***
Утром меня разбудил громкий звонок моего мобильного телефона, который оповещал о том, что до меня пыталась дозвониться мать. В висках отдавалась пульсирующая боль, а жуткий сушняк неприятно сдавил горло. Я глухо застонал и откинулся на подушку, прижав к уху трубку: я знал, что моя мама была слишком настырной, чтобы так быстро сдаться. – Да, мам… – я сам не узнал свой голос, слишком охрипший спросонья. – Зачем ты звонишь в такую рань? – Ты меня со света сжить хочешь, Стас? Времени час дня, а ты спишь дома? Ты вообще в курсе, что учишься в университете? – мамины вопли заставляли мою голову раскалываться ещё сильнее. Я редко прогуливал пары, так что не видел ничего страшного в том, что пропустил один учебный день. На лекциях меня отметит влюблённая в меня староста, а на семинаре нас не будут отмечать, я уверен. – Если так будет продолжаться, ты переедешь жить к нам, а квартиру будем сдавать. Ты слишком осмелел без родительского контроля! – Если бы ты мне звонила чаще, чем раз в месяц, мне стало бы стыдно за то, что я сегодня не появлялся в университете. Но какого чёрта я должен отчитываться перед женщиной, которая вообще забыла о существовании собственного сына? – я не хотел грубить матери, несмотря ни на что, я любил её, но жёсткое похмелье делало меня весьма раздражительным. – Прости, мам. Я не должен так говорить. – В твоих словах есть доля правды, я совсем закрутилась, куча новых заказов, да и я знаю, что ты взрослый мальчик. Ты всегда прекрасно справлялся без моего присмотра, мой самостоятельный Стас, – её голос смягчился, а я широко улыбнулся. Я скучал по ней. Хотелось поговорить с ней, как в детстве. Выложить всё, что накопилось внутри, рассказать каждую мелочь о… нас с Сашей. Но я знал, что буду молчать и улыбаться при встрече. – Я надеюсь, ты не забудешь поздравить отца сегодня, сын. Чёрт. Как можно было забыть? – Да, я позвоню ему. Я ведь только что проснулся, не мог раньше. – Не обязательно звонить. Приезжай сегодня, мы хотим накрыть на стол. Будет совсем немного народа: пара папиных друзей и Вершинины. Тебе даже не придётся долго сидеть в обществе стариков, там же твоя Сашка будет. Не моя, мам. Мы не виделись с Сашей уже неделю. Она не искала встречи со мной, как, собственно, и я. Если быть честным, после моего немного сумбурного признания в любви, я надеялся, что она позвонит. Несмотря на то, что она сказала мне о том, что не имела интимной близости ни с кем кроме меня, и я осознал, что мой и так безгранично ужасный поступок был худшим, что я совершал в жизни, я надеялся, что она простит меня. Как наивно. За такое не прощают. За такое вычёркивают из жизни навсегда и не жалеют об этом. Осознание собственного мудачества останавливало меня от порывов позвонить или написать Вершининой. А ещё лучше прийти к ней и зацеловать до смерти. Я широко раскрыл глаза, когда услышал собственное имя из динамика мобильного телефона, которое мама повторила уже несколько раз. – Да, мам, прости, я задумался. – Так во сколько ты приедешь сегодня? Гости приедут к семи, но если ты приедешь пораньше, я буду весьма благодарна: поможешь папе поставить стол и подвинуть диван. – Мам, вы сильно обидитесь, если я не смогу подъехать вообще? У нас завтра семинар по матану, нужно готовиться, – ещё жалкий месяц назад я бы с удовольствием приехал пораньше в родительский дом, чтобы от души посмеяться с отцом и крепко обнять мать. Вскоре бы приехала Саша, и я бы долго и крепко обнимал её, пока она что-нибудь тихо шептала мне в ухо. Я бы душевно поздоровался с её родителями, которые были действительно замечательными людьми. Мы бы с Вершининой смеялись за столом, глядя на опьяневших родственников. А потом бы сбежали в какую-нибудь комнату и долго бы лежали на кровати в обнимку, разговаривая обо всём подряд. И плевать на то, что я не мог бы сжать в ладони её упругую попку, не мог бы прижаться губами к её нежным губам или провести по худенькому животику кончиками пальцев. Зато она была бы рядом. И доверяла мне, как раньше. – Сама понимаешь, учёба важнее, – я безбожно врал собственной матери о несуществующем семинаре: конечно, я не хотел ехать туда, потому что там меня будет преследовать обвиняющий взгляд Сашиных глаз. – Сын, я, конечно, всё понимаю, ты можешь уехать пораньше и всё успеть. Или сядь за подготовку сейчас. Если ты не хочешь ехать из-за нас с папой… – При чём тут вы? – При том. Я ведь знаю, что ты обижаешься на нас из-за редких звонков. – Вовсе я не обижаюсь! Я же знаю, что вы все в работе, я не виню вас, мам, – я крепко зажмурился и устало выдохнул. – Значит, есть другая причина, – мать замолчала, словно обдумывая что-то. – Ты знаешь, я никогда не лезла в твои дела, но… вы с Сашей поссорились, что ли? И вот оно, хвалёное материнское чутьё, чёрт бы его побрал. – Нет, мам, всё в порядке. Я сейчас сяду за уроки и всё успею, ты права. Приеду к шести, хорошо? Мы попрощались, и я тут же отыскал в последних вызовах номер Вершининой. Я быстро напечатал ей сообщение и отправил. Саш, я не хотел приходить сегодня к отцу на день рождения, чтобы не портить тебе вечер, но я не смог отмазаться. Я прошу тебя, давай сделаем вид, что всё как раньше. Я не хочу втягивать в наши проблемы родителей. Моё сообщение осталось без ответа.***
Праздник в родительском коттедже начался для меня тогда, когда в моё тело врезалась улыбающаяся Вершинина и крепко прижалась к моей груди. Я привычно зарылся рукой в её волосы и крепко обнял её тело, прижавшись щекой к её макушке. Сильно зажмурив глаза, я попытался отречься от противных мыслей о том, что она просто согласилась поддерживать вид «здоровых дружеских отношений» при родителях, и представил, что всё как прежде. Девчонка оторвалась от меня и заглянула в мои глаза. Её взгляд был практически искренним: она улыбалась и жалась ко мне ближе. Встав на носочки, она поцеловала мой подбородок и потёрлась об него носом. – Стас, почему ты такой колючий? – Саша улыбнулась ещё шире. – Забыл побриться? Сегодня день рождения твоего отца, вообще-то. – Я в курсе, – я не смог удержаться от улыбки: чувствовать её дыхание на своём лице было волшебно. И этого было катастрофически мало. Потому что как только её родители вышли из прихожей, поздоровавшись со мной, Саша сделала медленный шаг назад. Впрочем, я заметил, что она не хотела разрывать наши объятия, от чего в сердце приятно затрепетало. – Не знал, что ты такая хорошая актриса, – она кинула на меня затравленный взгляд и пожала плечами. – Ты теперь многого обо мне не знаешь, Стас, – от её тона и слов, что так легко сорвались с её губ, стало не по себе. Снова это дурацкое чувство вины и желание прижать её к себе, нашёптывая извинения в приоткрытые губы. Было чертовски неприятно слышать подобное от неё. Я знал, что виноват сам. Но какого чёрта она добивает меня ещё больше? Я приблизился к ней вплотную и схватил за подбородок, заставляя смотреть в глаза. – Ошибаешься, Саша. Лучше меня никто тебя не знает, – я выдохнул, вглядываясь в радужки её глаз. – Я знаю, что происходит у тебя внутри, потому что сам чувствую то же самое. А возможно и хуже, потому что осознание того, что ты по грёбанной глупости сделал больно своей любимой девочке, режет изнутри. Чертовски больно. Я медленно, практически невесомо дотронулся губами до её лба и вышел из прихожей. Я чувствовал себя ужасно. Мало того, что мысли о собственном ничтожестве после той ночи терроризировали меня постоянно, так ещё осознание собственного эгоизма въедалось под кожу. Прекрасно осознаю, что не имею права даже думать о её прощении, а сам каждый раз пытаюсь его добиться. Пытаюсь доказать, что люблю её. И это ужасно эгоистично, несмотря на то, что это грёбанная правда. Становится невыносимо. Хочу, чтобы она просыпалась в моей кровати, а потом сонная шла на кухню и ела мои блинчики. Хочу, чтобы каждый день она мне присылала свои смешные сообщения с прикреплёнными селфи, как всегда делала раньше. Хочу, чтобы она готовила мне вкусняшки, нацепив на себя смешной фартук. А я бы наблюдал за её хрупкой фигуркой, порхающей по кухне, и мне было бы этого достаточно. Я бы стал для неё лучшим другом снова, лишь бы она не отталкивала меня. Самым лучшим другом. Лишь бы стереть всю эту жесть из памяти. Хотя в этом я был не уверен. Мы сидели за столом друг против друга и часто сталкивались взглядами. Мама заметила, что я веду себя немного странно, но я сослался на головную боль. Саша потягивала вино из бокала, я же не стал выпивать сегодня: убивать свою печень окончательно не входило в мои планы. Её щёки чуть разрумянились, в глазах был озорной блеск, широкая улыбка не спадала с её лица: она весело шутила с родственниками и пару раз даже обращалась ко мне. Я отвечал односложно, понимая, что привлекаю к себе внимание своим странным поведением, хотя сам же просил поиграть в друзей перед родителями. И не мог. Не мог улыбаться и веселиться, когда видел её. Каждый раз в голове всплывал образ Саши, стонущей подо мной от удовольствия. Ладони практически физически ощущали бархат её кожи: настолько свежими были воспоминания. Через весь стол до меня доносился запах её духов (она всё же купила те самые, что я посоветовал), и картинка становилась ещё ярче. И плевать на то, что дальше перед глазами всплыло, как я брал её насильно. Я совру, если скажу, что не получал удовольствия от того, что она принадлежала мне. Я хотел этого. Хотел её всю. Её тело, её мысли, её чувства. Чтобы всё это принадлежало мне. И я снова врал сам себе, когда говорил, что готов быть рядом с ней в качестве друга. Не готов. Я резко вскинул глаза и встретился с задумчивым взглядом Саши. Я чуть покачал головой и закрыл глаза. Не могу больше. Прошептал одними губами, но она поняла, я уверен. – Мам, пап, не обижайтесь, пожалуйста. У меня ужасно раскалывается голова, таблетка не помогает. Я пойду в комнату, ладно? А вы веселитесь. Не дожидаясь ответа, я вскочил со своего места и быстро поднялся на второй этаж, направляясь в свободную гостевую комнату, в которой ночевал обычно, когда оставался у родителей. Я не запер дверь, но плотно закрыл её, чтобы не слушать голоса подвыпивших гостей. Я оперся руками о подоконник и шумно выдохнул: тело дрожало, как в лихорадке. Мысли путались в голове, но у них была одна общая нить – Саша. Я вздрогнул, услышав тихий стук в дверь. Её нежный голос пробирал до мурашек. – Стас, разрешишь войти? Я хочу поговорить с тобой.