Шоу уродов/Freak Show

Две недели прошли, все еще оставляя горький осадок на душе всего поселения. Никто не остался равнодушным, ведь Киллиан нравился всем. Ну, почти всем. Он был тем, кто поможет и обязательно даст совет, даже если у него самого было не все в порядке. Цирк был его жизнью, а труппа — друзьями, которые за него и в огонь, и в воду. Конечно же, артисты переживали больше всего, ведь они остались без владельца, без наставника и товарища. На похоронах Киллиана были все без исключения. Почти каждый пролил слезу, обжигающую до глубины души. Эта смерть забрала частичку души цирка. Миранда старалась не показывать свою боль. Она должна быть сильной, чтобы повести цирк за собой. Девушка не представляла, к кому она будет обращаться, если наступят трудности, если ей понадобится помощь или совет. Она не знала, как дальше жить без Килла, как дальше засыпать со спокойной душой. Эмигрэй все чаще оставался у Миранды, понимая, что оставлять ее одну в такое время — не самая лучшая идея. Самому ему было не весело, но он держался, понимая, что должно пройти какое-то время, чтобы боль утихла, а потеря перестала давить на сердце, что так сильно ныло в грудной клетке. Джерард видел, как в последнее время мучился Фрэнк. И смерть Киллиана — это лишь дополнение к его мучениям и душевной боли. Тут было что-то еще, о чем Айеро молчал, быстро уходя от темы. Мальчишка все думал и думал о нем, но понять так ничего и не смог. Неделей ранее почтальон принес письмо, и оно было явно адресовано не Джерарду. В этот момент Джерард готовил оладьи, а Фрэнк рассказывал ему про новенькие выходки Рантиса, которые тот вытворял на улице, когда Джерард помогал разгружать грузовики с продуктами. Как только Айеро увидел письмо, улыбка его пропала, а глаза будто снова пропитались той яростью, той агрессией и злобой, которые присутствовали в его взгляде в первые дни пребывания Джерарда в цирке. Одни и те же эмоции, одно и то же выражение лица, которое так не любит мальчик и от которого он так старательно пытался избавиться. На первый взгляд казалось, что у него получилось. Вот с этого самого момента глаза Фрэнка наливаются кровью и злобой, которую он снова плохо контролирует, срываясь на каждого, кто попадется на его пути. Они снова сцепились с Рантисом, когда помогали перекрашивать вагоны, ведь краска и рисунки на них совсем облупились. Тогда Джерард вмешался и, возможно, предотвратил еще одно кровопролитие. Фрэнк сразу же ушел и закрылся у себя в комнате, игнорируя мальчишку и все его просьбы поговорить. Он захлебывался своим ядом в прямом смысле этих слов… Сегодняшний день не предвещал ничего плохого, и Уэй хотел, чтобы так и было. Уже с завтрашнего утра цирк снова отправляется в путь, в старинный город Норвил, где и пройдут три представления. Он находится неподалеку от Санчоса, поэтому дорога будет недолгой, примерно в два дня. Джерарду не сиделось на месте с того момента, как он только узнал о том, что цирк опять отправляется в путь. Передышка и так затянулась, да и из-за трагедии с Киллианом представления перенесли на неделю вперед, чтобы решить под чьим руководством проведут показательные номера. Уэй хотел, очень хотел провести весь день с Фрэнком, но тот не открывал дверь и не выходил из комнаты до трех часов дня. Только ближе к четырем звонкий щелчок донесся до острого слуха мальчишки, и тот вскочил со стула, ожидая парня и борясь с желанием подбежать как преданный щенок. — Фрэнк? — позвал его Джерард, но парень прошел мимо него с каменным лицом, не обращая на него никакого внимания. Это напугало мальчишку, и он не смог ничего придумать кроме того, как пойти за Айеро, не нарушая тишину, что царила между ними. Походка Фрэнка была сгорбленной, а его уже длинные волосы, что завивались на кончиках словно маленькие спирали, были чуть влажными, ведь на улице моросил небольшой дождик. Уэй шел за ним, будто самый покорный слуга, хранящий ключи от его сердца и разума, готовый вот-вот пожертвовать своей жизнью ради господина. Прямо как Железный Генрих…* Палатки и дома сменились хвойным лесом, сказочными дебрями, которых так боялись. Сюда никто не ходил, боясь даже нос сунуть в эти неизведанные места. Сюда-то и держал путь Фрэнк, а Джерард, испуганный и дрожащий, шел за ним. Наконец парень остановился, а его глаза в свете октябрьского солнца казались еще зеленее, еще прекраснее, как казалось мальчику. Он не мог отвести взгляд от нахмуренного и отрешенного лица Айеро, который до этого момента не обращал внимания на идущего за ним Уэя. — Вот объясни мне… — Парень смотрел куда-то вдаль, где белки скачут с ветки на ветку. Он видел лишь очертания из-за расстояния, но они уже казались ему красивыми, не такими, как он. — Как ты можешь видеть во мне что-то хорошее? Этот вопрос оказался неожиданным для Джерарда, и он несколько мгновений просто смотрел на профиль Айеро, думая не над своим ответом, а над тем, что заставило мысли Фрэнки идти в таком направлении. — Во всех людях есть что-то хорошее, — отозвался мальчишка, вставая вплотную к парню, смотря на него и пытаясь хоть как-то обратить на себя внимание. — Каждого человека что-то портит, но также есть и нечто, что делает его или его поступки хорошими. Нужно лишь открыть глаза вовремя. — Ты рассуждаешь как ребенок, Джерард. Ничего хорошего в таком, как я, быть не может. Это доказывают все, кому не лень, — глухо ответил он, и в его голосе насквозь веяло отчаянием, что Уэй заметил в первые доли секунды. Так говорит человек, который устал. Который уже не видит ничего положительного ни в себе, ни в других людях. И таких нужно спасать. В том числе и от самих себя. Джерард положил ладони на грудь юноши, чуть склоняя голову перед ним. Его пальцы сжали свободную тонкую кофту, и он заметил, как плечи Фрэнка дрогнули. Будто на них свалился необузданный груз, и парень не в силах тащить его на себе. Уэю впервые было так больно смотреть на него, на его впалые щеки и синяки под глазами. Он видел, как парень медленно, но очень верно шел к смерти. Куда-то делись все мускулы парня, его накачанные ноги и рельефность тела. Куда-то делся прежний Фрэнк, а сейчас перед Джерардом слабый парнишка с худыми плечами, с грязными волосами и пустым взглядом все еще ярких глаз, что давали надежду. — Что ты делаешь с собой? — прошептал мальчик, смотря Айеро в глаза. Тот неопределенно пожал плечами, поджимая губы и смотря на все еще прыгающих белок, будто ища в них спасение. — Смотри на меня, Фрэнк! Парень устало перевел взгляд на лицо Джерарда, и только сейчас он заметил какие-то изменения в его взгляде. Что-то помимо заботы о нем, пропащем ублюдке, помимо боязни чего-то грядущего и неминуемого, помимо боли и тоски о брате. Было нечто, что появилось недавно, но зародилось давно. И Фрэнк знал ответ на свой вопрос, но боялся подумать об этом, а не то, чтобы произнести вслух. Да, он точно догадывался. — Не суди меня, Фрэнк, — взмолился мальчик, а потом чуть привстал, накрывая губы Фрэнка своими тонкими и искусанными губами, молясь, чтобы Айеро не рассвирепел и не ударил его. Он точно знал, что парень может лишить жизни врага, и Уэй молился, чтобы в этот момент он не был врагом. Он был другом. Не было ничего плохого и ужасного, не считая внешнего вида Фрэнка. Джерард был будто в прострации, понимая, что вот-вот он может отхватить от того, кому дарит свой первый поцелуй. Вот именно… кому? Фрэнку. Этому змею, глаза которого были всегда яростны, а действия непредсказуемы. Этому змею, который изменил что-то не только в самом себе, но и в мальчике, заставляя испытывать что-то теплое, тянущее, сказочное и волшебное. Что-то, что заставляет сердце сжиматься вновь и вновь. И Джерард правда не мог знать, как отреагирует на эту вольность Айеро, но, почувствовав холодные ладони на своих руках, что заставляли терять рассудок снова и снова, сходить с ума лишь от прикосновений, мальчик понял, что быть отвергнутым сейчас ему не грозит. Фрэнк плакал. Плакал и целовал этого шестнадцатилетнего юнца, который заставил его пересмотреть взгляд на себя, на жизнь и на все в целом. Он целовал его со всей болью, которая накопилась в нем за все годы его отчаяния. Их языки сплетались неумело, но так важно и нужно для обоих. Джерард не мог определить, что же берет над ним верх, но сейчас это все было совсем ни к чему, потому что Фрэнк дороже. Важнее всего опять подарить ему улыбку, сделать его счастливым хотя бы немного, и если поможет банальная поддержка, поцелуи и слова: «Я буду рядом с тобой», — то, конечно, он все сделает.

***

На следующее утро, когда уже все нужные вещи были упакованы, а инвентарь для выступлений бережно уложен в грузовики, Джерард стоял около дороги, смотря на поселение, в которое уже никогда не вернется. Он не увидит многих людей, с кем успел познакомиться, не увидит белых зданий и палаток, что стояли у подножия. Он вспомнил тот момент, как когда-то стоял у верескового поля, в своем родном городе, и так же долго прощался с ним. Эти места будто мостики в другую жизнь, в которой будет больше радости и меньше печали. Мальчишка упустил тот момент, когда незаметно и тихо подошел Фрэнк, вставая рядом с ним и так же смотря на поселение. — Каждый раз уезжая отсюда, я думаю, что больше не вернусь в Санчос, — чуть слышно произнес Айеро, улыбаясь, когда Уэй взял его за руку, незатейливо и так по простому сжав пальцы, а потом прислоняя их сцепленные руки к своей груди. — Я никогда не грустил из-за этого. Все эти люди для меня чужие. — Фрэнк, ты всех считаешь чужими, врагами и предателями. Так нельзя, — ответил мальчишка, смотря на его сосредоточенное лицо, потом замечая появившуюся морщинку, что пролегла вдоль переносицы. Казалось, что эта фраза Айеро не пришлась по нраву. — Не всех, — многозначно ответил он, переводя взгляд на Уэя, видя искорки в его глазах, видя самого себя и трепетные чувства. — Например, есть один мальчишка, который все время донимает меня, пытается вбить мне в голову какие-то свои мысли, читает мне морали… А еще он никуда не пускает меня одного, хотя, кому из нас далеко за двадцать? — Не так уж и далеко, — буркнул Уэй, подходя ближе к Айеро и прислоняясь лбом к его плечу. Фрэнк одной рукой обнял его и прижал к себе, замечая, как улыбка появляется на его губах. — Как скажешь.