Такой, как ты

СПУСТЯ ПОЛГОДА. - Ты можешь в это поверить? – в голове Эйприл переливались серебристые колокольчики, которые выдавали ее радость. – Ровно через три недели ты станешь Алексис Маслоу. - Я все еще не решила, хочу ли брать его фамилию, - усмехаюсь, делая глоток шампанского и кидая коварный взгляд на подругу, которая сидела напротив. – Может, лучше сохранить свою? Или сплести наши вместе? -Алексис Миллс-Маслоу? – блондинка недовольно морщиться. - Мне не нравится. А вот Алексис Маслоу - самое то. - Я не знаю, готова ли я распрощаться со своей фамилией. Это сложно. - Да ладно тебе. Я бы сменила свое Паттерсон на что-то другое, даже не моргнув. Это всего лишь фамилия. - Например, сменила бы на Эйприл Шмидт? – заигрываю с ней, заставляя усмехнуться. – Слышала? Звучит очень даже неплохо. - Об этом еще рано думать. Мы только притираемся друг к другу. - Да ладно тебе, я еще станцую на вашей свадьбе. Запомни мои слова. - Иди ты, - Эйс закатывает глаза, после чего опустошает свой бокал с шампанским. – И вообще, не о моей свадьбе сейчас надо думать. - Ущипни меня, - оглядываясь и расплываясь в улыбке, прошу я. – Все кажется таким нереальным. Мы, правда, в свадебном салоне? Я все еще не могу поверить, что выхожу замуж. - Сейчас принесут платья, которые мы выбрали в каталоге, и ты примеряешь каждое из них. А затем, когда мы найдем то самое, за которым пришли – осознание реальности само тебя настигнет, вот увидишь. -А если не найдем? - В нашем городе больше ста свадебных салонов, дорогуша. Так что пока мы его не найдем – мы не остановимся. Но вообще у меня хорошее предчувствие. Почему-то я больше, чем уверена, что пятое в каталоге было создано для тебя. - Мисс Миллс, мисс Паттерсон, - вмешалась в наш диалог Кайли, работающая в салоне, - платья готовы к примерке. - Сейчас мы все и узнаем, - поднимаясь с мягкого белоснежного диванчика, бормочу я. - Идем, - Эйприл подталкивает меня к примерочной. – Я уже хочу увидеть тебя в белом. - И что бы я без тебя делала? – усмехаюсь, обнимая блондиночку. - Думаю, умерла бы со скуки, - хихикнув, отшучивается Эйс. - Ты даже не представляешь, как я рада, что ты здесь. - Всегда, - все, что отвечает блондинка, прежде чем выскользнуть из моих объятий и затолкать меня в примерочную. Закон подлости – из двадцати перемеренных платьев ты выбираешь именно то, которое надевал первым. Конечно же, примерив платье от Зухаира Мурада ты больше не сможешь смотреть ни на что другое, кроме него. Это платье было таким совершенным. Эйприл была права – пятое в каталоге платье было создано для меня. Я долго смотрела в зеркало, пытаясь представить, как я буду иди в этом совершенстве к мужчине, которого люблю больше жизни. Я представила, как говорю ему «да», в то время как это платье сверкает на солнце, очаровывая всех вокруг и заставляя считать меня в нем необыкновенной красавицей. Я знала, что если я буду в этом платье – ни одна девушка на празднике со мной не сравниться. Некоторые вещи кажутся созданными для нас, и это был именно такой случай. Даже выбрав платье, я все еще не могла поверить, что это правда – я выхожу замуж. Да еще и выхожу замуж не просто так, а по любви. Когда-то я представляла себе брак чем-то вроде действия, которое от нас все ждут. Это казалось таким вынужденным поступком, словно человек просто делает это лишь потому, что так заведено и так требуют правила. Но встретив Джеймса, я изменила свое мнение. Я сама изменилась, да так, что меня не узнать. Рассказывать, насколько я с ним счастлива просто не имеет смысла, ведь я не передам и толики тех чувств, которые меня наполняют. Я нашла свое место в этом мире, и оно – рядом с лучшим мужчиной, которого мне доводилось встречать. Он – моя вторая половина, моя жизнь. И только с ним я осознала, что брак – это то, чего хочет сердце. Брак – это обещание разделить жизнь на двоих перед Богом и самим собой. -Доставьте это по адресу на визитке, - заявляю я, прежде чем расплатиться за прекрасное платье и фату, которая к нему прилагалась. – Спасибо. Мы с Эйс покидаем свадебный салон как никогда оживленные, даже окрыленные и счастливые, так что когда после парочки модных бутиков Эйприл определяется с платьем для подруги невесты – мы единогласно решаем, что должны отметить эти знаменательные события. Конечно же, как истинный житель нашего курортного портового городка, мы с Эйприл отправляемся в ресторан на воде, где остаток дня прожигаем на лайнере, утроив себе мини-девичник. Мы отжигаем так, словно сегодня наш последний день на земле – пьем шампанское, танцуем, дурачимся, обнимаемся, прыгаем в бассейн и смеемся до боли в животе, позабыв о том, что там, на суше, за бортом прибрежного лайнера существует мир. Такие минуты остаются в нашей памяти навсегда – это спонтанное рвение к приключениям, громкий смех и близкий человек рядом. Эйприл была тем самым моим человеком – любимой, родной, понимающей. С ней мир казался ярче, а мое сердце билось быстрее. Ради таких друзей хочется жить, ради них ты пойдешь на все. И я не знаю, за что меня наградили таким счастьем, как моя блондиночка, но я всем сердцем благодарна всевышнему за каждый миг, который мы разделили на двоих. По возращению домой я была не только выжата как лимон, но и опьяненная как шампанским, так и прекрасно проведенным временем. -Спокойной ночи, Арчи, - пытаясь не выдать, насколько я пьяна, я поболтала с сынишкой и пожелала ему сладких снов. – Люблю тебя. Ничего не подозревая, малыш пожелал мне сладких снов, при этом «отправив» около десятка воздушных поцелуев через трубку. Оставаться у бабушки с дедушкой с ночевкой для Арчи было целым праздником, и когда сегодня мамочка сама лично сказала ему остаться у них – его счастью не было предела. Я не знаю, какой магией мои родители околдовывают Арчи, но мой сын настолько любит бабушку и дедушку, что когда Джеймса нет дома, он просто готов жить у них. Чувствуя себя немного одинокой, я принимаю душ и готовлюсь ко сну. Но прежде чем завалиться в любимую теплую кроватку, я совершаю ежедневный ритуал – делаю звонок любимому мужчине, который находится где-то на другом краю света. Так как «скайп» не активен, я набираю Джеймса на мобильный, но вместе любимого бархатного голоса я получаю только неприятное «абонент вне зоны досягаемости». Грустно вздохнув, я пытаюсь сосчитать, сколько дней я уже его не слышала, но на пьяную голову это оказывается тяжелой задачей. Три? Или два дня? А кажется, что прошла уже целая вечность. Будучи в плаванье, я сама лично столкнулась с проблемами связи, так что такие вот ситуации были для нас с Джеймсом можно даже сказать обыденными, но порой, днями ожидая от него весточки, я просто сходила с ума от того, насколько сильно скучала. И сейчас, разлегшись на эту огромную пустую кровать, и уставившись на слегка кружащийся потолок, я даже немного завидовала Эйприл, которая, скорее всего, прямо сейчас уже спит в объятиях любимого зеленоглазого. Ее отец ушел на пенсию, а Кендалл подхватил двухстороннее воспаление легких – на этот раз Эйприл не приходилось скучать, ведь ее мужчины были рядом, в отличие от моего Джеймса. Кендалл уже почти здоров, только покашливает, так что прямо сейчас он, наверное, обнимает ее и согревает своим теплом. А я… Я лежу сама в этой дурацкой кровати, понимая, что больше всего на свете хочу в объятия Джеймса. Осталось пережить эти две недели, и он вернется, чтобы затем, спустя 7 дней взять меня в жены. Еще никогда ожидание не казалось настолько мучительным, как сейчас. Закрывая глаза, я думала только об одном – уснув, я проснусь на несколько часов ближе к его возвращению. И эта мысль служила лучшей из существующих во всем мире колыбельных. Проснувшись утром, мне приходится бороться с ужасным похмельем, но, кажется, мы с моей головной болью согласны, что оно того стояло. Завтрак, парочка неудачных звонков Джеймсу и вот, я уже еду в машине навстречу новым приключениям. Думаю, я бы даже не вылезла с кровати, не будь в этом нужды, но звонок папы заставил меня собраться с силами и покинуть дом. Это было очень странное чувство – ехать из одного своего дома в другой. Иногда мне кажется, что эта жизнь не принадлежит мне. Я Алексис Миллс, разве у меня может быть все хорошо? Но все же, реальность была потрясающей, и я наслаждалась каждым ее мигом. Даже таким, как поездка в наш будущий дом, который мы купили три месяца назад. Однажды вечером, нежась с Джеймсом в кровати, мы долго думали, какой видим нашу жизнь после свадьбы, и пришли к выводу, что мой домик слишком мал. Так что буквально на следующий день мы нашли дом нашей мечты в интернете и после визита купили его. Он был просто удивительным – этот наш дом на берегу океана. Весь такой прозрачный, легкий, с невероятным видом из спальни. Да и находился он в нескольких минутах езды от центра, что определенно набивало ему цену. Без Джеймса я бы никогда не смогла позволить себе такую роскошь, но вместе мы потянули его. Это, казалось, была именно та покупка, которая изменит нашу жизнь. Наш дом. Как странно звучат эти слова. Наш, наш, наш. Мне так нравилось повторять это слово, я любила в нем каждую букву, каждый звук и глубочайший смысл. Сейчас, пока Джеймс в плаванье, мы с папой занимаемся ремонтом в доме и приводим его в идеальное состояние (думаю, не будь в нем недостатков в ремонте, он бы стоил намного дороже). Если говорить серьезно, то я мало что понимала в ремонте, так что этим занимается папа и его друзья. Будучи дома, Джеймс обсудил с отцом все наши общие желания, которые теперь отец и его команда воплощают в жизнь. Они создают дома нашей мечты своими умелыми руками, в то время как я лишь порой показываю пальцем и говорю свое мнение. Господи, НАШ дом. Каждый раз, сворачивая на набережную, я ловила себя на этой мысли и усмехалась уголком губ. В груди становилось так тепло, уютно. Я сразу же представляла, какой счастливой жизнь может быть здесь, в нашем маленьком личном раю на берегу, который омывают голубые волны. Я порой даже разрешала себе представить, что, возможно, однажды в этом доме появится еще один человечек, и он будет бегать своими маленькими ножками по песку вокруг, будет купаться в воде и смеяться. И у него будут папины глаза, моя улыбка и все лучшее, что есть в нас с Джеймсом. Мысль о беременности все еще страшно пугала меня, и я знала, что еще не скоро решусь на этот шаг. Но… Джеймс был первым мужчиной, который заставил меня задуматься об этом. С ним я вдруг поняла, что… Что я хочу детей. Не сейчас, но однажды. Я хочу родить ему сына. Только ему, никому и никогда больше. Никто и никогда не узнает, какую борьбу я веду в своей голове, когда речь заходит о рождении ребенка. После смерти Лорел я… я правда не знала, как мне жить дальше. Ее смерть сказалась на мне, и я поклялась, что никогда не стану рожать. Но… Джеймс был прав. В ту ночь, когда я рассказала ему правду об Артуре, он сказал, что однажды я встречу правильного и достойного мужчину, который поменяет мое мнение, и я встретила его. И вот, я обручена, у нас на носу свадьба, и я уже допускаю мысль о возможном пополнении нашей семьи. Семья посажено, осталось дождаться, когда придет время, и оно сойдет. Припарковав машину у гаража (ах, а какой в нашем доме гараж!), я направляюсь в дом, попутно любуясь прекрасным видом, к которому я еще не скоро привыкну. Прямо на пороге на меня выпрыгивает Артур, и я подхватываю его на руки, принимаясь зацеловывавать мальчугана во все доступные места, начиная с носа и заканчивая даже обнаженными плечиками. - Ты видела ее? – заявляет Арчи, стояло его ногам вновь коснуться земли. - Кого? - Мою спальню, мама! Я отрицательно качаю головой, усмехнувшись, так что Артур буквально заталкивает меня в дом, заставляя подняться на второй этаж и оказаться в комнате, которая принадлежит ему. - Вау! – восхищенно выдыхаю я, разглядывая доделанную детскую спальню. – Восхитительно! Я знала, что Артуру понравится наша с Джеймсом идея, но даже представить не могла, что сама приду в восторг. Внутри спальни ты словно погружался в морской мир, который полон приключений и красоты. На стене красовалась огромные фотообои с красивым кораблем, который мчал по океану, а его белоснежные паруса переливались на солнечном свете. Полки извивались в форме волн, а мебель тонко подчеркивала этот морской стиль – это была комната будущего капитана, который однажды покорит океан. - Нравится? – папа подкрадывается так тихо, что заставляет меня подпрыгнуть. - Изумительно! – чмокаю папу в щеку и возвращаюсь к разглядыванию комнаты. – Все так.… У меня даже нет слов. Артур, прости, но это моя комната. Ты переезжаешь к папе. -Эй! – восклицает парнишка. – Неа, ни за что! И вообще, ты не влезешь на кровать! Я закатываю глаза, усмехаясь, ведь он выглядел таким смешным. Казалось, у него хотят отобрать что-то очень ценное, даже любимое, и он не собирается отдавать это без боя. - Ваша с папой спальня еще лучше, - Арчи хватает меня за руку и тащит в комнату напротив. – Смотри, как у вас красиво! Что же, Артур был прав – наша спальня покорила меня еще больше. Белоснежные стены, темный потолок и пол из белого дерева, красивая белоснежная мебель, кровать с развивающимся и легким, как перышко, балдахином, уютный диванчик и телевизор, несколько настенных картин с изображениями голубых тонов и огромные окна с пола до потолка, которые выходили на нашу личную маленькую террасу и океан - я даже и не мечтала о чем-то столь прекрасном, как это место. Составляя эскизы, обдумывая детали, ты порой даже не догадываешься, насколько в итоге полученный результат покорит тебя. -Скорее бы Джеймс увидел все это, - срывается с моих губ, пока глазами я жадно любуюсь своей спальней. – Пап, мне кажется, или наш дом правда прекрасен? - Мне он нравится, - с усмешкой произносит отец, притягивая меня к себе и обнимая. – Надеюсь, моя малышка будет здесь счастлива. Улыбнувшись, я только сильнее обнимаю папу, не зная, как еще выразить свою благодарность и любовь. -Нам остался коридор на первом этаже и гостиная на втором, и, думаю, мы с этим быстро разберемся. Так что после свадьбы вы сразу сможете переехать. Ты ведь не передумала? Может, мы сделаем с гостиной какую-то другую комнату? Отрицательно качаю головой, понимая, что папа намекал на пополнение в нашем семействе. Нет, папа. Еще рано. Когда приедет время, мы с Джеймсом сами разберемся с гостиной, но это случиться не скоро. -Ма, - Арчи привлекает к себе наше внимание. – Ты говорила с папой? -Нет, милый. Я так и не смогла до него дозвониться. - Ничего, бывает, - папа ободряюще похлопал меня по спине. – Ты же знаешь – океан упрям и своенравен, и он делает со связью все, что ему хочется. - Знаю, но это не значит, что я не волнуюсь, па. -Ты всегда волнуешься, даже если он звонил час назад. -Думаю, это привычка с детства, па. Папа усмехается, улавливая в моих словах намек в свою сторону. - Потерпи, скоро он позвонит. А пока что идем, я покажу тебе кухню. Утром привезли мебель, и мне она чертовски нравится! **** -Ма, папа не звонил? – срывается с губ мальчишки, стоило его сонной мордашке показаться на кухне. Это был тот первый вопрос, который он задавал мне с утра, и последний, который срывался с его губ перед сном. - Нет, милый, - поставив перед сыном завтрак, я пытаюсь выглядеть как можно непринужденнее, хоть и внутри все просто дрожит и сжимается. – Думаю, сегодня он выйдет на связь. -Мам, мы не слышали его 6 дней, - его глаза такие большие и взволнованные, что я просто теряюсь в них. - Он уже должен был позвонить. -Он позвонит, - с натянутой улыбкой обещаю я. – Ты ведь его знаешь. Сажусь рядом с сынишкой, и все так же пытаясь казаться нормальной, я начинаю есть свой завтрак и запивать его бессовестно горьким кофе, крепость которого должна была бы взбодрить меня после очередной бессонной ночи волнения и невозможности заснуть. По правде говоря, после сегодняшнего утра, ошарашившего меня до потери рассудка, я должна была бы проснуться, но, почему-то, я все еще чувствовала себя сонным валенком. Это было такое странное состояние. Я знаю, что накручиваю себя, но все же не могу выкинуть из головы мысль, что впереди грядет что-то нехорошее. Да, бывали недели, когда Джеймс не связывался со мной, но на этот раз все было как-то… иначе. Папа что-то умалчивал, хотя я просто уверена, что он что-то знает, ведь все написано в его глазах. Из него плохой лжец, да и я не дура. Стояло спросить мне о том, есть ли новости о корабле Джеймса, он находил наиглупейшие отмашки, а затем и вовсе стал меня избегать. И где-то глубоко внутри я уже знала, что все не в порядке, но пыталась отрицать эту мысль. С ним все хорошо. Думаю, у них проблемы с интернетом, или они слишком глубоко в океане. Или мне просто нужно убеждать себя, что все именно так. Иногда нам нужно цепляться за самую маленькую, но все же надежду, чтобы не сойти с ума. И я пыталась побороть тревогу верой в то, что он скоро свяжется со мной. Артур доедает завтрак, хватает рюкзак, и мы в напряженной тишине отправляемся в школу. За всю дорогу мы обменялись лишь одним предложением, ведь я пыталась его приободрить, напомнив, что скоро он сможет добираться в школу в два раза быстрее, ведь наш новый дом совсем недалеко от нее. Затем, первая половина дня пролетает почти что молниеносно, ведь у боссов как всегда куча работы, с которой нужно разобраться. Я отдаю себя работе, позабыв обо всем, что меня тревожит. Это кажется правильным, да и спасает от самой себя. После инцидента с Марком, у «руля» журнала остались мы с Эйприл. Его посадили, да и Эйс отсудила у бывшего мужа его львиную долю акций, часть которых месяцем позже она переписала на меня. Я долгое время упрямилась, не в силах принять такой огромный подарок, но упорство Эйприл не сравниться ни с чем, так что мне пришлось смириться и занять свое место рядом с ней – во главе редакции. Дела наши шли неплохо, да и зарплата у меня стала больше. Но и к неплохому жалованью бонусом шли новые обязанности, к которым я никак не могу привыкнуть. -Эйс, ты не появилась на работе, а твое сообщение об отгуле в «смс» не особо меня успокоило, - позвонив подруге уже в который раз и вновь услышав автоответчик, недовольно бурчу я. – Где ты? Не заставляй меня волноваться еще и о тебе, прошу. Перезвони, иначе вечером я завалюсь к тебе в дом с проверкой. Целую. Хорошо быть боссом – ты берешь отгул тогда, когда тебе эту нужно, и ни у кого не спрашиваешь разрешение, а только ставишь всех перед фактом. Но после случая с Марком в таких вот ситуациях у меня начиналась паника, если я не знала, где Эйприл. Стоило мне положить трубку, как вдруг телефон зазвонил, и я уже обрадовалась, что это моя блондиночка решила почтить меня своим звонком, но это оказался всего лишь папа, который попросил меня подъехать к нему домой. Что же, пользуясь обеденным перерывом, я покидаю офис и мчусь в родительский дом, рассекая по раскаленным дорогам нашего городка. -Па? – зову я, переступая через порог. – Я здесь. -Мы на кухне. -У тебя все в порядке? Что-то с ремонтом? Есть какие-то пробле…. – я быстрыми шагами направляюсь кухню, лепеча при этом вопрос, который волновал меня всю дорогу, но стоило мне переступить кухонный порог – я тут же застыла на полуслове. – Мы…? На кухне меня ждали не только родители, но и Эйприл, мистер Паттерсон и даже Кендалл. Казалось, я забыла, как дышать, а сердце упало куда-то в пятки, предсказывая беду – их взгляды были слишком.… обреченными. -Что здесь… происходит? -Нам нужно поговорить, Алексис, - осторожно произносит отец, заставляя меня нервно выдохнуть и почувствовать, как желудок болезненно сжимается. – Сядь. -Он… - схватившись рукой за дверной стояк, я чувствую, как мир уходит из-под ног. – Нет, вы не можете это сказать. Не делайте это, прошу. -Лекси… - мама делает шаг навстречу, но я жестом приказываю ей остановиться. -Не нужно. Не вновь, пожалуйста. -Ты можешь бежать от правды, - грустно произносит папа. – Но рано или поздно тебе придется это услышать, и лучше, если ты услышишь это от нас, а не от репортеров по телевизору. -Папа, пожалуйста… - Корабль «Апполон» и его экипаж официально признан пропавшим без вести, - осторожно произносит папа. – После неблагоприятных погодных условий судно так и не вышло на связь. Вдох, выдох. Звон в ушах. Все немеет, и я даже не могу шелохнуться. -Они найдут его, - подбадривает мама, протягивая ко мне руки. Только взглянув на нее, я замечаю, что все их взгляды прикованы ко мне. – Найдут всех их. Пользуясь моим ступором, мама обнимает меня, прижимая к себе и утешая. Я не знаю, кому эти объятия больше нужны – ошеломленной мне, или матери, отчаянно переживающей за своего последнего ребенка? Это было похоже на транс. Я, правда, пыталась переварить услышанную информацию, но не могла даже шевельнуть пальцем. Я видела, как Эйприл вытирает украдкой слезы, видела, как дядя Джордж сжимает ее за плечо, утешая, и видела, как Кендалл рассеянно смотрит в окно, пряча за маской спокойствия весь океан своих эмоций. Я видела каждую деталь, чувствовала, как секунды отбиваются у меня в голове будто куранты, но не могла сдвинуться с места. Шок был настолько всепоглощающим, таким сильным, что я даже не могла осознать происходящее. Но с каждым «ударом» курантов в моей голове и в ушах начинало сильнее шуметь, к горлу подбиралась тошнота, а в разум медленно, но все же начинал доходить горький смысл папиных слов. И это было невыносимое чувство. Даже не смотря на то, что происходящее длилось всего несколько секунд, они показались мне маленькой, но адской вечностью. Вечностью, остановить бег которой смог только настойчивый звонок моего телефона. Вздрогнув, я словно пришла в себя, после чего отстранилась от мамы резче, чем следовало, и шмыгнула носом. -Алексис Миллс слушает, - мой голос был чересчур громким и официальным. – Да, конечно могу. Приеду через двадцать минут. Положив трубку, я мысленно беру себя в руки, поборов накатившиеся на меня эмоции и засовываю телефон в карман. Я должна держать себя в руках, должна упрятать свою боль так далеко, как только смогу. Но это… почти что невозможно, особенно когда человек, с которым ты собиралась провести всю оставшуюся жизнь, возможно уже давно не дышит. -Лекс? – чуть слышно спрашивает мама, пока все остальные пялятся. - Я должна забрать Артура из школы, - резко отпрянув от мамы, которая вновь хотела проявить опеку, заявляю я. – Арчи. Надо забрать сына. Забрать. Да, я поеду по Артура. -Может ты… -Я в порядке, мама, - кидаю на нее холодный, обжигающий льдом взгляд, не в силах контролировать себя. – Правда. Я должна поехать в школу. -Давай это сделаю я, - предлагает Кендалл, но я отрицательно качаю головой. -Звонила директор. Он подрался, вызывают именно меня. Я поеду. Извините меня за… Вы понимаете. Я…. Я поехала. Попятившись назад, я чуть не врезаюсь в шкаф в коридоре, затем кое-как обуваюсь и, не помня себя, бросаюсь навстречу к машине. Конечно же, я слышу позади голоса, которые пытаются образумить меня и остановить, но не реагирую на них. Педаль, газ, скрипение шин – еще никогда в своей жизни я не стартовала так резко, как сейчас. Этот визг колес словно передал состояние, которое я переживала внутри, одновременно чувствуя, как оцепенение сплетается с отчаянием. Путь в школу занял всего десять минут, и я правда удивлена, что даже не попалась на глаза копам за превышение скорости. Припарковав машину с почти что с таким же напором, как в фильме «Форсаж», я выскользнула из нее и быстрыми шагами отправилась в сторону кабинета директора. Там, в коридоре я обнаружила Артура, который сидел на стуле возле приемной с поникшим, даже раздавленным видом. - Господи, что произошло? – обхватываю малыша за лицо и разглядываю его подбитую щеку. – Кто тебя побил? -Это я побил, мам, - пытаясь отодрать от лица мои руки, признается Артур. – Я его ударил. -Артур… -Он сказал, что я сирота. Билли сказал, что у меня нет отца, мам. Что мой папа утонул в море, и что я теперь никому не нужен. -Что? – мое лицо вновь искажает гримаса шока. -Он вновь и вновь называл меня сиротой, ма. И я его ударил, как меня учил папа. Затем мы подрались, но мистер Коллинз заставил нас прекратить и отправил к директору. Мам, я не хотел, извини. -Все в порядке, - обнимаю его, целуя и чувствуя, что сейчас сорвусь и расплачусь. – Не беда. Синяк заживет. -Меня выгонят, да? -За одну драку в первом классе? – с губ срывается не то чтобы нервный, а скорее даже истерический смешок. – Не глупи. Я поговорю с директором. -Там уже сидят родители Билли, ма. -Не переживай, я со всем разберусь, - целую его в лоб и поднимаюсь на ноги. – Подожди меня здесь, ладно? -Мам, - стоило мне схватиться за дверную ручку в приемную, Арчи все же решился задать терзающий его вопрос. – Папа ведь не…? -Он все еще не звонил, - успокаиваю его я. – Но это ведь в его стиле, правда? Мальчишка усмехается, кажется, поверив в мою маленькую «ложь во благо», так что я делаю глубокий вдох и вхожу в приемную. Там, у кабинета директора неизменно сидит мисс Хёрли, которая со времен моего обучения совсем не изменилась, разве что посидела. Здороваюсь, затем получаю ее одобрение и вхожу в кабинет к миссис Адамс, которая, кстати, тоже абсолютно не изменилась. Время идет, но иногда мне кажется, что в этой школе оно застыло. -Добрый день, - срывается с моих губ, как только я показываю нос в кабинете. – Миссис Адамс, Мистер и Миссис Аркетт. -Здравствуй, Алексис, - на лице директрисы тут же появляется легкая улыбка, с которой она всегда смотрела на меня, будь я в школе или после нее. – Садись, будем разговаривать. Киваю, после чего занимаю свободное кресло рядом с Аркеттами напротив ее стола. Они смотрят на меня с некой угрозой и призрением, но меня это даже не пугает – казалось, я готова разорвать их в клочья за моего Арчи. Особенно в моем нынешнем состоянии – тонкой гранью между громким криком, выдающим мою боль, или нервным срывом. Мисс Адамс посвящает меня во все детали ситуации, и я несколько раз сдерживаю порыв закатить глаза, понимая, насколько иную картину ей поведали Аркетты – с уст директрисы мой сын был поганцем, а совесть Билли была чиста, как белоснежное перышко. Затем, Аркетты в один голос рассуждали о том, насколько плохо я занималась воспитанием моего сына, рассуждали о высокой психологии воспитания детей и о мере наказания для моего драчуна-ребенка, который должен получить по полной программе от школы. Якобы, это должно научить его уму-разуму. Я сидела, молча слушая эти монологи и не произнося ни слова. Опять же, каждая секунда отбивалась в моей голове с громким звоном, но в этот раз я была зажженным фитилем, который с каждым последующим словом медленно догорал. Догорал до самого края, чтобы в один миг взорваться и разлететься вместе с эмоционально нестабильной бомбой в моей голове, которая заденет всех вокруг, взорвавшись, как только я открою рот. Аркетты просто не затыкались, а я молчала. Миссис Адамс пыталась выслушать их и понять, она хотела решить этот конфликт как можно мягче, но Аркетты просто…. Они просто уроды. Им всего было мало, каждое наказание было недостаточно воспитательным. -Наш Билли уже не впервые жалуется на Артура, - раскинув пальцы веером и задрав нос, заявляет Эмми Аркетт. – Мы устали терпеть издевательства этого невоспитанного, наглого и неадекватного ребенка. Если вы собираетесь оставлять его в этой школе, то мы требуем, чтобы с ним поработал психолог, который поможет ему решить маленькие психологические проблемы в его светлой голове… - Дорогая миссис Аркетт, - в моей голове, казалось, что-то щелкнуло, а сил выслушивать весь этот бред больше не осталось. – Заткните свой грязный неугомонный рот, пожалуйста! - Что вы себе позволяете? – взвизгнула Эмми, в то время как все вытаращились на меня, словно только что узнали, что я больна проказой. - Что я себе позволяю? – понимаю, что говорю громче, чем следует, но не могу себя контролировать. – Это что вы себе позволяете!? Какое у вас есть право называть моего сына невоспитанным и неадекватным? Говорите или думайте обо мне что угодно, но даже не смейте открывать рот, оскорбляя моего ребенка! И прежде, чем тыкать меня носом в плохое воспитание детей, вы бы посмотрели на своего любимого идеального Билли, который то и дело задирает каждого в классе по очереди только потому, что его родители – самые богатые в нашем городке люди. Ваш избалованный отпрыск сегодня заявил моему ребенку, что он сирота! Откуда он мог это узнать? Конечно же, из вашего грязного, черного как смоль рта, миссис Эмми! Вы позвонили Билли, поделившись с ним личной информацией нашей семьи! У вас не было права делать это! Но, зная о вашем семействе многое благодаря слухам, я больше, чем уверенна, что вы и подговорили Билли задеть Артура, мальчика, который ниже него классом! Вам нравится растаптывать людей, нравится смотреть, как они превращаются в лепешку под вашим каблуком! И с детства вы прививаете своему ребенку худшее, что вообще возможно! -Алексис, - директриса пытается остановить меня, но ничего не получается. – Милая, успокойся… - Простите миссис Адамс, но я не могу успокоиться. Какое вы имели право ломать судьбу моему ребенку? Какого хрена, просто скажите? Знаете, возможно, мой сын действительно остался сиротой, но об этом он должен был узнать не от вашего говнюка, а от меня! И знаете что, уважаемые Аркетты? Да пошли вы нахер! Идите нахер, слышите? Мужчина, который был нам дороже всего на свете, пропал, и вы – последнее, о чем я хочу сейчас думать! На месте Артура я бы врезала вашему сыну так, что ему пришлось бы звездочки считать! У этого нахального маленького гада не было права говорить Артуру о том, что его отец погиб! Это слишком личная, конфиденциальная информация, которая касается моей семьи, но никак не вашей! И если уж кого наказывать, то это вашего засранца Билли, который не в силах держать язык за зубами, как и его дрянь мамочка! Поставьте себя на мое место, Эмми! Ваш муж пропадает без вести, и вы не знаете, как вам жить дальше, и уж тем более, как рассказать сыну, что, возможно, он остался без отца! Представьте! А теперь представьте, что вас вызывают в школу, и вы узнаете, что чей-то говнюк рассказал Билли то, что вы еще сами не успели осознать! Представили? Отлично! А теперь заткните свой поганый рот и оставьте мою семью в покое! Воспитывайте сына, красьте ногти, или что вы там делаете, но не суйте нос в чужой очаг! Идите к черту! - Вы сумасшедшая! – выкрикивает Эмми, широко распахнув глаза и явно не зная, как реагировать на мой монолог, который периодично срывался на крик. – Как вы вообще смеете так со мной разговаривать? - Как так? Слать вас куда подальше? Идите нахрен, Эмми! - Эмми… - мужчина, молча сидевший рядом, одергивает за плечо жену, явно чувствуя себя не только лишним, но и виноватым в случившемся. – Перестань. - Ты слышал, как она с нами разговаривала? Миссис Адамс, вы должны исключить эту неадекватную особу и ее ненормального ребенка из школы! - Еще раз оскорбишь моего сына, и я тебе врежу, - шиплю, чуть не кидаясь на эту прошмандовку. - Эмми, давай выйдем, - шатен хватает жену за руку, силой выдергивая с кресла. – Нам нужно поговорить. - Но разве ты не слышал? - ВСТАНЬ, ЭММИ! – рычит тот, приказывая жене выйти с ним в коридор. – Сейчас же! Она кидает на меня ненавистный взгляд, после чего послушно поднимается и они выходят. Я же откидываюсь на стул, чувствуя, как кровь остывает, а гнев сменивается тяжелым грузом печали. Казалось, я сейчас просто расплачусь из-за обилия эмоций. -Простите, миссис Адамс, - бормочу я, учащенно моргая, чтобы прогнать предательские слезы. – Я… Я не смогла сдержаться. Еще раз извините. -Мне жаль, Алексис, - с сочувствием отвечает та, а ее грустный взгляд только усугубляет ситуацию. – Очень жаль. Я киваю, не в силах сказать спасибо, после чего зарываюсь в свои ладони, пытаясь побороть нахлынувшие чувства. Нет, гнев определенно не помогает, он только усугубляет ситуацию, ведь когда он уходит – ты попадаешь в плен боли, от которой так отчаянно бежишь. Не знаю, сколько я так сидела, но затем, дверь кабинета скрипнула, что означало только одно – Аркетты вернулись. -Алексис, - чья-то рука размещается ко мне на плечо, потирая его в утешающем жесте. – Приношу свои извинения за поведение жены. -Думаю, извиниться должна я, - поднимая глаза на Джона, бормочу я. – Меня занесло, простите. Джон Аркетт садиться на соседнее кресло, а его взор больше не кажется таким холодным, как в начале этой «встречи». Наоборот – мужчина смотрит на меня с теплом, пониманием и даже сожалением. -Миссис Адамс, прошу вас…. Не выгоняйте Артура из школы, - молю я, взглянув на эту женщину с неподдельным отчаяньем в глазах. – Ведь ему придется столкнуться с трудностями в семье, и если ему придется еще и школу сменить, это будет… Разрушительно для него. - Учитывая ситуацию, я предлагаю оставить Артура после уроков несколько дней в честь наказания, - кидая вопросительный взгляд на Джона, предлагает миссис Адамс. – Я не хочу выгонять этого мальчишку за такой пустяк, мистер Аркетт. - Никакого наказания, - качнув головой, заявляет Джон. – Это тоже лишнее. Пусть мальчонка едет домой. Билли сам виноват в том, что случилось, и ему нужно научиться отвечать за свои ошибки, так что я думаю, что он получил по заслугам. Мисс Миллс, у меня не было права сообщать жене о случившемся с вашей семьей, как и она не имела права рассказывать об этом Билли, и я даже представить не мог, во что это выльется. Так что прошу прощение за нанесенный вред. Вы правы – такие вещи дети не должны услышать от чужих людей. Это ваша обязанность – сообщать сыну такие ужасные новости. - Просто скажите, - поднимаю на Джона глаза, которые затянула пелена слез. – Как рассказать ребенку о том, что, возможно, его отец больше не вернется? -Алексис… - Я не знаю, как себе в этом признаться, но, помимо этого, я должна рассказать еще и Артуру новость, которая разобьет его сердце. Знаете, я ведь убедила его несколькими минутами ранее, что все хорошо, а Билли просто не понимал, что говорит…. И теперь мне нужно признаться, что я солгала. Вместо слов, Джон лишь пробегается по моему плечу, утешая. Думаю, он неплохой мужчина, но жена у него – та еще сука. - Спасибо, что с пониманием отнеслись к нашей ситуации, - смахнув с лица слезы, я поднимаюсь на ноги. – И простите за то, что я наговорила. Это… Я сорвалась, извините. - Все нормально, мисс Миллс. Я поговорил с Эмми, и мы поняли, как ошиблись. Это наша вина. Я бы тоже вспылил. -Спасибо, - киваю, поджимая губы и делая глубокий вдох. – Можно я… Можно закончить все это? Мне нужно на работу. -Конечно, - миссис Адамс поднимается на ноги, и, кажется, она даже хотела меня обнять, ведь у нас очень хорошие отношения еще с моих школьных времен, но я настолько быстро попятилась к двери, что не оставила для нее и шанса. -Спасибо, - бормочу я, прежде чем выскользнуть в приемную. – И извините. Захлопнув за собой дверь, я делаю глубокий вдох и перевожу дух, пытаясь взять себя в руки. Затем замечаю на себе взгляд секретарши, которая смотрела с непониманием на мое поведение, так что натягиваю на лицо улыбку и бормочу: - Тяжелый день. - Понимаю, - секретарша усмехается в ответ, мол, понимает мои эмоции. Ох, если бы она только знала, что сейчас происходит в моей голове, она бы даже не смогла так улыбнуться. Мне даже захотелось послать ее куда подальше, мол, нихрена она не понимает, но я осознаю, что это неправильно, так что просто прощаюсь с ней и выхожу в коридор к Артуру. Он тут же подрывается на ноги, подбегая ко мне, словно я сейчас сообщу ему нечто ужасное, но я лишь усмехаюсь, приседая на корточки: - Меня выгоняют, да? - Как раз таки наоборот, - касаясь его лица, уверяю я. – Ты остаешься в этом ужасном и пропитанном деньгами и самолюбием месте. - Правда? – в его глазах загораются те самые огоньки счастья, которые, почему-то, впиваются в мое сердце с особенной болезненностью, ведь я ловлю себя на мысли, что у меня даже язык не повернется признаться. Я не смогу стереть счастье с его лица, нет. Это выше моих сил. Наверное, это правильно. Так я защищу малыша от боли. Возможно, все обойдется, и ему даже не придется волноваться. - Именно. У тебя уже закончились уроки? - Десять минут назад. - Тогда беги за портфелем, я отвезу тебя к бабушке. - А разве за мной не должен приехать дедушка? - Он знает, что я здесь. Марш по сумку, Миллс младший. Он усмехается, после чего крепко обнимает меня и бежит в класс за портфелем. Думаю, эти объятия были чем-то вроде благодарности за спасение его маленькой шустрой попки от неприятностей, но даже они вместо радости причинили мне только боль. Все теперь казалось мне сплошной болью, которую я мужественно отвергала вместе с эмоциями, которые больше и не посмеют просочиться наружу. Ну, точнее, я пыталась так себя убеждать. Заметив у кабинета Эмми Аркетт, я делаю глубокий вдох, после чего подхожу к ней и приношу свои извинения за слова, сорвавшиеся с моего языке «на ковре» у директора. Она делает вид, что даже не обиделась, но я больше чем уверена, что ее «прощение» и наигранное дружелюбие это всего лишь маска, которую приказал ей надеть муж. Что же, мне, по правде говоря, плевать на нее. Оказавшись через несколько минут в машине с Артуром, я вдруг почувствовала, что мне душно. Казалось, мое горло обвили стальным канатом, который с каждой секундой все сильнее сжимал его. Когда мы отъехали от школы – все изменилось. Артур больше не болтал, музыка в салоне только отягощала атмосферу в кабине, тишина была разрушительной. В какой-то миг я поймала себя на мысли, что в подобные секунды, когда мир начинал уходить из-под ног, рядом со мной всегда был Джеймс. Я настолько привыкла к этому, что отсутствие его руки, крепко обнимающей меня в минуты грусти, было чем-то вроде спускового крючка. Я могла бы принять его временное отсутствие. Могла бы смириться с тем, что его не будет очень, очень долго. Но я не в силах принять тот факт, что он, возможно, больше не вернется домой. - Мама? – прерывает тишину Артур, а его взгляд (более грустного взгляда я прежде не видела) терзает меня своей голубизной. - Ммм? - Мы можем… заехать на минуту к пирсу? Я не хочу к бабушке. Не нахожу в себе сил, чтобы отказать ему, ведь сама не желаю возвращаться в родительский дом – я более, чем уверена, что все ждут там меня со своим щенячьим взглядом и сочувственными объятиями. Но я не хотела всего этого. Я хотела…. Хотела, чтобы он просто вернулся, а все это оказалось сном. Свернув на набережную, я паркую машину в конце улицы, но не успеваю даже открыть дверцу, ведь Арчи перелезает ко мне на переднее сидение и вновь начинает диалог. - Мама? - Что? - Ты ведь знаешь, что я хожу в школу? - Вроде бы, - из последних сил усмехаюсь, пожимая плечами. - Значит, ты знаешь, что я уже взрослый? Кидаю на него непонимающий взгляд, пытаясь понять, что он хочет сказать, но его странное и такое взрослое для его возраста выражение лица оказывается для меня чем-то новым, неизведанным. - Мам, я знаю, что ты меня очень любишь, и не хочешь, чтобы я расстраивался. Но я уже не маленький. - Артур… - в мой мозг медленно просачивается осознание того, что меня раскусили. Шестилетний парнишка читал меня как открытую книгу, и даже пытаясь уберечь его от боли, мне не удалось это сделать. - Билли не солгал, мам? – дрожащим голосом спрашивает малыш, а его взгляд ранит острее кинжала. – Папин корабль потерялся в море? Я молчу, не зная, что ответить. Только сердце вылетает из груди, а воздух покидает легкие – теперь я правда не могу дышать. - Ты не хочешь плакать при мне, мам, но я чувствую, как тебе больно, - в глазах малыша появляется проблеск слез. – Я маленький, но не глупый. Острая боль пронизывает меня, и я чувствую, как теряю контроль. Его голос, его слова, эмоции, которые заполнили салон, словно были чем-то воодушевленным. Вот, как он понял – все дело в нашей связи. Он почувствовал то, что чувствую я, а я ощутила, как его мир рушиться благодаря правильной догадке. Кажется, теперь я действительно осознала, что такое настоящая любовь – боль искриться настолько сильно, что ее ощущают те, кто связан с тобой сердцем. - Да, - дрожащим голосом признаюсь я. – Прости, милый. - А что…. – он шумно сглатывает, пытаясь подобрать слова, не смотря на шок. – Как... Мама, что случилось? - Корабль папы пропал в море. Его все ищут, - признаюсь, недоговаривая только одно – связав свою жизнь с морем, ты знаешь, что из него почти не возвращаются в таких ситуациях. Если океан поглощает кого-то, то он пленит его в своих объятиях навсегда. Он тяжело, даже надрывисто выдыхает, в то время как я боюсь к нему даже прикоснуться – таким разбитым и одновременно взрослым я не видела Артура еще никогда. - Он ведь… мам, я даже не обнял его, я был в школе, - с глаз мальчишки брызнули слезы, да я и сама не заметила, как начала плакать. – Я не знал, что вижу его последний раз. Тяну руки к малышу, притягивая его к себе и обнимая так крепко, насколько могу – он дрожит, а с его губ срываются всхлипы. - Никто не знает, - шепчу я, поглаживая его по спине, - когда мы прощаемся в последний раз, милый. Его слезы только удваиваются после моих слов, заставляя меня пожалеть о том, что они сорвались с языка. Обнимая его, пытаясь утешить, я приговаривала, что Джеймс вернется и все будет хорошо, но даже сама себе не верила. Это была агония, которую я переживала со слезами и одновременно мужеством, позабыв о собственном горе и пытаясь утешить последнее, что у меня осталось – моего сына. Может, я все еще могла себя контролировать, потому что уже проходила через эту агонию, а может… Может я все еще не смогла понять, что это не сон, а реальность. Я чувствовала, как внутри меня что-то щелкает и понимала, что это было что-то вроде часов – однажды куранты перестанут отбивать секунды и я приму эту горькую реальность, которая меня сломает. Но прямо сейчас.… Сейчас я должна быть сильной для Артура. Я его мама, и у меня нет выбора – моя обязанность быть сильной, когда он слаб. Выплакавшись, Артур бесконечных десять минут неподвижно сидел у меня на руках, уставившись в окно, а затем и вовсе попросил прогуляться с ним по набережной. Мы медленно бродили по украшенной алее с цветами и россыпью скамеек на каждом шагу, не проронив ни слова и думая каждый о своем. Мой малыш выглядел таким разбитым, таким измученным… Мое сердце обливалось кровью, стоило мне взглянуть на его грустное лицо. Оказавшись у самого пирса, мы долго смотрели, как вдалеке проплывают огромные корабли, медленно просачиваясь в сторону порта, который находился недалеко отсюда, и эта картина ранила нас так сильно, что даже не найдется слов, чтобы описать это состояние – ты чувствуешь себя так, словно умираешь, но ты все еще жив. Когда последний из кораблей на горизонте заплыл в порт, мы с Артуром переглянулись и, взявшись за руки, молча отступили от перил и направились к той самой скамейке, где всегда ждали прибытия Джеймса. Это место до сегодня было нашим любимым – мы всегда любовались видом, умостившись здесь и наблюдая, как «Аполлон» медленно и осторожно возвращается домой. Затем, мы бежали в порт, где с объятиями встречали самого любимого и дорогого нашему сердцу мужчину. - Мам, - голос Арчи тих, но все же, он наконец-то заговорил. – Я… Я Симба, да? Шок пронизывает меня, и я даже не осознаю, что открываю рот – его параллель наносит очередную кровоточащую рану моему сердцу. Я вдруг вспоминаю, как мы впервые смотрели этот мультфильм там, у Маслоу дома. Арчи так задела смерть Муфасы, что он обернулся вокруг руки Джеймса как плющ, словно больше всего на свете боится его потерять. Мы пересматривали «Король лев» не один раз после того дня, но почем-то, в моей голове появился именно этот день – день, когда я осознала, что Джеймс очень важен для меня. Тогда я поняла, что мы с Артуром привязались к этому мужчине. И я даже представить не могла, что однажды эта привязанность будет так дорого стоить для нас. Проснувшись этим утром, я столкнулась с проблемой, которую я определенно не ждала, а затем этот день продолжился, официально превращаясь в ад. И я не уверена, что найду в себе силы пережить все это. - Нет, я не Симба, - я даже не успеваю ничего ответить. – Мой папа не умер. Он вернется, и это будет как в фильме, который мы с ним смотрели. Малыш тут же меняется в лице, и я вижу, как надежда загорается в его небесно-голубых глазах – это было просто потрясающее зрелище, которое заставило слезы заструиться по моим щекам. - Не плачь, мам, - Арчи поглаживает меня по руке. – Папа вернется и все будет как прежде. Мы просто должны его дождаться. Мы будем ждать его вместе каждый день, пока он не приплывет. Папа всегда сдерживает обещания, а он обещал мне, что вернется. И он вернется. Я знаю это. Папа жив и он уже возвращается домой. Он у нас сильнее даже самого океана, правда? - Правда, - чувствуя, как его надежда воспламеняет теплый огонек в моем сердце, произношу я. – Если Джеймс обещал – значит, он вернется. - Он вернется, - повторяет мальчишка, и в этот раз его слова полны веры. – Папа вернется, нам нужно просто подождать. Обнимаю его, целую и пытаюсь привести себя в порядок – во мне боролась вера и пессимизм, который то и дело твердил, что у таких как я не бывает счастливых концов. Это сложно – совладать собой, когда внутри разверзлась третья мировая, сжимая в руках мое изболевшееся сердце. - Мам, - Ачи вновь возвращает меня в реальность. – Помнишь, когда я был маленьким, мы смотрели на корабле «Русалочку»? -Да, - с губ срывается истерический смешок. – Ты назвал нас с папой Эриком и Ариэль. Почему ты это вспомнил? - Потому что… Мам, они справились с Урсулой, и мы справимся, понимаешь? Победим все на свете, у нас будет своя сказка с хорошим концом. -Артур… -Он вернется, мама, - упрямо твердит Артур. – Вернется, и ты его встретишь, нам только нужно то красивое серебренное платье. - Серебренное платье? - Да, мам. Как у Ариэль, помнишь? Такое красивое, переливается на свете солнышка. Мы должны найти его, чтобы ты надела его, когда папа вернется. Это будет наша сказка. Ты в красивом платье побежишь к нему навстречу, а папа заново в тебя влюбится. Этот ребенок – послание небес. Я сама не осознаю, как начинаю верить в его слова. Это кажется каким-то безумным наваждением, желанием верить в то, что сказки случаются в жизни. Мне тут же захотелось сорваться на ноги и найти его – серебренное платье, как у Ариэль. Словно если я обрету его, то Джеймс вернется. Словно платье было ключом к его возвращению, неотделимой частью счастливого завершения нашей сказки. -Значит, нам нужно купить платье? – чуть усмехнувшись и смахнув слезы с лица, спрашиваю я, тут же замечая, как в глазах сына загораются счастливые искорки – кажется, он тоже верит в то, что если мы найдем платье, то Джеймс обязательно вернется домой. - Да! - Отлично, - поднимаюсь на ноги, протянув к малышу руку. – Тогда нам есть чем заняться. Он хватает мою ладонь с усмешкой и невероятным оживлением. Мы возвращаемся в машину, и я завожу мотор, после чего проезжаю парочку кварталов, сворачивая в сторону лучших бутиков в нашем городе. Плевать на работу, плевать на весь мир. Мы должны найти платье. Должны купить его. Мой сын верит в возвращение Джеймса, и эта вера настолько заразительна, что я тоже заболеваю ею. Мне нужно верить, пока я могу это делать. Иначе.… Иначе я просто сойду с ума, если еще это не сделала. Поход по бутикам и вера в счастливый конец оказались только отсрочкой неизбежного. Как только мы подъехали к дому, я тут же почувствовала острое возвращение боли. Это было подобно ножевому ранению – резко, глубоко и очень-очень больно. Стоило мне увидеть родную улицу, я тут же поймала себя на мысли, что я-то вернулась домой, но, вполне возможно, Джеймс больше никогда это не сделает. Затем, я увидела родную обитель и почти что задохнулась – а что, если мое предположение это неизбежная правда? Господи. Все становится только хуже. И даже серебристое платье, надежно спрятанное от всего мира в пакете не заднем сидении, не возвращало мне эту гребанную веру в счастливый конец. Останавливаюсь у гаража. Заметив машину дедушки, Артур тут же выскальзывает из нашего автомобиля, вбегая в дом. Думаю, он хочет рассказать им о том, что папа пропал, потому так и спешит. Я же, чувствуя, как задыхаюсь, так что не могу заставить себя покинуть чертову машину. -Помоги мне пережить это, - вжавшись в сидение и со всех сил вцепившись в руль, умоляю я небо. – Помоги не сойти с ума. В ушах шумит, а перед глазами мелькают воспоминания – каждое из них связано с ним. С его улыбкой, его глазами, сильными руками и добрым сердцем. Я сама не осознаю, как начинаю истерить. Мои руки бьют руль, словно он в чем-то виновен, а с губ срывается что-то вроде крика. Это не реально. Это, блять, просто кошмар, и я скоро проснусь. Я открою глаза в его объятиях и вся та боль, которую я пережила во сне, покажется просто игрой моего мозга, который напомнил мне, насколько сильно я боюсь потерять Джеймса. - Проснись, - умоляю сама себя. – Проснись, с тебя хватит. Ты осознала. Хватит. Но я не просыпаюсь. Сон продолжает меня мучить, и я не могу это остановить. -Все не может навалиться вот так вот сразу, - бормочу я, вновь со всех сил ударив этот гребанный руль, который, почему-то, сейчас безумно меня бесил. – Господи. Просыпайся, дура. Странные щелчки, сопровождающиеся вспышкой света, заставляют меня сначала застыть и насторожиться, а затем и вовсе почувствовать такую злость, которую точно не обуздать. Замечаю, как в соседском саду прячется человек с камерой в руках, и от этого мне просто сносит крышу – я пулей вылетаю из машины, громко хлопнув дверцей и направившись к этому ублюдку. - Какого хрена? – рычу я, понимая, что сейчас могу и убить. – Убирайся отсюда! Но он только фотографировал, ловил каждый миг моей злости, наслаждался полученными кадрами мчащей к нему жертвы. Господи, и как это дерьмо может быть реальностью? Как чертов папарацци уже знает о случившемся? Как я вдруг стала настолько важной персоной, за которой нужно наблюдать с кустов, лишь бы поймать удачный кадр? Хотя, чему удивляться, в нашем портовом городке пропажа судна это не просто мелочь, а целое событие. Редкое, но глобальное. Да и если родители одноклассника Арчи узнали о пропаже моего жениха раньше, чем я сама, почему меня удивил фотограф, который ищет сенсацию? - Проваливай, - почти, что кричу я, пытаясь выхватить у худощавого мужчины фотоаппарат. – Или же я вызову полицию. Вали отсюда, придурок! -Эй! – после очередной попытки выхватить у него фотоаппарат (который я мечтала разнести вдребезги), срывается с губ у блондина. – Все, все, ухожу! -Вали нахрен! – указав пальцем на дорогу, приказываю я, лихорадочно хватая воздух губами. – И только попробуй вернуться! Я разобью твой гребанный фотоаппарат вдребезги вместе с твоими яйцами! Выставив вперед руки, он осторожно проходит мимо меня, принимая поражение, а затем быстрыми шагами удаляется, в то время как я смотрю ему в след и чувствую, как медленно, но моя злость начинает угасать, смениваясь тем, что я определенно не хочу чувствовать. Делаю несколько шагов в сторону своего дома, ведь кажется, если я не найду опору, то рухну на землю. Прислонившись спиной к стене, я выравниваю дыхание, пытаясь перебороть нарастающее чувство сокрушенности и опустошения. Лишь спустя полусотни вдохов я прихожу в себя, и, поправив растрепанные волосы, возвращаюсь в машину, чтобы взять покупки и вернуться в дом, пока трезвое мышление все еще со мной. Если говорить откровенно, то я ничего не знаю о случившемся. И я больше чем уверена, что папа и все остальные просто как можно дольше утаивали от меня информацию, чтобы сберечь мой маленький хрупкий мирок, который вмиг рухнул, как только я узнала о пропаже «Аполлона». Каждый близкий мне человек знал, что это меня уничтожит. Каждый знал, насколько сокрушительной для меня будет новость о том, что Джеймс пропал. И я понимаю, что они любят меня и пытались уберечь, но от этого не становится легче. Ничуть. Дома я застаю все ту же компанию, правда, без мистера Паттерсона. Думаю, он сейчас в порту, занимается сбором информации и всем, что прилагается к пропаже корабля. Или же мне нужно думать, что он там, чтобы знать, что если появятся новости – мы тут же о них узнаем. - Арчи, отнеси это ко мне в шкаф, - протянув сыну пакет с платьем, прошу я. – И поиграй в своей комнате, ладно? - Вы будете говорить о папе, да? -Нет, мы… -Мама, ты обещала никогда не врать мне. И я уже взрослый, мам. -Ладно. Отнеси пакет и возвращайся. Артур тут же выхватил пакет и рванул на второй этаж. Я же налила себе стакан воды, пытаясь игнорировать взволнованные взгляды родных людей, и с залпом его осушила. Кажется, я готова говорить. Точнее, я просто не оставляю себе другого выбора, ведь понимаю, что должна все знать и сохранять спокойствие и непоколебимость. Хотя бы ради людей, которые боялись дышать в этой комнате, так сильно за меня переживали. Сажусь за стол напротив папы и Кендалла, словно за парту. Затем, я окидываю всех взглядом, оценивая их состояния. Мама смотрела на меня с такой горечью, с такой заботой и таким сострадательным видом, что я даже прочувствовала ее боль на себе. Прислонившись к холодильнику, она, кажется, боролась с желанием заобнимать меня до смерти, словно это могло бы мне помочь. Папа тоже смотрел на меня так, словно я была самым ценным сокровищем в мире, выскальзывающим из его заботливых рук. Он переживал не меньше маминого, но будучи мужчиной, прятал эмоции за непоколебимым выражением лица. Только грустные родные глаза выдавали всю его боль и глубочайшее переживание за последнего живого ребенка, который у него остался. Кендалл же выглядел не просто потрепанным, а разбитым. Его изумрудные глаза хоть и смотрели на меня с волнением, я видела в них еще и мольбу по помощи. Его лучший друг пропал, и это причиняло боль. Он волновался за него так сильно, как за себя самого. Я знаю, насколько сильно Кендалл его любит. Знаю, что их с Джеймсом дружба уже давно перестала быть дружбой, превращаясь в нечто большее – братскую любовь. Эйприл же была единственным человеком на кухне, чей взгляд метался то на меня, то куда-то вдаль. Она волновалась обо мне, и одновременно не хотела показывать, что не может прекратить плакать, так что как только в ее глазах появлялись слезы – она отводила взгляд, украдкой вытирая их кончиками пальцев. Ее сердце было разбито не меньше моего, хоть она и пыталась скрыть это. Опять же, скрыть ради меня, ведь ставила мою боль выше своей, как и все присутствующие здесь. - Я хочу все знать, - хрипло, совсем тихо, но все же произношу я. – Абсолютно все, папа. Не нужно скрывать от меня информацию, как ты это сделал. Просто расскажи мне о том, что случилось, где его корабль. Папа делает глубокий вдох, а затем.… Затем он признается. Он говорит, что о пропаже «Аполлона» ему сообщили три дня назад. Он рассказывает мне обо всем, что знают в порту. Говорит о примерных координатах нахождения корабля в момент его последней связи с сушей. Рассказывает о своих расчетах и предположениях о местонахождении судна и о том, что пока что поисковая группа ничего не нашла. Кендалл же вставляет свои слова, говорит о расчетах и о поиске, заявляя, что завтра возглавит одну из поисковых групп. Он признается, что будет искать его до тех пор, пока не найдет, и ему плевать на собственное здоровье. Конечно же, он обещает мне вернуть Джеймса, но в этих словах слишком много фальши. Ее почувствовал даже Артур, завертевшись на руках у дедушки. Кендалл собирался искать его до последнего, но, почему-то, комнату наполнила атмосфера отчаянья – кажется, каждый знал, что ничего хорошего Шмидт не сможет найти. Океан беспощаден, и процент найти Джеймса, а уж тем более живого, почти равен нулю. Затем, папа рассказал о возможной причине пропажи «Аполлона» - в океане бушевал шторм невиданных масштабов. Признаться честно – я не знаю, как справилась с этим разговором без истерик и слез. Лишь дыхание порой было неконтролируемым – я хватала губами воздух, задыхаясь, ведь в мыслях появлялись картинки, которые лучше не представлять. Пазл собирается воедино. От этого, конечно же, не становится легче, но узнав обо всем, я чувствую себя… опустошенно. Эта информация выжигает в моем сердце огромную дыру, и она поглощает каждую мою эмоцию. Затем, все меняется – мама готовит ужин, мы кое-как жуем еду за столом, спасаясь от этих болезненных мыслей странным, но все же разговором. Дай родителям волю – я больше чем уверена, они бы остались у меня жить. Даже если бы пришлось спать на диване, на полу или на улице – они бы не сделали ни шагу. Их желание не уходить было очень понятным и обоснованным, но я попросила их это сделать, ведь с каждой минутой в этой компании я все больше хотела остаться сама. Просто в тишине. Без всего мира. -Артур уснул, - Эйприл показала нос на кухне, напоминая мне, что я забыла выпроводить их с Кендаллом. – Как же я о нем волнуюсь, Лекс. Он принял все слишком… по-взрослому. Это как-то не правильно, да? - Я не знаю, что правильно, - чуть слышно произношу я, ополаскивая тарелку. – Сейчас все смешалось, и я не знаю. Это сложно. - Знаешь, он трижды мне сказал, что Джеймс вернется, ведь обещал ему. Даже после всего услышанного он верит, что наш Маслоу скоро объявится. Думаю, и нам стоит верить. -Это так неправильно.… Это мы должны заражать его верой в светлое будущее, а не он нас. - Знаешь, я тоже не знаю, что сейчас правильно. Все, что я сейчас осознаю – наш Арчи просто удивительный ребенок. Таких больше нет. Киваю, не зная, что ответить. Может, мне стояло сказать «спасибо» за комплимент моему ребенку? Или же я должна была поддержать диалог? Но мне не хотелось говорить, так что я просто продолжила уборку после ужина. - Хочешь, чтобы мы ушли? – догадывается Эйприл. Ее глаза тут же наполняются слезами. -Да.… Нет. Я не знаю, Эйс. Все, чего я сейчас хочу, это чтобы входная дверь распахнулась, и в нее вошел Джеймс. -Так и будет, - уверяет блондинка, тут же украдкой смахнув слезу со щеки. – Вот увидишь. -Угу, - бормочу я, вытирая руки и заканчивая уборку. – Мне нужно переодеться, я скоро вернусь. Быстрыми шагами я поднимаюсь на второй этаж, по правде говоря, просто сбегая от Эйприл, ведь у меня больше не было сил говорить. Надеюсь, она меня не раскусила, а если и раскусила, то, думаю, она поймет мое желание остаться наедине с собой. Оказавшись в спальне, я чувствую, как мои ноги подкашиваются. Сама не осознаю, как оказываюсь на полу, а моя спина прижимается к стене у шкафа – у меня даже не хватило сил дойти к кровати. Опустив голову на колени и обхватив их руками, я теряю счет времени, погружаясь в свои мысли. По большей части я мысленно молила себя прекратить все это и проснуться, периодично представляя, что могло случиться с Джеймсом. Взглянув на дверь в ванную, я вдруг вспомнила, каким было сегодняшнее утро, прокручивая в голове одно и тоже разрушительное событие, которое случилось еще до того, как я узнала о пропаже «Аполлона». Все смешалось, и это было чертовски тяжело. Мысли поглотили меня. И каждая из них посвящалась ему – капитану идиоту. Я всегда мечтала встретить его. Даже подсознательно, не смотря ни на что, я верила, что в моей жизни будет тот самый мужчина. Он будет знать мою дату рождения, где я родилась, мой знак зодиака и имена моих родителей. Он будет знать о таких мелочах, как то, что я разбила коленку, впервые катаясь на велосипеде, и он будет знать о самых глубоких и болезненных шрамах, которые нанесла мне жизнь. Он будет знать цвет моих глаз, мои извилины и веснушки, мой смех и каждую родинку. Он будет знать мою любимую книгу, фильм, песню, лакомство, еду. Он будет знать, какие кошмары заставляют меня просыпаться по ночам, будет знать о том, что причиняет мне боль и сколько я стерпела потерь. Он будет знать мои фобии, мечты, страхи, сокровенные желания и переживания. Он будет понимать мои маленькие, но такие важные проблемы с родителями, будет знать, почему мне иногда так тяжело дышать, когда я смотрю на моего сынишку. Он будет знать мою лень, мою вспыльчивость и заносчивость, чрезвычайную глупость и слабость. Этот мужчина будет знать, почему я так сильно люблю лимоны, или же почему я порой настолько несговорчива. Он будет знать о моих плохих привычках, будет знать мои манеры, выражение лица, перепады настроения и почему порой меня затягивает необъяснимой пеленой депрессии. Он будет знать, как я жую, как пью, гуляю, целуюсь, сплю, волнуюсь и проявляю каждую, даже самую незначительную черту характера. Он будет знать, почему я такая глупышка, его будут раздражать некоторые проявления меня, но затем он будет их принимать, потому что и он не идеален. Он будет знать, почему я так отчаянно расставляю книги по размеру, или же почему я всегда так ровно мажу маслом хлеб. Он будет знать, как я себя чувствую, даже когда я попытаюсь скрыть от него свою грусть. Он будет знать, что я плачу, даже не видя слез на моем лице. Он будет знать меня всю до остатка, и это не будет его пугать. И… В один прекрасный день это случилось. Я встретила мужчину, который знал меня так, как никто и никогда не сможет узнать. Джеймс выучил меня как молитву. Он все это знает. Он любит меня от макушки до пяточек, любит ту самую родинку на моей груди, любит мой странный смех. Он знает каждую мелочь, которую вообще можно знать. Или, мне уже стоит говорить «любил»? Эта мысль заставляет меня вздрогнуть. Я никогда не представляла, что в один день все вновь станет настолько трудно и больно. Это так ранило. Я чувствовала, словно умираю только от одной мысли, что могу больше никогда его не увидеть. Будучи запредельно счастливой до этого дня, я ловлю себя на мысли, что нет ничего ужаснее, чем потерять счастье после того, как ты его обрел. -Эй, - блондиночка показывает нос в моей комнате, вырывая меня из этого убивающего потока мыслей. – Можно я…? Киваю, поджимая губы так сильно, что даже занемел подбородок. Нет, я не заплачу. Я не могу разрыдаться. Только не при ней. Я не хочу ранить Эйприл, ей и без меня тяжело. Она закрывает за собой дверь, после чего бесшумно садится рядом и следующее, что делает – притягивает меня к себе, словно маленького ребенка, разрешая расплакаться прямо у нее на груди. Я сдалась. Просто перестала бороться с собой и дала волю слезам, дала волю своей боли. - Скажи мне, - всхлипываю я. – Скажи, почему все, что я так отчаянно люблю, забирают у меня? Эйприл не знает, что ответить, умываясь потоками воды с глаз и поглаживая меня по волосам. Это похоже на один из семи кругов ада, где мы купаемся в собственной боли и слезах. Я плакала долго, плакала неистово, словно слезы во мне никогда не заканчиваются. Но все же, в какой-то момент я выпрямилась и наконец-то ощутила такую знакомую пустоту – лучшую подругу агонии. -Я люблю его, Эйприл, - чуть слышно произношу я. – Я так его люблю. И только от одной мысли, что он может больше не вернуться домой, я… Я чувствую себя так, словно умираю. - Он вернется, мы найдем его, - шаблонно отвечает блондинка, пытаясь меня утешить. – Иначе и быть не может. -Эйс, ты и сама знаешь, насколько мизерный процент счастливого исхода. Вспомни все пропажи суден, случившиеся у нас. Скольких нашли, скольких вернули домой живыми? -В «Титанике» спаслось пару шлюпок, - пытается выкрутиться блондинка. -«Аполлон» - точно не «Титаник», - с моих губ срывается нечто, что даже не назовешь нервным смешком. - И мы говорили о местных кораблях, Эйс. Десять лет назад пропал «Скай», корабль и экипаж до сих пор так и не нашли. Затем пропал «Маучер», и хоть сам корабль нашли, весь экипаж пошел вместе с ним на дно. А прошлогоднюю историю с кораблем «Дарнли» помнишь? Ни одного выжившего, шторм не пощадил никого. - Но «Каталину» нашли, да и «Палмера» тоже. - И сколько экипажа осталось в живых? - Главное, что нашли хоть кого-то. И я верю, что Джеймс будет этим кем-то в нашем случае. Вера Артура заразительна. Я киваю, понимая, что днем и сама поддалась ее чарам и купила это дурацкое платье, которое в эти секунды невыносимо захотелось сжечь. - Алексис, - понимая, что я погрузилась в свои мысли, осторожно произносит блондинка. – Я знаю, что сейчас не время, но… Ты ничего не хочешь мне рассказать? Кидаю на нее почти, что безразличный взгляд, не силах понять, к чему она клонит. - Я разбита, - срывается с моего языка. – Что еще я могу рассказать? Эйприл делает глубокий вдох, после чего осторожно поднимается на ноги и уходит в уборную. Ее не было каких-то десять секунд, но они показались мне целой вечностью, а мой позвоночник сковало льдом. Нет, только не это. Я не хотела вспоминать об этом. Не сейчас. Не сегодня. Мне нужен тайм-аут, не все сразу. - Он лежал на раковине, когда я зашла сюда днем, - вернувшись, признается Паттерсон. – Думаю, хорошо, что его нашла я, а не.… Твоя мама, например. В ее руках находится объект, который сокрушил мое сознание утром. Маленький, бело-синий тестер с двумя полосками, говорил только об одном – я попала в худший из кошмаров, который только можно представить. Еще до новости о Джеймсе я не знала, что чувствовать, но затем.… Затем все стало еще хуже. - У меня задержка, - признаюсь, дрожащей рукой отбирая у подруги тест на беременность. – Я думала, что это все из-за волнения, но затем… Я просто сделала тест. Сначала это был шок. Я ехала на работу, и не могла даже лишний раз шевельнуться. А затем на меня навалился остаток дня и я.… Я просто пыталась не думать об этом. Потому что если я сейчас буду думать и о беременности, то просто чокнусь. - Ты делала повторный тест, Лекс? Отрицательно качаю головой, тыльной стороной ладони вытирая предательские потоки воды со щек. Зная мою удачу, повторный тест мне не нужен – жизнь дает мне очередной удар под дых, растаптывая и уничтожая. Хуже всего, что днем я разрешила себе представить, как сообщаю эту новость Джеймсу. И эта мысль не устрашала, а наоборот – я начинала привыкать к ней. Казалось, если бы я увидела его улыбку, если бы он был счастлив, услышав эту новость – я бы тоже заразилась его радостью. Мне даже показалось, что мои страхи можно переступить, если он будет рядом. Я… Я была сбита с толку, но знала, что смогу это пережить. А теперь мне не просто не по себе. Я в ужасе только от одной мысли, что мне придется самостоятельно родить ребенка. Меня охватывал нечеловеческий страх, стояло только представить, что мне придется пройти через свой худший кошмар. А мысль, что мне придется делать это в одиночестве, она… Господи, я не хочу. Я не смогу. Нет. -Это так несправедливо, - срывается с губ блондинки. – Но даже если ты беременна… -Две полоски, - язвлю, не в силах сдержать порыв. – Какое там «даже»? -Даже если ты беременна… Мы справимся, Алексис. Джеймс вернется, все станет на свои места. Только представь – у вас будет малыш. Милый, пухлощекий зайка, похожий на тебя и на Маслоу. -Милый пухлощекий малыш, который будет расти без отца, как и его брат, - сухо отрезаю я. – У жизни такое странное чувство юмора, правда? -Может, это твоя награда? – предполагает Эйприл, и, кажется, она сама верит в эту чушь. – В смысле… Бог отобрал у тебя одно, но взамен дал другое… Ты знаешь, что я хочу сказать. -Если это такой подарок, то я его не…. -Мы справимся, - она просто не дает мне договорить слова, о которых, возможно, я бы жалела всю свою оставшуюся жизнь. – Ты, черт возьми, Алексис Миллс. Ты лучшая мама в мире, забыла? Чувствую, как подбородок начинает дрожать. Господи, я – лучшая мама в мире? Да я, скорее, возглавляю противоположный список. Какая мать будет не хотеть своего ребенка? Точнее, какая мать не будет понимать, что вообще чувствует? Эта беременность была костью в горле, особенно в данной ситуации. Но… Я вдруг поймала себя на мысли, что возможно, этот малыш – последняя частичка Джеймса, которая у меня осталась. Это его плоть и кровь. Это наш ребенок. Ребенок от мужчины, которого так отчаянно любит мое сердце. Какая-то часть меня хваталась за это, хваталась за шанс оставить в своей жизни маленькую часть Джеймса, в то время как другая искренне не желала этого ребенка. Точнее, она просто боялась. Это так тяжело объяснить, но так легко почувствовать – полный бардак в голове и в душе. -Ты можешь бесконечно долго сидеть здесь, на полу, и убивать себя изнутри, - чуть слышно произнесла Эйприл. – Или же расставить все точки по местам. -Что ты хочешь этим сказать? -Сделай еще один тест, или даже два. И если все подтвердится – мы завтра же пойдем к гинекологу. А если нет.… Это была обычная ошибка. Со мной такое уже случалось, но, как видишь, я пока бездетна. -У меня больше нет тестов, Эйс. -Тогда хорошо, что у тебя есть я, правда? Эйприл поднимается на ноги, после чего исчезает на некоторое время. Вернувшись, она протягивает мне руку, помогая подняться на ноги, а затем вручает две белые коробочки в руки и силой заталкивает в уборную. Когда Эйприл нашла тест в моей уборной, который я оставила там, оцепенев от шока, она не просто спрятала его ото всех. В добавку блондинка заглянула в аптеку, купив там повторный тест (даже два), с мыслью, что они будут очень кстати, если верить ее опыту. Как она и сказала, с ней такое случалось. Пят лет назад у этой светловолосой нимфы была задержка, а затем и две полоски, которые, в конечном итоге, оказались пустышкой, которая стоила ей слишком много нервов. И сейчас она просто хотела помочь мне избавиться от кошмара, через который прошла сама. Эйприл хотела забрать у меня хоть частичку проблем, которые навалились с наступлением этого дня. Она просто брала и делала это – помогала мне бороться с тяготами, ничего не требуя взамен. Ей не нужны были слова – она просто была рядом. И это значило больше, чем все существующие слова в мире. Сама не осознаю, как делаю это – провожу повторную процедуру. Опустив в стаканчик сразу оба теста, я чувствую, как легкие сжимает от нехватки воздуха. Кажется, я забыла, как дышать. Господи, дай мне сил пережить все это. Взглянув в зеркало, я даже не обращаю внимания на то, насколько ужасно я выгляжу – это последнее, о чем я сейчас беспокоюсь. Мое отражение привлекло внимание совсем по другой причине – я и сама не заметила, как поместила руку на живот. Повернувшись боком, я попыталась надуть живот, чтобы он выглядел хоть немного округлым. Это было такое странное чувство.… Все смешалось, и я не знала, чего хочу больше – разрыдаться или разбить чертово зеркало. - Ты справилась? – Эйприл постучала в дверь, заставляя меня тряхнуть головой и тут же выпрямиться. -Да, - закрываю крышку унитаза и сажусь поверх нее. – Можешь войти. Она бесшумно заходит в ванную, после чего останавливается напротив. Я же опускаю голову на ладони, запутав пальцы в волосах и закрыв глаза. Время медленно отбивало свой ритм, и казалось, это были самые длинные три минуты в моей жизни. В ванной царила гробовая тишина, которую нарушали только наши с Эйс вдохи. А затем это случилось – мой телефон зазвонил, заставляя нас подпрыгнуть. -Я не могу, - дрожащим голосом заявляю я, выключая будильник. – Нет, не могу. Эйприл ничего не отвечает, а лишь подходит к умывальнику и достает из стаканчика тест. Я замираю, чувствуя, как волосы на всем теле стают дыбом. -Что? – широко распахнув глаза, я жду, чтобы она хоть что-то произнесла, но блондинка молчит. – Эйс? Она поджимает губы, после чего смотрит на второй тест. Ее лицо – невыносимо грустное. Кажется, мой вердикт подписан. И я сейчас просто упаду в обморок, если поднимусь на ноги. -Всегда делай повторный тест, - чуть слышно произносит блондинка. – Это мое золотое правило. -Эйс, я…? -Нет, - блондинка отрицательно качает головой, разворачивая тестер ко мне. – Ты не беременна, Алексис. -Правда? – не веря своим глазам и ушам, спрашиваю. – В смысле.… Как? -Два против одного. Ты не беременна, Лекс. -Что же… Вау… Слава Богу. -Ты рада? Поднимаю на нее глаза, не зная, что ответить. Я ведь хотела этого. Хотела, чтобы этого ребенка не было. Но эта вторая часть меня, которая потеряла надежду на то, что во мне живет частичка Джеймса.… Кажется, она берет верх. -Да… думаю да, - растерянно произношу, поднимаясь на ноги. – Теперь.… На одну головную боль меньше. -Уверена? -Да. Схватив стаканчик, я опустошаю его, затем резким движением отправляю в мусор. Тоже самое происходит и с тестами, прежде чем я пулей покидаю ванную, проскользнув мимо растерянной блондинки. -Ты в порядке? – осторожно спрашивает Эйприл, следуя за мной по пятам. -Да, я.… Нет. Я не знаю. Сегодня я уже просто ничего не знаю. -Какая-то часть тебя хотела его, правда? -Это ребенок Джеймса, - мой голос предательски дрожит. – Конечно же, какая-то часть меня хотела его. Я.… Когда тест оказался отрицательным, я... Не важно, Эйс. Все в порядке. Это к лучшему. Значит так нужно. -Я могу еще чем-то помочь? – вижу в ее глазах проблеск слез, смешенных с горечью и болезненностью этого дня. – Я, правда, хочу помочь хоть чем-то. -Ты и так помогаешь, - выдавив из себя усмешку, бормочу я. - И знаешь, ты, правда, можешь помочь…. Я искренне благодарна тебе за все, но… мне нужно побыть одной. -Я понимаю. Хорошо. -Езжай домой, Эйприл. День был долгим, ты должна отдохнуть. -Ладно, - она натянуто усмехается, после чего обнимает меня как можно крепче. – Я с тобой. И я люблю тебя. -Я знаю, Эйс. Спасибо. Она отстраняется, а ее взгляд…. Еще никогда в жизни я не видела ее такой грустной, такой беззащитной и раненной. Но она прячет свою боль, чуть усмехнувшись мне на прощание. -Эйс, - прежде, чем она закрывает за собой дверь, срывается с моих губ. -Мм? -Я тоже тебя люблю. -Я знаю, - блондинка вновь усмехается, после чего закрывает за собой дверь. Я слышу ее шаги по лестнице, а затем.… Затем становится невыносимо тихо. Делаю несколько шагов назад, после чего сажусь на кровать. Мой взгляд прикован к двери в ванную, а мысли… Мысли все еще спутаны в тугой морской узел, и я не в силах развязать его. Не в силах справиться с собственными эмоциями. Когда твой мир рушится – очень сложно держать себя в руках. Порой бывает настолько плохо… Что ты уже просто не чувствуешь этого «плохо». Ты просто сидишь, смотришь куда-то, существуешь. Это чувство.… Эта пустота поглощает тебя. Она разъедает изнутри, убивает душу и режет сердце на куски. Миллиметр за миллиметром. Секунда за секундой. И чем дальше – тем тяжелее становиться каждый вдох, каждый миг. Сама не осознаю, как кидаю взгляд на прикроватную тумбочку, на которой красуется наша с Джеймсом фотография. Он так красиво улыбается, его глаза светятся искорками жизни и счастья. Это только усугубляет ситуацию, заставляя желудок судорожно сжаться, а сердце облиться кровью. -Все к лучшему, - произношу я в пустоту. – Так, правда, должно быть. Значит, так нужно. И заплакала. Эти чувства были знакомыми, но одновременно они ощущались так по-новому, так остро и даже в какой-то степени обжигающе. Я не знаю, сколько я плакала. Не знаю, сколько после этого молчала. А затем я просто… Просто уснула на несколько минут, даже во сне чувствуя тяжесть этого мира. Проснувшись, я обнаружила, что уже почти три часа ночи. Отлично. Двадцать минут дремоты это больше, чем я могла рассчитывать в моем состоянии. Поднимаюсь на ноги. Тело ватное, в душе словно повис огромный, размером с планету камень, а сердце… Я знаю, что оно бьется, но такое впечатление, что больше нет. Мир вокруг меня словно застыл, поддавшись этому временному опустошению. Оно подобно пеплу – это остаток от силы огня, который разъедает все на своем пути. Сама не осознаю, как захожу к Артуру. Он спит, а его сопение такое неспокойное, тяжелое. Может, до сегодняшнего дня, его сон был для меня некого рода успокоительным, но не сегодня. Так что, поправив как всегда обвисшее с его кровати одеяло, я целую малыша в лоб. Прежде чем уйти, я кидаю на него долгий, даже слишком долгий взгляд. Может, я сошла с ума от горя, а может, все дело в том, что мне не помешало бы нормально отдохнуть – спящий Арчи был как никогда похож на Джеймса. Это невозможно, но я видела в нем капитана. Видела его длинные ресницы, его форму лица, даже губы, которые Арчи мило выпятил вперед, были в точности как у Джеймса. Его и без того потемневшие с взрослением волосы, в темноте выглядели в точности, как волосы Джеймса. Даже зная, что Арчи намного светлее Маслоу, я разрешила ночной темноте показать мне что, что я хотела видеть – точную копию человека, который, возможно, больше никогда не вернется. Странно. Мое поведение странное. Но как я должна себя вести в такой ситуации? Джеймс тот самый. Как говорится, он – моя истинная любовь. И вот, узнав о шансе его потерять, я то и делаю, что предполагаю только худшее. Возможно, я даже хороню его заживо. Но.… У меня есть дурацкая привычка – я всегда воображаю себе худший из возможных вариантов, чтобы, когда это случиться – быть готовой. Или же быть бескрайне счастливой, если все окажется неправдой. В этом есть своя устрашающая красота творческого человека – мы настолько любим все преувеличивать, что сами не замечаем, когда теряем черту. Покинув детскую, я опускаюсь на первый этаж и сворачиваю на кухню. Дома так… тихо. Эта тишина даже давит на уши. В любой другой день это было бы нормально, но не сегодня. Так что, спустившись за стаканом воды, я только усугубила ситуацию – эмоции, закопанные глубоко внутри меня, нашли маленькую лазейку наружу. Мне вдруг бесчеловечно захотелось этого проклятого ромашкового чая, который я так и не научилась любить. Джеймс всегда заваривал его, когда нервничал, или когда нервничала я. Это стало нашей маленькой традицией – успокаивать друг друга противным, невкусным, но очень действующим напитком. Возможно, дело было даже не в чае, но когда мы его пили – наступало чувство спокойствия, умиротворенности. Покинув кухню, я уже собираюсь к себе, но вдруг что-то заставляет меня остановиться – в глаза кидается ярко-белая ветровка, которая определенно не принадлежит мне. Она спокойно висит на вешалке рядом со спортивной кофтой (точно такой же, как есть у Джеймса). Хмурюсь, ничего не понимая. Затем, делаю несколько шагов назад и захожу в гостиную. Там, на диване, я замечаю непривычную картину – наш диван у телевизора разложен, а на нем располагаются два спящих тела. Все становится на свои места – вот, чьи это вещи. Они так и не ушли. Думаю, я бы тоже не смогла, случись такое с кем-то из них. Усмехаюсь, чувствуя, как по венам разбегается тепло, а тонкая пелена слез затягивает глаза. Не понимаю почему, но увидев их здесь, в моем доме, я чувствую такое… облегчение. Думаю, я правда не хотела оставаться одна. И вот, они здесь, на неудобном старом диване, спят на этих жестких подушках, укрывшись лишь тонким пледом. Эти люди знают меня лучше, чем я сама. Поднимаюсь наверх, хватая парочку запасных подушек со шкафа и стягивая со своей кровати огромное, теплое покрывало (оно уж точно согреет их лучше пледа), после чего в мгновение ока оказываюсь в гостиной. Сначала я с легкостью меняю подушку под Эйприл, ведь та спала на плече у Шмидта, а затем укрываю их одеялом. Осталось самое сложное – заменить подушку Кендалла, не разбудив его. -Не смей, - как только я обошла диван и взялась за угол его подушки, произнес Шмидт. – Мне и так хорошо. - Не хочу, чтобы у тебя болела шея, - устало усмехнувшись, шепчу я. - Не хочу, чтобы у тебя болело сердце, - парирует златовласый. – Но не все коту масленица. -Не хотела тебя разбудить, извини. -Я не спал. Закатываю глаза и радуюсь, что благодаря темноте он этого не увидел. Пять минут назад он похрапывал, но у меня нет сил доказывать обратное. Пусть верит в свою сказку, я не против. Не знаю, что на меня находит, я, но в наглую вытягиваю из-под его головы диванную подушку, после чего он покорно поднимает голову, разрешая положить пуховую. -Зачем вы здесь мучаетесь? -Ты знаешь, зачем. Киваю, поджимая губы. Знаю. Но не спросить не могла. -Спасибо. Теперь кивает он. В ответ я лишь чуть усмехаюсь, после чего разворачиваюсь, намериваясь уйти. -Лекс, - останавливает меня Шмидт. – Подожди. Он выскальзывает из постели очень осторожно, пытаясь не разбудить сопевшую на его плече блондиночку. Когда Кендаллу это удается – он покидает гостиную. -Куда ты? – замечая, что он схватил свою спортивки, интересуюсь я. -Ты знаешь. Конечно же, знаю. Я хорошо знаю Шмидта. И знаю, что он делает, когда не может совладать с эмоциями. Еще там, у вешалки, рядом с его кофтой, я ощутила этот еле уловимый, но все-таки существующий знакомый аромат. И это были не духи. Хватаю свою куртку и следую за ним – мы садимся на крыльце, не произнося при этом ни слова. Шмидт достает их потайного кармана пачку сигарет, и вот, я сама не осознаю, как беру одну из них. Сегодня я вообще мало что осознаю, по правде говоря. -Раз уж я все-таки не беременна, - бормочу, поджигая сигарету. -Что, прости? – Кендалл, бедняга, закашлялся. - Мне не послышалось? -Думала, Эйприл тебе сказала. -Она не рассказывает мне ваши секреты, - с легкой обидой признается тот. – Говорит, что если ты захочешь, то поделишься со мной сама. -Вот я и поделилась. -Ты была беременна? Ты потеряла ребенка? -Нет, Кендалл… Я просто…. Я думала, что могу быть беременна. Но затем мы сделали повторный тест. Артур остается единственным ребенком в семье. -И когда ты узнала, что, возможно, ты беременна? -Сегодня. - Господи, слишком много всего для всего лишь одного дня. -Да… Затягивается пауза, которая разрешает нам докурить сигарету, а затем взять добавку. Кажется, я могу так бесконечно долго – сидеть, вдыхая и выдыхая дым. Все что угодно, только не агония. -Алексис, я хочу извиниться, - прерывает тишину Шмидт, заметно ссутулившись, словно под каким-то грузом. – Прости меня. -За что? – непонимающе спрашиваю я, прокручивая в голове множество нелепых вариантов, даже таких, как «я виноват в том, что корабль потерпел крушение». – Не понимаю. -Я… Алексис, я должен был быть с ними. Но я здесь. Извини меня. Шок. Я несколько раз моргаю, прежде чем прихожу в себя. Он.… Он извиняется за то, что он жив? Это неправильно. И даже будучи эмоционально раздавленной, я отчетливо это понимаю. -Ты такой идиот, Кендалл, - шепчу я, чувствуя, как в глазах начинает щипать. – Разве ты не понимаешь, что то, что ты здесь – это настоящее счастье? -Счастье? – фыркает тот, кинув на меня озлобленный взгляд. Правда, злился он точно не на меня, а на себя. -Он где-то там, возможно, на дне океана, Кендалл. И это чертовски больно. Но потерять вас обоих…. Прости, но я даже не хочу об этом думать. Я рада, что ты здесь. Правда. Рада настолько, насколько могу радоваться сейчас. Он делает глубокий вдох, и я понимаю, что это странное чувство вины разрушает его изнутри, но не могу это исправить. Выкинув недокуренную сигарету, я пододвигаюсь к нему, разрешая себя обнять, что Шмидт тут же и делает. Становиться теплее, спокойнее, но… не легче. Реальность все еще здесь, а мы – ее искалеченные пленники. - Помнишь, когда мы в последний раз так сидели, покуривая? -На больничной парковке, - с усмешкой признаюсь, смахивая со щеки предательские слезы. – После всех тех ужасных событий, случившихся с Эйприл. -И вот, опять мы здесь – разбитые и сломленные. -Только на этот раз все куда хуже, Кендалл. Потому что если он не вернется, я не знаю, как мне дальше жить. -Я тоже, - он лишь целует меня в висок, теснее обнимая. – Тоже не знаю. -Кендалл, пока я могу трезво мыслить, можно тебя кое о чем попросить? -О чем угодно. -Не оставляй меня, когда я сойду с ума от горя. Когда я оттолкну от себя весь мир. Не дай мне совершить какую-то глупость. Я буду вести себя как последняя сука или же сумасшедшая, буду поступать нелогично, ведь это то, что горе делает со мной – оно сводит с ума. Так что прошу, пока я могу это признать – пообещай, что не оставишь нас с Артуром. Я буду кричать, что мне никто не нужен, но, как и сегодня, я буду отчаянно нуждаться в чьем-то присутствии, сама того не понимая. И каждый раз, когда я буду отказываться от каждого человека в мире, когда я буду всех ненавидеть, просто напоминай себе, или Эйприл, что это неправда. Ведь однажды я приду в себя, и… Я не хочу понять, что вокруг меня пустошь. Однажды я с ней уже столкнулась – второй раз ее не переживу. -Обещаю, - тут же уверяет Шмидт. – Чтобы не случилось – ты всегда будешь моим другом. И ты могла не просить об этом, ведь я все равно буду рядом. Не смотря ни на что. -Хорошо, - все, что срывается с моих губ, прежде чем я помещаю голову к нему на плечо. – Спасибо, Кендалл. Мы так и сидели, уставившись на обсыпанное звездами небо, пока солнце не показалось на горизонте, а рассвет не окрасил все вокруг своими яркими, почти нереальными цветами. Он молчал, да и я тоже. В этом была наша с Кендаллом странность – мы могли молчать долгое время, понимая друг друга без лишних слов. Не было никакого напряжения, ничего не происходило – мы просто молчали. Молчали до тех пор, пока не захотелось кричать. И лишь тогда, так же без слов мы поднялись на ноги и вернулись в дом. Он – к Эйприл на диван, я – в свою пустую, бездушную и как никогда холодную спальню. Я знала, что не смогу уснуть. Сон теперь казался какой-то привилегией, которую я не заслуживаю. Так что я просто сделала то, что, казалось, умею лучше всего – открыла ноутбук, а затем написала все, о чем думаю, к себе в блог. На его страницах было так «шумно». Люди один за другим писали мне о надежде, писали о сильных сторонах веры и о том, что мир не может быть настолько жесток, отобрав у меня любимого человека в шаге от свадьбы. Я делилась с читателями всем, и это была их своеобразная благодарность – они сопереживали, они любили и страдали вместе со мной. Блог жил собственной жизнью, и она была не менее яркой, нежели реальность. Люди обменивались советами, обсуждали мои слова, и просто писали то, что думали. Здесь я могла выложить свои мысли и знала, что всегда найду единомышленников, и со временем, их стало столько, что я даже не успевала читать все комментарии. Статья, написанная мной сегодня, отличалась от других своей сухостью и официальностью, но все же, она была как всегда искренна – я рассказала о том, что случилось, написала все, что знаю. Многие и без того знали о случившемся, многие не верили или сомневались, так что я просто сделала это – написала все, как есть. У меня даже хватило сил, чтобы рассказать историю с папарацци, которая закончилась душевной просьбой уважать частную жизнь моей семьи. Поблагодарив напоследок всех за поддержку и еще раз попросив сохранять дистанцию, я запостила статью и закрыла ноутбук, понимая, что больше не выдержу комментариев о том, что я должна оставаться сильной. Я не сильная, как бы мне этого не хотелось. Я слабая, маленькая женщина, которая нуждается в своей опоре, которую у нее безжалостно отобрал океан. Поднимаюсь на ноги, разглядывая вид в окне – солнце медленно поднималось на горизонте, согревая все вокруг. Утро уже давно наступило, и если бы я не чувствовала себя раздавленным жуком на подошве у человека, то, думаю, смогла бы даже насладиться солнечными лучами, которые переливались на утренней росе, окутавшей траву и цветы в клумбе у окна. Без пятнадцати шесть утра. Через час зазвонит мой будильник, и я должна буду взять себя в руки и начать собираться на работу. Как это сделать – не имею ни малейшего понятия. Но я должна. Если не для себя, то для Артура. Для родителей. Для парочки, спящей на первом этаже. Мне нужно притворяться нормальной, нужно быть сильной, хотя бы с виду, лишь бы они были спокойны. И я уверена, что сделаю это. У меня, в принципе, нет выбора. Я должна это сделать. А пока я одна, в плену своей комнаты, я могу… Могу не скрывать свою боль. Эти 4 стены – моя крепость. И здесь я могу быть собой, могу дать волю чувствам. Я долго смотрела в окно, пока не поняла, что мой самоконтроль растворяется в тепле солнечных лучей. Мне так нужен Джеймс. Просто нужен. Каждой клеточкой тела я мечтаю, чтобы он был рядом, чтобы он легким движением пальцев стер потоки слез с моего лица. Мне так нужно, чтобы он прижал меня к своей груди, заставляя забыть обо всей боли, которая вдруг навалилась на меня сегодня. Я готова терпеть все что угодно, лишь бы в конце он просто прижал меня к себе и больше никогда не выпускал. Мне просто нужно, чтобы он был. Ничего более. Метнув взгляд на комод, я застыла, прикипев взглядом к фотографиям. Нашим совместным фото, которые в эти секунды стоили дороже золота. Они словно доказывали, что моя боль реальна, и что этот человек был в моей жизни. Меня охватывает какое-то безумное чувство, а ком подходит к горлу. Все, что я делаю для того, чтобы унять свой всплеск эмоций – открываю комод. В моих руках тут же оказывается его любимая черная футблока, которая так сексуально подчеркивала его тело. Он любил носить ее дома, а я любила смотреть на Джеймса, когда он в ней. По правде говоря, я любила смотреть на него во всем – будь то «костюм», в котором он появился на свет, или же одежда любого цвета и стиля. Джеймс. Я так отчаянно нуждаюсь в нем. Как сумасшедшая, я вдыхаю аромат этой футболки, пытаясь на секунду представить, что он рядом. Прижимаю ее к себе, укутываюсь в нее – порыв не сдержать, как и не остановить поток слез, непослушно брызнувших с глаз. Лишь возможность его потери сводила меня с ума, и я правда не знала, как дальше жить, если он не вернется. Сама не осознаю, как оказываюсь в кровати с этой проклятой футболкой, которая даже после стирки пахла Джеймсом. Слезы просто не остановить, да и прекратить обнимать футболку тоже. Однажды потеряв веру, в эти секунды я вновь ее обрела, обратившись к богу за помощью. Я молила всевышнего об одном – чтобы он вернул мне Джеймса. Взмолилась о том, чтобы он просто был жив. Чтобы был жив и нашел путь ко мне. Разве это так много? Мне бы было достаточно только его дыхания рядом, на соседней подушке. И больше ничего. Но, наверное, всевышний подумал, что я не достойна этой роскоши – просто быть с ним. Он забрал у меня мою опору, мою истинную любовь, мою жизнь. Нам с Джеймсом было предначертано быть счастливыми, и мы были такими, пока не наступило вчера. Почти каждый день моей новой жизни я задавалась вопросом: «за что мне такое счастье?» И сейчас, когда моя жизнь вновь превратилась в ад, наполненный агонией, я вдруг поняла – за это.