Учитель информатики

Мы стоим на линейке, посвящённой нашему последнему звонку, во дворе школы, несмотря на пасмурную и довольно ветреную погоду. Все вокруг такие красивые: чёрные коротенькие советские платьишки, белые фартучки, туфельки, гольфики, банты. Наши мальчики в белых рубашках и чёрных брюках, и даже галстуки по такому случаю. Мы стоим спиной к родителям, как никогда ощущая их поддержку и гордость. За спиной стоит и наш классный руководитель, не так давно выписавшийся из больницы. Я всем телом чувствую на себе его взгляд. Он стоит позади, недалеко от меня, вместе с Ритой, рядом с моими и Аниными родителями. А я чувствую себя настолько опустошённой, что вообще ни о чём думать не могу. Ни о нём, ни о последнем звонке. Он меня так и не вспомнил, а я боялась ему всё рассказать и Ритку отговаривала, как бы она не рвалась. У меня до сих пор в голове звучат слова его врача: «Ваши визиты плохо влияют на его самочувствие». Плохо влияют даже визиты, а что будет, если он узнает всю правду?! Вдруг это отразится на его здоровье? Я не могу так рисковать. Лучше пусть мне будет плохо, чем ему... Я вижу его сейчас впервые после того самого дня, когда меня к нему не пустили. Изредка оборачиваюсь, смотрю на него, такого красивого, такого родного и в то же время совершенно чужого. Я раздавлена, сломлена… Ещё и эта новость… Как признаться родителям? говорить ли Рите?! Стасу?! Нет, Стасу точно говорить не стоит. Так будет только хуже, хуже для всех. Зачем ему знать, если он ничего не помнит? Единственная, кто знает мою тайну, – это Аня, и она меня полностью и во всём поддерживает. И что бы дальше ни было, я своего решения не поменяю ни за что на свете. Это моё спасение, путь из темноты, из бездны отчаяния. Это мой спасательный круг, новый кусочек счастья, память о прекрасном прошлом. Надо рассказать всё родителям, они поймут меня и поддержат. С их поддержкой будет легче, с их поддержкой я со всем справлюсь. Нас торжественно поздравили с окончанием школы, много говорили, направляли на путь истинный, вручали грамоты, и мы выпускали голубей и шары со своими желаниями. А я ничего не желала. Написала лишь три имени и отпустила в небо, в светлое будущее… А по окончании торжественной части наш Серёжа пронёс маленькую девочку первоклассницу с колокольчиком в руках. Тогда и прозвенел самый последний наш школьный звонок. А я хоть и настроена была решительно, всё же слегка побаивалась собственного будущего. Об институте теперь и речи быть не может. Хотя годовые экзамены я сдала хорошо, выпускные, надеюсь, тоже сдам неплохо. Только это уже ничего не изменит. Я боюсь не столько будущего, сколько будущего без Стаса. Тяжелее всего не принять своё новое будущее, а отпустить прошлое. Отпустить Стаса… Когда пришло время нам с Аней выйти в центр и спеть прощальную песню, начал капать мелкий дождик. Небо будто чувствовало, какая песня сейчас прозвучит. Вообще, у нас была запланирована песня «Последний звонок», но сегодня мы передумали. Точнее, передумала, как всегда, Аня, а потом уже и меня оповестила. Решила помочь мне и дать Стасу последний шанс вспомнить… – Минуточку внимания, пожалуйста, – голос Ани был настолько грустным, что я его совсем не узнавала. – Мы должны были сегодня спеть песню про последний звонок, но какой в этом сейчас толк… По-настоящему важно сейчас другое. Она отошла в сторону и оставила меня одну в центре квадрата из учеников, учителей и родителей, после чего махнула рукой Сергею, и заиграла мелодия. Я смотрела в пол, волосы мои сейчас были распущены, я скрыла ими лицо. Я боялась поднять взгляд, боялась увидеть его и вновь ничего не увидеть в его глазах. Я боялась показать ему свою боль… Поправила микрофон, закреплённый у меня за ухом, и начала петь, не шевелясь, тихо, буквально шёпотом. Будь что будет... «Сбереги меня, прошу. Я слабее, чем кажусь. Я тебе принадлежу навек...» Я всё-таки решилась посмотреть ему в глаза и подняла голову. Если сейчас не решусь, не решусь больше никогда. И буду всю жизнь жалеть, что не видела его взгляда в этот день. Ведь, возможно, я не увижу его больше никогда. Голос дрожал… «Ты по-прежнему мой бог». Я прислонила правую руку к виску и провела ею вниз по щеке до губ. «Я ловлю твой каждый вздох И у сердца прячу боль от всех». Провела левой рукой по левой стороне груди. Там, где бьётся моё сердце. И сжала ладонь в кулак, сильно зажмурившись. Я чувствовала эту песню душой, давала ему знак и всем сердцем желала, чтобы он тоже почувствовал эту песню. «Твоё имя значит рай». Нерешительно опустила левую руку и указала правой в его сторону. Кричать готова была о том, что пою для него. А он пристально рассматривал меня всю, с ног до головы, так, что по телу бежали мурашки… Хищно и с аппетитом, детально изучая каждый изгиб. «Бьётся сердце через край». Демонстрирую левой рукой сердечный ритм, быстро отдёргивая ладони от груди, затем снова к груди и так несколько раз. А сама стою, не шевелясь. Ноги стали совсем ватными, а тело пробирает мелкая рябь дрожи. Дождь усиливается, народ открывает зонты, но никто не расходится. Все смотрят на меня и слушают. «Я, за ним, закрыв глаза, лечу... Все молитвы о тебе. Все стихи и песни все За один твой взгляд отдать хочу...» Сжала голову руками до боли в висках. Я пела на одном дыхании. Я вкладывала в слова всю свою душу, все свои мысли, всё, что чувствовала, всё, что хотела ему сказать. Я задыхалась от поступающих к глазам слёз, они буквально душили меня, но я пела, пела всё громче и громче, подняв руки и лицо к небу. «Пожалуйста, небо, не надо больнее». Всё тело сотрясала дрожь, ноги отчаянно подкашивались, но я держалась из последних сил. Мелкие капли дождя падали и стекали по лицу. Опуская руки, сжала их в кулаки до боли и вновь прижала к груди там, где бьётся сердце… Бьётся ради него. «Я жить без него не могу», Поворачиваю голову вправо, зажмурив глаза, хлесток волосами по лицу... «не умею». Поворачиваю голову влево, ещё один хлесток волосами. Щеку жжёт… Больно… Слёзы бесшумно вырываются наружу, но я не сдаюсь, пою ещё громче сквозь них: «Хочу в это сердце, обратно, с разбега» Вновь взмах рукой в его сторону, не отводя взгляд, продолжаю петь ещё громче и громче, практически крича: «Пожалуйста, небо. Пожалуйста, небо». Пою, подставив лицо под капли дождя, на одном дыхании, лишь для него, глядя в глаза, раскрывая всю душу. А он смотрит, смотрит на меня, не отводя взгляда, и слушает. Слушает и, кажется, слышит. И его глаза… Они кажутся сейчас такими родными, но грустными и... И я даже не знаю, что он чувствует и вспомнит ли он… «Я не знаю твой ответ, Помнишь или нет. Говорю себе: «Не может быть…» Слёзы жгут лицо. Жутко больно. Внутри, где-то глубоко внизу живота, всё сжимается в тугой узел. Нужно успокоиться, так нельзя… А он не сводит глаз и стоит, не шелохнувшись. Рядом с ним рыдает Рита, прикрыв рот ладошками. Неподалеку стоят мои родители. Мама тоже плачет, а папа смотрит на меня взглядом, полным боли, и даже Ната ревёт… Я шепчу: «Я прошу себя остыть, Без тебя учиться жить, Только сердце всё равно болит…» Слёзы мои уже не остановить, да я и не пытаюсь. Он закрывает глаза будто от боли, и я тут же повторяю за ним, зажмуривая веки. Я не могу больше… Если сейчас он не вспомнит, он не вспомнит никогда. Но я не сдамся, я допою эту песню до конца. «Пожалуйста, небо, не надо больнее», От слёз мой голос хрипит… «Я жить без него не могу, не умею, Хочу в это сердце, обратно, с разбега… Да, да, именно «обратно». В песне «ворваться», но я ведь уже ворвалась однажды. Теперь просто хочу обратно… Просто впусти… Умоляю… «Пожалуйста, небо... Пожалуйста, небо». В это время в небесах, как в лучших мелодрамах, разверзается жуткий грохот. Раскат грома… «Пожалуйста, небооо!» – громко кричу, и небеса прорывает. На землю обрушивается жуткий ливень. Мои волосы мокрые, форма мокрая, все стоят под зонтами, а я стою в центре под проливным дождём. Ещё один раскат грома… «Пожалуйста, небооо!» – я кричу что есть силы, подняв руки к небесам, вновь больно сжимаю пальцы в кулак, резкий мах руки вниз, чувствую боль там, где виднеется маленький шов, от этого ещё больнее. Рука ноет… Душа ноет… «Пожалуйста, небо!» – ору, заглушая криком музыку, и тихо приседаю. Снова кружится голова, но я кричу, я допою этот припев… Допою, несмотря ни на что, я уже промокла вся до нитки, но я допою. И все стоят, как в землю вросшие, никто и не собирается уходить. «Пожалуйста, небо… Пожалуйста, небо… Не надо больнее… Я жить без него не могу, не умею… Хочу в это сердце ворваться с разбега…» С каждой строчкой мой голос становится всё тише, без сил сползаю на колени. Последние строки пропеваю как мольбу, шёпотом, в слезах, опустив голову и на коленях, прижимая руки к разболевшемуся на нет животу… «Пожалуйста, небо... Пожалуйста, небо... Пожалуйста, небо...» «Пожалуйста, небооооо!» – кричу изо всех сил и застываю на месте. Всё… Чуть дыша, поднимаю нерешительный взгляд. Сквозь слёзы вижу, как он делает медленный шаг вперёд, через толпу моих одноклассников, и выходит. В руках у него зонт и огромный букет крупных ромашек, моих и его любимых цветов. Их, наверное, с полсотни… Я затаила дыхание, продолжая сидеть на коленях на мокром асфальте, запоздало понимая, что происходит. Неужели он вспомнил?! Вспомнил, до песни?! Не может быть… Я не могу поверить в это… Он делает ещё один шаг и смотрит мне в глаза таким знакомым, таким тёплым взглядом, от которого сердце трепещет. ОН ВСПОМНИЛ… ВСПОМНИЛ… Подскочив, срываюсь с места и бегу к нему навстречу, со всех ног, а по щекам слёзы ручьём, а сердце от радости бьётся, как ошалелое. И кричать хочется, что есть силы кричать от счастья. Я прекрасно понимаю, что сейчас на меня смотрят почти все окружающие. И ученики, и их родители, и учителя, и даже директор. И наше поведение вызовет кучу вопросов и неодобрений, но мне уже абсолютно безразлично! Главное, Стас вспомнил меня. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет и улетит к нему в руки. Я подбежала к нему и тут же очутилась в его тёплых, надёжных и таких родных объятиях. Зонт рухнул на землю, Стас подхватил меня за талию и начал кружить. Мы кружились под проливным дождём, мокрые, замёрзшие, но до безумия счастливые. Я крепко обхватила его руками за шею, боясь разъединить руки, боясь потерять телесный контакт. А он кружил меня… Кружил… Кружил… И мир, казалось, остановился… Аккуратно поставив меня на землю, он преподнёс букет и очень нежно коснулся губами моих губ на глазах у всех… Как давно я этого хотела, как мне этого не хватало. Его губы были моим спасением, я не могла остановиться, отчаянно целуя его, до боли в губах, до сбившегося дыхания. – Ты так долго меня вспоминал, – прошептала я сквозь слёзы, скрывающиеся за каплями дождя, едва дыша от долгого поцелуя. – Даже успел повторно влюбиться, – тихо прошептал он. И плевать, что нас слышно в микрофон. Пусть слышат, пусть все слышат… – Прости меня, родная, – прошептал он, вытирая мои слёзы, – прости за то, что так долго. Теперь всё будет хорошо. Я люблю тебя. Я взяла его за руку и молча посмотрела по сторонам. Сначала на свой класс – все девочки стоят в слезах, а Аня рыдает больше всех. Она присела на колени и закрыла руками лицо. И я знаю, почему: она за меня очень переживает, она ведь знает всё про меня и не меньше моего желает, чтобы Стас всё вспомнил. Затем я взглянула на учителей во главе с директором, находящихся в большом замешательстве, на счастливых родителей и Риту, улыбающуюся и вытирающую слёзы, не боясь испортить превосходный макияж. Я вновь поцеловала своего любимого мужчину, и мы направились к моим родителям под шквал оваций. Обняв поочерёдно нас со Стасом, родители дали понять учителям и директору, что поднимать из-за произошедшего скандал совсем не стоит. Все были счастливы. – Как я счастлива за вас, дети мои, – сказала мама. А я посмотрела на Риту и, помолчав пару секунд, мы со слезами кинулись в объятия друг другу. Я намочила её своей мокрой одеждой, но она даже не придала этому никакого значения. Сегодня она уезжала, возможно, надолго, и я без слов её понимала, она очень волновалась, оставляя Стаса. Но видя то, что его приняли в мою семью как сына, она плакала от счастья. – Стасик, любимый мой! – она крепко сжала брата в объятиях, уткнувшись к нему в шею. Затем отодвинулась, обтёрла слёзы и с улыбкой продолжила: – Я так рада за тебя, родной! Береги её. Она одна такая, и ты это лучше меня знаешь! Затем она вновь подошла ко мне: – Береги его, Юля. Я уезжаю, зная, что ты с ним рядом, и мне спокойно. Он очень любит тебя, уж я-то знаю. А я на это ничего не ответила. К чему слова, если она и без меня знает, что я его ни за что теперь не оставлю. Я лишь тихо-тихо шепнула ей на ухо свой секрет. Услышав его, она резко отодвинулась. Её ярко накрашенные глаза широко распахнулись и радостно сверкнули. – Это правда?! Я кивнула… – Ох, Юля, – она кинулась мне на шею, – береги себя. Я так рада. Боже, как я рада! – Стас, – она серьёзно посмотрела на брата, – прошу тебя, сделай так, как ты хотел. И ты станешь самым счастливым мужчиной на свете. А сейчас мне нужно ехать, а Юле нужно обсохнуть, прямочки сейчас. Если честно, я её совсем не поняла, а Стас, видимо, понял, потому что прикрыл глаза и кивнул ей. Она попрощалась со всеми, сказала спасибо моим родителям и уехала, так как уже опаздывала на самолёт. После «линейки», директор всё же вызвал Стаса к себе в кабинет, и папа тут же решил, что они пойдут с ним. А я… Как бы я не пыталась настоять на том, чтобы идти с ними, все трое были категорически против. Стас укутал меня в плед и закрыл в своей «малышке». Я сидела и места себе не находила, вертелась, переключала радио, щёлкала кнопкой подъёма стекла. Я волновалась… Минут через двадцать я увидела Стаса с моими родителями, идущих из здания, и по их счастливым лицам было понятно, что всё хорошо закончилось. И я была этому очень рада. В этот день мы со Стасом поехали с нашими одноклассниками гулять и праздновать прощание со школой. Со всеми вместе, в одном автобусе… Сев, я сразу сказала ему: «Приготовься!» И, как только автобус поехал, на нас сразу же посыпались вопросы одноклассниц: «Как?», «Когда?», «Как скрывали?», «Правда ли не помнил?» и т.д. А я просто счастливо обнимала его и прижималась лицом к его шее. Я вновь чувствовала его любовь, его тепло и заботу. И мне больше не нужно было скрывать свои чувства. Это было непередаваемо… Весь день Стас был с нами, мы пели, смеялись, рассказывали смешные истории, исписывали ленточки «выпускник» пожеланиями, пили шампанское и говорили тосты. Подняв импровизированный бокал в виде пластикового стакана, Катя улыбнулась и заявила: – И всё-таки, Юля, я была права с той самой ночи в горах! За вас! И только Лена смотрела на нас с нескрываемой злобой, но к этому я уже привыкла и могла бы даже ещё разочек провести курс обучения хорошим манерам, если что… Лене, кстати говоря, всё-таки разрешили доучиться в нашей школе, хотя сначала хотели отчислить. Домой ночевать я не приехала, и не нужно было уже ничего придумывать. Нас с ним высадили у его подъезда. Нам помахали наши пьяненькие одноклассники, и мы скрылись за дверью в подъезд, потом за дверью в квартиру и, наконец, за дверью в спальню, где придались сладостному, долгожданному наслаждению… – Я хочу вспомнить, как прекрасно твое тело… – прошептал Стас мне на ухо, аккуратно подтолкнув в постель. Впереди остались лишь сдача выпускных экзаменов, торжественное вручение аттестатов, выпускной бал. И будущее… Большое, светлое, счастливое, совместное будущее…