фрэнн в ту ночь решил вопрос морали просто: прикрыл яйца подушкой, чтобы дети не слышали и не видели взрослой постельной борьбы с коварным заходом «лазутчика» в «тайный лаз». (От взрослых словечек приказал отказаться Рейххи, заменив на нечто забавное и двусмысленное. На всякий случай, чтобы детей не смущать. Ну, зато получилось весело.) Ааски уже привык быть посередине не только во сне, но и в процессе. Однако теперь, после длительного перерыва, (тогда ни на что, серьезнее поцелуя, ни у одного не хватало сил) — Рейххи вдруг тоже запросился быть принимающей стороной! Ааски удивился, но с радостью завалил обоих ушастиков, одаривая вниманием попеременно и обоих сразу. — Ведешь себя как лучник! — заметил князю после жаркого наслаждения Фрэнн, при том что сам вел себя точно так же. Он даже попробовал из любопытства семя, вылизав живот постанывающему Рейххи: — Горькое. Странно, я думал, ты мёдом начнешь течь. За скрытую насмешку над своим мужем и повелителем Фрэнн немедленно был повержен и получил несерьезный укус в мягкое место. Шутки шутками, но в следующие несколько дней и князь, и принцесса извели мужа жалобами на острую чувствительность сосков. Если принцесса целый день провалялся в кровати без одежды, причитая, что не в состоянии надеть даже шелковую тончайшую рубашку, то Рейххи сносил мучения молча и мужественно, не отлынивая от исполнения долга правителя. Однако от его болезненно поджатых губ у Ааски сердце кровью обливалось. Если между делами выдавалась свободная четверть часа — Рейххи тащил мужа в спальню или в кабинет, где, быстро избавляясь от одежды, оголяя грудь, умолял вылизать соски. Ааски не отказывал. Тем более оные у князя действительно припухли не меньше, чем у Фрэнна. Такой впечатлительный оказался, так за мужа переживает, что на себя всё перенял? Одним прекрасным утром Ааски не смог разбудить Рейххи, за спиной которого спал, привычным поцелуем в ушко. Князь сонно отмахнулся и отказался просыпаться. Хотя сам просил поднять его пораньше ради какой-то особо важной встречи. Ааски сполз с кровати, обошел кругом, залез под бочок к Фрэнну. Но тот с такой же ленью не отозвался, что было вдвойне удивительно при его-то вечной охоте до поцелуев. Ааски попробовал другой способ пробуждения: вылизать соски! Вернулся к Рейххи, посмеиваясь в предвкушении, отогнул край одеяла — тот, изменив привычкам, укутался нынче до подбородка. Потом пришлось осторожно и плавно вытягивать наверх длинную ночную рубашку, чтобы добраться до… Мужья резко проснулись от неожиданного вопля. — Ты чего орешь? — еле разлепил ресницы подозрительно вялый князь. — Эт-то ч-что за п-пиявки мохнатые?! — запинаясь, Ааски указал на соски. Рейххи в недоумении опустил взгляд, тоже поглядел на свои соски. И упал в обморок. Благо всё еще лежал — потому только голова откинулась на подушки. Фрэнн, изучив две мохнатые гусенички, прилепившиеся к груди мужа, задрал и на себе ночнушку. — И у тебя! Такие же! — увидел Ааски. — Ш-ш! Не пугай детей, — строго шикнул Фрэнн, заботливо закутывая себя в ночнушку и также аккуратно прикрыв грудь Рейххи. — Это? Дети? — промямлил Ааски. — Наши общие сыновья, — кивнул Фрэнн. — А… Почему они мохнатые? — Чтобы не замерзли. Видишь, какие они маленькие вылупились? Ваших детей женщины носят почти год в утробе! Конечно, им там тепло. А наши за два месяца большие ли вырастут, в скорлупе-то? Вот и придется теперь на себе их носить, чтобы молочко пили и росли здоровые. — М-молочко? — повторил ошарашенный Ааски. — А ты думал, чем их еще кормить будем? — постучал его по лбу Фрэнн. Он выбарахтался из одеяла, не заботясь, что дети свалятся с его груди. — Интересно, почему они к Рейххи прилепились? Он же у нас стрелок пока что, — пробормотал Фрэнн. Из любопытства снова оголил мужа, по-прежнему пребывающего в блаженном беспамятстве. Ааски смотрел выпученными глазами на то, как Фрэнн бесцеремонно взял одну из деток-гусеничек за крошечное тельце, с указательный палец длиной и шириной. И попытался оторвать от соска. — Если молока нет, они бы не держались, — задумчиво выдал Фрэнн. От многократных дёрганий, выкручиваний и попыток оторвать крошечного эльфёныша от груди, Рейххи блаженно застонал. И медленно, но верно пришел в себя. — Почему у тебя молоко пошло? — спросил его Фрэнн. — А оно пошло? — вяло переспросил Рейххи. — По-видимому, да, пошло, — сказал Фрэнн. — А они миленькие, — сказал Рейххи, боязливо потрогав пальцем обоих детенышей по очереди. — Послушайте, вы уверены, что это наши дети? — застонал Ааски. Вместо доказательства ушастые мужья откинули одеяло в сторону и показали оставшиеся после вылупливания осколки скорлупы. На этот раз постельное белье пришлось менять — пока дети героическими усилиями ползли вверх, наверное полночи, упрямо стремясь к груди, они успели дочиста вытереть свою шерстку о простыни, оставив желтые полосы желтка. Только к вечеру Ааски нашел в себе достаточно мужества, чтобы подойти с мучающим вопросом к Рейххи: — Тебе не больно? Тот улыбнулся, покачал головой. Отодвинул от себя гербовые документы, с которыми занимался в своем кабинете, в тишине и уединении. — Наоборот, приятно. Они легкие сейчас, почти не ощущаются. И молока у меня мало — капли всего лишь. Но им пока много не нужно. Он развернулся в кресле от стола, без просьбы расстегнул на себе одежду. — Потрогай их, не бойся. Ни ног, ни головы с руками в гладком мехе пока что было не разобрать. Ааски дрожащим пальцем погладил одного детеныша. Тот в ответ слегка двинул нижней половинкой длинного туловища. Ааски отпрыгнул на шаг назад. Отскочил бы еще дальше, да за спиной был шкаф с книжными полками. — Они… шевелятся! — Конечно, — улыбнулся Рейххи. — Они живые. Подойди. Ну же! Его мягкий голос и улыбка успокаивали. Ааски устыдился. Подошел, помешкал… Но еще раз погладил детеныша. — Ты их отец, — сказал Рейххи. — Поверить не могу! — выдохнул Ааски. — Я тоже, — засмеялся эльф. Еще больше успокаивали Ааски поцелуи. Запахнув ворот, чтобы не смущать мужа, Рейххи со страстью зацеловал все его страхи и растерянность.***