***
Когда они спустились, Зависть неловко сел за стол, тяжело оглядывая всех вокруг — на него косились с опаской, настороженно. Мелкий из доспехов и особенно девчонка — в её взгляде читалась безмолвная ненависть. Старуха же просто не поднимала глаз, во избежание зрительных столкновений, предупреждая нежеланный конфуз. Напряжённая атмосфера громоздким грозовым облаком нависала над помещением, но никто не выказывал какого-либо недовольства. Все тактично молчали, никак не комментируя его присутствие, ни в каком возможном свете — ни положительном, ни даже враждебном. Стальной мальчишка натянул непринуждённый вид, снаружи выглядя, как ни в чём не бывало, однако и сам не обронил ни слова. Без сомнений, перед трапезой с его ненаглядными ближними проведена была разъяснительная беседа. Уж какого формата — ему не угадать. Энви понятия не имел, каким образом Элрик объяснил им весь этот вздор. Но, похоже, объяснял он убедительно, что, лично по мнению брюнета, было весьма спорно и подозрительно. В необычайно специфической обстановке собравшиеся принялись ужинать. Когда острие сосредоточенного на нём внимания притупилось, бывший гомункул повторно осмотрелся. Он был неспособен избавиться от напряжения, оковами охватывающего каждый мускул. Но ничего экстраординарного делать, по сути, ему не нужно. Просто идти по колее человеческой обыденности, следовать общему течению и правилам. Как отвратно звучит. И вряд ли ему стоит открывать рот. Поэтому он, чуть помедлив, минимально выраженными движениями приступил к еде. Не по себе. Чем больше легчало желудку с каждой ложкой пищи, тем гаже становилось на душе. Такое феноменальное давление на гордость скручивало всё внутри плотным комом, словно под натиском десятка атмосфер. Хотелось рефлекторно скорчить лицо, но зеленоволосый задавил этот порыв. Глядя со стороны, он не мог ощутить ничего, кроме жгучего стыда и жалости к себе. От убогости происходящего делалось дурно — даже проклятый организм предательски воротило от собственной природы. Да ему и самому не совсем ясно, почему он так колебался сначала. Его просто пытались обвести вокруг пальца, обескуражив незнакомыми ощущениями, ведь открытого согласия он не давал на эти условия. Энви был сам не свой утром, столкнувшись с множеством инородных озарений, но теперь здравомыслие понемногу возвращалось. О чём он там думал? О побеге? Сейчас он уже более чем склоняется к этому. Пусть мальчишка с помощью алхимии и одолел бы его без сомнения, но этому должна предшествовать встреча. Элрики ведь в жизни не найдут его, стоит незамеченным ускользнуть из дома под покровом ночи. Фора позволит ему отойти достаточно далеко в любом из направлений: так, что всякая попытка поисков будет заведомо провальной. Подчистив свою порцию до последней крошки, Зависть решил не усложнять ситуацию и молча направился обратно в комнату, которую ему выделили. Его спину проводили сразу несколько взглядов. И как только прозвучал щелчок закрывшейся двери, ворох перешёптываний взмыл в воздух, словно клубы пыли.***
На просторные зелёные равнины постепенно оседали туманом сумерки, тон за тоном приглушая, обесцвечивая яркость дня. А вместе с ними тяжелел и груз ответственности, возложенный на плечи людей, принявших определённое решение в своё время. Энви, как и предполагалось, не покидал комнаты с минувшего ужина. Со стороны Элрика было бы разумно запереть его на ночь. Пребывание здесь не подразумевает заточения, и Эдвард не хотел бы превращать это место в тюрьму, но пока все не образумится, ему придётся так делать. Не столько в целях предотвращения побега, но также и для личного спокойствия. Ведь тот может перерезать всех в доме, пока те спят. Молодой учёный хоть и встал в какой-то мере на сторону экс-гомункула (ну или как минимум пытается понять его), но доверять ему без оглядки, разумеется, не намеревался и рассматривал любые возможные повороты. Тем временем непримиримое создание, распахнув окно, озирало округу. На такой гладкой местности со второго этажа можно было многое разглядеть. Красиво. Обширное пространство, в обволакивающей темноте которого то тут, то там можно было различить шелест травы и зелени редких деревьев, укачиваемых ленивым ветром, сверху укрытое поблёскивающим тысячами звёзд куполом — восхищало. Уж у кого, а у Энви чувство прекрасного было развито отлично. Чем ещё ему было утешать себя столько веков, если не созерцанием окружающего мира? Ему всегда казалось забавным то, как человечество кучкуется, сбивается в муравейники, чтобы облегчить себе выживание. Осваивает территории, размножается, поглощает, воюет. И расползается дальше в прогрессии, постепенно разоряя земли. А потом умирают: люди, города, страны. И всё начинается сначала. Обычно так он и видел круговорот со стороны. В этой же деревушке население было рассеяно по округе. Не было проторенных дорожек, по которым стадом снуют друг за другом все и каждый, курсируя вокруг, как водилось близ наиболее густонаселённых точек. Глухое местечко, и это отнюдь не плохо. На самом же деле он всерьёз обдумывал первоначальную идею сбежать отсюда. Моральный дискомфорт, что брюнет испытывал сейчас, казался ему хуже того физического, что он испытал по пути сюда, и того, что с большой вероятностью может ожидать неумелого человека в дальнейшем, если он пойдёт против уговора. Ну, с бытовыми задачами он справится как-нибудь. Вариантов действий было множество, хотя в отсутствие прежних способностей придётся попотеть вне зависимости от выбора. Элрик действительно дал кое-что понять — собственная жизнь ему дороже мести, а свобода дороже неудобств. Лучше пуститься в бегство и бестолково скитаться, пока тело не обратится в прах — зато под своим началом, где никто не указ. Без надоедливых братьев, которые, словно недосягаемая погремушка, маячат перед глазами, распаляя злобу, но не сдаются на его милость. Запертая дверь не стала для Зависти неожиданностью. Разве что оскорбительным в своём роде «препятствием». Сноровка легко позволит ему прямиком из окна сползти вниз по покрытию дома. Что он и предпринял, когда шум за пределами комнаты затих. Единственное, чего он не учёл, это степень заинтересованности алхимика. Последний подстерегал его у дома и даже не сомневался, что пронырливый акробат выскочит при первом удобном случае. — Серьёзно? — существо буквально воззвало к небесам, завидев на крыльце белобрысую голову, освещённую тусклым светом свечи. — Чертовски скверная шутка! — Да не ори так, — примирительно отозвался алхимик, вставая из-за стола и театрально прочищая ухо. — А я не стану спрашивать, что ты забыл здесь в столь поздний час, — намекнул он укоризненно. — Мне казалось, мы оба в достаточно сознательном возрасте, чтобы держать слово. Окатив мальчишку выдержанным презрительным взглядом, Энви вдруг вступил в дебаты, впервые озвучивая своё мнение без выпадов: — Я не средоточие благородства, чтобы держать слово. И не давал его осознанно! — он всплеснул руками в своей активной манере, затем скрестив их на груди. — Взглянем разумно. Ты просто хочешь обезопасить людей от меня. Убить кишка тонка, — отрезал темноволосый и уверенно улыбнулся. — Потому так необходимо держать меня на виду, тогда-то всё будет «под контролем», — он показал кавычки пальцами. Элрик неестественно растянул губы, негласно соглашаясь, но, кажется, что-то прикидывал в голове. — Это не единственная причина. — Даже не пытайся «вскружить» мне голову очередной кучкой высокопарных слов. Какая может быть причина, когда дело касается меня? Эдвард думал об этом в подземных руинах, в тёмном номере гостиницы, под звёздным небом Ризенбурга. Всё, так или иначе, подводило к тем заключениям, которые вплоть до разногласий не понравились брату. Он чувствовал ответственность. Как минимум, потому что, будучи главными объектами мести, они в какой-то мере являлись самыми близкими людьми и занимали в жизни бывшего гомункула вескую позицию. К последующим выводам он пришёл внезапно. Яркая вспышка мыслей на считанные минуты вогнала его в состояние гипертрофированного волнения. Юноша на грани осознанности понял, что отчаянное желание позаботиться — это компенсация чувства вины, которое осталось сидеть внутри цепкой занозой. Всё произошедшее в прошлом, чего он не мог так легко отпустить себе, нуждалось в подобной соломинке — в искуплении. Подросток подсознательно убеждал себя, что только путём помощи и наставлением бывшего гомункула можно преодолеть проблему. Никак не убийством. Хватит их с него. Получалось, он преследует личные цели, а вовсе не искренен в своих беспокойствах? Отчасти причина кроется в угрызениях, но это не единственная и не всеобъемлющая составляющая. Любое здравое, беспристрастное рассуждение привело бы к очевидной истине — Энви не зло. Понятие зла, как такового — эфемерная пелена, и каждый обладатель разума оборачивает себя совершенно разными иллюзиями. Если научиться видеть сквозь непроглядные слои ложных установок, откроется огромное понимание мира. И это знание может изменить что-то к лучшему. В данном случае, у него есть все возможности, дабы помочь одной заблудшей душе. Закрыв глаза на те «непростительные и чудовищные» деяния, которые сбивали его с толку поначалу, Эдвард увидел бы перед собой лишь покалеченную, исполненную несчастья и боли сущность. А тот внутренний стержень-константа несёт в себе именно эти основоположные в личностном становлении, исходные чувства, отнюдь не наслоившийся с годами мусор, на чём блондин ошибочно основывал свои размышления в гостинице. И первый шаг к решению — избавление от одиночества. Но как объяснить Энви такой естественный ход вещей? — Давай ты просто останешься, а? — выдохнул невысокий парень. — В любом случае, уже попался. Ведь не думаешь же ты, что я просто дам тебе уйти? — растягивал слова Элрик, с некоторой усталостью взирая на недовольное лицо. Следы побоища ведь остались не только на теле бывшего гомункула. Синяки и ссадины, а также немаленькая шишка, вспухшая под светлыми волосами — болели, и Эдвард совсем не хотел повторять утренний инцидент. Отвечать ему, кажется, не собирались. Спустя пару мгновений в раздумьях, алхимик прервал немую сцену: — Можешь поговорить со мной, обсудить, эм… свои мысли? — сам не веря в возможность произнесённого, скептично предложил он. — Или вернуться в дом. Как угодно, — закончил мальчик, с большими сомнениями наблюдая такой же утомлённый взгляд. Потом глаза напротив внезапно закатились, и их владелец раздосадованно выпалил: — Чё-ёрт! Да что ты ко мне присох?! Проще всю подноготную выложить, чем отделаться от тебя! — Зависть обогнул подростка и уселся на противоположный стул, закинув одну руку на спинку, а второй подперев подбородок. От резкости его движений пламя свечи чуть не потухло. — Ну что сказать? У вас тут тихо, спокойно так, — начал Энви непринуждённо, словно у него брали интервью. — Ничего не имею против этого места. Но торчать здесь в вашей компании… как ты себе это представляешь? — небольшой паузой отделив главный вопрос, он подвёл черту. — Для меня никакой выгоды. — Она есть в первую очередь для тебя, — повторил в очередной раз Эдвард. — Сейчас ты считаешь иначе, пускай. Я всего лишь хочу адекватной реакции в ответ, а ты вечно брыкаешься! Веди себя нормально, — он выказал открытое недовольство, уже изрядно пресытившийся невозможностью обсудить детали по-человечески. Словив посыл и снисходительно приняв условия игры, Зависть натянул дежурную улыбочку и ироничным тоном продолжил: — Ты непонятно на каких основаниях требуешь от меня послушания? Вынуждаешь добровольно отказаться от свободы? Не очень-то гуманно, — одной шпилькой темноволосый будто опустил в грязь всё помпезное людское благородство. — Я вам ничем не обязан! И, конечно, буду сопротивляться. — Успокойся, серьёзно, — едва лицо новоиспечённого человека приняло агрессивный вид в отместку на требование, Элрик поспешил пресечь новый конфликт. — Пожалуйста, послушай меня. Я не издеваюсь, — холодно подчеркнул он. Добившись внимания со стороны оппонента, он начал разъяснение: — Если бы ты не был так враждебен, не пришлось бы идти на крайние меры, — максимально доступно процедил учёный. — Я всего лишь хочу показать тебе суть изнутри. Судить о том, чего не знаешь, объективно точно нельзя, разве нет? Ты сторонний наблюдатель, но сейчас можешь попробовать. Потом ты поймешь, и всё станет иначе. — Смысл тебе беспокоиться о моём положении? — намеренно игнорируя чужие слова, Зависть продолжил гнуть свою линию. Его голова пухла от вихря противоречий, диктата, который подсовывал Стальной, и неустойчивости собственных убеждений. — Упрямый малец. Достало. Я не хочу всего этого. Не хочу с этим разбираться, — отчаянно забормотал зеленоволосый. — Единственное, чего я хотел всем сердцем — убить вас и не думать ни о чём другом! Но сейчас я не уверен, поможет ли мне это. Какой в этом толк? — он замялся, понимая, что пошёл на поводу и уже сказал слишком много, но всё же завершил рассуждение. — Благодаря тебе я уяснил одну вещь... Я хочу просто выжить. Но каким образом, изволь, я решу сам, — более менее уравновешенно выводя монолог до этого, под конец Энви не сдержался, практически прорычав последние слова. Такой всплеск эмоций был вполне ожидаем. Он свидетельствовал о верном направлении, ведь взвинченный экс-гомункул уже совершенно не прятался и говорил, как на духу, что его гложет. Эдвард не стал медлить, делая попытку развеять сомнения собеседника: — Я не собираюсь держать тебя в четырёх стенах до конца дней, лишь предоставляю временный кров, как стартовую точку. Тебе проще будет начинать с нуля, если останешься, — блондин поймал изучающий, недоверчивый взгляд. — Так что живи себе, — он раскинул руки в подкрепление сказанному. — Только… Если ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили, нужно заслужить доверие, сам понимаешь. По-моему, всё честно. Брюнет долго смотрел на экзекутора в упор, обдумывая, как ему поступить сейчас. Пойти ва-банк и врезать Стальному по лицу, пока тот треплется? Выгадать следующий момент для побега теперь будет сложно и вряд ли получится так скоро. Или, может, правда остаться? Если мелкий не солгал про временный кров, тогда это, пожалуй, могло бы сослужить небольшую пользу. По крайней мере, не придётся сновать повсюду в поисках ночлега и пищи первое время. Но заслужить доверие? Справедливо, ничего не скажешь. Только для этого нужно подавить ненависть такой силы, что без мощнейшего усилия воли не обойтись. Было бы ради кого напрягаться. Размышления заводили выбитого из колеи Энви в тупик. Его снова посетили гнетущие мысли, как в первые после превращения моменты болезненного осознания, что ни один из вариантов не поможет уйти от нынешней сущности, что бы он ни выбрал. У него не было ни внятной цели, ни достойной мотивации. Но ему не хотелось сдаваться, не хотелось просто мириться с этим. Тогда, возможно, единственной альтернативой остаётся принять слова мальчишки и поверить, что он сможет найти свой смысл. — Ладно, — через некоторое время подал угрюмый голос бывший гомункул. — Считай, что я повёлся, — отчеканил он коротко. — Но если окажется, что все твои обещания полная чушь — пеняй на себя. Я очень постараюсь и достану вас любым способом, рано или поздно, с вашей алхимией или без неё, — глядя на Зависть, можно было различить напускную дерзость, и как он храбрился за счёт неё, хотя на деле заметно нервничал. Видно, ему по-настоящему трудно принять столь неоднозначное решение. Интересно, стоит ли расценивать волнение, как признак подлинного согласия, и не ждать подлянки в итоге? Учитывая, как медленно и с каким трудом доносится до темноволосого каждое слово. Но, наверное, из всех уже прошедших бесед, исход этой вероятнее всего приведёт к чему-то хорошему.