Вуаль Памяти

– Ну так что? – Что – что? – Гарри, не испытывай мое терпение. Поверь, ты не хочешь, чтобы я вышел из себя. Откуда ты знаешь про Тайную комнату? – Снейп угрожающе нахмурился. – Прочитал, – Гарри посмотрел на него абсолютно невинными глазами. Снейп скрипнул зубами. – Прингстон, я тебя предупреждаю. Надеюсь, тебе знакомы такие заклинания, как Империо или на худой конец Круцио? Его друг только легкомысленно пожал плечами. – Да ладно, Империо я за две секунды сбрасываю, а Круцио ко мне столько раз уже применяли, что я привык. Так что не пытайся взять меня на испуг – к тому же в Хогвартсе применение любых темных, а тем более Непростительных заклинаний тут же фиксируется. Тебе же самому будет хуже. Слизеринец принял к сведению информацию о том, что Гарри не впервой сталкиваться с Непростительными… и попытался побыстрее загнать ее поглубже в подсознание – потому что думать об этом было слишком больно. – К тому же, – не замечая замешательства приятеля, продолжил Гарри, – ты мне так ничего и не объяснил. Про мою популярность, помнишь?.. Так что если уж ты первый начал рассказывать, то давай и заканчивай первым. А потом и я… – Придумаешь, что бы соврать половчее? – закончил за него кривящий губы Снейп. – Расскажу тебе все, что знаю о Тайной комнате, – бросив на собеседника укоризненный взгляд, ответил Прингстон. – Идет? – И то, откуда ты знаешь о Тайной комнате, тоже, – педантично уточнил Северус. – И то, откуда о ней знаю, – обреченно согласился Гарри. – Какой же ты настырный! – Да уж не настырней тебя, – фыркнул слизеринец, откидываясь на спинку кресла. – Ну?! – Гарри в свою очередь нетерпеливо подался вперед, сверля сухощавого брюнета горящим от любопытства взглядом. – Что – ну? Гарри, ради Мерлина, я действительно тебе уже все рассказал, тебе осталось сделать только минимальное умственное усилие и прийти к очевидному выводу. Но если ты на это не способен, то конечно… – Снейп! – угроза в голосе Гарри была уже не наигранной, поэтому слизеринец поспешил продолжить. – Мерлин, хорошо, хорошо, если ты даже на это не способен, я сделаю это за тебя. Для большинства учеников ты стал своего рода спасителем и защитником, хотя я уверен, что ты сам не помнишь, когда и как им помогал. Кроме этого – раньше между факультетами шла непримиримая война, в основном, как ты понимаешь, между Гриффиндором и Слизерином, но и другие факультеты не оставались в стороне. Не только Мародеры – все, кто обладал некоторой долей наглости и толикой таланта, где можно и где нельзя делали соперникам пакости. По коридорам пройти нельзя было без того, чтобы не попасть под перекрестный огонь заклинаний. Про другие факультеты не скажу – но нас ненавидели все, кто только можно, а нам оставалось только держаться вместе и по мере сил огрызаться. Но… опять же, с твоим появлением все изменилось. Не сразу – и не кардинально, но… Наша с тобой… дружба наглядно продемонстрировала то, что многие межфакультетские предрассудки не имеют под собой никой реальной почвы. И, кроме всего прочего, ты не только ко мне, ты к представителям всех факультетов относишься совершенно одинаково. Подойди к тебе с просьбой – или угрозой - слизеринец, гриффиндорец, рейвенкловец или хаффлпаффец - твоя реакция не будет существенно различаться. Взять хотя бы твои знаменитые дуэли в гостиной Слизерина… В начале года вы со слизеринцами готовы были горло друг другу перегрызть, а теперь они как нечего делать списывают у тебя эссе по Зельеваренью… Которые, между прочим, ты списываешь у меня… К окончанию речи Снейпа вид у Гарри был совершенно потерянный. – Но я же… Сев, поверь, я не думал… Я даже не догадывался, не планировал… Наоборот, хотел, чтобы меня оставили в покое… Я уже так натерпелся от этого всеобщего внимания, что хотел бы жить в пустыне за сотни миль от любого человеческого жилища… Снейп только иронично хмыкнул, но потом с некоторым сочувствием посмотрел на своего совершенно расстроенного и выбитого из колеи товарища. – Ну, Гарри, ты же должен сам понимать, что у такого человека, как ты, это вряд ли получится… Через некоторое время к тебе и в пустыню придут последователи и поклонники, чтобы «скрасить» твое одиночество… Слово «харизма» тебе что-нибудь говорит? Даже если и захочешь, от всеобщего внимания не отвертишься… В тебе есть что-то… притягательное, как у Тем…неважно. К тому же ты еще и красив, талантлив, великолепно играешь в квиддич и извилин у тебя – побольше чем две. Достаточно причин, чтобы привлечь к себе людей, особенно девушек. Как будто ты не замечаешь, какую охоту на тебя устроило все женское население Хогвартса… – Э-э-э… нет? – Гарри выдавил слабую улыбку. – Хм… Слухи о гриффиндорской недалекости явно преуменьшены… Ничего, вот наступит 14 февраля, ты сам убедишься… Не говоря о том, что или я, или твоя Лили с регулярностью раз в три дня выхватываем из-под твоего носа очередное любовное зелье, подмешанное то в сок, то в шоколад… – То-то я гадал, с чего это вы так оголодали, что не даете мне спокойно поесть… – Ага, конечно… Твоя самоуверенность просто не знает границ, как и твоя глупость, – Снейп смерил его убийственным взглядом, но желаемого эффекта не добился – Гарри так глубоко о чем-то задумался, что перестал обращать внимание на окружающую его реальность. Мысли Гарри бежали по кругу. Действительно ли он не хотел такой популярности? Нет, конечно, не хотел – он слишком хорошо помнил свою… прошлую жизнь, слишком хорошо знал, насколько переменчиво настроение толпы, слишком много страдал от ее назойливого внимания или еще более назойливой неприязни. Но… что-то в глубине его сознания шептало тихо, почти не слышно, и в то же время непреодолимо настойчиво – да, ему нужно все это - нужно, чтобы за ним следовали преданные ему люди, нужно вызывать любовь и восхищение, нужно привязывать к себе невидимыми нитями симпатии, уважения и благодарности – нужно, нужно, нужно… И, подчиняясь этому голосу, такому настойчивому, что он сам того не осознавая - считая, что просто идет на поводу гриффиндорского благородства – заступался, помогал, советовал, поддерживал… Чтобы иметь потом возможность позвать – и увидеть за своей спиной тех, кто готов за ним последовать несмотря ни на что – или вопреки всему. Даже ему самому. Настойчивый голос Снейпа заставил его вернуться к реальности и временно отложить эти размышления на потом. Чтобы больше о них не вспомнить. – А? Что ты сказал? Снейп закатил глаза. – Кажется, мне придется взять свои слова о наличии у тебя двух извилин обратно. Прингстон, если это способ увильнуть от своей части договора, то способ неудачный. Тебе просто не удастся прикинуться умалишенным, потому что себя переиграть невозможно. Такой ценный предмет, как мозги, у тебя и без того отсутствует. Так что давай, заканчивай с этим отрешенным видом, второй раз за день это уже не подействует. Гарри обиженно возмутился. – Между прочим, я именно что думаю. О важных, к твоему сведению, вещах. – Да что ты! – Снейп всплеснул руками. – Эту дату я занесу в календарь и буду праздновать каждый год – потому что в этот день я увидел настоящее чудо – думающего гриффиндорца! Все, теперь я могу и умереть спокойно – все равно ничего более поразительного в жизни не увижу! Гарри запустил в него возмущенно трепыхающимся шахматным королем. Спейп увернулся, но принимать «вызов» не стал – только укоризненно посмотрел на Прингстона и вопросительно изогнул бровь – мол, давай, хватит юлить, выкладывай. Гриффиндорец мрачно вздохнул и попытался собрать свои мысли в кучку – потому что ему срочно надо было придумать правдоподобное объяснение… Нда, задачка… – Ну… – осторожно начал он, стараясь не встречаться взглядом с внимательно наблюдающим за ним слизеринцем. Мерлин, ну вот угораздило его же ляпнуть – а врать этому человеку напрямую что сейчас, что в прошлом было практически невозможно. Все равно он или догадается, или заподозрит что-то неладное, а потом бесконечными вопросами вытянет из него правду. – Ну? – с неприкрытым нетерпением в голосе произнес Снейп. – Знаешь, я ведь, как бы это сказать… тоже не из простой семьи происхожу…– Надо соврать так, чтобы информация оказалась настолько поразительной и невероятной, чтобы у слизеринца просто не хватило воображения засомневаться в ее правдивости. Зачем врать настолько неправдоподобно, что никто в здравом уме и твердой памяти в это не поверит? Вот и правильно, незачем. Так подумает любой нормальный человек, мыслящий логично и рационально. То есть, в данном конкретном случае, Снейп. Парадоксальность – иногда очень полезная штука, этому тоже его когда-то научил… кто? Он не мог вспомнить… да и не важно, сейчас главное – действовать и говорить, говорить, говорить… – Я – и есть тот самый наследник Слизерина, последний его истинный потомок. Легенда о Тайной комнате передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Естественно, я ее знаю. Молчание. У Снейпа было именно такое выражение лица, на которое рассчитывал Гарри: как будто он лихорадочно пытался решить, кто же из них двоих сошел с ума – он сам или сидящий напротив и безмятежно взирающий на своего ошеломленного друга гриффиндорец. Впрочем, с этой дилеммой слизеринец справился быстро: – Ты совсем спятил! Ты понимаешь, что ты несешь? Какой, к Мерлину, наследник Слизерина? Ты на себя посмотри - как не больно мне это говорить, но ты то уж точно гриффиндорец до мозга костей, если он у тебя хоть там имеется! Потому что в голове его у тебя точно нет! От возмущения Северус даже встал и забегал по комнате, изредка издавая какие-то нечленораздельные, но явно негодующие звуки. Гарри, посмеиваясь про себя, придал лицу приличествующее случаю выражение искренней обиды и оскорбленной невинности. Потом, после мгновенного размышления, тоже вскочил на ноги, с грохотом опрокинув кресло, и, сжав кулаки, прерывающимся от сдерживаемого сме… гнева голосом заговорил: – Да как ты можешь так говорить! Еще и уверял, что мой друг! Друг, как же! Да я, да я… Я доверил тебе тайну – тайну, от которой зависит моя жизнь! Как по-твоему, почему за моей семьей охотился Волдеморт? Да потому, что он сам называет себя наследником Слизерина и хочет считаться им и впредь! Он просто боялся того, что мои родители могли с легкостью разоблачить его обман! Он боялся нас, потому что мы – МЫ! – были хранителями всех тайн рода Слизерина! За нами стояла его сила! А теперь… – Гарри, полностью вошедший в роль, сдавленно всхлипнул и обессилено опустился на пол прямо перед Снейпом, в немом изумлении и ужасе застывшим перед ним. – А теперь я остался один, я вынужден скрываться, мои родители мертвы, а у меня ничего, ничего нет… Родители ничего не успели мне передать, а от дома остались одни угли… От наследия Слизерина ничего не осталось, кроме крови в моих жилах – а этот убийца процветает, упивается своей властью, вершит свои дела с именем моего предка на устах! Оправдывая свои преступления именем, на которое у него нет права! А у меня даже этого не осталось – потому что свою настоящую фамилию я вынужден скрывать, чтобы избежать травли… Как все удачно получилось, Мерлин всемогущий, как удачно! Как эта случайно (случайно ли?) пришедшая ему в голову выдумка все чудесно объясняет и ставит на свои места! Да даже Дамблдор не усомнился бы…хотя кто знает, откуда получает информацию директор, может, сами стены в Хогвартсе открывают ему свои тайны, и этот спектакль не только для одного зрителя… – Гарри… – в голосе Снейпа теперь звучала неуверенность… Он не мог, не мог усомниться в искренности скорчившегося перед ним на полу юноши, о чьей сдержанности и хладнокровии по школе уже ходили легенды… К тому же то, что он говорил… Да, это было невероятно, невообразимо, немыслимо… Но в то же время – разумно, Мерлин подери, и логично! Что еще, кроме могущества древней крови, могло испугать Темного Лорда и заставить его уничтожить чистокровную семью, к которой, без сомнения, принадлежал Прингстон? А потом еще и разыскивать уцелевшего подростка, который все равно не смог бы ничем повредить такому, без преуменьшения, великому магу, как Волдеморт… Так вот почему он так интересуется Гарри! Вот почему теперь на каждом собрании уделяет такое внимание ему, Снейпу, жалкому полукровке, которого до этого он даже не замечал! Почему не осуждает эту странную дружбу с гриффиндорцем – да еще и заставляет заткнуться всех тех слизеринцев, которым она претит! Как он был слеп, слеп и глуп, считая, что сумел выделиться, привлечь к себе внимание своими успехами в учебе, а особенно в Зельеваренье! Осознавать это было одновременно и обидно и… страшно. Страшно не за себя – потому что ему-то как раз терять, кроме жизни, которой он не очень-то и дорожил, ему было нечего… до последнего времени. Он, как никто другой, понимал в эту секунду Гарри – Гарри, потерявшего все и оставшегося один на один лишь с полной боли и тьмы памятью о прошлом… Когда умерла его мать – он тоже корчился вот так на полу, пытаясь забыть, хоть на секунду забыть… вечно помнить. – Гарри, Гарри, прости меня… – Снейп опустился на пол рядом с другом и после секундного колебания все же решился и обхватил его за плечи, притягивая, стараясь унять бьющую того дрожь, прижимая, прижимая к себе и зная, что он никогда, никогда не допустит, чтобы подобное повторилось – с ним ли, с Гарри ли… Он не даст никому отобрать у него этого свалившегося из ниоткуда «наследника Слизерина»… и что бы ни было дорого этому глупому мальчишке, так доверчиво прильнувшему к нему, спрятавшему лицо у него на плече… Он не даст отнять это, что бы это ни было – даже девчонку Эванс, даже мерзавца Поттера… да кого угодно, хоть Блэка, хоть лесничего, хоть луну с неба… Хоть эту нелепую историю про наследие Слизерина, невероятную настолько, что она просто не могла быть ложью. Гарри постепенно расслабился, дрожь прекратилась и юноша бессильно обмяк, продолжая прижиматься к слизеринцу, невнятно шепчущему что-то успокаивающее ему в волосы. Ему было тепло и спокойно, и совершенно не хотелось отстраняться, положив конец этому неожиданному порыву своего бывшего профессора. Мерлин великий, да ему каждую секунду теперь приходилось напоминать себе, что его Сев – заботливый, внимательный, пусть иногда и слишком резкий – это тот же самый профессор Снейп, которого он люто ненавидел в школе. И с каждым таким моментом откровения, когда его друг позволял себе дать волю своим эмоциям, открыть душу перед ним, – с каждым таким моментом ему становилось все труднее играть на его чувствах, заставляя того думать и действовать так, как ему было нужно. Иногда он даже страстно желал, чтобы природная подозрительность и врожденная проницательность взяли в Северусе верх – и он бы пригляделся получше к своему «наивному гриффиндорскому другу» и понял, догадался, разоблачил… Но Снейп, один раз до конца поверив ему, полностью сломил свое внутреннее сопротивление – и в дальнейшем не позволял себе усомниться в своем друге даже в мелочах… И это было больно, дико, обезоруживающе больно - от этой боли «плыли» все заклинания, все уровни защиты, которыми окружил себя Поттер, рвалась в лохмотья «Вуаль Памяти», подкидывая в адский огонь собственного раскаяния все новые и новые клочки воспоминаний – не тех, которые жгли его ненавистью, нет, других… Вспышка - нет, не снаружи, а в голове, заставившая его еще сильнее зажмуриться и застонать сквозь стиснутые зубы… Вспышка-воспоминание, выскочившая из ниоткуда, обрушившаяся на него, как ледяной дождь с ясного неба… Заставившая его забыть свои предыдущие мысли, забыть о том, что прижавший его к себе юноша – его Северус, а вовсе не Принц-Полукровка, профессор Зельеваренья Снейп, его ненавидимый… любимый? Наставник. // – Мистер Поттер, я и раньше имел очень сильные сомнения по поводу наличия у вас мозгов, но сегодня эти сомнения переросли в уверенность. Не могли бы вы быть так любезны, чтобы объяснить, как можно после практически года ежедневных тренировок с лучшими магами Ордена позволить весьма посредственному волшебнику подметать собой пол в буквальном смысле этого выражения? – Это вы-то «весьма посредственный волшебник»? – Гарри несколько истерично рассмеялся, пытаясь подняться с вышеупомянутого пола, но, осознав, что это потребует слишком больших усилий, возвратился в исходную позицию у стены. Она хотя бы позволяла ему держаться в более-менее вертикальном положении, а не валяться тряпочкой у ног хмурящегося на него профессора. – Это вы-то??? – истеричный смех перешел в захлебывающиеся рыдания, все еще прерываемые судорожными всхлипами. – Вы? Вы? Снейп тяжело вздохнул и наклонился над ним. Гарри весь сжался – он и сам не понимал, почему, за всю ту неделю, как они жили в этом доме, находящемся одному Мерлину известно где, его бывший профессор не то что не притронулся к нему хоть пальцем – он даже подходить к Мальчику-который-выжил на расстояние ближе вытянутой руки избегал. Но Гарри все равно сжался, словно пытаясь избежать возможного прикосновения. Еще один тяжелый вздох. – И что же мне с вами делать, Поттер? – в голосе теперь явственно чувствовалась усталость. У него хватило сил только на то, чтобы по-прежнему беззвучно помотать головой в ответ на этот странный вопрос. Потом он почувствовал, как тень, легшая на него, исчезла – а следом послышался звук легких, скользящих шагов. Через минуту на кухне что-то загремело, зашуршало… Затихло. Снова шаги. – Держите, Поттер. Снейп опять склонился над ним, и, приподняв голову, Гарри с изумлением увидел перед своим носом большую кружку с поднимающимся из нее ароматным паром. Кофе. Все еще не веря собственным глазам, он нерешительно поднял руки и принял в них чашку, тут же, впрочем, чуть ее не выронив. Она была почти нестерпимо горячей. – Аккуратней, Поттер, я не собираюсь возиться с кофе еще раз. Советую вам все же держать кружку за ручку, хотя вы, гриффиндорцы, простых путей никогда не ищете… – С-спасибо, профессор, – сумел выдавить Гарри, последовав совету слизеринца и сделав первый глоток. Чудесно. Горячий, сладкий, изрядно сдобренный сливками кофе… Как раз то, что нужно, чтобы унять бьющую его дрожь. – Еще это – съешьте, по словам вашего обожаемого Люпина, лучшего средства от стресса и эмоционального истощения не найти. Гарри уже и сам начал сомневаться в собственной адекватности, полностью согласившись в этом вопросе со своим наставником. Снейп протягивал ему шоколадку – настоящую, в немного помятой обертке плитку молочного шоколада. В Святом Мунго для него наверняка найдется отдельная палата – хотя, возможно, ему придется делить ее со Снейпом, если все предыдущие действия слизеринца не были от начала до конца порождением воспаленного мозга Гарри. По-видимому, все его мысли очень отчетливо отразились на лице, потому что Снейп вдруг фыркнул, покачал головой… и опустился рядом с Гарри, привалившись спиной к злополучной стенке. Гриффиндорец поперхнулся кофе. Снейп только насмешливо покосился на своего ученика, потом откинул голову и, прикрыв глаза, медленно заговорил. – Поттер, я понимаю, вам трудно переступить через нашу обычную… рутину. Как впрочем, и мне. Семь лет взаимной ненависти не вычеркнешь в одночасье, да и тех, кто погиб по нашей… взаимной вине, не воскресишь. Да-да, Поттер, взаимной, я признаю это, как впрочем, и то, что бОльшая ответственность за это все же лежит на моих плечах. Вы были подростком, подростком, совершенно определенно и нормально реагировавшим на внешние раздражители. Подростком, для которого нет ничего естественней, чем делить мир на черное и белое, на добро и зло… Отвечать преданностью на ласку, и оскалом – на удар. Вашему крестному это сравнение, я думаю, очень понравилось бы… Гарри вскинул голову и гневно посмотрел на, казалось, погрузившегося в полудрему Снейпа. По губам мужчины скользнула едва заметная усмешка. – Вот видите? Удар – оскал, еще удар – и вы уже начнете лаять, еще один – и броситесь… Неумело, безрассудно, не обращая внимания на поднятую над вашей головой палку – но броситесь… Чтобы я прекратил называть вас щенком, вам надо перестать быть им, мистер Поттер. Перестать действовать на голых рефлексах и животном инстинкте. И прекратите скалиться, ради Мерлина. Разве я не прав? Оскорбление – и вы меня ненавидите, чашка кофе – и вы уже сомневаетесь, настолько ли я в конечном счете плох… Хотя то, на чьей стороне я играю, мы, кажется, уже окончательно и бесповоротно выяснили. А вы все равно все время об этом забываете и продолжаете поддаваться на любые, даже самые незначительные, провокации… – Извините… – пробормотал Гарри… Снейп был прав – это бесило, это казалось обидным, это… было правдой. Сравнение было оскорбительным – да на это профессор и рассчитывал – но очень точно отражало действительность. Он не мог этого не понимать… но от этого не становилось легче. Он не мог и ничего с этим поделать. Когда он слышал, как Снейп проходится по его умственным способностям, по памяти Сириуса, его отца, его друзей… Мозг как будто накрывала пелена, и он уже не думал, что он делает, что он говорит, – он просто отдавался порыву и лишь потом спохватывался, понимая, что вновь попался на удочку. – Извините... – повторил он, а потом судорожно всхлипнул, стараясь удержать рвущиеся из груди рыдания. – У меня ничего не получается… Вообще – ничего! Сколько бы вы меня не учили, я все равно не могу справляться со своими эмоциями… У меня не получается очищать свой разум, у меня не получается Окклюменция… У меня не получаются даже простые заклинания защиты! Когда их приходится применять против вас… А против Волдеморта будет еще хуже – вряд ли он будет щадить мои чувства… – Вряд ли, – задумчиво согласился Снейп, открывая глаза, отсутствующим взглядом изучая противоположную стенку. – Вряд ли… – Я ни на что не годен! – опустевшая чашка глухо ударилась о покрытый толстым ковром пол, а юноша снова уткнулся в свои колени. – Прекратите истерику, Поттер. Годен, не годен… Просто… Вы еще слишком юны и слишком… хм… гриффиндорец, чтобы действовать так, как вам необходимо. Честно говоря, я надеялся, что все то, что вы пережили, смерть ваших друзей приведет к, так скажем, диаметрально противоположному эффекту… – Что вы имеете в виду? Какому эффекту? – Гарри поднял голову и вопросительно уставился на все еще над чем-то размышляющего Снейпа. На самом деле, он не ожидал ответа – вообще то, что слизеринец так… нормально говорил с ним последние десять минут, обходясь без своих вечных оскорблений… Это казалось невероятным. Этот Снейп был настолько не похож на образ, укоренившийся в сознании Гарри за все эти годы, что ему в душу невольно закрадывался вопрос – а каким на самом деле был этот человек? Таким, каким он его помнил – или таким, каким он казался сейчас? – Эффекту, Поттер? Хм… Ну, скажем так: я бы хотел, чтобы ваша ненависть и жажда мести возросла настолько, чтобы полностью затмить эмоциональную составляющую вашей натуры. Чтобы вы настолько сосредоточились на них, что все остальное просто перестало иметь значение… Все, включая горе по погибшим близким, любые оскорбления в их – и ваш – адрес… Ваша собственная жизнь… – То есть… то есть вы просто хотели, чтобы я стал вторым Волдемортом? Таким же, как он? – Гарри с недоверием и ужасом уставился на профессора, спокойно и задумчиво разглядывающего гриффиндорца. – Нет, Поттер. И да. Вы все равно никогда не стали бы таким, как он – при всей внешней схожести вашего жизненного пути вы, как не поразительно, умудрились пройти его настолько по-разному, что говорить о вашем мифическом сходстве просто нелепо. Поверьте мне, я знаю Темного Лорда лучше, чем кто-либо другой в этом мире, включая покойного директора. И вы им не станете – ни при каких условиях… С другой стороны… таким, каким вы являетесь сейчас, вы его действительно не победите, сколько бы сил я ни вложил в вашу подготовку и сколько бы удачи ни стояло за вашей спиной. Нужно что-то другое… Последний толчок, но каким он должен быть? Я не представляю… Вы никого не любите настолько, чтобы ради этого человека бросить свою душу в пламя ненависти и выжечь все, что так мешает вам победить… – Как… как вы можете такое говорить?! Я потерял всех, кого я любил, у меня не осталось никого: ни Рона, ни Гермионы, ни Сириуса… ни профессора Дамблдора! Всех! Снейп скривился. – Мистер Поттер, вы слишком легко забываете о людях, которым вы небезразличны… И которые, по идее, должны быть небезразличны вам. А как же ваш драгоценный оборотень, семья Уизли, принявшая вас, как родного… да хотя бы Хагрид – не он ли был тем, кто открыл перед вами волшебный мир? Вы так легко сбрасываете этих людей со счетов? Не говоря уже о членах Ордена Феникса и ваших многочисленных однокурсниках. Вы так уверены, что вам некого больше терять? Гарри опустил голову, чувствуя, что сгорает от стыда. Как он мог, как он мог забыть… хоть на секунду забыть о них? Настолько уйти в свои переживания, в свои терзания… Просто выкинуть из головы то, что их судьба зависит от него – от него, который вместо того, чтобы руками и ногами ухватиться за представившуюся ему уникальную возможность учиться у человека, знающего Волдеморта лучше всех, закатывает Снейпу скандалы, придирается и предпочитает пропускать большую часть его наставлений мимо ушей… – Прекратите, Поттер, еще одного сеанса самобичевания вкупе с легкой истерикой я не выдержу. Предупреждаю, что вы просто получите Ступефай, а затем – снотворное зелье для большей эффективности. Но драгоценное время, которое можно было бы потратить на тренировку, будет потеряно. Ощутимо вздрогнув и заставив себя отогнать подальше мучительные мысли, Гарри глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и посмотрел на наблюдающего за ним с ироничной усмешкой Снейпа. Тот выгнул бровь в ответ на жалобно-раскаивающийся взгляд, а потом, совершенно неожиданно для юноши, покачал головой и тихо рассмеялся. Снейп - рассмеялся? Сегодня был определенно день невероятных открытий… Отсмеявшись, но не прекратив улыбаться, бывший профессор Зельеварения окинул совершенно выбитого из колеи Поттера насмешливым взглядом и снизошел до объяснения своего поведения. По-видимому, чтобы Гарри удалось сохранить остатки здравого рассудка. – Не удивляйтесь, Поттер… Хм… Просто большую часть времени вы до отвратительного похожи на своего отца. В такие моменты у меня срабатывает условный рефлекс – и мои действия по отношению к вам нельзя назвать… адекватными. Но иногда, как сейчас – вы становитесь похожим… за неимением лучшего определения, похожим на самого себя. И я пытаюсь понять, в чем тут фокус: выглядите вы все время одинаково – как только что упавший с метлы после неожиданной встречи с бладжером гриффиндорец… Но что-то в вас все же есть - наверное, именно на это мне так упорно старался открыть глаза Альбус… Гарри медленно моргнул. Потом еще раз. Сказать, что он ничего не понимал, – это было бы преуменьшением века. Это была похвала – или наоборот, какое-то очередное скрытое оскорбление? И что в этом такого забавного? Он совершенно не чувствовал в себе каких-либо изменений – по его собственному мнению, он всегда вел себя, да и выглядел, одинаково. Снейпу, по-видимому, надоело наблюдать за мучениями юноши, потому что он обреченно махнул рукой и, поднимаясь на ноги, уже привычным недовольным голосом произнес: – Не берите в голову, Поттер, у вас там и без того не слишком много места, а оно еще пригодится вам в дальнейшем. Я и без ваших напряженных раздумий, написанных на лице, вижу, что даже собственным поступкам вы не можете найти объяснения, не говоря уже о чужих. Так что не будем терять время - если вы, конечно, хотите хоть чему-нибудь научиться. Но если вы настолько уверены в своих силах… – Нет, нет, профессор, что вы! – Гарри торопливо вскочил и, внутренне радуясь, что после этой небольшой передышки и чашки кофе у него теперь хотя бы не подкашиваются ноги, побрел за своим «мучителем» на середину комнаты. Шоколадку он сунул в карман мантии, чтобы съесть ее перед сном// Теперь Гарри понимал – о, как хорошо он понимал, что именно тогда Снейп решил сделать из него того… того, кем он и стал позже. Человека, способного победить Темного Лорда. И когда потом профессор Зельеваренья час за часом, день за днем привязывал его к себе как… как дикого щенка – кнутом и пряником, лаской и окриком, иллюзией защищенности и понимания – он прекрасно знал, зачем он это делает. А добившись своей цели – когда глупый мальчишка, каким он был, уже не представлял себе жизни без присутствия в ней прежде ненавистного, а теперь необходимого как воздух Принца-Полукровки… добровольно стал той самой последней потерей, которая толкнула его за край. Неожиданная злость охватила юношу. – Пойдем! – Он резко вырвался из рук Снейпа и, холодно глядя сверху вниз в его удивленные и встревоженные глаза, наклонился, схватил его за плечо и буквально вздернул на ноги. – Пойдем, и ты во всем убедишься сам! – В чем, Гарри? Я и так верю тебе, успокойся! – Северус с испугом смотрел на мрачно и жестко улыбающегося друга, который внезапно изменился до неузнаваемости. Таким он не был даже с Мародерами, даже трясясь от сдерживаемого гнева, он всегда оставался… самим собой. А сейчас на него смотрел кто-то другой, с лицом и манерами его Гарри… но настолько же непохожий на него, как не похожа вода на огонь. – Убедишься, что я наследник Слизерина. И не лги – я знаю, что ты просто стараешься успокоить меня, а на самом деле мне не веришь. Идем, и ты увидишь все собственными глазами… и никогда больше не будешь во мне сомневаться! – Я и так в тебе никогда не сомневаюсь, Гарри, – тихо пробормотал Снейп уже в спину решительно идущему к выходу из гостиной гриффиндорцу. Потом покачал головой и с обреченным вздохом поспешил за ним – какая бы шлея ни попала его другу под хвост, бросить его в таком состоянии он просто не мог. Пусть доказывает, что хочет, он посмотрит и покивает головой – главное, чтобы Гарри успокоился. // – Одна из самых больших опасностей при применении заклинания «Вуали Памяти», Поттер, в том, что вы не видите всей картины в целом. Оно недаром называется «Вуалью» - это настолько тонкая и неустойчивая материя, что она то появляется, то исчезает, приспосабливаясь к обстоятельствам по мере необходимости. Это и плюс заклятья, и минус. Никогда не знаешь, о чем ты забыл – вы можете, например, помнить, что я убил Дамблдора, но совершенно упустить из виду то, что я сделал это по его просьбе. Помнить, что я служил Темному Лорду, и забыть, что я делал это по приказу Ордена. И тогда вы легко меня убьете… – Не говорите такого! Я никогда, никого не буду убивать!... во всяком случае легко… – Не перебивайте, Поттер! Смысл «Вуали Памяти» заключается именно в том, чтобы сделать такие поступки легкими, заранее вложив в заклинание те события, которые вы будете помнить! Я сказал это ради примера, глупый мальчишка, никто не собирается заставлять вас меня убивать! Я не такой идиот, чтобы ломать вам всю жизнь! Рано или поздно, каким бы сильным ни был маг, накладывавший «Вуаль», она все равно растает, и человек останется один на один с тем, что он сделал во время действия заклинания. И тогда ему уже ничего не поможет пережить это, кроме силы собственного характера… – Так было и с вами, да? Когда вы… когда вы убивали… магглов и…и других… – Да, Поттер, именно так. Я не мог допустить хоть малейшего сомнения, хоть самого крошечного колебания в присутствии Лорда. И я накладывал «Вуаль Памяти» и шел к нему, полностью убежденный в единственной правильности того, что я делаю. Но потом наступал следующий день, и «Вуаль» исчезала… – Мне очень жаль… – Не смейте меня жалеть! Я не для этого вам об этом рассказываю! Я просто хочу вбить в вашу безмозглую башку важность тех параметров, которыми определяются границы «Вуали»! Именно от них будут зависеть ваши действия – и именно с последствиями неправильно наложенных ограничений вам придется потом столкнуться! – Я понял, профессор… – Сомневаюсь. Но будем считать, что это так, потому что терять еще больше времени на объяснение я не намерен. И последнее… Вы меня внимательно слушаете, Поттер? – Да, конечно, сэр! – Чем больше срок, на который наложено это заклинание, тем нестабильнее «Вуаль». Также имеет значение эмоциональное состояние объекта – чем больше стрессов и переживаний, тем менее устойчиво его действие. Никогда, Поттер, вы слышите меня, никогда нельзя накладывать «Вуаль Памяти» больше, чем на три месяца. Иначе те установки, которые вы вложили в него изначально, начнут слетать, и цепь воспоминаний, выстроившаяся у вас в голове, может создать такую картину мира, что вы собственноручно перережете горло всем вашим друзьям, а потом упадете Темному Лорду в ноги, нижайше прося его принять вас в ряды Упивающихся Смертью… – Да как вы смеете!.. – Смею, Поттер, смею – потому что так все и будет. Личность человека формируют его воспоминания – и более опасное заклинание, чем вышедшая из-под контроля «Вуаль Памяти», придумать трудно…//