А если...

      Марсель едва не выпал из седла. Что же такое должно было случиться, чтобы герцог Окделл (Окделл!!!) позволил «навознику» называть себя по имени.       - Почту за честь, – улыбнулся Валме, – и с радостью отвечу вам любезностью – Марсель.       - Ну, вот и отлично, – хмыкнул Рене.       - Простите, Рене, если наши «реверансы» вас так раздражали, – Марсель повернулся к ушастику. – Согласен, они уместнее при дворе, куда мы вернёмся нескоро. Эмиль был прав – у войны свои правила.       - Всё верно. Я, конечно, не Эмиль, – продолжил кошак, – но, может, вы примете и мой совет, Марсель. Смените ваш наряд на более подходящий. Поверьте, кэналлийский костюм на вас будет неплохо смотреться.       - В нём я буду похож на разбойника.       - На благородного разбойника. А это не одно и то же. Вы ведь знаете – прекрасные эрэа дворцовым шаркунам чаще всего предпочитают именно благородных разбойников.       Кошак. О да, с такой внешностью он уже привлекает к себе внимание. Эти его уши, которые Марселю смерть как хотелось потрогать, и кошачьи глаза.       Но уже через пару дней виконт понял, что Рене привлекает его не только внешностью. Приятный собеседник, умный и ехидный, он не стеснялся спрашивать, если чего-то не знал. С Ричардом они были друзьями, но Марселю казалось, что Рене относится к Дику скорее как к брату, которого необходимо оберегать и опекать.       Выяснилось, что юноша заболел буквально перед походом и едва успел выздороветь. Но даже это обстоятельство не мешало ему просыпаться ни свет, ни заря.       - Не волнуйтесь, Марсель, вы не единственный, кто страдает от ранних подъёмов. Ричард терпеть не может утренние побудки. Для него шесть утра – это глубокая ночь, а что уж говорить о четырёх… Я понимаю, что ваши страдания это не облегчит, но самолюбие успокоит.       - А вот вы, похоже, легко справляетесь с этой задачей.       - Я добираю недостающий сон на дневных привалах. Попробуйте, вдруг это вам поможет.       Действительно, стоило расседлать лошадей и перекусить, как мальчишка сворачивался клубочком, совсем как кот, и тут же засыпал.       Но больше всего Валме интересовали отношения Рене и Алвы. Время от времени Ворон бросал в сторону своего порученца странные, задумчивые взгляды, словно пытался что-то для себя решить и никак не мог этого сделать.       На третий день пути, во время очередной полуденной остановки, Рокэ безжалостно выдернул Рене с Ричардом из блаженного сна, в который молодые люди начали погружаться, и напомнил, что они оба по-прежнему должны заниматься фехтованием. И дорога – вовсе не повод отлынивать от занятий.       Примостившийся в тени Марсель имел удовольствие наблюдать за безжалостным избиением, которому Алва подверг обоих. Первым сдался Рене. Кошак раз за разом ронял шпагу и, несмотря на жаркую погоду, был бледен.       - Хватит, – произнёс Алва, когда Рене в очередной раз поднял выбитое из рук оружие. – Вы ещё не совсем здоровы. С вас на сегодня довольно. А с вами, Ричард, мы продолжим занятия.       «Что же это мне напоминает? Ах, да – "А вас, Штирлиц, я попрошу остаться". Бедный, бедный Дикон».       Через час с Окделла уже градом катился пот, в то время как сам Рокэ даже не порозовел.       - Желаете присоединиться, Марсель? – заметив любопытство Валме, предложил Ворон.       - Нет уж, – усмехнулся виконт. – По счастью, я не ваш оруженосец, а значит, лишён счастливой возможности прыгать два часа по жаре, изображая из себя подушечку для булавок.       - Кстати, монсеньор, – напомнил о своём существовании Рене, – я тоже не являюсь вашим оруженосцем, а значит…       - А значит, вы будете продолжать заниматься уже как мой порученец, – безапелляционно закончил Алва. – Не с вашими навыками отказываться от занятий. Вам потребовалось полтора года только на то, чтобы научиться правильно держать шпагу. А теперь я пытаюсь научить вас ею владеть.       - Всё не так безнадёжно, как вы говорите, Рокэ, – заметил Марсель. – Молодой человек весьма прилично владеет шпагой, хотя… с гитарой он смотрится лучше.       Действительно, этот потомок Леворукого мало походил на человека (или «не человека»), прошедшего войну. Да, он вполне сносно владел шпагой, но без неё выглядел лучше. Невысокого, если не сказать, низкого – для мужчины – роста, узкие плечи, тонкая талия, хрупкие запястья. Светло-русые, с золотым отблеском волосы, которым могли бы позавидовать многие дамы Олларии, заплетены в странную косу. А ещё эта его лёгкая, почти танцующая походка. Он скорее был милым, чем воинственным.       Стоп! Марсель поймал себя на мысли, что считает Рене весьма милым. Лишь один раз он видел таких «милых» молодых людей. Это случилось в его бытность оруженосцем у графа Рокслея. Подвыпившая компания бывших однокорытников завалилась, потехи ради, в гайифский бордель. Там было на что посмотреть! Изящные, женственные мальчики, в почти прозрачных одеждах…       Сам виконт предпочитал женщин, но про Ворона ходили разные слухи. И это его особое покровительство Рене…       Возможно, всему этому есть простое объяснение, и Алва действительно заключил сделку с Повелителем Кошек, а мелкий ушастик – лишь часть этой сделки, но… Кто знает?       «Как интересно, – подумал Марсель, глядя на порученца Первого маршала. – А ведь мы ещё даже до войны не доехали».       «Любопытство сгубило кошку». Но Марсель себя кошкой не считал. Неужели между Рокэ и кошаком есть нечто большее, чем отношения маршала и его порученца? Виконт так увлёкся, следя за происходящим, что даже перестал обращать внимание на утренние подъёмы.       Чем больше Валме присматривался к Рене, тем любопытнее ему становилось. Рене очень мало походил на молодого человека его возраста. Нежная, несмотря на тяготы военного похода, кожа, мягкие черты лица. Кроме того, Валме ни разу не видел, чтобы Рене снял рубаху – даже после самой утомительной тренировки он предпочитал обтираться мокрым полотенцем. Последний пункт Марсель, поколебавшись, откинул. Дик тоже предпочитал мокрое полотенце – возможно, стеснялся, а может, просто считал такое поведение недостойным герцога.       Со стороны Алвы тоже не было каких-то попыток приблизить ушастого к себе. Исключение составлял лишь регулярный интерес Ворона к здоровью Рене. Но это легко объяснялось – мальчишка недавно болел, и если ему сейчас снова станет худо, придётся оставить его в одной из гостиниц, под присмотром местных слуг. Вряд ли такой вариант устраивал маршала.       В конце концов, Марсель решился на более тесное общение с ушастиком. На дневных привалах молодой человек сначала попадал в руки Алвы, а потом, отмучавшись, засыпал почти мгновенно. А к вечеру и сам Марсель был настолько уставшим, что едва доходил до своей комнаты в очередной безымянной гостинице. Единственная возможность поговорить – во время езды.       - Какой милый пасторальный пейзаж, – заметил Марсель, глядя на очередной виноградник, мимо которого они проезжали.       - Вас потянуло на буколики, Марсель? – поинтересовался Алва. – Мне казалось, что вы предпочитаете сонеты.       - На хороший сонет должна вдохновлять прекрасная дама. А вы тиран, Рокэ. Ни вина, ни женщин… ни куафера, – весело хихикнул виконт.       - Вдохновляйтесь воспоминаниями о прекрасной эрэа, – предложил Рене.       - А вы, Рене – вы пишете стихи? – тут же ухватился за предложенную тему Марсель.       - Да. Вот только я не очень люблю сонеты. Это вотчина Ричарда, – Рене взглянул на покрасневшего друга. Как-то раз он застал Дика за написанием какого-то хромого произведения в честь Бланш, и с тех пор иногда поддразнивал Ричарда.       - Серьезно?       - О да, Марсель. Вы не поверите, какие свежие рифмы он использовал: кровь – любовь, розы – слёзы.       - Смейся, смейся, – буркнул Ричард, краснея ещё больше. – Написать хороший сонет не так-то и просто. Ты сам сонетов не пишешь.       - Вот сейчас я с вами полностью согласен, Ричард. Легко потешаться над чужим творением, а как же своё?       - Сдаюсь, – быстро поднял руки вверх Рене, – и даже готов выбросить серый флаг. Сонеты – не для меня. Хотя, один у меня всё же есть в запасе. Но прежде мне бы хотелось познакомиться с вашим творчеством, Марсель.       Сонет Марселя был хорош, очень хорош. Хотя и воспевал даму именно так, как положено в сонетах – звёздные глаза, алые кораллы губ, высокое чело…       - Теперь ваша очередь, Рене.       «Ну, Вильям ты наш, Шекспир, – не подведи. Мы с тобой защищаем честь нашего мира».       - Мои глаза в тебя не влюблены –       Они твои пороки видят ясно.       А сердце ни одной твоей вины       Не видит и с глазами не согласно.       Ушей твоя не услаждает речь.       Твой голос, взор и рук твоих касанье,       Прельщая, не могли меня увлечь       На праздник слуха, зренья, осязанья.       И всё же внешним чувствам не дано –       Ни всем пяти, ни каждому отдельно –       Уверить сердце бедное одно,       Что это рабство для него смертельно.       В своём несчастье одному я рад,       Что ты – мой грех, и ты – мой вечный ад.*       - А говорил, что не любишь сонеты, – пробормотал протрясённый Дик.       - Могу я полюбопытствовать, кто же та дама, что удостоилась таких строк? – спросил, как ни в чем не бывало, Марсель.       - Пожалуй, я сохраню интригу и оставлю этот вопрос без ответа, – улыбнулся в ответ Рене.       «Отлично, просто отлично, – хмыкнул про себя Валме. – Этот сонет равно подойдет и женщине, и мужчине. И раз вы отказываетесь называть имя дамы, господин Райс, то рискну предположить, что этот сонет для мужчины».       Этой ночью Марсель спал, как младенец, и проснулся где-то за полчаса до привычного времени подъема. Это было неожиданно. Обычно его будил Рене – лёгким стуком в дверь. Теперь же у Валме появилась возможность удивить кошака.       Недолго думая, Марсель вылез из кровати, оделся, поплескал водой в лицо и направился к комнате герцогского порученца. Он уже представлял, как стукнет в дверь пару раз, а затем распахнёт её со словами «Доброе утро, Рене», но звуки, доносившиеся из-за двери, заставили его ноги просто прирасти к полу:       - Ах, Рокэ, а-ах, чтоб тебя. Ох, ты это специально, а-ах, я знаю. Мн-н, если сегодня, ах, ты устроишь мне, мн, ещё и фехтовальную, а-ах, тенировку, о-йё – то клянусь, мн, я придушу тебя. А-ах.