Серая паутина мира

      — Знаете, уже собираюсь.       — Почему? — Антон был удивлён. В то время как молчавший Гесер вид имел вполне довольный.       — Не знаю, но думаю, что это важно, чтобы я вступил именно в Ночной Дозор. Возможно, тогда я всё-таки смогу найти самого себя.       — Хорошее решение. Ладно, мне пора. Антон, оставляю его на тебя, думаю, ты знаешь, что делать. — Гесер вышел: всё, что надо сделать тут, он уже сделал и теперь был не нужен.       — С чего это ты решил вступить в Дозор? Ещё несколько минут назад тебе даже мысль об этом была противна.       — Смутное ощущение, что раньше, до потери памяти, видел я вашего Гесера, часто видел. Ты ведь в курсе, что у меня амнезия?       — В курсе. В Дозорах, знаешь ли, на всех людей досье есть.       — Неважно. Так вот, как только я увидел Гесера, то чётко понял, что при помощи него или кого-то другого в Ночном, именно в Ночном Дозоре, смогу вернуть память. А это, несмотря на все последние события, всё ещё важно для меня. Особенно из-за последних событий важно. Я вдруг понял, что вполне могут быть люди, которые любят и ищут меня, а я тут как последняя свинья прохлаждаюсь. А то, что досье есть, даже не удивлён, мне же этот, как там, Завулон документы в своё время делал.       — Ты слишком странный, Мельников, даже для Дозора. И про Завулона лучше никому больше не говори.       — Это почему я странный? Да и не думал говорить про него, просто кстати пришлось.       — Тебе рассказать всё, что я вижу и знаю о тебе? Учти, это может занять некоторое время.       — Валяй, только вот пожрать у тебя чего-нибудь найдётся? — Мельников голодными глазами высматривал что-нибудь съестное на кухне.       — Были остатки борща, меня жена одного не оставляет без недельного запаса еды.       — Давай, я сейчас что угодно съем, мне без разницы. Я три дня почти ничего не жрал, да и сейчас на самом деле не очень хочется, но надо.       — Всё ещё хреново?       — Сам как думаешь? Я вчера схоронил девушку, на которой собирался жениться. Ты, конечно, меня, незнакомца, приободрил, и даже силы жить дальше придал, но хреново мне ещё долго будет. Главное, что я сам сейчас подохнуть не хочу, хотя вчера было такое желание.       — Не зацикливайся, мне тебя ещё инициировать, а это, знаешь ли, требует твоего хорошего настроения.       — Правда, что ли? Как всё сложно.       — Угу, а теперь слушай, почему ты странный. Во-первых, у каждого человека есть аура, у взрослых она вполне определена и имеет чёткое предрасположенность к Свету или Тьме, твоя же нейтральна абсолютно. Даже я не увидел склонность ни к одной из сторон, а такое бывает у маленьких детей и в редких случаях у подростков. Во-вторых, потеря памяти. Иные, даже неинициированные, обладают весьма крепким организмом и способны восстанавливаться гораздо быстрее обычных людей, у тебя же прошло четыре года и никаких улучшений. Я ведь прав?       — Да, я ничего о себе не знаю, кроме смутных размытых ощущений. Будто что-то подобное раньше происходило со мной или же я раньше видел этого человека. Например, как сегодня с Гесером или как с Чарли Уотсом — барабанщиком «Роллинг Стоунз». Вот просто уверен, что знал раньше или их, или кого-то ужасно на них похожих.       — Это странно, обычно амнезия даже у простых людей проходит весьма быстро, а уж у потенциальных Иных тем более. Да и уровень я твой даже примерно определить не могу, хотя Высшие Иные, как правило, чётко видят этот потолок, но снова не у тебя, прямо как с отсутствием склонности к Свету или Тьме. Но самое, на мой взгляд, странное — это то, что Тёмные, которые четыре года следили за тобой (а ведь получается именно так) не склонили тебя на свою сторону, хотя Завулон это умеет делать отлично.       — Что, со мной всё совсем непонятно?       — Да, но знаешь, Дозорный это не столько вид ауры, сколько образ мышления, и тут ты скорее Светлый, чем Тёмный.       — Ну, хоть на этом спасибо. А теперь рассказывай всё подробно про сами Дозоры, эта философская ахинея, которую ты про меня нёс, она, конечно, интересна, но не главное сейчас. Мне как бы хочется узнать, на что я так опрометчиво подписался.       Антон рассказывал около часа про Сумрак, что дает силы Иным и что он требует взамен. Про договор и Инквизицию, регулирующие действия Дозоров. Про Ночной Дозор и их деятельность, про внутреннее устройство, про то, что Иные, исходя из силы, делятся по уровням. Но даже этот достаточно подробный рассказ давал только весьма расплывчатое представление Мельникову о Дозоре, но ему этого пока было вполне достаточно.       — Ты вправду странный, не удивиться таким вещам… Обычно все после такого разговора прибывают в состоянии лёгкого шока. Хотя бы из-за того, что сбылась их самая детская и нелепая мечта.       — Потому что это не моя детская мечта, наверно. Да и про Дозоры ваши я узнал совсем не в тот момент, когда умеешь радоваться хоть чему-то.       — Да, и вправду веская причина. Вот что с тобой делать? Я должен тебя инициировать, но в твоём настроении этого делать не стоит, хотя кажется, выход я знаю. Поехали в офис.       — Там что, есть специальная комната с воздушными шариками для поднятия настроения?       — Почти, там есть один слабенький Иной, который, думаю, сможет что-нибудь придумать.       — Отлично, поехали. А то, знаешь ли, мне уже скучно сидеть на одном месте и толком ничего не делать.       — Надо такси вызвать, машины-то мы оставили… — Антон в уме подбирал слово, которое могло бы заменить кладбище, чтобы не вызывать у нового знакомого очередной приступ меланхолии. — Далеко отсюда оставили. Пойду закажу. Хотя нет, я передумал ехать в офис, там слишком много народу. Пусть лучше Лас сам сюда приедет. Всё равно он в офисе обычно ничего не делает.       Антон ушёл звонить, а Мельников на кухне просто сидел и смотрел в одну точку, почти не дыша и совершенно не двигаясь. Он просто думал. О Дозорах, о непонятной ему самому причине, по которой он решил вступить в один из них, о том, что его ждет. События дня сегодняшнего заставили отвлечься от недавних происшествий. Он все ещё прекрасно помнил о них, но уже не зацикливался – это было похоже на принятие факта, который он уже не способен изменить.       — Он скоро тут будет. — Антон вернулся на кухню.       — Наверно, это отлично. — Мельников не сразу смог выбраться из оцепенения, в котором находился.       — Отлично. Ты как, нервничаешь?       — Знаешь, уже нет. Мне предстоит совершить невозможное, но я только это и делаю последние несколько дней. Прямо магия какая-то.       — Действительно магия. Точнее и не скажешь. Кстати, вот ты кажешься человеком, что без хорошей компании и дня прожить не сможет, но последние четыре года жил по факту очень замкнуто. Как так?       — Мне не нравились люди в Москве, по большей части. Общаться с многими из них скучно, у них стандартные проблемы, жалобы и требования. Для большинства людей друзья — это не те, с кем им весело и интересно проводить время, а люди, при помощи которых можно получить наибольшую выгоду. Вот как с такими общаться? Они же всё меряют в деньгах и личной выгоде. Есть, конечно, исключения, и их не мало, вот только все в этом городе слишком подозрительны и просто так завязать дружбу с незнакомым человеком почти невозможно. Вот и получилось, что единственные люди, с которыми я общался – Лиса и Шурик, у которых тоже не было особо друзей, а расширить круг знакомств было сложно. Я работал на дому, а коллектив Лисы и Шурика в больнице почти не менялся. Надо отметить, что врачи, которые по стереотипу должны быть добрыми и отзывчивыми, на деле оказались теми ещё эгоистами. Я не собирался замыкаться, почти не имея друзей, просто так получилось. Хотя путешествия отлично разнообразили мою жизнь, я же много разных мест посетил за последние несколько лет и многое узнал. Но самое главное: во время путешествий не бывает скучно, особенно, если выбрать место подальше от обычных маршрутов. Туристов я, знаешь ли, тоже не люблю, они мешает насладиться первозданной красотой мира.       — Твоя правда. И про людей, и про путешествия. Хотя мне интересно ещё вот что: люди, как только узнают о магии, сразу требуют показать что-нибудь, а тебе даже это неинтересно.       — Почему же, очень даже интересно, только не то, что другие показывают, а то, что я сам смогу сделать.       — А вдруг мы тебя просто обманываем?       — Не обманываете, я знаю, просто знаю. Со мной бывают озарения, когда мне невозможно соврать, не могу объяснить нормально, почему так происходит, но бывает это только, с чем-то по-настоящему важным. Да и магией я сам пользовался неосознанно, правда. Да и вампир бежал явно со скоростью недоступной человеку. Хотя как со стороны выглядит вхождение в Сумрак мне, я бы пожалуй посмотрел.       — Это легко. — Антон посмотрел на свою тень так, как умеют эту делать только Иные, шагнул в неё и исчез, чтобы через пару секунд снова возникнуть словно из ниоткуда. — Ну как?       — Именно так я это и представлял: никаких спецэффектов, просто взял и исчез, даже неинтересно. Хотя хочется самому увидеть Сумрак и понять, что это. Конечно, описание ты дал вполне подробное, но это же далеко не то же самое, как увидеть его воочию.       — Лучше один раз сделать, чем сто раз увидеть, наверно, в этом ты прав.       — А много ли чего можно сделать при помощи магии?       — Наверно, почти всё или даже всё. Не уверен насчёт воскрешения человека и путешествий в другие миры, хотя кто знает, но даже если такое и доступно при помощи магии, думаю, это очень непросто осуществить. Вообще, магия ограничена только нашей фантазией.       Разговор о магии длился долго, и в Мельникове потихоньку просыпался интерес к ней. Ему хотелось самому попробовать многое. Увидеть мир другими глазами. Изменить свою жизнь, забыть прошлое, окунуться в будущее, не думать постоянно о прошедших четырёх годах, и возможно тогда он сможет полюбить этот мир, в котором ему было слишком тесно. Мужчине уже не терпелось самому стать Иным, вот только Антон пока не решался его инициировать, справедливо считая, что настроение у Мельникова совсем не то, чтобы стать Светлым. Разговор прервал стук в дверь, и скоро на кухню вошёл ещё один человек.       — Знакомься, это Лас. Лас, это Мельников. Лас у нас тоже странный Иной, он вообще изначально был обычным человеком, но потом судьба распорядилась так, чтобы он стал Иным.       — Ага, и по мне это круто, в Дозоре весело.       — Весело, говоришь, а я-то уже подумал, что там серьёзные дядьки работают, что Антон, что Гесер совсем не хотят шутить.       — Они просто зануды, не вини их в этом. Они сами не понимают, что живут очень скучно.       — И наконец появился кто-то, кто не просто умеет колдовать, но ещё и веселиться при этом. А я уже думал, что у вас все правильные и скучные.       — Многие, но есть приятные исключения.       — Ничего, что я ещё тут? — Антон слушал разговор этих двоих и поражался: Мельников, что ещё пару минут назад был мрачен, вмиг повеселел.       — Ты нам не мешаешь, — сказал Лас.       — Я бы даже сказал, что добавляешь в наш разговор нотку пикантности.       — Нотку пикантности? Нет, это уже слишком, я пошёл. — Антон привык к такому поведению Ласа, но вот от Мельникова, которого он знал буквально сутки, Городецкий такого не ожидал.       Хотя это была отнюдь не причина, по которой Антон оставил их двоих вместе, по характеру они явно были похожи, а Лас, не зная истории Мельникова, скорее всего не сможет вывести разговор на больные темы. Зато Лас — отличное средство для поднятия настроения, и именно на это был расчёт Городецкого, когда он позвал своего друга сюда. И не ошибся, уже через пятнадцать минут с кухни раздался смех, Антон в этот момент, как раз разговаривал со Светой, она сама ему позвонила, чтобы выяснить, что произошло, и ему пришлось вкратце пересказывать последние события.       — По какому поводу веселье?       — Ну и клятва у вас, а с виду такие серьёзные дядьки. — Мельников откровенно ржал, с трудом выговаривая слова. — Я буду жить и умру на своём посту. Я — меч во тьме; я — дозорный на Стене; я — огонь, который разгоняет холод; я — свет, который приносит рассвет; я — рог, который будит спящих; я — щит, который охраняет царство людей. Я отдаю свою жизнь и честь Ночному Дозору среди этой ночи и всех, которые грядут после неё. Что за бред?!       — Это не бред, а важная часть ритуала, без неё никуда. — Лас откровенно врал, но делал это так виртуозно, что Антону на него даже злиться не хотелось.       — Ужас какой! Нет, правда, кто это только придумал, это же не клятва, а какая-то пафосная чушь.       — Пафосная чушь! Это древняя клятва, за которой стоит многовековая мудрость! А ты, Антон, чего стоишь, клятву-то он произнёс, теперь пора ему в первый раз самостоятельно войти в Сумрак.       Городецкий только примерно понимал, что тут происходит, но представившейся ему шанс нельзя было упускать.       — Мельников, ты ведь помнишь, как я объяснял тебе, как войти в Сумрак?       — Посмотреть на тень особым взглядом, поднять её с пола и шагнуть в неё. Совершенно непонятная мне метафизика и я даже не знаю, как это сделать, но я сделаю.       — Давай я ещё раз покажу, только медленнее, так станет понятнее. — Антон был удивлён, Мельников ещё недавно походил на человека в глубокой депрессии, теперь же представлялся ему вторым Ласом, вот что с людьми делает правильно подобранный круг общения.       Второй раз Антон входил в Сумрак медленнее, параллельно объясняя, что и как делать, это только для него был нехитрый фокус, для новичка же это могло казаться вершиной магического мастерства. Вообще Городецкий думал показать это несколько раз, а потом провести Мельникова за собой, но тот решил всё иначе. Едва оказавшись в Сумраке и уже решив идти обратно в реальный мир, Антон увидел рядом с собой Мельникова.       — Ты что тут делаешь?       — Как что, вы же с Ласом меня инициировать решили, так что я просто повторял за тобой. И всё-таки этот мир до безобразия серый, даже пространство, которое доступно только магам совершенно ужасно. Даже обычный мир более цветной, чем это. — Мельников смотрел вокруг и совершенно не замечал Антона. — Хотя это необычно, тут нет многих предметов, только основные. Самое интересное тут — твоя аура, она… Светлая, мятежный дух, именно Светлая, другими словами и не описать.       — Налюбовался, пошли обратно. Сам сможешь? — Получив утвердительный кивок, Антон продолжил. — Тогда давай первым, я за тобой.       Мельников тут же поднял свою тень и исчез, сделал он это так легко, как будто всю жизнь только этим и занимался, Городецкий шагнул следом. Едва выйдя из Сумрака Антон первым делом посмотрел на нового Иного взглядом через Сумрак и был поражен. Он сохранил нейтралитет, аура не была Темной или Светлой, один раз Антон уже видел такое, но тогда это была игра Гесера и Завулона. Сейчас, же Городецкий был уверен, что Высшие тут ни при чем. Да и у Егора он мог увидеть примерный уровень силы, хотя сам Антон тогда был гораздо слабее, после первого же погружения Мельникова в Сумрак, в его странной ауре ничего не изменилось. Если бы Антон знал, что Мельников уже погружался в Сумрак, когда только убил вампира, будучи в состоянии ярости, апатии и злости. Городецкий бы удивился ещё больше, ведь сейчас радость мужчины была временной и приобретенной только благодаря Ласу, а тогда негативные эмоции были просто идеальны для инициации в Темного.       — Со мной что-то не так? Чего вы так уставились, словно совы?       — Ну, можно и так сказать. Ты все ещё нейтрален, а так быть не должно. Я ведь прав, Антон?       — В целом и общем, да. Если люди ещё могут быть нейтральны, то Иные — нет. Это ведь получается, что ни одна из Сил не признала его своим.       — Мне что, не видать Дозора теперь?       — Не думаю, после такой борьбы, скорее всего, Гесер не станет тебя отпускать, он просто что-нибудь такое придумает, что даже у Инквизиции не встанет вопросов насчет того, что тебя следует считать Светлым, просто эта нейтральность сама по себя странная.       — Он просто хочет сказать, что ты Иной-загадка.       — Так это же отлично, головоломки — это чудесно. А уж то, что я сам стал одной из них, так даже лучше. Теперь у меня есть две загадки, которые стоит решить. Кем я был раньше и почему я нейтрален, хотя такое невозможно. Особенно, мне нравится то, что я даже не знаю с какой стороны за это браться.       — Мельников, ты что, не помнишь, кем был раньше? — Человек, которому был адресован вопрос, замотал головой. — И давно у тебя этот склероз? — Теперь удивлённым был не только Антон, но и Лас.       — Чуть больше четырех лет, на протяжении которых я усердно пытался хоть что-то вспомнить, почти безуспешно. Точнее, вообще безуспешно. Смутные ощущения, что я раньше видел, некоторые рожи не в счет.       — А кто-то говорил, Антон, что я странный Иной, — ухмыльнулся Лас.       — На фоне него не странный, но только на фоне него. Кстати, ты есть не хочешь? Обычно после первого погружения в Сумрак человек жутко есть хочет, ведь там мы теряем не только магические силы, но и банальную глюкозу.       — Вот тут я, пожалуй, такой же обычный зануда, как и ты, есть мне действительно хочется.       — Хоть в чем-то ты обычный. Подожди, у меня тут где-то мёд был, самое то, чтобы восстановить силы после первого погружения в Сумрак.       Пару минут прошли в тишине, Антон искал мёд на многочисленных кухонных полочках, Лас рылся в холодильнике в поиске пива (он тут чувствовал себя как дома), а Мельников просто сидел, удивляясь в переменах внутри себя. Он понимал, что совершил только самый маленький шаг навстречу тайнам магии, но самый важный. Это было начало пути, долгого пути, возможно, длиною в вечность. Он был рад, ему казалось, что он снова встал на правильный путь, с которого сошёл четыре года назад. Когда он входил в Сумрак, все мысли вылетели из его головы, кроме одной, что именно там его дом, его вотчина, где он может быть счастлив.       — Вот, держи, он липовый и не приторно сладкий, как большинство видов мёда.       — Ага, спасибо. И чай тоже мне?       — Нам, тут две чашки. Мне, в отличие от Ласа, алкоголя пока хватит, вчерашняя попойка отбила всё желания повторять это в ближайшее время.       — У тебя просто жена и дочь скоро приедут, и ты не хочешь пить перед их приездом. Признай это, Антон.       — И это тоже, ты ешь, не стесняйся. — Антон подвинул миску с медом поближе к Мельникову, так как тот взял, только одну маленькую ложечку и дальше есть явно не собирался. — В первый раз Сумрак много забирает, а восстановиться тебе надо.       — Не буду есть эту дрянь, она же приторная. Гадость. У тебя ничего другого нет? Извини, конечно, но мёд этот только на пытки годится. Нет, серьёзно, его стоит запретить как метод, отличающийся особой жестокостью.       — Сразу сказать не мог, что ты его не любишь?       — Не мог, у склероза моего есть одно замечательное свойство, я не всё знаю о себе, точнее о себе я знаю намного меньше, чем любой нормальный человек.       — Ладно, шоколад-то любишь?       — Лучше печенье. — Пока Антон искал сладкое, в разговор снова влился Лас, в руке он держал бутылку с холодным пивом.       — Кстати, а где ты живешь? — обратился Лас к Мельникову.       — Эм… получается, что на данный момент в машине.       — Чего так? Девушка из дома выгнала? — произошло то, чего боялся Антон, Лас совершенно случайно задел тему, которую пока при новом дозорным затрагивать не следовало.       — Можно и так сказать, умерла она. А её мать в квартире её меня видеть не хочет. — Хорошее настроение Мельникова, в котором он прибывал последнее время, улетучилось, как будто его и не бывало.       — Печальная история. Парень, да ты просто магнит на неприятности.       — А Лиса наоборот говорила, что я везунчик.       Раздался очередной звонок в дверь, это приехали Света с Надей. Антон ушёл открывать.       — Лиса — твоя девушка? Красивое необычное имя, это сокращение?       — Да, девушка, а имя её — сокращение от Василисы.       — Любил её?       — Да.       В воздухе грозила повиснуть неловкая пауза, если бы не громкий возглас девочки-подростка, что вошла на кухню поздороваться с гостями.       — Ух ты, папка домой притащил сэра Мелифаро!       — Надя, невежливо называть незнакомых людей именем какого-то книжного героя, — начала отчитывать девочку взрослая женщина. Очевидно, это были Надя и Света, дочь и жена Антона.       — Точно, вот кого он мне напоминает, а я весь день это понять пытался! — на лице Ласа расцвела улыбка.       Мельников же не отвечал, ему было не до этого, странное имя произнесенное девочкой вызвало в нём куда больший шок, чем можно было представить. Оно казалось ему куда более знакомым, чем фамилия Мельников.