Мой "любимый" Француз

— Так! Давайте хотя бы на желание, а то так уже не интересно, — возмутилась Гроза, взмахивая руками глядя на нас с Марком, — а то, как всегда, просто так. Ску—у—учно, — нарочито долго протянула она, возмущаясь по поводу того, что каждый раз, когда мы с Марком становимся в пару на кроссе, устраиваем настоящие игры. — Да, давайте на деньги, — загорелся идеей Ярис, потирая ладони, и одноклассники вновь заныли о его азартном характере. Мы с Марком одновременно фыркнули, не имея желания бегать за деньги, а то ведь Марк мне крупную сумму должен будет. — Тотализатор, рот прикрой, — пригрозил Марк, уже едва не воя от надоедливости друзей, мы бы уже раза два пробежали пока они решают, как и на что мы будем бегать. — Маркуша, тебе переживать не за что, — мило пропела я, пружиня, готовясь каждую секунду стартануть с места, — я долги прощаю, даже такие большие, — блистая своим звериным оскалом, продолжала я. — Не—е—е, на деньги точно не интересно, — скучающе проговорил физрук, проверяя, каждые пять секунд свой секундомер, явно желая, поскорее избавится от нас. — Я придумал, — неожиданно воскликнул Марк, с хитрой улыбочкой поворачиваясь ко мне, что у меня внутри даже похолодело от такого взгляда. — Ну—у—у, — неуверенно подаю голос я, изумлённо выгибая правую бровь. — Если я прибегу первым, то ты выполнишь моё любое желание, — охотно подчеркнув слово «любое» Марк похотливо стрельнул глазами. Закатив глаза, я трижды пожалела, что это похотливое существо мой лучший друг. Толпа довольно закричала, поддерживая идею Марка. — Только в твоих снах, — фыркнула я, хотя внутренне струхнула, бегать с этим придурком на такое желание. — Такое условие меня устраивает, поэтому марш, — недовольно бурчал физрук, который видимо, опаздывал куда—то, так как пытался отделаться от нас, махнул рукой в сторону дорожки для кросса. — А если я выиграю… — начала я, возмущённо цокнув языком, а то как—то не честно, что я Марку должна буду желание, а он мне? Но задать мне тот вопрос не дали, нагло перебив. — Александр Фалькорович, — окликнул физрука наш картавый преподаватель, и мне моментально захотелось сделаться маленькой и незаметной девчонкой, ну или хотя бы спрятаться за Марком, а то ведь я его урок прогуляла, и он явно сейчас мне лекцию устроит. — Фэшиар Диаманович, давайте они пробегут, а то они мне уже мозг вынесли, — горестно вздохнул учитель под тихие смешки одноклассников, настраивая секундомер. — У нас тут спор на невинность нашей Огневой, — смеясь, оповестил Чаклош, указывая на меня. Раздражённо закатив глаза, я пошла красными от смущения пятнами, поджав губы. Боже, как же стыдно. Ну, вот зачем он сказал такое при учителе? Я же теперь нормально на него смотреть не смогу. Бровь картавого преподавателя резко взлетела вверх, от удивления или насмешки, я так и не поняла, так как наш учитель физкультуры дал нам с Марком команду «На старт, внимание, марш!». И мы рванули с ним с места, стараясь обогнать друг друга. Бегаю я, ну скажем, неплохо. Когда мне было четырнадцать, брат решил, что я стану замкнутой из—за смерти родителей, и решил отдать меня куда—нибудь в спорт, и словно мне назло ему под руку попался буклет с «Лёгкой атлетикой», но должна сказать ему спасибо. В моей жизни многое поменялось, и характер первым делом... — Шевели булками, дегенерат, — хихикнула я, обходя Марка на повороте, пока тот, пыхтя, словно паровозик пытался меня обогнать. Что—то бессвязно пробурчав, он двинулся вперед, и я ускорялась, замечая, что он уже наступает мне на пятки. Проиграть Ляхтичу я не могу. Проругавшись себе под нос, я метнулась к углу, на котором меня всегда заносило, и решила, что если не сегодня, то никогда, и проматерилась раза три, когда заметила, что за нами наблюдает француз. Никогда не испытывала такого странного чувства, чувства стыда и неловкости, что он смотрит на меня. И даже опозориться как—то страшно, кто знает, что он про меня подумает. «С каких это пор меня волнует чужое мнение?!» — задалась я вопросом, поворачиваю на углу, и впервые не проехала своей пятой точкой при заносе. И мысленно себя похвалила, и мне внезапно захотелось бежать ещё быстрее, хотя Ляхтич отставал на приличное расстояние. Просто хотелось показать этому картавому павлину, что я что—то умею в этой жизни. — Василиса Огнева, пятьсот метров, семьдесят пять секунд, — оповестил меня физрук, когда я прибежала к старту, а позади меня Марк едва тащил ноги, преодолев полосу старта, — а Маркус сегодня не в духе, поэтому всего лишь девяносто секунд, — обречённо пробормотал учитель, недовольно качая головой. Опираясь о колени, я жадно хватала воздух ртом, стараясь привести сбитое дыхание в норму и не поворачивать голову в сторону учителя картавого языка, зная, что могу покраснеть хуже помидора, и что он тогда подумает? Наверное, то, что в него влюбилась жалкая школьница, или ещё хуже? И почему сразу влюбилась? Просто мне хочется утереть нос этой выскочке, чтобы он не лез не в своё дело! — Так, а теперь марш в раздевалку! – гаркнул преподаватель, кидая Маркусу ключи от раздевалки, чтобы он её открыл. — Огнева, давай поцелуйчик, — подходя ко мне, говорил Марк, указывая на свою щечку. — Это ещё за что? — непонимающе возмутилась я, — как бы я выиграла, — гордо выпрямившись, пошла в наступление, хотя с моим метр семьдесят и ростом Марка, в наступление мне не пойти. — За то, что поддался, — с чувством произнёс Марк, изображая из себя благородного рыцаря, даже воображаемую шляпу снял. — Я видела как ты «поддался», — делая в воздухе скобочки руками, проговорила я, уже забыв про горе известного учителя французского, — так пыхтел, так пыхтел, — уверенно говорила я, для пущей убедительности прикладывая руку к груди, чтобы у него не осталось сомнений. — Да, — невозмутимо продолжал Марк, а я едва не прыснула со смеха, наблюдая его гордое выражение лица. — Я пойду, — хмыкнула я, качая головой, стараясь не засмеяться и оставить смех на урок истории, когда нас с Дианой словно пробивает на смех, дневник уже кончается от того, что я листы вырываю. — А поцелуйчик? — делая утиные губки, намекнул он, указывая на щёчку. — Ну, раз, ты та—а—к хочешь, — обольстительно перешла на шёпот я, подходя к нему, проводя рукой по щеке, как это делают в сериалах, я в плотную приблизилась к нему из—за чего Марк шумно сглотнул, — то я, — начала я, говоря ему эти слова прямо в губы, не убирая руки с его щеки, соблазнительно кусая губку, ровно так же как это делала Маришка, и самой от себя становится тошно, но этого требует образ. Марк внимательно глядел на меня, пока я изображала из себя святую невинность, и заворожено смотрела на его губки, и водила рукой по щеке, опуская вторую на его грудь, проводя ниже на карманы его спортивных штанов. Мой спектакль привлёк внимание некоторых парней, которые ждали, когда же Марк откроет им раздевалку. — Могу врезать тебе, — шёпотом пообещала я, но Марк явно сейчас не вникал в происходящее, что заставило меня щёлкнуть ему по носу и с хохотом наблюдать за его ошалевшим взглядом. — Э—э—э, — недовольно протянул Маркус, выравниваясь во весь рост, — ты не дала самому Маркусу Ляхтичу, — нагло провозгласил он, из—за чего на нас начали оборачиваться одноклассники. — Маркус, я же дам, догоню, и ещё раз дам, — скучающе, произнесла я, накручивая ключи на пальце, которые по теории должны были лежать в его кармане, но это же я, и пока Маркус в ступоре наблюдал за мной, я тихонько вытащила его ключи. Целовать Марка я не собиралась и никогда не буду, только если меня хорошо напоить, и то не факт. Я себе клятвенно обещала, что мой первый поцелуй заберёт только тот, в кого я влюблюсь, а пока такого не наблюдается, то меня устраивает и не целованной быть. — Держи, — я с ухмылкой кинула Марку связку ключей и вальяжной походкой прошлась в сторону женской раздевалки, напевая себе под нос песню, хотя толком не понимаю про что она, и уверенна, что половину слов даже неправильно произношу на английском. — Василиса, — почти у двери меня остановил картавый псих, и Диана, словно назло, закрыла перед моим носом дверь в раздевалку. От волнения закусив губу, я собрала всё своё серое вещество в кучу и уже приготовилась отвечать на его вопросы заранее приготовленными отговорками. — Да? — натянув на лицо милую улыбочку, я повернулась к нему лицом, на что он недоверчиво выгнул бровь, явно поражённый таким резким изменением поведения. — Почему вас не было на моём уроке? — без прелюдий начал он, недовольно складывая руки на груди. Метая взгляд со стороны в сторону, чтобы избежать с ним взглядов и не чувствовать себя неловко, я подавляла в себе желание опустить взгляд вниз, виновато тупя его в пол. Но это был бы сильный удар по моей гордости, хотя возможно сейчас этот взгляд бы мне не помешал избежать наказания, которое в данный момент неизбежно. — Прогуляла, заболела, бабушка ногу сломала, брат покалечился, или покалечили. Не разобралась ещё, — скучающе перебирала я, смотря исключительно на стенку, не решаясь поднять взгляд на его голубые глаза. «Чёрт!» — мысленно выругалась я, когда начала рассуждать какого же цвета его глаза. Господи, что за… странные мысли? — А не, он голову сломал, или шею, — уверяла я, не отдавая себе контроль над тем, что говорю, слова просто лились, и мне даже стало как—то тяжело, когда я представила какой дурой он меня сейчас считает. — За что вы так своего брата любите? — покачал он головой, на что я пожала плечами, поворачивая к нему голову, и мысленно сматерилась ещё много и много раз, увидев его глаза. А ведь не зря Маришка весь день сплетничала насчёт того, какие же у него шикарные глаза! Я впервые в жизни с ней согласна. Глаза у него действительно идеальные. — Василиса, я вынужден поставить вам два в четверти, у вас очень мало оценок, — оповестил он. Надеюсь, я сейчас не сильно побледнела, но улыбка спала с моего лица. Как два? Мне нельзя два! Брат убьёт, и это как—никак подорвёт мой авторитет хорошистки, да у меня двоек не было в четверти, никогда... тройки — да, но двоек… а тут два! Я с Гербарием всегда договаривалась конфетками, или цветочками в горшках, ну на крайний случай писала реферат, а тут, за один прогул — два. Ну не хочу я ходить на его уроки. Я не комфортно себя чувствую рядом с ним. Да и я обиделась на него... — А может, я… — я замялась, не зная, что ему предложить. Конфеты он явно не ест, а если я приду домой просить у Норта коньяк, он явно меня не поймёт. — Василиса, — мягко сказал он и положил свою руку на моё плечо, и я неосознанно вцепилась в карман своих брюк, чтобы успокоить своё бешено колотящееся сердце и мурашки по коже. Господи, что за чёрт со мной происходит? — Если вы не хотите два, то у меня к вам предложение, — улыбнулся он, и на его щеках заиграли милые ямочки, но вот его взгляд, да и рука на моём плече меня порядком пугала. Кто знает, что у него в голове? — К—какое? — голос немного вздрогнул, и появилось желание скинуть его теплую руку со своего плеча. — Давайте вы останетесь на дополнительное занятие, и я уверю вас, что этот язык куда интереснее и легче английского, и даже русского, — предложил он, всё так же добродушно улыбаясь. Что — то пугала меня перспектива остаться с ним вдвоём в пустом кабинете… Неуверенно кивнув ему, я вцепилась ногтями в ладонь, чтобы успокоиться самой, а то ведь и дыхание участилось, да и пульс, наверное, а это прямой путь к болезням сердца. Боже, о чём я думаю в таких ситуациях? — Я рад, — тёплая ладонь спала с моего плеча, а я наверное ещё минуту смотрела в след уходящей фигуры француза, и уже мысленно настроилась на свой позор, так как французский даже со словарём не знаю… Обычно всё ограничивалось переводчиком. — Это всего лишь дополнительно занятие, — шёпотом уверяла я себя, заходя в раздевалку, стараясь улыбнуться, но по обеспокоенному взгляду Дианы было видно, что я сейчас бледнее смерти…