По дружбе

С каким-то странным трепетом внутри я всматривался в её хрупкие плечики, которые, я был уверен, немного подрагивали от волнения. Её напускное спокойствие вызывало во мне странное чувство. Было до щемящего чувства в груди обидно, что обычно искренняя со мной Саша сейчас пыталась скрыть от меня своё состояние. Я знал, что она умирает изнутри, потому что я, самый родной её человек, тот, кто был рядом с ней в любой сложной ситуации, который мазал её коленки зелёнкой в детстве, совершил чертовски грязную ошибку. Я не оправдывал себя ни минуты. Знал, что сам виноват во всём. Я не имел права притрагиваться к ней. Ещё тогда, когда она просила поцеловать себя, сидя на моих коленях и призывно прижимаясь ко мне своим тельцем. Не имел права. Я должен был защищать её, должен был быть тем, кто прижмёт к груди, когда кто-то обидит мою девочку. А теперь мою девочку обидел я сам. Обидел так, что сгорю в аду за то, что не смог себя контролировать. За то, что моя больная любовь к ней сыграла со мной злую шутку. Наверное, именно сейчас я понял, что наша дружба никогда не была настоящей. Врать себе вошло у меня в привычку. Проще всего было считать её своим другом, чтобы девчонка всегда была со мной рядом. Всю свою чёртову жизнь я убеждал себя в том, что не вижу в ней девушку. Смеялся над ней и её неопытностью (не со зла, конечно), встречался с девчонками, удовлетворённый тем, что знал: у Саши никого нет кроме меня, она не влюблена, она принадлежит мне. И она действительно принадлежала. Всегда. Только мне. Мои девушки, в большинстве своём, были похожи на Вершинину: русоволосые, весёлые и безбашенные. Я осознавал, что каждая из них похожа на мою Сашу. И каждой из них мне было мало. Поэтому они быстро уходили из моей жизни. Катя была не похожа на Сашу. Ни цветом волос, ни поведением. Поэтому и оставалась в моей постели так долго. Потому что когда я трахал её сзади, сжимая в кулаке ярко-красные волосы, я не представлял на её месте Вершинину. Когда Саше исполнилось пятнадцать, её мама подарила ей нежный светло-розовый комплект нижнего белья. Подарок девчонка открыла при мне, смешно нахмурив брови. — Ужас, правда? — моя подруга взглянула на меня исподлобья, ожидая моей реакции. — Твои девушки такое носят? Не слишком развратно? Бельё вовсе не было развратным. Трусики были кружевными, но выглядели весьма целомудренно, как и аккуратный бюстгальтер с невинным бантиком. — Мои девушки носят гораздо более вызывающее бельё, так что можешь не волноваться. — Если я его надену, ты оценишь? Я чуть поджал губы, понимая, что Саша стала совсем взрослой и то, что она будет разгуливать по моей комнате в нижнем белье, может вызвать обычную реакцию мужского семнадцатилетнего организма. — Конечно. И она, не стесняясь, сняла с себя мешковатую толстовку и джинсы, развернувшись ко мне спиной. Бюстгальтер она переодела при мне, но попросила закрыть глаза, когда взяла в руки трусики. И я послушно закрыл. Я не мог её обмануть. Вершинина стояла перед большим зеркалом боком ко мне, рассматривая своё отражение. У неё была совсем небольшая грудь, но в этом бюстгальтере она выглядела потрясно. Нежное кружево обтянуло её округлую попу. Хотелось провести по ней рукой, чтобы почувствовать нежную кожу под своими пальцами. — Я выгляжу, как шлюха. Я улыбнулся. Саша вовсе не была похожа на девушку лёгкого поведения. Она выглядела соблазнительно в своей невинности. В горле пересохло, и я лишь покачал головой, не в силах ничего ответить. Саша, так и не дождавшись ответной реплики, спряталась за створку шкафа и переоделась обратно, нацепив свой любимый полуспортивный лифчик. Девушка села рядом со мной, а я тем временем, кажется, почти пришёл в себя. — Саш, по-моему, было весьма недурно. Бельё действительно красивое. — Красивое. Но не для меня, понимаешь? Мне всё равно некому его демонстрировать, да и вообще все эти женские штучки не вызывают во мне восторга, — девушка задорно улыбнулась и заглянула мне в глаза. — Порубимся в приставку? Я тебя сделаю. Я только кивнул в ответ. Конечно, сделаешь, потому что я, как обычно, буду тебе поддаваться. Я был счастлив, потому что Саше всё ещё некому было демонстрировать её бельё. Вершинина без слов пустила меня в квартиру и закрыла за мной дверь, жестом приглашая меня на кухню. Она знала, что было бесполезно меня выгонять или спорить: я бы всё равно нашёл способ поговорить с ней. Передо мной стояла кружка любимого чая, а напротив сидела Саша, всматриваясь в мои глаза. А я искал в себе силы начать разговор. — Я не собираюсь просить у тебя прощения, Саш, — я закусил губу, замечая, что девушка удивлённо вскинула брови. — Не потому что считаю, что не виноват. Просто я не заслуживаю твоего прощения. Я опустил глаза, когда увидел, как её нижняя губа предательски дрогнула: ей хотелось плакать, я знал это. — В таком случае ты можешь идти, Стас, — она хотела быть сильной, но голос предательски дрожал. — Я уйду, только дай мне договорить, — девушка коротко кивнула, и я продолжил. — Я не собираюсь скидывать с себя ответственность. Да, я был пьян. Да, я приревновал тебя к твоему парню. Но я не имел на это никакого права, так как ты в самом начале поставила между нами некоторые рамки. — Ты изнасиловал меня, Стас. — И я осознаю, что это полный пиздец. И не отрицаю своей вины. Я лишь хочу, чтобы ты знала, что я никогда ни о чём так не жалел. Причинить тебе боль это… как сделать больнее себе самому в тысячу раз. — Не думаю, что у тебя болит низ живота сильнее, чем у меня, в тысячу раз, — она всё же заплакала, а потом ударила себя ладонью по груди и с отвращением уставилась на меня. — А здесь, знаешь, как ноет? Сильнее, гораздо сильнее. Я чувствовал, как внутри всё сжимается. Как же хотелось встать и убежать отсюда подальше. Подальше от её обвиняющих глаз. Обвиняющих за дело. — Я всегда любил тебя, Саша. И, судя по всему, совсем не как друга. Ещё когда ты была совсем маленькой, я сказал маме, что вырасту и женюсь на тебе, — моя улыбка вышла какой-то совсем горькой, отчего Саша вдруг удивлённо хлопнула глазами. — Ты всегда была моей маленькой принцессой, которую я считал своим долгом защищать. Не думал, что настанет время, когда тебя нужно будет защищать от себя самого. Когда твоя фигура начала приобретать формы, а началось это, когда мне уже исполнилось шестнадцать, я стал засматриваться на тебя. Ты, конечно, не замечала, но я уже был искушен в этом вопросе, и мог оценить тебя по достоинству. Я думал о тебе. Совсем не по-дружески думал. На ночь. Или принимая утренний душ. А потом улыбался тебе и называл своим лучшим другом. Забавно, — судя по шоку в её глазах, забавного тут ничего не было. — Твои чувства к этому Андрею меня огорошили, если честно. И твои просьбы… выводили меня из себя. Я не мог тебе отказать. Я хотел тебя, Саша, всегда хотел, кажется. И вот ты даёшь мне возможность взять тебя всю, без остатка. И я брал. Понимая, что должен буду потом отдать в руки другого. Это было отвратительно. Я ненавидел его за то, что ты не принадлежишь мне. Но я знал, что он тебе нравится, и не мог лишить тебя твоих чувств, раз ты этого хотела. Но когда понял, что ты спала с ним, не смог сдержать себя. Хотелось, кажется впервые в жизни, сделать тебе больно, чтобы ты почувствовала, каково было мне. И надо было гораздо раньше признаться тебе в своих чувствах. Тогда всё было бы по-другому. Не было бы никакого Андрея, никакой Кати. Были бы только ты и я. Ты бы влюбилась в меня, я уверен. Потому что… ты ведь влюблена в меня сейчас. Просто это бы случилось гораздо раньше. И прости за то, что вываливаю на тебя это прямо сейчас. Просто хотел, чтобы ты знала. Мне пиздецки хуёво без тебя, Саша. Но я не буду рядом с тобой после того, что наделал. Я просто никогда не буду тебя достоин. Она плакала тихо, но слёзы лились ручьями: я чувствовал, что и мои глаза начинали слезиться. Я молча встал и пошёл в прихожую, хотелось то ли сбежать отсюда, то ли встать перед ней на колени, уткнувшись носом в живот, и умолять простить меня. Когда я обувался, я услышал её тихий надрывный голос, врезавшийся мне в спину. — Чёрт возьми, Стас! Да я даже не спала с ним! Мы просто целовались! Я была пьяная очень, и мы не стали… я… чёрт. Ничего не было, клянусь тебе. Я стоял и рассматривал узор на входной двери, пока моё сердце стучало в глотке. Я трахнул Вершинину, прижав её хрупкое тело к тумбочке, которая стоит в двух метрах за моей спиной. Я смотрел на её лицо, отражавшееся в зеркале, заплаканное. Её искусанные губы, которые шептали мне, что она не спала с ним. Она умоляла меня остановиться. Но я всё равно её трахал. А она никогда не была ни с кем кроме меня. Кажется, хуже, чем сейчас, уже и быть не могло. Я шумно сглотнул и, как ошпаренный, выбежал из её дома.