А если...

      - … завтра мы выступаем.       Как Проэмперадор, Алва имел право вызывать к себе любого офицера, но затребовал лишь Эмиля Савиньяка и Курта Вейзеля. К тому же обзавёлся ещё одним порученцем. Жиль Понси шёл в нагрузку то ли к Савиньяку, то ли к Вейзелю, то ли вообще был дан Алве за грехи его тяжкие. Тощее чудо питало нездоровую страсть к Барботте и писало жуткие вирши, которое начинало читать любому, кто имел неосторожность посмотреть в его сторону.       К удивлению Дика, Рене уже встречался с маршалом Савиньяком, более того, последний тут же стал уговаривать Алву отдать ему Рене:       - Росио, у тебя их уже трое.       - Могу отдать Понси.       - Избави Создатель! – замахал руками кавалерист. – Да у меня от его стихов кони бесятся. Может, подкинуть его бириссцам? Он их своими творениями враз умучает.       - Идея богатая, но представь, что ждёт нас после его возвращения в качестве героя Талига.       - Ну, прикопаем по-быстрому и объявим посмертным героем.       - Обещаю над этим подумать.       Поначалу Рене боялся, что в походных условиях его маленький секрет быстро раскроется. Но оказалось, что в такой массе народа скрывать правду намного легче. Не желая привлекать ненужного внимания, Рене прятал кончики ушей под волосами. Единственной проблемой оказалось привыкнуть к походной жизни, то есть, мыться не тогда, когда тебе это нужно, а когда есть такая возможность. На ум приходил мультфильм «Мулан». В конце концов, чем китайская девушка лучше, чем он, то есть, она?       Тронко война почти не затронула, но зато на том берегу Россанны собрались толпы народу. Рене смотрел на беженцев, с их незатейливым скарбом пыливших по варастийским дорогам, и думал – а мог ли он предотвратить войну? Возможно – сообщи он Алве всё и сразу. Хотя не факт. Но даже если бы им удалось отстоять Варасту малой кровью, неизвестно, где рвануло бы в следующий раз.       Излом предъявлял этому миру свои права. Талиг напоминал пороховой погреб, в который лезли с зажжёнными факелами все, кому не лень. А так всё было известно, книжно, понятно. Сейчас Рене мог хоть немного контролировать ситуацию. Ну как – контролировать? По крайней мере, он мог на ярких примерах показать Поросёнку, что такое хорошо и что такое плохо. А желание избежать жертв любой ценой не только звучало абсурдно, но и могло запросто превратиться в катастрофу.       Из неприятных моментов был Оскар Феншо-Тримейн. Дику он определённо нравился. А вот Рене не питал к нему особо дружеских чувств. Именно Оскар был тем молодым человеком, которого Рене видел на «аудиенции» у королевы в аббатстве, когда подготавливал «неформальную» встречу Дика и Катарины.       С одной стороны, это ничего не значило кроме того, что генерал – очередной болванчик, которого выкинут, как только он отыграет свою роль. С другой стороны, этот болванчик командует людьми, авангардом Южной Армии. Если бы Рене не знал того, что он знал, возможно, он иначе относился бы к новому другу Ричарда. К тому же, Рене не нравились разговоры о Талиге, которые Дик и Оскар вели. Но было ещё и третье, что возмущало Рене – это отношение Феншо-Тримейна к генералу Манрику.       Самому Рене Манрик, как таковой, был безразличен, в отличие от Дика и Оскара. Но там, где эти двое видели лишь повод для насмешек, Рене, проживший большую часть своей жизни в военном городке, видел желание поддержать дисциплину и порядок.        Дело было в том, что в отсутствие команды выдвигаться, Манрик регулярно «гонял» солдат: строевая подготовка, занятия штыковым боем, выполнение построения в «каре» и всё в том же духе.       Генерал Феншо считал это глупой и бесполезной тратой времени. Рене был с ним категорически не согласен.       - Как же надоел это солдафон с его «шагистикой». Похоже, господину Манрику просто недоступно высокое искусство тактики и стратегии. Корнет Окделл! Шагом марш! На месте – стой! Нале-во! Напра-во! Кру-гом! Шагом ма-арш! Как держите ногу?! Почему не тянете носок?! Как стоите?! Грудь вперёд! Где почтение?! Где горящий взгляд?! Где восторг?! Да вы… Да я вас… Расстрелять! Повесить! Сослать на галеры!       - Счастлив повеситься, расстреляться и сослаться по приказу великого генерала Манрика! – радостно вопил Дик, поддерживая привычную игру.       - Не вижу повода для насмешек, господа, – заявил Рене, которому этот балаган уже порядком поднадоел.       - Господин Райс, – Оскар насмешливо скривился – неприязнь была взаимной, – вы считаете Леонарда Манрика выдающимся полководцем современности?       - Я считаю генерала Манрика человеком, который заботится о моральном духе и боеспособности армии во время затяжного бездействия. Вам, генерал, следовало бы знать, что лень – мать всех пороков. Безделье губительно для армии. Если солдаты не будут заняты делом, то не пройдёт и двадцати дней, как начнутся пьяные дебоши и драки. А что дальше? Дезертирство? Мы не успеем оглянуться, как Южная армия превратится в банду мародёров раньше, чем мы переправимся через Рассанну. Вам, как офицеру, следовало бы подавать пример ответственности и воинской дисциплины.       - Вы считаете меня безответственным?! – набычился Феншо-Тримейн.       - Я считаю, что офицеры должны оставаться офицерами и не опускаться до уровня площадных шутов. Если вы имеете что-либо против генерала Манрика, извольте доложить свои соображения господину Проэмперадору, а не устраивать здесь ежедневный балаган, подрывающий авторитет другого офицера в глазах подчинённых.       Да, Манрика не любили. И за «шагистику», и за редкостное упрямство, и за происхождение (потомок повара-гогана, примкнувшего к Франциску), и за родственные связи. Но это не повод для оскорблений. По крайней мере, Рене считал именно так, а на мнение генерала Тримейна ему было глубоко плевать.       Молодой генерал был харизматичен: ему верили, его любили, за ним шли. Вот только если бы к этой харизме прибавить ещё толику ума и уважения, и уменьшить гонор, хотя бы вполовину – Оскар Феншо-Тримейн со временем вполне мог стать Первым Маршалом Талига.       На войне дуэли запрещены под угрозой расстрела. Но сейчас Оскар был в шаге от того, чтобы вызвать проклятое отродье, о котором он уже был наслышан от генерала Ариго. Ситуацию спас Жиль Понси, сообщивший, что его разыскивает начальник штаба Леонард Манрик.       - Хорошо. Корнет, – обратился он к Окделлу, – проводите меня.       Как только эти двое скрылись из виду, Рене вздохнул. В последнее время он стал слишком нервным. Скорее всего, всё дело было в страхе. Из столицы война виделась чем-то далёким, а книга описывала её исключительно как героическое деяние, совершённое под руководством немеркнущего гения Рокэ Алвы.       В реальности война – это пот и грязь, и тяжёлая работа, и бесконечный, выматывающий страх. Умение быть бесстрашным заключается вовсе не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы не показать свой страх другим, держать его под контролем, не дать ему вырваться.       Чем ближе были грядущие сражения, тем неувереннее чувствовал себя Рене. Он все чаще ловил себя на желании признаться Алве во всем. И только какое-то странное предчувствие, что он не должен этого делать сейчас, удерживало его на месте.       Дежурства при особе Первого маршала Ричард, Рене и Жиль несли по очереди. Ушастик как раз был на дежурстве, когда на приём к Проэмперадору впервые пожаловал Его Преосвященство епископ Варасты Бонифаций. Первое знакомство оказалось впечатляющим.       - Изыди, нечистый! – громыхнул на всю приёмную епископ.       - Прошу прощения, отче, но я никак не могу совершить требуемое, ибо состою на службе у герцога Алвы в качестве оруженосца, – смиренно произнёс «нечистый», заправляя выбившийся локон за острое кошачье ухо. – Чего изволите, отче – белое? Красное? Или иные напитки? – Рене знал, где лежит бутыль касеры.       Убедившись, что «нечистый» – не плод его галлюцинаций, вызванных неумеренным потреблением спиртного, епископ опустился в кресло, ещё раз смерил взглядом странного оруженосца:       - Красного.       - Прошу, – через минуту Рене поставил перед Бонифацием бокал с вином. – Я доложу о вас господину Проэмперадору, но боюсь, вам придётся подождать его некоторое время, – Рене знал, что сейчас у Алвы военный совет.       - Кем являешься, отрок?       - Ренерт Райс, оруженосец Первого маршала.       - Не о том спрашиваю.       Рене и сам понял, чем интересовался епископ, а потому, вздохнув, выпалил всё, как на духу:       - Потомственный Леворукий, ваше Преосвященство.       - Негоже благочестивому воинству иметь в рядах своих отродье нечестивое.       - А вы посмотрите на это с другой стороны, отче. Врагам нашим доведётся иметь дело не только с благочестивым воинством, но и с нечестивым отродьем. Где не поможет сила, поможет хитрость – одним благородством войну не выиграешь.       - Хм-м, верно глаголишь.       - Ещё вина? – спросил Рене, держа наготове кувшин.       - Зело ловок, шельма, – Бонифаций неожиданно окунул два пальца в бокал с вином и сотворил олларианский знак, обрызгав Рене вином.       - Амэн, – спокойно произнёс ушастик.