***
Когда мир пал в самый зенит тьмы, Эдвард задул трепещущее пламя заплывшей воском свечи, с натугой отживающей последние минуты, и их чистосердечный разговор своим завершением ознаменовал начало нового этапа, несомненно, более тяжкого и изматывающего, чем все столкновения прежде. Наконец, они разошлись. Едва виднеющийся, прозрачный лунный свет дал жизнь целому скопищу сумбурных теней, замысловато расчерчивающих внутренности дома, но помог двум припозднившимся юношам добраться до собственных комнат без заминок. Энви ещё долго не мог унять нервозный мандраж. Его едва не колотило и, насколько он мог судить, даже поднялась температура, будто иммунитет пытался воспрепятствовать, реагируя наперекор сделанному его подопечным выбору. А ведь, действительно, так и устроена физиология. Организм на свой лад отражает испытываемые чувства, полагаясь на ряд заложенных эволюцией сценариев защиты. Вот каковы его истинные эмоции. Пусть это и слабая, никчёмная оболочка, зато как упорно она отстаивала его настоящую волю, облекая внутренний протест в физическое недомогание, тем самым советуя свернуть с выбранной дороги. Пришедшая мысль защекотала нервы, отчего брюнет не сдержал невнятный болезненный смешок, скрючившись от него на кровати и схватившись за живот, словно это помогло бы ему переварить беспощадные противоречия, вдумываясь, насколько крепко вляпался в этот раз, причём отчасти с собственной же подачи. Какое-то время он пролежал в такой позе. Тело постепенно пришло в норму, и экс-гомункула перестал бить озноб. Медленно накатывало смирение: всё-таки в конце он самостоятельно принял решение. Но даже понимая это, Зависть, поверженный, всё равно изводился в тоске и раздражении от того, что действовал поспешно и не просчитал своевременно все мыслимые ходы Стального с его осточертевшей осмотрительностью. Или что не сумел хотя бы настоять на своём.***
В соседней комнате, дальше по коридору, светловолосый алхимик, дабы не потревожить чужой сон, намеревался тихонько прошмыгнуть в постель, но выяснилось, что Альфонс так и не сомкнул глаз, дожидаясь вестей от брата. Старший Элрик использовал подвернувшуюся возможность не только чтобы поделиться достигнутым, но и извиниться за недавнюю ссору, чего не сделал ранее. Он окончательно разобрался в своих мотивах и намерениях, изложив в подкрепление принятой позиции более оформленные аргументы. Теперь, мысленно соединив каждую точку, младший понял, может быть даже лучше самого Эдварда, что к чему, и тогда заполнившие все пробелы мальчишки улеглись. Заснуть так скоро подросток, конечно, не мог. Отмахнуться от опасений, сходу принять на веру согласие бывшего гомункула было тяжело. Но искренний страх существа опровергал вероятность потенциального лукавства и лицемерия. На этот раз они сознательно и прямо обсудили непростой вопрос. И, как показалось молодому учёному, вполне плодотворно. Потому он предоставил зеленоволосому условную свободу действий, а в качестве намёка не стал запирать дверь его комнаты, оставив её в полное распоряжение Энви. Но о самозабвенном сне с этого момента, естественно, и речи не шло. Уснул он ближе к рассвету.***
По утру Альфонс не стал будить измождённого брата, несмотря на то, что рисковал схлопотать от него позже: тот вряд ли позволил бы себе отдыхать сейчас, в самый, можно сказать, ответственный период. Хотя кареглазый был уверен, что даже планетарный катаклизм не выдернул бы старшего из сладких объятий сна, он всё равно мышью вынырнул в коридор, к своему удивлению, оказавшись в компании нерадивого человека. Последний стоял перед спуском вниз, закусив губу в неподдельном смятении и таращась на лестницу, словно она охвачена пламенем. — Энви? — создание резко обернулось в сторону нахмурившегося ребёнка, нелепо приоткрыв рот и тем самым выпуская нижнюю губу из травмирующего плена. Затем он комично захлопнул его, возвращая себе на секунду потерянное самообладание. — Мы со Стальным договорились о перемирии, если что. Расслабься, малой, — осторожно предупредил экс-гомункул, выставив ладони вперёд в примирительном жесте, неправильно расценив растерянность младшего Элрика. — Я знаю, он уже рассказал мне, — в свою очередь объяснился паренёк. В свете последнего разговора с братом, он пересмотрел отношение к нежеланному гостю и пробовал разглядеть ситуацию с положительной стороны, как пытался Эдвард. В конце концов, подобная помощь — благородный предлог, и Альфонс перестал так остро реагировать. Тем более он, как никто другой, знает, что брату необходимо полностью отдаться какой-либо задаче, чтобы залечить душевные раны. Он всегда был склонен углубляться в проблему без оглядки, самоотверженно выискивая решение, а порой эгоистично и пугающе ловко вплетая туда свои интересы. Иногда он прятался в них от себя, от съедающего незримо чувства вины. Их поиски завершились, но, оказалось, внутри Эдварда не рассосался тяжёлый сгусток укора, который по большей части он сносил незаслуженно или давно должен был себе отпустить. Мальчика, бывшего некогда духом в доспехах, безусловно беспокоило то, что брат чересчур много взгромождает на себя, желая преодолеть всё, и столь же чрезмерно терзается в случае неудач. Но если его совесть непреклонна, и без подобной терапии не обойтись, Альфонс примет путь, который избрал брат. И, возможно, сам приложит руку. Здесь и сейчас перед ним стоял Зависть, явно находящийся в замешательстве касательно своих полномочий в этом доме. Светловолосый невольно нервничал в присутствии былого врага, однако посчитал своим долгом избавить колеблющегося юношу от сомнений. — Ты собирался вниз? — учтиво уточнил он. Не заметив никаких признаков отрицания с чужой стороны, Элрик продолжил: — Пойдём. Бабуле наверняка понадобится помощь, — на вопрос в лиловых глазах ребёнок ответил прямо. — Брат ещё спит, так что пока я составлю тебе компанию. Энви некоторое время стоял, уставившись на мальчика, и на вид, казалось, выискивал подвох, прежде чем подать голос, медленно и недоверчиво проговаривая слова. — Как великодушно с Вашей стороны, господин Фасолина-младший, — обождав немного, но не наблюдая реакции, он без особого энтузиазма добавил. — Ты не бесишься. — Извини, я не поведусь на это ребячество, как Эд, — неловко откликнулся Альфонс, уже ступив на ступень лестницы и намереваясь поскорее спуститься. — Да и сейчас я действительно маленький, — согласился он задумчиво. Брюнет скептично вперился в спину подозрительно любезного парня. Всего день назад его поведение было ровно противоположным. — Чего это ты вдруг такой добренький? — не выдержал Зависть. Ему до чёртиков было интересно, как исходное положение могло так перевернуться за одни сутки. — Неужели коротышка постарался? — в лёгком недоумении выдохнул он себе под нос. Кареглазый, не ожидавший от бывшего гомункула инициативы к беседе, резко остановился. — Ну… и это тоже, — стушевался он, не будучи уверенным, стоит ли развивать тему дальше. Но в голову вдруг ударило понимание того, как он мог бы расположить необычного собеседника к себе, и мальчик решился озвучить рассуждение. — Просто ещё подумал. Я же столько времени провёл в тех доспехах. Эти несколько лет, конечно, не идут в сравнение с прожитыми тобою веками… Не договаривая, он покосился на притихшего зеленоволосого, словив только его угрюмый взгляд, и более твёрдо закончил: — Но, знаешь, я ведь понимаю тебя. Энви догадался, к чему клонит младший Элрик, но его брали неумолимые предубеждения насчёт сопоставимости их приведённых в пример жизней. — Нет, — раздражённо отрезал новоиспечённый человек. — Не думаю, что кому-то под силу хотя бы вполовину понять. — Как скажешь, — не стал возражать юноша, благодарный хотя бы тому, что вчерашний враг не проявляет прямую агрессию. — Тогда, наверное, я тот, кому было бы проще всего понять твои чувства, — он интуитивно пожал плечами. — По сравнению с сосудом, который удерживал мою душу здесь, человеческое тело кажется мне ватным и беспомощным. Кажется, я с трудом могу им управлять… — Альфонс поднял глаза, в поисках подтверждения своей правоты. Но даже если бы с ним согласились каким-то чудом, то, что он намеревался сказать следующим, должно было пойти вразрез с ожиданиями экс-гомункула. — …Тем не менее я счастлив, что оно вернулось. Так гораздо лучше, — светловолосый не постеснялся смело улыбнуться, отчего сделался очень похож на старшего брата. До того это было вызывающе, что предшествующая улыбке горка сантиментов даже не всколыхнула в Зависти должную неприязнь — слишком убедительным был ребёнок. — Только эти чувства не передашь словами. Поэтому, я надеюсь, ты сам когда-нибудь ощутишь это, — он оглядел застывшего Энви напоследок, прежде чем спуститься. Тот, судя по всему, был задет полученным посланием и подавлен ещё сильнее, чем раньше, даже не потрудившись спрятать эмоции под маску. Но, чуть помедлив, он всё же двинулся за младшим из братьев.***
Эдвард проснулся в пустой комнате и, судя по слепящему солнцу, давно подползшему к их окну, было уже за полдень. Еле разлепив глаза, он остался лежать, глядя в потолок и щурясь от света. Подросток не высыпался, как следует, уже несколько дней, терзаемый думами, да ещё и за одним скользким плутом пришлось приглядывать, и, видимо, в этот раз организм решил всё за него. Но сейчас ему не помешало бы поторопиться, ведь Энви был на его попечении, необходимо было присутствовать вместе с остальными, чтобы создать некий нейтральный барьер между ними. И позвать зеленоволосого, пожалуй, тоже его обязанность. Алхимик натянул шорты и наспех накинул рубаху, не удосужившись её застегнуть. Подойдя к соседней двери, он постучал пару раз, но не различив ни звука, осторожно открыл её. К его удивлению, там никого не оказалось. На этаже он был один. А это значит… Поддавшись кольнувшему беспокойству, он спустился в гостиную, развернувшаяся картина в которой должна была поразить его пуще прежнего. Энви сидел за обеденным столом и чистил картошку вместе с Альфонсом, пока Уинри с бабулей переговаривались о чём-то чуть в стороне, занимаясь своей частью процесса. Первым его заметил Альфонс. — Брат! Ты отдохнул? — обе женщины обернулись на голос, обращая внимание на новоприбывшего. Также поднял на него и свои неестественного цвета, а оттого кажущиеся пронзительными глаза Зависть. Учёный тут же поймал этот взгляд, и если ему не показалось, в нём сверкнула насмешливая искорка. Наверное, у него был такой жалкий вид, что со стороны это казалось забавным. — Эм, да, более чем, — отмер блондин, всё же немного рассеянно приблизившись к столу и присаживаясь рядом с братом. Тот молча протянул ему крупный корнеплод, и Эдвард преобразовал большой палец в тонкое лезвие, присоединяясь к общему делу. — Давненько в этом доме столько голодных ртов не бывало, — посетовала негромко старушка, с самого утра не отходящая от кастрюль и не уследившая, как приготовления к завтраку плавно сменились обеденными. — И так дел невпроворот, так ещё всех вас накорми. — Так пусть сами и следят за собой, бабуль, в самом деле. Мы не нанимались обхаживать эту троицу, — вставила Уинри, и в её словах можно было различить хоть и прикрытое, но пренебрежение к одной очевидно лишней персоне. — Верно, Эд? Вы же сможете сами обо всём позаботиться? — Конечно, не беспокойтесь о нас! — немного виновато залепетал парень, машинально приподнимая обе руки вместе с тем, что в них было. — Как-нибудь разберёмся. Мне всё ещё неловко, что пришлось так вас потеснить. — И мне тоже, — на выдохе вторил ему Альфонс. — Не говорите ерунды, — переборов себя, Рокбелл мило улыбнулась братьям, несмотря на то, что её брала дрожь от такой опасной близости к искушённому убийце. Он пропитался кровью настолько сильно, что даже ей, самой обычной девушке, нетрудно было учуять в нём угрозу. Это всколыхнуло воспоминания о мяснике и его омерзительном логове, в которое она угодила по глупости. Уинри кое-как сдерживала наплывы тревоги, но только потому, что мальчики объяснили им с бабушкой — случай произошёл из ряда вон, никто не был готов к подобному повороту, включая самого гомункула. А Эдвард настаивал на необходимости хотя бы на какое-то время удержать это диковинное создание здесь. Заверял, что всё под контролем. Ведь они, так или иначе, в ответе за него после случившегося. — Мы всегда рады вам, — после небольшой паузы закончила блондинка, опомнившись от пугающих ассоциаций. Хоть Рокбеллы и пытались вежливо сгладить углы, уважая их специфическое решение, Эд и Ал понимали, что далеко не безмятежность словно туманом заполонила каждый уголок в доме мастеров брони. Что здесь не станет спокойнее от соседства с кем-то, охарактеризовать которого мягче всего женщины могли разве что как недруга. Юноша не мог винить их за неспособность разглядеть в, по их мнению, душегубе что-то хорошее. Он и сам не решился бы утверждать с полной точностью о наличии светлых проблесков в тёмном омуте чужих убеждений, лишь пришёл к некоторым доступным выводам, лелея надежду, что не ошибся, и они обернутся правдой. Братья уже слишком многое повидали пусть за совсем ещё небольшой, но прожитый ими век, потому с большей готовностью принимали абсолютно разных людей. Или нелюдей. Но заставить семью механиков полностью исключить совершенно здоровую бдительность они не могли, как и спокойно выдохнуть, ощущая звенящий накал напряжения в воздухе. На этот счёт у старшего Элрика имелись свои соображения. Он не спешил воплощать их в жизнь, да и заикаться о планах пока не стоит. Но одно было ясно, как день — рано или поздно они покинут этот гостеприимный и такой родной дом. Нет, вовсе не из-за переродившегося в человека гомункула. Не будь его, братья всё равно не смогли бы залечь на дно. В своё время, но они бы ушли. А что дальше… Этого Эдвард пока не знал. Энви исподтишка наблюдал за разворачивающейся сценой, анализируя происходящее. Он прекрасно понимал, что упор на его нежелательное присутствие связующей нитью пронизывает краткие диалоги, мелькая между строк. Это было неприятно. Если у него нет возможности надругаться над неудобной ситуацией любым, не то что самым изощрённым и кровожадным способом, а хотя бы просто пренебречь порученным заданием и удалиться из эпицентра неизбывных мучений, то он вынужден терпеть эти истязания. А Зависть не привык терпеть. Что бы то ни было: боль, оскорбления, неудобные ситуации. Он не понимал, какие рычаги могли переключить полярность вокруг него. Сначала мальчуган-доспех, потом и остальные, пусть и с отчётливым скрипом, но терпели его, будто так оно и нужно. Он не понимал, почему они не взяли всё под контроль ещё с прошлого вечера, не прогнали его взашей, не ругались. Почему ничего не сказали ему в лицо. Бабушка призадумалась, оглянувшись на сосредоточенных парней и оценивая прогресс. Нежданный нахлебник хоть и заботил её, в особенности его вчерашний грубый визит, но Эдвард так решительно просил довериться и оставить всё на него, что старушка просто не могла отказать своему названому внуку. Это было ему очень важно. Но раз уж она вынуждена делить кров с этим патлатым чудиком, то пусть отрабатывает свой кусок хлеба. — Ну, втроём вы быстро управитесь, — чуть успокоившись, заключила Пинако. — Разумеется, если наш дорогой гость не против, — с лёгкой укоризной намекнула пожилая женщина. Энви как-то не взял в толк, что должен откликнуться, но Элрик выжидающе посмотрел на него, потом буквально указывая взглядом в сторону бабули, и тот, уловив знак, нехотя протянул: — Да-да, конечно… — тогда старушка, удовлетворённая ответом, развязала передник и подозвала младшую Рокбелл, чтобы та помогла ей с чем-то на заднем дворе, предоставив парней самим себе.***