А если...

      И Ричард отправился. Отправился прямо в этот золотистый омут, пахнущий розами.       Вынырнув из сладкого дурмана, Ричард не сразу вспомнил о поручении Алвы. Глядя на Марианну, грызшую яблоко, было очень сложно оформить вопрос: мысли перескакивали то на прекрасные волосы баронессы, то на её гладкую кожу, в голову лезли совсем уже непотребные сравнения Марианны с Соной.       С трудом продравшись сквозь всю эту муть, Дик всё же задал вопрос о Килеане.       - Он знал, – спокойно ответила женщина, завладев рукой Ричарда.       - Даже если так, он… он сделал это, потому что любит вас, – только сейчас Дик подумал, что в сущности Килеан расплачивается за свою любовь.       - Любит? Ричард, – Марианна заглянула в глаза юноши, – а ты любишь кого-нибудь?       Любит ли он? Два года назад он сказал бы – да. А сейчас… Ему определённо нравится Бланш, пожалуй, даже больше чем просто нравится…       - Любишь, – тихо произнесла баронесса. – Скажи, стал бы ты играть на неё в карты?       Ричард вспыхнул, Бланш – не Марианна. Может, она и не дворянка, но…       - Вы не смеете сравнивать…       - Отчего же?, – Марианна села на кровати. Не спуская взгляда с лежавшего юноши. – Любовь живёт в том, кто любит. Для неё нет разницы между коровницей, королевой и святой. А если есть… это не любовь. Это, Ричард Окделл, называется иначе. Не знаю, в кого ты влюблён, но если эта женщина потеряет всё, если ей, чтобы не умереть с голоду, придётся продавать себя, ты её купишь? Или поможешь, ничего не требуя взамен?       Ричард молчал. Бланш повезло, её отец не лишился всего, они оба остались живы, но ведь всё могло быть иначе. Она не дворянка, она всего лишь дочь лавочника. Останься девушка сиротой, без гроша в кармане – и что бы стал делать он? Марианна была права – важно лишь, кто любит, и неважно – кого.       Неожиданно для себя Дик вспомнил о письме для сына Арамоны. Как там сказал монсеньор – Ричард напомнил ему Дорака? Почему? Да потому, что в тебя, Ричард, тоже тыкали пальцами только потому, что ты сын Эгмонта. И ты до сих пор расплачиваешься за ошибки отца. Но ты не Эгмонт, ты – Ричард. А Герард – не Свин. И не важно, что он – Арамона, важно лишь, как ты поведёшь себя по отношению к нему.       Ричард твёрдо решил для себя, что выйдя от Марианны, он пойдёт в Старый город и пригласит молодого человека в дом Алвы.       Уже выйдя от баронессы, Ричард заколебался. Если он пойдёт к Герарду, получится, что он просто исполняет приказ маршала, и Ворон опять будет его дразнить, а если не пойдёт – то нарушит слово, данное самому себе. Может, письмо всё же лучше? А вот когда молодой человек придёт в дом к Алве, Ричард будет дружелюбен, как при первой их встрече, когда он ещё не знал, с кем говорит.       Ну почему, почему ему так важно мнение Ворона, и не только его?! Почему он вообще цепляется за чужое мнение?! Алве вот всё равно и Рене тоже. А ему? Ему тоже теперь будет всё равно. А если герцогу захочется поиздеваться над «исполнительностью» оруженосца, он даст достойный ответ.       Всю дорогу до дома, где проживало семейство Арамона, Ричард придумывал достойный ответ на возможные едкие замечания монсеньора. Едкие замечания получались прекрасно, он так и слышал в голове знакомый голос, а вот с достойными ответами определённо были проблемы.       Двери открыла уродливая женщина – та самая, которая впустила их и в прошлый раз. И она мать Герарда и его красавицы сестры? В это верилось с трудом.       - Сударыня, – поприветствовав хозяйку, начал Ричард, – я бы хотел поговорить с вашим сыном. Это касается его просьбы вступить в гвардию.       - Ох, – женщина была взволнована, – прошу вас сударь, проходите. Герард!       Ричард вошёл в уже знакомую комнату. У камина сидела пожилая дама; сестра будущего гвардейца – как же её… ах, да, Селина – вышивала; её брат встал, отложив книгу, которую недавно читал; младшие дети что-то не то читали, не то рисовали.       - Герард, – поклонившись дамам, начал Ричард, – ваше желание стать гвардейцем, скорее всего, будет удовлетворено. Монсеньор просил вас быть завтра у него дома, к десяти часам утра.       - Это правда?!       - Да, – улыбнувшись той искренней радости, с какой молодой человек воспринял известие, ответил Дик.       - Благодарю вас, герцог Окделл.       Вот как. Значит, они уже успели навести справки о том, кто является оруженосцем Первого маршала.       - Моей заслуги в этом нет. Если вам кого и стоит благодарить, то только монсеньора.       - Может, желаете вина? – засуетилась хозяйка дома.       - Благодарю, нет. Простите, но у меня есть ещё дела, – заторопился Ричард. Он всё-таки переоценил свои способности выносить семейство Свина. – Надеюсь, увидимся с вами завтра, Герард. Всего хорошего, сударыни.       Нет, Герард не плохой, просто Ричарду нужно время, чтобы принять его. Слишком сильно фамилия Арамона связана с тем жирным боровом, который изводил его в Лаик.       Для одного утра событий было слишком много, хотелось отдохнуть, но дома его ожидало письмо от Валентина. Граф Васспард просил Ричарда о встрече в таверне «Белая гончая», в полдень.       Пришлось снова надевать шляпу, но отказать Валентину Ричард не мог, тем более после той истории с письмом.       Войдя в таверну, Ричард сразу увидел Валентина. Тот, одетый в цвета Рокслеев, сидел у окна и при виде герцога поднялся.       Молодые люди поприветствовали друг друга.       - Я исполняю роль посланника, – первым начал разговор Валентин. – Однако особа, написавшая сие послание, доверилась нашей с вами чести. Я намерен сохранить эту тайну.       - Я вас понял.       Граф протянул Ричарду узкий конверт, запечатанный алым воском. Коронованный леопард и роза. Её Величество!       Дик недоумённо посмотрел на Валентина. «У меня не было выхода», – явственно читалось в глазах графа. Валентин едва слышно вздохнул. Ему явно не хотелось передавать письмо, но пришлось. А если учесть, что может быть в этом письме, то его можно понять.       Ричард усмехнулся – он тоже понимал, что в письме приглашение на ещё одну встречу.       - Благодарю за оказанную услугу, граф.       - Не стоит благодарности, герцог. За эту услугу вы мне ничем не обязаны.       Почему за «эту»? Он принёс письмо. Тогда тоже было письмо. Это намек на осторожность? Попытка напомнить, чем заканчиваются визиты к Её Величеству?       - И всё же, благодарю вас, – улыбнулся Дик, чуть кивнув головой. – Надеюсь в ближайшем будущем отплатить вам любезностью за любезность.       Королева сообщала, что знает о намерении Ричарда Окделла испросить аудиенции, дабы ходатайствовать о приглашении сестры ко двору. И она готова принять герцога в три пополудни в известном ему месте.       Идти не хотелось. Прошлые встречи и то, что он видел Катарину с Алвой, желания не добавляли. Ричард поймал себя на мысли, что он уже почти готов отказаться от идеи пригласить Айрис в столицу.       «И позволить ей умереть в том кошмаре, что называется Надором? Я ведь обещал ей свободу».       - Вы хотели меня видеть, Ваше Величество? Я здесь, – Дик поклонился, как мог, изыскано.       - Я всегда рада Окделлам… – в руках у королевы голубой шелковый шарф, расшитый серебром. А в прошлый раз была ветка сирени.       - Ваше Величество… – Дик не знал, с чего начать разговор.       - Ты больше не хочешь называть меня по имени? – голос королевы дрогнул, а глаза стали влажными. – Я понимаю. После того, что ты видел…       - Простите меня, Ваше Величество, это моя вина, я …       - Нет, ты не сделал ничего плохого. Я… Я позвала тебя, чтобы… – голос прерывается, руки комкают шарф.       - Вы хотели помочь моей сестре. Благодарю вас. Айрис будет так рада.       - Чему?! – почти выкрикнула Катарина. – Как можно радоваться этому городу? Старые проклятья перебрались сюда вместе с Раканами. Эрнани думал, что новая столица будет чиста от кошмаров прошлого, но они никуда не делись. Он привёз их с собой.       - Ваше Величество, – называть эту женщину по имени не хотелось, совершенно. Это имя вызывало лишь боль, – если вы говорите о том, что случилось в Октавианскую ночь, то убийцы уже пойманы. Их не более трёх тысяч.       - Ты честный, – улыбнулась Катарина. – Честный и смелый. Он тоже был таким.       Ричард даже не сомневался, кто это – «он».       - Если бы Эгмонт… Если бы твой отец не был таким благородным, он был бы жив.       Ричард опустил глаза. После всего, что он узнал об отце, он вряд ли смог бы назвать его благородным. Интересно, а знает ли королева, каким был его отец? Знает, не может не знать, тогда зачем всё это?       - Через десять лет тебе исполнится двадцать восемь, – королева попыталась засмеяться, – а мужчину в двадцать восемь не отличить от мужчины, которому тридцать два… Я встретила Эгмонта в день моей свадьбы. Ему было тридцать два, а мне – восемнадцать. Я первый раз была в столице. Невесту короля встречало множество дворян, но… Он выделялся из всех. Не знаю, что на меня нашло, но я решила, что он – король. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в те несколько минут, пока правда не открылась. Наивная дурочка, я так радовалась, когда он подал мне руку и спросил, не устала ли я. «Нет, совсем нет», – ответила я и добавила, что он похож на святого Алана. «Он мой предок. Я – герцог Окделл, а Его Величество ждёт свою невесту во дворце». И он повёл меня к... жирному, бледному, пустому… Никакому!       Разорванный в клочья шарф упал на землю.       - Прости… Прости, Дикон. Это всё из-за того, что ты так похож на него. Я приглашу твою сестру. При дворе бывают порядочные люди… Должен же кто-то быть счастлив, если уж мне это недоступно.       - Ваше Величество… – пожалуй, это единственное, что Ричард мог сказать. Ещё совсем недавно сравнение с отцом вызвало бы в нём восторг и стало поводом для гордости, но сейчас он и сам не знал, что чувствует, когда слышит такое сравнение. Оказывается, он совсем не знал своего отца. Образ идеального героя, наследника Святого Алана и борца за Великую Талигойю рассыпался. А новый образ был двойственным. Сам Ричард запомнил отца весёлым, сильным. С ним было спокойно, с ним было хорошо. Но таким его помнил только Дик. Другие запомнили его как труса, предателя и безответственного командира. Ричард тяжело вздохнул.       Её Величество по-своему истолковало этот вздох.       - Дикон, ты не представляешь, как глупы женщины. Они ненавидят меня за то, что Ворон спит со мной. Дурочки, лучше бы они возненавидели его, тогда бы живо оказались на четвереньках с задранной юбкой... Ворону все равно, мужчина ли, женщина ли, лишь бы унизить. Он никогда не свяжется с тем, кто его любит, а такие есть… Мы ненавидим друг друга, Ричард Окделл, но я прикована к этому человеку…       Катарина говорила, а Ричард слушал, опустив глаза. Слёзы в голосе, волна пепельных волос, упавшая на плечи лишь от того, что королева слишком резко качнула головой, заломленные руки – а в ушах всё звучал и звучал ледяной голос «… сын Эгмонта оказался даже глупее своего отца… ».       - Прости… Я, должно быть, сошла с ума… говорить тебе всё это… Рокэ не так и плох, в нём есть хорошее… Но его всё меньше и меньше. Знаешь, в Фабианов день… Я не могла вынести, как унижают сына Эгмонта… Я попросила Ворона взять тебя в оруженосцы. Только не говори кансилльеру. Пожалуйста. Он так расстроился.       - Я не скажу. Обещаю, Ваше Величество.       Ричард возвращался домой. Ему казалось, что этот утомительный день никогда не кончится. Сколько всего – Марианна, Герард, Валентин, Катарина...       Он устал, он хотел просто немного посидеть в тишине библиотеки. Ещё недавно всё было так просто, так понятно. Есть Талиг и есть Талигойя, есть Оллары и есть Раканы. На стороне Талига и Олларов были враги, на сторону Талигойи и Раканов – друзья. Он был уверен, что его отец – герой, а Алва его убил. Он верил, что Её Величество любит его, а Люди Чести смелы, благородны и чисты помыслами, как рыцари в произведениях Дидериха.       А потом он узнал правду. Мир встал с ног на голову. Ему лгали все – от матери до королевы. Тот самый Ракан, которого он почитал единственным законным королём Талига – Талигойи – оплатил войну, которая разоряет его королевство. И всё это – война, голод, смерти тысяч людей – только для того, чтобы занять трон. А те, кого он почитал за новых рыцарей, так же далеки от идеалов рыцарства, как Северное море от Багряных Земель.       Воистину, права Эсператия: «Многие знания порождают многие печали, и умножающий знания – лишь умножает печаль».