А если...

      - Да пребудет с тобой милость Создателя.       «Если бы мы надеялись на милость Создателя, от столицы камня на камне не осталось бы». Дорак окинул взглядом собравшихся за столом Совета.       Что ж, проблем быть не должно. Встреча с Преосвященным прошла благополучно. Кардинал, принявший переехавших в его резиденцию агарисcких гостей, полулёжа в постели, просил прощения за то, что болезнь не позволила ему вмешаться в ситуацию, а секретарь, видя тяжелое состояние кардинала, скрыл от него правду о том, что произошло. Затем Сильвестр долго сетовал на то, какие кошмары пришлось пережить гостям, да и всем жителям столицы из-за того, что некоторые служители церкви забыли о главных заповедях Создателя, впав в грех гордыни и возомнив себя непогрешимыми.       В результате оба прелата снова подтвердили, что единство церквей важнее мирских разногласий. Договор был подписан, и Оноре с братьями отправили домой под надежной кэналлийской охраной – «Создатель бережёт того, кто бережёт себя сам».       Появление Фердинанда ознаменовало начало Совета. Король многословно и велеречиво благодарил Первого маршала, сумевшего в кратчайшие сроки подавить бунт, в результате чего были спасены провиантские склады.       Кардинал слушал короля и думал о том, что одного из спасителей столицы здесь нет. А жаль. «Милость Создателя, милость Создателя. Узнай Преосвященный Оноре, кого ему следует благодарить за милость Создателя, что бы он сказал? Если бы не это ушастое отродье Леворукого, всё было бы куда как хуже».       Затем король задал сакраментальный вопрос: « Кто желает говорить?», и началось то, к чему Сильвестр был, в принципе, готов.       Вопрос о смещении нынешнего «болящего» коменданта поднял Манрик. Его поддержал адмирал – твердо и по-военному четко: «Гнать».       Само собой разумеется, что в защиту Килеана выступили братья Ариго (а кто бы сомневался), заявившие, что комендант честный и исполнительный человек, и он должен хотя бы иметь возможность оправдаться. Ну и, само собой, господин кансилльер (а куда же без него).       Последним высказался экстерриор граф Рафиано (дипломат, умница. Вот пример человека "на своём месте"). Его притча об осле в амбаре была очень поучительна (страсть графа к притчам была всем известна, он знал их великое множество и на все случаи жизни. Иногда кардиналу казалось, что он придумывает их на ходу. Что ж, это лишь доказывает, что Рафиано – человек большого ума. Вот уж воистину – хвала Создателю – внешняя политика в надёжных руках. Побольше бы таких).       Само собой, старый гусь, говоря в защиту Килеана, не преминул сослаться на некое неустановленное лицо, принесшее устный приказ от господина кардинала. «Это сейчас всем понятно, что приказ был подложный, – распинался кансилльер, – но граф Людвиг даже подумать не смел, что найдётся кто-то, кто воспользуется именем кардинала Сильвестра для учинения беспорядков в городе. К тому же, сам приказ – не мешать епископу Авниру, ибо все его действия направлены на благо Талига и Церкви Ожидания – не мог вызвать никаких подозрений».       Аргумент был слабый и говорил скорее против коменданта, чем в его пользу. Разбить его не составило бы большого труда. Стоит лишь напомнить, что комендант Олларии подчиняется королю и Первому маршалу, а никак не духовным лицам. Но делать этого нельзя. А вдруг Фердинанд решит, что может оспаривать приказы Сильвестра? Нет уж. Сотня жизней – невеликая цена за сильную державу. Ну что б Франциску оставить Талиг не сыну, но пасынку? Пожалуй, основатель династии был единственным достойным королём в этой самой династии. А нынешний? Он хоть понимает, что «Величество» произошло от слова «величие»? И это накануне Излома Эпох. Нет, нет и ещё раз нет. Если Талиг не может получить сильного короля, то нужен хотя бы сильный Регент при малолетнем государе. Но это в будущем. А пока нужно убрать Ариго – и от трона подальше, и из спальни, само собой.       Вовремя он начал пить эти отвары. У Дораков всегда было слабое сердце. Отец умер в пятьдесят два, а ему уже пятьдесят восьмой пошел. А сколько ещё не сделано...       - Вы правы, господин кансилльер, – ленивый баритон вернул кардинала в реальность, – господин комендант не мог нарушить приказ. Но с каких пор сброд со Двора Висельников действует во благо Талига и церкви? Мерзавцы, орудовавшие на Золотой улице, никак не упоминались в приказе.       О да, всего две фразы, но они могут не только сместить Килеана с должности, но и подвести под виселицу. Но почему так спокоен Штанцлер? Значит, этот дриксенский выкормыш что-то прячет в рукаве. Но что?       - Граф Килеан несомненно совершил ошибку, полностью доверившись приказу. Однако и Первый маршал не совсем безгрешен. Я отдаю должное решительности и смелости Рокэ Алвы, хотя вызывает некоторое недоумение задержка, стоившая жизни многим людям. Доподлинно известно, что Рокэ Алва прибыл в Олларию утром, однако принимать меры начал лишь с заходом солнца. Лично я могу найти лишь одно объяснение этому его поступку. Вернее, недеянию. Маршал ждал приказа и получил его. Тем более, что первым человеком, которого маршал посетил после возвращения в столицу, был господин кардинал.       А Люди Чести не на кошках скачут. Вот значит как, господин Штанцлер. Переложить вину на Алву. Умно. Теперь, если Килеана решат повесить, то Ворона следует вздёрнуть рядом с ним. Сильно. Хотя вы никогда и не были слабым противником, Эр Август.       - Первый маршал Талига, – Фердинанд с укоризной смотрел на задумавшегося Рокэ, – мы слушаем вас.       Ворон медленно обвел глазами собравшихся, особо задержавшись взглядом на братьях Ариго. Кардинал готов был поспорить на чайник той бурды, что он пьет вместо шадди, что этот взгляд не сулил бедолагам ничего хорошего.       - Ваше Величество, господа! Для начал я хотел бы развеять сомнения господина кансилльера. Да, я прибыл в столицу утром и, как вы верно поведали присутствующим, господин Штанцлер, я нанёс визит Его Высокопреосвященству. Дело в том, что до моего отъезда в Кэналлоа господин кардинал дал мне несколько поручений личного характера, а также попросил заехать в Торку с инспекцией. Увы, инспекцию пришлось отложить. А так как это дела государственные, то я и поспешил уведомить кардинала об изменившихся обстоятельствах. Этот визит позволил мне убедиться, что кардинал действительно болен. И вряд ли человек, находившийся в его состоянии, был способен отдавать какие-либо приказы – хоть устные, хоть письменные. О том, что произошло накануне – что происходило или готовилось в столице – я не имел ни малейшего понятия, так как в городе меня не было. Дома я застал эсператистского священника и его братьев, так глубоко погружённых в молитву, что нарушать тотчас сакральный ритуал я не рискнул. Однако после молитвы епископ Оноре объяснил мне причины, по которым они пребывают в моём доме и обратился ко мне с проповедью. Его Преосвященство объяснил мне, сколько дурно бездействовать, когда гибнут невинные. Его мольбы возымели действие, он пробудил мою глубоко и давно спящую совесть и сподвиг меня на защиту сирых и слабых. Единственный способ защитить невиновных – это наказать виноватых. Чем я и занялся. Благо во время войн и бунтов Первый маршал Талига вправе действовать на свой страх и риск.       Теперь Ворон снова смотрел на братьев Ариго.       - Ваше Величество, господа Совет! Вам следует узнать, что я обнаружил в особняке Ариго и чего не обнаружил.       Подробный рассказ о событиях на площади Леопарда и брошенные на стол футляр от драгоценностей и пара листочков были подобны взорвавшейся бомбе.       Кардинал с большим трудом сумел сдержать ухмылку, видя, как ползут вверх рыжие брови Манрика, первым взявшего читать предъявленные Алвой документы.       - Что это?! Что это за документы?!       - Об этом следует спрашивать хозяина кабинета, в котором они были найдены, – чётко проговорил Алва.       - Я так полагаю, что это попытка написать приказ для господина коменданта, – заметил Альмейда. – Но каким бы простаком не был граф Килеан, даже он должен был сообразить, что Первый маршал не станет посылать такие приказы, находясь в Кэналлоа.       - Вне всякого сомнения! – глаза тессория пылали праведным гневом. – И в результате было решено отдать устный приказ. И свидетелей меньше, и доказательств никаких. Однако господа так торопились вывезти свои ценности, что впопыхах забыли уничтожить первоначальные варианты.       - Ги Ариго решил сорвать мирные переговоры с Агарисом, используя безумие епископа Авнира и ограниченность коменданта. У меня также есть все основания подозревать, что он знал о болезни Его Высокопреосвященства, – Рафиано выразительно посмотрел на Штанцлера. – К счастью, жадность заставила его вывезти ценности…       То, что матёрый дипломат решил обойтись без притч, говорило лишь об одном – он не сомневается в исходе сражения. А слишком большая осведомлённость господина Штанцлера сейчас обернулась против него, сыграв с кансилльером злую шутку.       - Это ложь! – лицо Ги Ариго исказила гримаса. – Наглая ложь! Это подделка!       - А никто и не говорит, что письма подлинные, – спокойно произнёс Ворон. – Эти письма не писал ни кардинал, ни я, ни покойный Авнир.       - Думаю, – начал тессорий, – следует заняться поисками упомянутых ценностей. Я верю своим таможенникам, мимо них и мышь не проскочит, а ведь все эти гобелены не в кармане выносили. Стоит допросить слуг, и тех, кто занимается извозом, и…       - Хватит! – взвился Иорам Ариго. – Да, мы догадались, что назревает бунт, и…       - Молчи, болван! – взорвался Ги, но было поздно. Растерянность на лице короля сменилась яростью, и Его Величество взревел:       - Генерал Савиньяк. Взять братьев Ариго! В Багерлее!       В течение следующих дней Дик так и не смог поговорить с Рене, а жаль. Зеленоглазый ушастик был единственным человеком, с которым он мог говорить по душам. Даже насмешки мелкого Леворукого воспринимались легко, совсем не так, как когда это делал Ворон.       Правда, с Вороном тоже пришлось поговорить. Это случилось наутро после той памятной ночи. Монсеньор вернулся в домой в обществе братьев Савиньяк. Дик отправился в кабинет, чтобы сообщить о визите мэтра Лесмо и об отъезде Оноре.       Эмиль искренне сожалел о том, что Рене не сможет присоединиться к компании.       - Ты совсем не бережёшь своего оруженосца, Росио. Это потому, что их у тебя два.       - Руки у меня тоже две, но это не значит, что я готов одну из них сунуть в огонь. Мальчишка сам решил стать героем. Между прочим, нарушив мой приказ.       - Надо сказать, он легко отделался, – вмешался в разговор Лионель, – если то, что мне рассказал про Золотую улицу Миль, правда, то чудо уже то, что он остался жив.       - Леворукий хранит своего отпрыска, – заметил Рокэ, глядя на пламя в камине. – Как знать, может быть, храня своё чадо, он попутно сохранит и Талиг. На Создателя у меня уже давно нет надежды.       Вообще Алва был крайне немногословен в этот вечер. Он пил свою любимую «Кровь» и смотрел в огонь. А вот Савиньяки предпочитали «Слезу». Ричарду «Слеза» тоже понравилась. В Надоре вина были препаршивые. А делать яблочный сидр матушка отказывалась.       Именно воспоминания о доме заставили Ричарда обратиться к Лионелю с просьбой пригласить Айрис ко двору. Он ведь обещал сестре забрать её из того склепа, в который превратился родовой замок Окделлов.       - Можно, но ей понадобится патронесса. Рокэ, это по твоей части.       - Говорите, по моей? – сощурился Алва. – Хотя… Почему бы и нет? Не оставлять же девушку в могиле.       Ричарду было обидно, что Ворон вот так назвал его дом – могилой. Но это была чистая правда. В Надоре не живут, там доживают. И пока существующий порядок вещей не изменится, это место всё больше и больше будет напоминать склеп.       - Спасибо, монсеньор.       - Пустое, – за Рокэ ответил захмелевший Эмиль, – он просто обязан помочь родственнице.       - Как – родственнице? – Голова Ричарда закружилась.       И снова откровения, которые разрывают сердце, путают мысли. Ему нужен Рене, очень нужен Рене.       Наконец лекарь разрешил визиты. Дик так торопился, что даже не постучал. А войдя, затоптался на пороге. В комнате ушастика уже был гость, вернее, гостья.       Ричард уже видел эту девушку, Бланш, кажется. Дочь ювелира. Тогда, в изодранной одежде, растрёпанная, в саже – она всё равно поразила Дика тем, что так решительно заступилась за Рене. А сейчас… Сейчас в комнате сидела ослепительно юная эрэа. Изящное, но без претензий платье лишь подчеркивало естественную красоту.       Так приятно было сидеть рядом, говорить. Даже события прошлого уже не казались такими кошмарными. А просьба Рене – проводить госпожу Вердье – показалась Ричарду весьма уместной.       А вот когда он вернётся, он поговорит с другом. Обязательно поговорит.