Человек

***

— Всё-таки пришёл? — учёный невозмутимо обратил своё внимание к гостю на пороге, быстро и без укора глянув на брата, скрывая удивление за выдержанным показным хладнокровием. — Как ты догадался, что мы здесь? — скорее просто так, чем с реальным пристрастием, спросил юноша, ибо их шаг был очевидным, как выяснилось, не только для них самих. — Ты считаешь меня тупым, Стальной? Когда сам настолько предсказуем? Видимо, мозг не сумел сильно развиться в таком крошечном теле, блоха, — выплюнул последнее оскорбление брюнет, завершая колкость, в которой не ощущалось того ироничного смеха, что присутствовал обычно. Он сделал это по привычке, автоматически, его это решительно не волновало. Да его это вообще никогда не волновало, разве что пользовался возможностью самоутвердиться и поставить к самооценке лишний «плюс». А сейчас его разум занимали совершенно отличные от того вещи, что можно было заметить в точно направленном, вдумчивом взгляде. Времени абсолютно не теряя, недоброжелатель приблизился с пронзительной скоростью, ухватив отвлечённого парня за голову и ударяя ею чётко об край стола. Рядом послышался женский вскрик. От неожиданности Уинри на миг растерялась, прежде чем живо схватить самый колющий из имеющихся в досягаемости предмет — острейшую и, безусловно, дорогостоящую отвёртку. Зеленоволосый отвлёкся от противника, приготовившись защищаться. Удачнейший шанс для подростка, это практически стало его спасением от такого глупого промаха, от не спохватившегося вовремя предчувствия опасности. — Уинри, не подходи! — прикрикнул он, использовав предоставленную возможность сполна, заставляя и Зависть невольно замереть. Остановить не в меру смелую девушку было необходимо — если не пригрозить, её нрав мог бы обернуться большой проблемой. — Я разберусь сам, — выпрямляясь с вибрирующим звоном в голове и стирая кровь со скулы, оповестил сбежавший с армейской привязи пёс. — Энви, — с максимально убедительной твёрдостью начал Элрик. — Выйдем наружу, и делай, что тебе вздумается. Но я поставлю условие, — строго добавил он. — Не слишком много ты возомнил о себе, а? — грубо гаркнул бывший гомункул, искренне опешив от подобной наглости. — С какой стати мне следовать твоим поганым условиям?! — у Эда едва ли получалось сдерживать так и рвущегося на рожон парня. — Может, с такой, что я пытаюсь предложить тебе помощь? Это всё ещё настолько неприемлемо и проблематично? — не уступал юноша, всё же не уследив за проступившими нотками огорчения в голосе. — Ставлю на то, что прошедшая пара дней не вдохновила тебя. Так что здесь не я один слишком возомнил о себе. Глупо отказываться от неё в таком положении. Но, зная тебя, я даже оставляю за тобой право отыграться и избежать этого, — на момент окончания фразы они уже прямо смотрели друг другу в глаза. — Эд, что ты такое говоришь? — встрепенулся Альфонс, изумлённый словами брата, действительно с трудом сознавая, почему тот так безответственно себя ведёт, какая муха его укусила? Они достигли, наконец, своей цели, но совершенно не для того, чёрт побери, чтобы вновь потерять всё, чего добились. А его брат сейчас был либо абсолютно безрассуден, либо чересчур самоуверен. — Пожалуйста, помолчи, Ал. Я всё тебе сказал, — непреклонный алхимик вздохнул, тем самым сделав естественную паузу, и продолжил своё обращение к брюнету. — Одолеешь меня — твоя взяла. Если выиграю я — останешься здесь. А уж добровольно или силой — дело твоё. Чтобы всё было справедливо, обязуюсь не пользоваться алхимией. Зависть однозначно не тот, с кем стоит затевать поединок чести. И Эдвард даже не рассчитывал целиком на то, что ему удастся вовлечь пока ещё неосвоившегося человека в эту авантюру. Но он уповал на наличествующее благоразумие и остатки трезвости в его заблудшей душе. Завершив речь, Эдвард, не колеблясь, двинулся к выходу, неизбежно сокращая расстояние до застывшего на месте экс-гомункула. Последний, выйдя из возмущённого ступора, немного отшатнулся к дверному проёму, с каждым шагом блондина недовольно пятясь назад, пока они оба не оказались снаружи. Такой расклад выбивал Энви из колеи. Эти поблажки, что коротышка ему подкинул, словно кость хромой собаке, оскорбляли, заставляя вскипать сильнее под градусом ненависти. Потому что это было правдой. Про себя он понимал — со столь уязвимой оболочкой ему нечего ловить. И бахвальством тут не изменить и крохи. Сколько ни беснуйся, Стальному мальчишке ничего не стоит уложить его, как тогда в гостинице, обрекая захлёбываться в собственной злобе, не нашедшей выхода. Он боялся и не желал этого, но в то же время сейчас был такой момент, когда хитрость и манипуляция ему не помогут. Он несомненно мог действовать наперекор или игнорировать эту, можно сказать, одностороннюю договорённость. Только, во-первых, это было практически бессмысленно: если Элрик одолеет его даже без алхимии, какие шансы будут у Энви в будущем? Церемониться и давать послабления после ему уже точно не будут. Во-вторых, он мог бы продумать тактику, спланировать побег в случае чего, это да. Однако… Что-то останавливало его рыскающий в поисках лучшего решения ум. Возможно, отсутствие какой-либо мотивации, засевшее в глубинах бессознательной сущности. Но он слишком надеялся на исход в свою пользу. Он слишком слепо хотел поквитаться с братьями, вопреки всему угнаться за туманным видением удовлетворения. Чем бы ни увенчались различные доводы разума, сражению суждено было состояться. И когда они вышли наружу, Энви без промедления бросился в атаку. Эдвард, закалённый вёрткостью своих прошлых неприятелей и умудрённый опытом общения непосредственно с настоящим, был полностью готов к стремительному продолжению. Голова не прекращала гудеть, и звон в ушах всё ещё отдавался эхом внутри. Тем не менее он был просто обязан удержать его, раз возможность, к истинному удивлению, действительно представилась. Алхимик увернулся от довольно прямого удара, снова нацеленного в голову, но противник и не предполагал, что тот попадётся под него, более того, прыткость зеленоволосого, как и прежде, позволяла ему маневрировать с достаточной лёгкостью, чтобы уворачиваться и нападать в несколько подходов за раз. Потому он продолжил наступать единым движением. После изворота Элрика, резко ушёл вниз, попытавшись сбить того с ног, но Стальной был начеку, также улизнув от этой уловки, однако и это был не конец. Зависть ухватил его рукой за щиколотку сзади. От такого блондин уже не был застрахован, он завалился на траву боком, и бывший гомункул со всей силы прижал его колено к земле своей ступнёй. Почувствовав недюжинное давление на недавно вернувшуюся ногу, подросток напрягся. Под чужим контролем оказалась достаточно уязвимая часть. Простой силой сбросить неприятеля и подняться так легко не выйдет. — О, тебе удалось вернуть ногу? — всем весом надавив на конечность парня, распластавшегося на лужайке, брюнет распознал под одеждой живую плоть. Его лицо исказилось от, как он считал, сущей несправедливости. Всё. Всё пошло в плюс лишь Элрикам. Как всегда, он один в проигрыше. И так вечно, всю его жалкую жизнь он всюду последний, всюду крайний. — Я удивлён, — горечь была различима, как ни крути. — А вы шустрые, да? Ловко обошлись с камнем, прямо-таки сорвали куш, — хищный сарказм пронзал каждую букву, как иглой с отравой. — Ах, точно, ты же вырубился сразу после преобразования, — как бы напомнил себе Эдвард и приподнялся на локтях, морщась от давления на колено. — Знаешь, а мы ведь могли оставить тебя там, почему же мы не сделали этого? — риторично протянул он. — Держу пари, вскоре там бы всё рухнуло, и тебе не пришлось бы так мучиться, — глумливо осклабился учёный, намеренно подначивая противника, чтобы сбить с него спесь и тем самым ослабить бдительность. Энви терпел, молча выслушивая чужие слова, после негромко, но чётко продолжив о своём. — Вернул, значит, ногу. Что ж, тем лучше, больнее будет её ломать. А руку я тебе к чёрту вырву! — не выдержав под конец, сорвался Зависть, рыча от ярости. Он нацелился с размаху врезать по колену пяткой, но светловолосый, воспользовавшись секундной свободой, дабы успеть вывернуться из капкана, сам попытался сбить соперника, но тот изящно избежал участи, в несколько кувырков отпрыгнув из зоны поражения. Затем тот резко дёрнулся вперёд, замахиваясь, но Эд поймал чужой кулак автобронёй и сжал до тихого хруста костей. В то время новоиспечённый человек снова задействовал ноги. Правой ступнёй он врезал юноше всё по тому же несчастному суставу, и, будучи ослабленным, тот слегка подогнулся, но мгновения брюнету было достаточно, чтобы достать до живота и нанести удар туда. Уже изрядно покалеченный Элрик постарался быстро собрать себя воедино, в противном случае ему несдобровать. Он схватил существо под атакующее колено свободной рукой, а второй оттолкнул его от себя за схваченный кулак, тотчас дёргая нижнюю конечность вверх, заваливая Зависть, потерявшего последнее равновесие. Дезориентированный, Энви сильно ударился затылком при падении и не успел своевременно вскочить с земли. Стальной мальчишка оседлал его, пригвоздив руки голенями, и, не раздумывая, принялся душить. Взаправду. Не как тогда в гостинице. Нет, он делал это не в состоянии аффекта. Парень имел некоторое теоретическое представление о том, для чего это и к чему предположительно приведёт. Он обхватил его шею обеими руками, усиливая хватку. И тут Энви ощутил настоящий животный страх. Эдвард добивался именно этого. Довести до состояния, отрезвляющего настолько, что несравнимо ни с чем другим; в котором совершенно точно посещает мощное осознание и переосмысление множества вещей. Зрачки сузились от хлынувшего в широко распахнутые глаза солнечного света и от адреналина. Создание смотрело на алхимика в ужасе, не понимая, действительно ли оно попало в безвыходную ловушку. Но больше его волновало это невыносимое ощущение, будто всё тело выжигает изнутри, съедающее его вкупе с паникой. Зависть пытался извиваться, словно змея, и выгибался, чуть ли не становясь на мостик прямо вместе с сидящим на нём противником. Только последние силы уходили, а гадёныш вцепился намертво, будто бы его жизнь сейчас зависела от этого. Зеленоволосый уже начал рефлекторно глотать воздух, судорожно открывая рот в попытках дышать, глаза то жмурились, то вновь открывались. К лицу прилила кровь, и вскоре он перестал даже брыкаться. Он крепко вцепился в одежду Элрика, докуда мог дотянуться, и зажмурился в бессильном ожидании неизвестности. Страшно. Что же в его существовании было такого, отчего ему так не хотелось покидать ряды живых? Энви, правда, не знал. Он просто хотел жить. Но теперь принявший судьбу человека гомункул был уже не в состоянии ничего сделать. И его хватка на смятой в кулаках ткани ослабла.