А если...

      - Морена и в самом деле нужно гнать. Отправлю в Барсину, гарнизоном командовать. Додумался! На меня ссылаться, да ещё при крысе этой агарисской…       Нет, Левий крысой не был, а вот большинство тех, кто собрались возле усыпальницы Франциска – да. Старый храм наполнялся непривычными звуками – мастеровые, приведённые цивильным комендантом, взламывали двери.       Очередная безумная идея Альдо. Вышвырнуть останки узурпатора и захоронить здесь «истинных героев» - Алана Окделла и Эктора Придда. Правда, мнения Ричарда по поводу перезахоронения костей его предка в чужих могилах никто не спрашивал. А нынешний герцог Придд отказался, ну, по крайней мере, попытался отказаться, от предложенной чести, объясняя свой отказ тем, что все Придды должны покоиться в семейной усыпальнице – это семейная традиция.        Зачем нужна была вся эта пошла мистерия, Робер не понимал.       - Прошу меня простить, я опоздал, - Альдо вошел в храм. – Хорошие известия из Дриксен. В ближайшее время войска кесаря вступят в южную Марагону.       - Какая прекрасная новость, - с чувством закивали прибывшие вместе с Матильдой «агарисские сидельцы».       Если приезду принцессы Эпине был рад, то присутствие этих лизоблюдов портило и без того паршивое настроение. Конечно, они примчались чествовать нового короля, в надежде, что им перепадёт кусок пожирнее. Интересно, как скоро они начнут вспоминать, кто из них больше носил юного наследника на руках. Если верить их россказням, то они Альдо чуть ли не до совершеннолетия с рук не спускали.       Одно хорошо, мысли об этих прихвостнях помогали не думать о том, что собирался сотворить сюзерен. Почему он не отказался. Ну, почему он не отказался. Матильда вот смогла. А он?       - Герцог Придд, герцог Эпине, за мной, - Альдо поправил шпагу и первым стал спускаться в усыпальницу.       Гробница Франциска сдалась быстро. Следом за мраморной плитой, на которой было высечено лишь одно слово – «Франциск», пала под ударами крышка гроба.       - Граф, - Робер едва сдержал голос, - имейте уважение к смерти. Даже если это смерть врага. Мы уходим.       - Ваше мягкосердечие, герцог, странно. Особенно по отношению к человеку, повинному в смерти вашей семьи. – Симон натянул перчатки и запрыгнул в седло.       - Мой отец и братья погибли в бою. А вы, похоже, только и умеете, что воевать с умирающими.       Покойный Люра собирался казнить умирающего Дорака. А сюзерен уже воюет с мертвыми. Альдо зашел дальше графа Килеана. Так далеко, что уже и не вернуться.       - Ваше Величество, шкатулка! – Айнсмеллер кивнул на пыльное нечто под правой рукой скелета. Комендант потянулся за вещицей, но стоящий рядом Валентин первым наклонился и вынул из-под мертвой руки плоский футляр.       - Сохраните это, герцог. Мы займемся её позже. Интересно, с чем же узурпатор не пожелал расстаться и после смерти?       А вот попытка вскрыть гроб Октавии закончилась плачевно. Понсонья, морисский яд, выгнал всех из склепа.       Оказавшись на воздухе, Робер облегченно вздохнул. Хорошо, что они не смогли вскрыть гроб. Кем бы ни была эта женщина, Иноходцу совершенно не хотелось тревожить её покой.       - И что это всё значит? - тяжело вздохнув, спросил Робер. – Почему Тристрам?       - Потому что шествие начинает хозяин Круга. Ты можешь поручиться за Окделла?       Да Ричард не пойдет на это, даже под дулом пистолета. Разве что, пистолет будет приставлен к голове его сестры. Но этого Робер не допустит, он поклялся. Эпинэ опять вздохнул.       - Вот, - удовлетворенно улыбнулся Альдо. - А мне нужен кто-то, кто будет представлять Дом Скал. Тристрамы – кровные вассалы. Его порекомендовал Берхайм. Ну не этого же, «Каглиона Кагтавого» выбирать. - Альдо очень удачно передразнил одного из агарасских прилипал. – Он своим «гыканием» всю церемонию в балаган превратит.       - Я не понимаю, к чему вообще все эти … это, - Робер очень хотел сказать «глупости», но ведь Альдо не поймет.       - Империя начинается с мелочей, - почти менторским тоном заявил сюзерен. – Я собираюсь возродить Талигойю, во всем блеске её величия. Люди должны привыкать к новым порядкам. И ты тоже, кстати, - Альдо хлопнул Робера по плечу. – А ты всё упрямишься.       - Просто у меня голова другим забита, - попытался уйти от неприятного разговора Эпинэ. В последнее время, почти каждый разговор с сюзереном был неприятным.       - И чем это она у тебя забита? – поинтересовался будущий король.       - Айнсмеллером, - выпалил Робер. – Не знаю, каким вешателем был Рамиро Второй, но этот комендант – тварь редкостная. Мои люди каждый день снимают трупы со столбов. Сомневаюсь, что хоть половина из них является виновными в чем-либо.       - Он мне нужен, - решительно отрезал Альдо. – Перед коронацией в столице должно быть спокойно. К тому же горожане увидят, что военный комендант справедлив, а …       - Вот только не нужно противопоставлять моих людей цивильникам, - Иноходец раздраженно мотнул головой.       - Ладно, ладно, - примирительно произнёс Альдо. – Тебе бы отдохнуть не помешало, нервный ты стал сверх меры.       - Отдохнешь тут… - пробурчал Робер.       - Ничего, поначалу всегда сложно. Потом будет легче. И помни, ты мне нужен, нам ещё империю поднимать.       Поднимать, как же. Тут хоть бы не упасть и шеи не свернуть.       - Кстати, - Альдо вошел в предупредительно распахнутые двери, - давай-ка глянем, с чем это Франциск не захотел расставаться и после смерти.       - Что это? – Альдо недовольно посмотрел на раскрытую шкатулку.       - Ваше Величество, - Придд похож на статую самому себе, ни чувств, ни эмоций, – мастера древности умели защищать секреты. Я позволил себе вскрыть этот футляр, поскольку не мог позволить вам рисковать. Ваша жизнь, Ваше Величество, больше не принадлежит вам, она принадлежит Талигойе. А звать третье лицо я счел неуместным. Вот.       На белоснежном платке, отороченном лиловым кружевом, лежала пара почерневших игл. Древний яд засох, но не утратил своей смертоносной силы.        Ракан потянулся к содержимому шкатулки, но Валентин аккуратно перехватил руку сюзерена. А затем кончиком кинжала подцепил дивной красоты ожерелье с сапфирами. Потемневшее от времени серебро и камни, разбрасывающие вокруг себя синие брызги.       - В некоторых жизнеописаниях Октавии упоминается сапфировое ожерелье - свадебный подарок Рамиро, - Спрут говорил монотонно, словно урок отвечал.- Биографы говорят, что она носила его до конца своей жизни. Вполне возможно, что после смерти Октавии, Франциск оставил ожерелье в память о супруге и не пожелал с ним расстаться и после смерти.       - Почему вы держите его на острие кинжала? – спросил Робер.       - Не исключено, что ожерелье тоже отравлено, герцог Эпине. Думаю, его следует пронести через огонь. В большинстве случаев пламя выжигает нанесенный на украшение яд. Однако и после этого, я не советовал бы браться за него голыми руками. По крайней мере, до тех пор, пока его не почистят и не обработают противоядием.       - А вы весьма предусмотрительны, герцог, - произнёс Эпине.       - Ваше Величество, - Придд поклонился, проигнорировав замечание Робера, - прошу меня простить, если своим поступком я перешел грани дозволенного. Но кроме игл, в шкатулке мог быть яд, посильнее понсоньи – даже один единственный вдох мог оказаться смертельным.       - Герцог, ваша преданность заслуживает награды. Орден Найери – орден тех, для кого жизнь сюзерена дороже собственной. Я собираюсь объявить о его учреждении в день коронации. Вы станете первым кавалером этого ордена.       Его отпустили руководствуясь принципом, что одна шпага в бою не решит ничего, а вот один шпион во вражеской крепости может решить если не всё, то – многое. Сам же Рене видел причину в другом. Фок Варзов не желал видеть ушастое недоразумение в армии. Может, винил его за то, что не уследил за Алвой? А вот Альмейда, наоборот, - цеплялся за соломинку. Будь у него возможность, он бы уже несся в Олларию, но адмирал не мог бросить флот и Хексберг.       - Вы безумец, - в который раз, впрочем, без всякой надежды, попытался остановить ушастого Вейзель.       - Есть немного, - улыбнулся в ответ Рене. – Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых – вот мудрость жизни!* Ну и как, идёт мне ряса, господин Вейзель?       - Это не маскарад, - Вейзель скривился. Положительный бергер был положительным во всех отношениях.       - Простите, господин Вейзель, я совершенно не хотел задеть ваши чувства, - ушастик примирительно поднял руки, - но, по моему глубокому убеждению, вера и церковь никак не связаны между собой.       - Хотите совратить дядюшку с пути истинного? – поинтересовался Вальдес. – Да скорее Бермессер преисполнится отваги, чем дядюшка Везелли впадет в какой-нибудь грех!       - Да нет, - смущенно улыбнулся Рене, - я вовсе не собирался никого совращать. Просто… Вера – это не молитвы и храмы. Для меня вера – это вовремя подставленное плечо друга, тепло любимых глаз, песня, дающая силы… Да мало ли… - Ушастик и сам не понимал, почему он завел этот разговор. Пора было срочно менять тему, потому как в глазах начинало предательски пощипывать. - Господин Вальдес, может, хоть вы скажите, идет мне ряса или нет?       - Недурно, - Ротгер окинул прищуренным взглядом фигуру в мешковатом балахоне. – Но где вы видели монаха с такой косой?       - Это не проблема. – Кинжал поймал отблеск камина на грань. Обрезанная коса, золотой змеёй упала в огонь, зашипела, сгорая. – Жаль, что уши я не могу вот так вот подравнять.       Всё случилось так быстро, что никто ничего не успел сказать.       - Ре-не, - выдохнул потрясенный Луиджи.       - Бросьте, капитан. Волосы – не зубы, отрастут.       - Рене, - Вейзель тяжело выдохнул. С короткими волосами ушастик выглядел ещё моложе. Ребенок, совсем мальчишка, даже не подросток. Золотые пряди скрыли острые кончики ушей. – Вы хоть понимаете, что это не игра? Это опасно! Безумно опасно!       - Вы хотите сказать, что я могу погибнуть? Могу. И вы можете, и Луиджи, и Ротгер. Почему вы решили, что смерть от пули чем-то отличается от смерти на плахе или в петле?       - Мальчишка. Вы просто – мальчишка, - с какой-то теплой отеческой укоризной произнес генерал. – Будьте осторожны. Ставки слишком высоки.       - Нет, ставки обычные – жизнь. Все мы сейчас делаем такие ставки. И те, кто остаются, и те, кто уходят. Кстати, господин адмирал, могу я попросить вас принять на хранение мои шпагу и гитару? Знаете, святой отец со шпагой по нынешним временам, может, и допустимо. Но монах с гитарой… Это как-то вызывающе, вы не находите?       Рене бережно взял инструмент в руки, провел по изгибам.       - Красавица. Дождись меня. Хорошо?       Луиджи очень хотелось, чтобы Рене сыграл, но попросить он боялся. Алва тоже играл и пел, перед тем, как помчаться в Олларию. Может, это плохая примета? Лучше не надо. Пусть у кошака всё получится.       - Эве рэ гуэрде сонна эдэрмьенте…** - словно прочитав мысли Джильди, тихо произнес Рене. Гитара привычно легла на колени, пальцы коснулись струн:       Заколочены ставни,       В небе ворон кружит.       Небывалые ставки       Предлагает нам жизнь.       Правда смешана с ложью       И с надеждою – боль.       Кто-то ставит на лошадь,       Кто-то ставит на лошадь,       А я ставлю на любовь.***       Крутобокий ослик мерно цокал по подмерзшей дороге. На севере уже выпал первый снег, а здесь холодно пока только по ночам. А днем… нет, не тепло, сыро. Иногда срывается дождь, мелкий, мерзкий, холодный. Шерстяная ряса, а сверху плащ. Выглядит странно, но кому какое дело, тем более, что дорога пустынна. Добропорядочные пейзане сидят по домам, разбойный люд ждёт торговые караваны в тепле своих берлог, а торговые караваны ждут, когда дорога промерзнет настолько, что колеса телег не будут увязать в грязи.       Ближе к столице движение стало оживленней. Известие о коронации и обещанных гуляниях стягивало народ в бывшую Олларию, а ныне Ракану. Вот уж точно: все люди – братья, потому что думают одинаково. А самым интернациональным чувством является любовь к халяве.       Наверное, впервые за последние несколько месяцев людской поток вливался в ворота города, а не вытекал из него. Мелкий монах, бубнящий себе что-то под нос, не вызвал никакого интереса у городской стражи. Скоро этой публики в городе будет пруд пруди – будущий король пообещал открыть монастыри.       Из-за отсутствия Повелителя Скал, церемонию пришлось немного изменить. Тристрам не мог говорить от имени Повелителя, пришлось говорить от имени Дома.       Дом Скал верен Дому Раканов. Дом Скал готов… Дом Скал… Дом Молний... Дом Волн…       Все происходящее походило на фарс. Робер сжимал зубы, чтобы не начать рычать и кусаться. Он чувствовал себя балаганным фигляром. Вот уж точно, когда ты делаешь то, что противно твоей натуре, то вскоре твоя натура становится противна тебе.       Сумасшедшая синяя искра среди серых каменных плит резанула по глазам.       - Кто знает это оружие? – Альдо сжимает сверкающую сапфирами рукоять.       - Я, - на лице Валентина Придда не дрогнул ни один мускул. – Это кинжал Борраска, я полагал эту вещь достойным подарком в столь знаменательный день.       - Этот кинжал воистину бесценен, - глаза Альдо вспыхнули, - но как он оказался на плацу?       - Мой покойный отец считал необходимым изучение гальтарских манускриптов. Согласно статуту Эрнани Святого, если герб Дома не разбит, но его глава не может присутствовать на важной церемонии, на том месте, где он должен стоять, вонзается в землю родовой клиник.       «Никто не может заменить никого, никто не может занять ничье место. Это оскорбляет анакса и весь мир». Так пишет Павсаний –старший. Мне казалось, его труды легли в основу сегодняшней церемонии. Я ошибся?       - Нет, - нахмурился Альдо, - ошибся Берхайм.       - Я полагал, - невозмутимо продолжил Спрут, - что господин Берхайм знаком с этими традициями. Он представлялся мне, как главе Дома и заверил меня в том, что помощь ему не требуется.       - Берхайм переоценил свои знания, - скривился Альдо.       - Дом Волн верен своему слову, - глаза Спрута стали жесткими. – Моя Честь и моя Кровь принадлежат моему королю и моему королевству.       - И знания тоже, - сюзерен явно сделал стойку на наследство Вальтера Придда. – Мы хотим знать историю клинка Борраска. Как вышло, что он хранился в Доме Волн?       - Он напоминал о нашем долге Дому Ветра, - холодно пояснил Валентин, - я намеревался его отдать. Теперь это проще, и я заплачу. Сполна.