А если...

      Удача – это такая штука, которую боги дают, не спрашивая разрешения и за свою цену.       По бесстрастному лицу Придда трудно было понять, волнует его решение Алвы вернуться в Олларию или нет. А вот Ричард места себе не находил, хотя прекрасно понимал, что умолять Ворона поменять решение – глупо, а выпытывать что-либо у Спрута – бессмысленно. Алва ещё раз заставил Валентина рассказать всё, что он знает о положении не только в столице, но и в Талиге в целом. И теперь писал письма фок Варзов, Ноймаринену, Савиньякам и Дегаррону. Невозмутимый Придд что-то читал, сидя у окна, а Дик вышел на улицу. Смотреть на всё это и думать о том, что Алва вернётся в Олларию, где его ждёт плаха, было выше его сил. Может, поэтому неожиданных гостей он встретил первым. А точнее, это его встретили.       Громкое ржание заставило Ричарда оторваться от тяжелых мыслей. Сона! Мориска ржала звонко и радостно.       - Сона! – Окделл кинулся к своей красавице, не сразу сообразив, что ведет её в поводу вовсе не лиловый стрелок, а… адуан? Точно, Придд же говорил, что с Марселем пришли варастийцы.       Рядом заржала ещё одна лошадь. Басовито, громко, требовательно.       - У-у, демон, – беззлобно, а скорее уважительно произнес адуан. – Как чуял, куда его ведут. Всю дорогу шел спокойно, а тут…       Моро мотал головой, грыз удила и начинал пританцовывать.       - Иди уж, не наша сила, – мужчина отпустил поводья и конь, бодрой рысью подбежав к крыльцу, снова заржал.       - Монсеньор, – адуан спешился и подошел к вышедшему на шум Ворону, – господин Валме велел передать вам.       Алва взял протянутые бумаги.       - Дикон, это ваша корреспонденция, – Рокэ протянул одно из писем Окделлу. Ричард сразу узнал руку сестры. Письмо было коротким, должно быть, Айрис торопилась. Она написала, что с ней всё хорошо и теперь она направляется в Тронко. А оттуда, возможно, в Ноймар. Сестра также сообщала, что если она отправится на север, то домой заезжать не будет.       «Может, это и правильно, – подумал Дик, – мало ли что матушка может придумать».       Но то, что Айрис теперь ничего грозит, значительно улучшило его настроение. Как знать, а вдруг и Алву удастся уговорить не возвращаться?       - Есть новости из столицы?       Дик оторвался от письма. Придд соизволил оторваться от чтения и теперь стоял рядом с Алвой.       - Да, сударь. Его Величество Фердинанд помер. Сердечный приступ.       - Это достоверно известно? – уточнил Спрут.       - А то. Герцог Эпинэ был утром, сообщил. А потом господин Валме велел нестись во весь опор, сообщить вам.       Лошадь посланца была взмылена.       - А Моро здесь откуда? – Ворон с нескрываемым удовольствием погладил по холке своего любимца.       - Ну дык, его ещё четвертого дня сюда южане привели, – весело улыбнулся тот адуан, который и привел сюда Моро. – И вашу, сударь, – мужчина кивнул Дику, – лошадку тоже.       - Господин Первый маршал, – Спрут был собран и спокоен, – теперь у вас нет оснований возвращаться в столицу.       - Прежде чем что-либо решить, – Алва требовательно повернулся к Придду, – я хочу знать, что происходит.       - О чем вы? – Валентин даже не пытался изобразить удивление.       - О вашей просьбе подождать с возвращением сутки.       - Герцог Придд, Валентин, я очень прошу вас, какой бы ни была истинная причина смерти Фердинанда, вы должны сказать Алве, что он умер от сердечного приступа. Кажется, в роду Олларов это наследственное. Если Алва пожелает узнать подробности, скажите, что король болел… плохо себя чувствовал уже несколько дней… импровизируйте, короче. И вот ещё, это записка для Марселя, в которой я прошу его о том же. Мало ли. Валме, всё таки, офицер для особых поручений при особе Первого маршала. Вдруг он захочет написать Ворону.       - Его Величество Фердинанд Оллар… – на мгновение Придд замолк, но тут же продолжил, как ни в чем не бывало, – уже жаловался на плохое самочувствие. Я слышал, как Альдо докладывали, что он очень плох и долго не протянет. Я подозревал, что суд… э-э… может плохо сказаться на здоровье Его Величества. Потому и попросил вас подождать. Было бы глупо сдаться в тот момент, когда причин для сдачи больше не существует.       - Герцог Придд… – в спокойном голосе Алвы чувствовалась скрытая ярость.       - Герцог Алва, – Спрут был все так же бесстрастен, но его голос стал таким холодным, что Дику показалось, будто сам воздух вокруг Валентина искрится ледяными кристаллами, – я знаю о клятве Первого маршала. Он жизнью и кровью клянется защищать короля и Талиг. Если бы Фердинанд Оллар был жив, вы сегодня же вечером вернулись бы в столицу, поверьте мне. Но короля, которому вы клялись, больше нет в живых. Однако вы по-прежнему нужны Талигу. Ваше возвращение в данной ситуации стало бы бессмысленной и ничем не оправданной жертвой. Я действовал так, как считал нужным, исходя из данной мной клятвы и блага страны.       Несколько секунд оба герцога, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. А затем:       - Господин полковник, – голос Ворон был спокойным, – что вы собирались делать с господином Мевеном?       - Он поедет с нами до Кольца Эрнани, а там я его отпущу. Он и его люди могут вернуться к господину в белых штанах.       - В таком случае отдайте распоряжение своим людям, мы выступаем через полчаса. Ричард, – Окделл вздрогнул, – я освободил вас от обязанностей оруженосца и собирался отправить вас к Эмилю. Но теперь предлагаю стать моим порученцем.       - Я согласен, – просиял Дик.       Через полчаса они покинули гостиницу. Перед отъездом Алва вручил приехавшему из столицы адуану письмо для Марселя.       Два удара под дых – это, можно сказать, легко отделалась.       Камера, конечно, не королевская, но могло быть и хуже. А так – деревянный топчан, поверх которого брошен соломенный тюфяк. Ни стола, ни стула. Кувшин с водой стоит прямо на полу. В углу – ведро, старое, ржавое, остро пахнущее мочой.       Вверху, под потолком, махонькое окошко – даже не окошко, так, отдушина. Через него в камеру попадает слабый свет и сильный холод. Хорошо, ряса теплая, шерстяная. Да и под рясой одежда есть.       Рина уселась в углу топчана, кое-как умостив под спину край тюфяка.       Она понимала, что такой исход возможен, но всё же… Как там говорил Алва: «надежда – это глупое чувство»? Может, он и прав. На что она надеялась? На то, что сможет спасти Рокэ и спастись сама?       «Дура ты, дура. Тебе же сразу сказали – либо ты, либо он. А ты что? Решила переиграть богов?»       А был ли у неё выбор? Может, не влюбись она в Алву… Или даже нет… С самого начала, если бы она сказала правду, кто она и зачем здесь… Но тогда Дик попытался бы отравить Ворона, и Альдо всё равно занял бы Олларию, и Рокэ судили… И вообще, сколько бы людей погибло. Хороших, в общем-то, людей. Выбор – это иллюзия. Хотя отсутствие выбора – ещё большая иллюзия. Талигу нужен Алва, и Кэртиане нужен Алва, всем нужен Алва. Ей тоже нужен Алва. Живой Алва.       А что значит нужен? Это когда невозможно обойтись без. Это когда всё время думаешь о. Это когда постоянно стремишься к.       «Вот и пусть он будет жив. И счастлив. Он сможет, он должен. Кто я для него? Любовь на одну ночь. Что у нас было-то? Просто война. Просто очень уставший от одиночества мужчина и влюбленная в него дурочка. Ни признаний. Ни обещаний.       Ну, что? Похоже, это твой последний выход, бенефис, так сказать. Значит, придётся выложиться по полной».       Дверь заскрипела, в камеру, в сопровождении охранника с факелом, вошел кузнец.       «Не обручальные, – подумала девушка, глядя на железные браслеты кандалов. – Но это смотря с кем обручаешься».       Кузнец с охранником ушли. Рина снова села на тюфяк и стала рассматривать новое «украшение». Тяжелые. А ещё – то ли специально, то ли боясь, что узкие, худенькие ладошки выскользнут из наручников – кузнец туго стянул браслеты на запястьях. При любом движении кистями железные края начинали натирать.       «Интересно, сколько раз здесь кормят? Конечно, на жаркое, как у Фердинанда, я не претендую, но хлеба-то можно дать».       Дверь снова отворилась. На сей раз факельщиков было двое. Один из них закрепил свой факел в кольце на стене и, подойдя к топчану, на котором сидела узница, остановился. А второй вышел почти на середину камеры. Ещё один охранник придерживал дверь.       «Ба! Какие люди пожаловали».       Есть люди, которым корону на голове хочется поправить лопатой. Вошедший в камеру мужчина относился как раз к таким.       - Здравствуйте, сударь. Присаживайтесь, – Рина похлопала ладонью по краю топчана.       Она его таким и представляла. Высокий, светловолосый, не лишенный красоты. И всё таки, права была госпожа Арамона, когда называла его «сахарным красотуном». Было в нем что-то слащавое.       Стоящий у топчана охранник схватил девушку за плечо и резко вздернул на ноги. Альдо окинул пленницу взглядом.       - Так это и есть знаменитый господин Леворукий Алвы? – на губах таРакана появилась ухмылка.       - Да, только не господин, а госпожа. У моего отца никогда не было сыновей. – А чего скрывать, всё равно ведь узнают, что она – не мужчина.       «Если уж решила спасать Алву, то спасай до конца – умирать, так с пользой. Нужно попытаться освободить его от проклятья».       - Эрэа, какая честь, – после некоторого замешательства, вызванного неожиданным признанием, произнёс Альдо, расплываясь в до омерзения неприятной улыбке. – Я слышал, что дамы очень благоволят Рокэ Алве, но чтобы так…       - Никакого «так» не было. Герцог Алва считает меня своим порученцем – Рене Райсом, и ничего более.       - Как такое возможно?       - Талант. У каждого свой. У вас вот – сказки сочинять. Правда, мерзкие они у вас получаются, да и былью никогда не станут.       Альдо побледнел, улыбка как-то быстро выцвела, а в глазах заплясали зелёные отблески.       - Сказки, говорите, – голос короля Великой Талигойи дрожал.       - Да, мерзкие. Я бы даже сказала, какие-то наркоманские. Это прошлое давно издохло, и вытянутый из могилы труп сейчас порядком пованивает. А все эти ваши попытки оживить его ничем хорошим не заканчиваются. От вас, вон, даже Повелители разбежались. Ни силы, ни славы.       - Ничего, – прошипел одержимый (теперь Рина в этом не сомневалась), – Сила всё равно будет моя. А предатели будут уничтожены. И Алва – первый.       - Да что ж вы все в этого Ворона вцепились. Раканы прямо жить не могут без Повелителей Ветра. Сейчас за Алву цепляетесь, а раньше – за Борраска. Прямо любовь всей жизни. Одна, но пламенная страсть, – Рина попыталась подтолкнуть безумца в нужном направлении.       - Да, – ухватился за высказанную мысль Альдо, – Борраска. Сказки, говорите, оживляю. Знаю я одну сказку… – на губах Альдо заплясала безумная улыбка. – Это судьба. Ракан и Борраска, Ракан и Алва. Будет вам сказка, эрэа.       Король резко развернулся и вышел. Охранники последовали за ним, забрав факелы.       Сколько прошло после ухода Альдо, Рина не знала. Дверь снова отворилась. Не дожидаясь, когда её начнут поднимать, девушка встала. Охранник схватил её за плечо и толкнул к выходу:       - Шевелись, тварь!       Коридоры, повороты, тычки в спину.       На пороге камеры, куда её привели, Рина невольно замерла.       - Пшла! – стражник толкнул в спину.       Довольно большая камера освещалась несколькими факелами. За столом, на котором стоял двурогий подсвечник, сидел щуплый старикашка с козлиным прищуром. Перед ним лежали листы бумаги, чернильница и перо. А рядом со столом стоял здоровенный детина, в одной рубахе. Закатанные до локтя рукава не оставляли сомнений в его профессии. У стены, напротив стола – лавка, с потолка свешиваются крючья. Перед столом – колченогий табурет.       Вот на него-то её и усадили.       - Назовите ваше имя, – дребезжащим голосом спросил старичок. Очевидно, он исполнял роль и следователя, и писаря одновременно.       - Ре… – начала девушка.       Как всегда, страх заставлял не цепенеть, а дерзить.       «А почему бы и не придумать себе имя. Рина, Рина – как-то коротко. Надо что-то посолиднее».       - Ренина Райс. Для друзей – Рина.       - Вас называют «отродьем Леворукого». Вы подтверждаете тот факт, что вашим отцом является Чужой?       - Не Чужой, а Леворукий. Подтверждаю.       - Вы пытались убить Фердинанда Оллара?       - Он умер от сердечного приступа.       - Вы напали на охранника?       - Да, ударила пару раз. Он мешал мне говорить с королем.       - Вы злоумышляли против Его Величества Альдо Первого Ракана?       - А чего против него злоумышлять? Да его каждый второй в столице ненавидит. Собственная бабка – и та сбежала. Один Эпинэ, как собачий хвост, таскается. ("Робера нужно выгородить, хоть как-то") Хотя, откуда у таракана собачий хвост…       Оплеуха опрокинула на пол.       - Молчать! Не сметь оскорблять Его Величество!       Рина закашлялась. Её грубо вздернули вверх и снова усадили на табурет.       - Вы признаете, что участвовали в заговоре с целью освобождения государственных преступников Рокэ Алвы и Ричарда Окделла?       - Признаю, – глупо отпираться от того, что и так понятно.       - Вашим сообщником был Валентин Придд, также объявленный изменником и государственным преступником?       - Был.       - Кто ещё участвовал в заговоре?       - Больше никого.       - Вы лжете. Беглый священник – отец Антоний из аббатства святой Моники.       «Беглый. Значит, ушел. Это хорошо»..       - Запамятовала. Хорошо вы по голове бьете, всю память отшибает начисто. Был отец Антоний.       - Кто ещё?       - Больше никого.       Старикашка посмотрел на детину.       - Приступай.