Из жизни Серых Стражей

      Сколько себя помнил, Гаррет Хоук был чрезвычайно ответственным и заботливым братом. То, что от его помощи шарахались все, включая тактичную Бетани, его, безусловно, печалило, но прекращать самоотверженные попытки защитить родичей от всех мыслимых и немыслимых невзгод Гаррет не собирался.       Подумаешь, хотел свести младшего братишку со смазливой Персик, а вместо этого случайно начал с ней встречаться. Со всяким может случится. Или взялся обучать малолетнюю Бетани владению холодным оружием и чуть не лишил руки. Но ведь он же только хотел, чтоб ей было легче прятаться от храмовников. Хотя тот случай, когда он попытался развеселить Мариан, третий день безуспешно пытающуюся научиться призывать огненный шар и страдающую по этому поводу, и кинулся на нее с щекоткой, Гаррет полностью признавал как свою ошибку. Все-таки сарай был хорошим, да и отцу едва удалось убедить односельчан, что пожар начался из-за опрокинувшегося фонаря, а вовсе не из-за внезапно низвергшегося с небес огненного дождя.       С годами Гаррет все же научился направлять свою разрушительную добродетель в более или менее мирное русло, за что все друзья были ему благодарны.       Кроме Себастьяна. Тот все еще дулся за «испохабленные», как он выразился, фрески с Андрасте и ее последователями.       Сути его претензий Гаррет не понимал. В конце концов, Вель, прознавший, что Хоук не лишен художественного таланта – рисунки на стенах в Висельнике были тому подтверждением, – сам попросил помочь подновить святые лики. Гаррет лишь придал им большую живость и креативно переосмыслил. Но после его «художник так видит», Себастьян вовсе не сменил гнев на милость. Наоборот, запустил в Гаррета толстенным томом «Песня Света с иллюстрациями» и запретил и близко подходить к Церкви.       С тех пор они не разговаривали, а Хоук маялся нереализованным стремлением помогать ближним.       Горожане как назло не горели желанием делиться своими горестями с хмурым бородатым мужиком, хотя обычно от страдальцев, потерявших после особенно бурной ночки любимые штаны или еще какую пикантную деталь гардероба, не было отбоя. Даже «Друг», последние три года отказывающаяся назвать свое настоящее имя, лишь виновато разводила руками и не давала наводок на новые банды. В конце концов, для их появления требовалось время.       Поэтому когда Гаррет, придя домой после очередного неудавшегося рейда в поисках нуждающихся, застал сестру заливающей какое-то горе явно не первой бутылкой, он понял – время пришло. Вспомнив, что мать снова гостила у подруг, и ее вмешательства можно было не опасаться, Гаррет принялся за дело.       Сначала он попытался расспросить саму Мариан, но та едва была способна сидеть, не заваливаясь на бок, что уж говорить о связной речи. Так ничего и не добившись от сестры, задремавшей прямо посреди тирады «я ему дохлого работорговца, а он мне фигу», Гаррет переключился на Орану и Бодана. Те мялись, мямлили и тоже, в общем-то, не сказали ничего полезного.       Тем, кто сумел доходчиво объяснить Хоуку, что произошло, оказался как это ни странно Сэндал.       Из перемежаемых красноречивыми жестами «бум!» и «колдовство!» Гаррет уяснил, что Фенрис, ни с того ни с сего вконец озверевший после успешно прошедшего на днях убийства Адрианы, заглянул вчерашним вечером на огонек, да так и остался почти до самого утра в комнате сестры. Пантомиму, как они туда добирались, Гаррету даже пришлось прервать, во избежание сердечного приступа у наблюдавшего за сыном Бодана. Но лишь забрезжил первый свет, как эльф вылетел из дома, словно за ним гнался весь тевинтерский Магистериум во главе со ставшим Архонтом Данариусом, а Мариан, спустившаяся следом, с тех пор искала правду жизни на дне бутылки.       Стерпеть подобное Гаррет не мог. Поблагодарив Сэндала за увлекательный спектакль, он отправился в особняк Фенриса, желая одного – призвать к ответу подлеца, разбившего сестренке сердце. Вот только ослепленный праведным гневом, Хоук как-то подзабыл, что эльф, хоть с виду и доходяга, способен разбивать сердца не только в переносном смысле.       Часом позже изрядно помятый Гаррет с позором вернулся домой. Фенрис, и без его нотаций пребывающий в прескверном расположении духа, сначала осторожно подержал Гаррета за почку и посоветовал лучше за ней следить, а затем, когда посеревший Хоук отважно сообщил, что ради благого дела готов ею пожертвовать, тем более у него все равно еще есть, эльф просто и без изысков съездил ему по физиономии.       В гостиной Гаррета встретила уже пришедшая в себя Мариан. Узнав, куда и зачем ходил братец, она прервала исцеляющее заклинание и, примерившись, наградила его синяком, симметричным уже имеющемуся. После чего рассерженная магичка велела никогда больше не лезть в ее личную жизнь без разрешения и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате.       Раздосадованный Гаррет не пожелал оставаться в доме, где никто его не ценит, и побрел к крепости Наместника. Помнится, Авелин говорила, что у нее есть пара посылок, с доставкой которых может справиться только самый ответственный из семейки Хоуков. Разве мог он отказать?