Сценарий моей жизни. Акт 2: Перезагрузка.(Параллельная Вселенная)

- Пошел! Пошел, я сказал! — гулко раздалось в голове. Огромный рыжий Лис, сотрясая своим криком клетку, психовал о том, что я не могу пробежать несколько кругов вокруг полигона. И дело даже не в том, что я халтурил, не желая выполнять поручения Кьюби. Я просто не могу. Не могу, и все! По дороге к полигону биджу в моей голове постоянно спорили о том, кто же лучше меня натренирует. Больше на это прав и обязанностей, конечно же, имел Курама, но после заявления о том, что тому немного лень, набиваться в учителя стал абсолютно каждый. Больше всего прав качала Мататаби, очевидно, видевшая во мне незащищенного ребенка, обделенного родительской, а особенно материнской, любовью. Кошка предлагала свою методику тренировок с наименьшим ущербом для здоровья и наименьшей нагрузкой на организм маленького ребенка. Называть меня, четырнадцатилетнего кабана, просто не отличавшегося особо развитой комплекцией, маленьким ребенком, было чуточку даже смешно, но немного и обидно. Симпатию к Мататаби, как к хорошему другу, я начал постепенно терять, потому как она почему-то старалась в своем общении со мной быть похожей на заботливую маму. А знаете… Круто! Теперь у меня будет две мамы. Раньше не было ни одной. Эх… Вторым по скорости выплескивания наружу своего энтузиазма был Шукаку. И сначала я даже проникся к Песчаному демону мимолетной симпатией, так как тот говорил, что сделает меня сильным очень быстро, совершенно не напрягаясь, но потом я как-то немного поостыл, когда Однохвостый так как-то случайно, между прочим, заикнулся о том, что, в силу своей целеустремленности и упрямости, при его методе тренировок я могу стать еще сильнее и могущественнее, чем Гаара, что меня будут бояться больше, чем Гаару. Вот это было уже странно и мне совершенно не нужно, поэтому сейчас мы пойдем дальше по списку. Сон советовал развивать чакру и научиться лучше ее контролировать. Гьюки говорил, что мне очень поможет медитация. Чомей считал, что лучше будет почитать что-нибудь в свитках или спросить у взрослых или учителей в Академии. Кокуо, казалось, на меня все еще дулся, но все же буркнул что-то о том, чтобы подучить техник, особенно стихийных, однако мне от этого совета было ни холодно ни жарко, потому как, во-первых, я это и сам знал, а, во-вторых, мне вроде нужно было сейчас научиться скрывать свою огромную силищу, чтобы не спалиться. Хоть я с этим и не согласен, перечить Кураме как-то страшновато. Исобу витал где-то в облаках, а Сайкен спал. От этих двоих я советов так и не получил, поэтому, чтобы не стать сопливым маменькиным сынком под руководством Мататаби и вновь не заработать кликуху демона из-за советов Шукаку, мне пришлось-таки просить о помощи у Лиса. Стоять на коленях, благо, не пришлось. Стоило мне спуститься в подсознание и, оказавшись посреди ровного круга из клеток, сложить ручки в просительном жесте, как Курама, бросив на меня презрительный взгляд, поморщился и согласился. Почему-то по мнению Кьюби тренировка по контролю и сокрытию чакры должна была начаться с пробежки. Я был, в общем-то, не против — самому не нравилась собственная физическая форма. Но вот было против мое тело — я не мог пробежать и полкилометра. Выдыхался уже на первом круге, в глазах начинало темнеть, тело моментально слабело, руки и ноги волочились за мной, словно веревочки, голова безвольно моталась из стороны в сторону, а еще очень забавно тряслось мое пузико, которое мне уже давно в этой жизни надоело. Ну сами посудите, раньше я поднимал футболку и разглядывал печать поверх небольших рельефных кубиков, а сейчас всю картину портит то, что вместо кубиков такие же маленькие складочки, которые, к моему привеликому стыду, увеличивались, когда я садился. — Я…не могу… — пропыхтел я и изможденный свалился в траву. Одышка, черт ее побери. В ушах звенит, а в глазах снова темнеет. Увидел бы меня сейчас Толстобровый Сенсей… — Можешь. — железным тоном возразил Кьюби. — Не-а…Фу-ух… — я перевернулся на спину и раскинул руки и ноги в разные стороны. Вроде бы немного помогло, только ноги все равно ноют, сердце бешено стучит, кровь толчками приливает к голове, а дыхание никак не восстанавливается. — Попробуй с помощью чакры пробежать немного больше. — задумчиво посоветовал Курама. — Легко сказать. Я ее не чувствую! — Зато АНБУ чувствуют. Если ты быстро не научишься скрывать чакру, тебя раскроют и будут ставить опыты. Твоя чакра день за днем становится все заметнее. К тому же, не забывай, что ты живешь в доме Хокаге — самом охраняемом доме в деревне. — Значит, уйду из дома. — решил я. — Ну да, а потом два батальона АНБУ будут тебя разыскивать. — скептически хмыкнул Лис. Вот уже час прошел моих бесполезных мучений, а остальные биджу все молчали. Вероятно, обидевшись, Шукаку и Мататаби не хотели со мной разговаривать, Исобу и Сайкен все еще были не здесь, а остальные занимались кто чем. — Не будут. Как я понял, отцу плевать на меня, а у мамы вряд ли хватит духу ему перечить. — хмуро буркнул я и, перевернувшись на живот, уткнулся носом в ароматную свежую траву. В тот момент я и сам не понимал, почему родители ко мне так относятся и почему мне на их отношение абсолютно начхать. Может быть, потому что я понимал, что это не мои родители? Хорошо, если так, но как же я это понял? По тому, как изменились у них характеры? Но они изменились совсем немного, едва уловимо. Неужели я уже настолько привык к доброте отца и бесшабашности матери, что другими их уже не приму? — Зарассуждался он тут… — пробурчал Курама. — Тебя сейчас тренировки заботить должны, а не взаимоотношения с семьей. Отношения, конечно, тоже важны, но тренировки важнее. А с родителями, я уверен, у тебя все еще наладится. — Спасибо, Ку… — машинально проговорил я, а потом тут же спохватился. — Я же могу тебя так называть, да? — Не коверкай мое имя, человечишка! — фыркнул Кьюби. А я лишь улыбнулся: — Значит, можно. Курама предпочел меня проигнорировать: — Возвращайся к тренировкам, бездельник! — Но я еще не отдохнул… — Пробуй почувствовать свою чакру, правильно ее отмерить и таким образом увеличить выносливость раз в шесть. Это твоя задача на сегодня! — Но… — Пошел! — Подожди… — Живо! Осознав, что теперь уже спорить с Девятихвостым бесполезно, я кое-как встал и отправился легкой трусцой вдоль сверкающей голубоватой речки. Путем пыхтений, падений и чакроистощений, я бы с удовольствием хотел сказать, что мне удалось с успехом завершить сегодняшнюю тренировку, но… — Бли-и-и-ин! Какого фига! Уже солнце садится, а я смог пробежать только два с половиной круга! — истерил я, глядя на стремительно краснеющее небо над головой. — А я говорил… — нравоучительно произнес Шукаку, но я его, конечно же, не слушал. — Да плевать мне, что ты там говорил! У меня не получается ничего, вот, что сейчас действительно важно! — Прекрати ныть! — рыкнул Курама и я сразу же заткнулся. — Иди домой, тебя мать ищет. И отоспись хорошенько — завтра тебе предстоит наверстать упущенное сегодня и выполнить задание на завтра. Звучит прямо как наставления Какаши-сенсея: «Идите домой, отдохните, а завтра в шесть утра голодные приходите на тренировку. И ничего не ешьте, а то стошнит. И хоть мы и начнем в десять, вы приходите в шесть, потому что так надо, а не потому что я, как всегда, опоздаю». Эх, воспоминания… — Значит, завтра в Академию я не пойду? — Я не видел себя со стороны, но, должно быть, мои глаза сверкали от восторга, а ручки прижались к груди, как это было у Хинаты. Кстати о Хинате, насколько я понял, я ей безразличен, а это надо исправлять. Как мне ее в себя влюбить? А как она влюбилась в меня в прошлый раз? А как вообще девушки влюбляются? .. — Домой иди, Ромео недоделанный, А то сейчас свалишься от голода и помрешь. И кому ты такой анорексичный нужен будешь? — остудил мой пыл Кьюби. — Аноре-чего? — Неважно. А в Академии завтра выходной, если ты забыл, так что никуда ты от меня не денешься, весь день будешь плясать по полигону. — по интонации голоса я понял, что Кьюби кровожадно усмехнулся. — Да я хоть сейчас готов! — заплетающимися ногами я все же сотворил пару движений, напоминающих лезгинку. — Лишь бы не слушать нудную болтовню Ируки-сенсея. Лис мне не ответил, лишь пробормотал что-то про «дурака», «циркового шута» и «неуча». Что означали эти слова и как они были между собой связаны, я так и не понял, поэтому, устало вздохнув, обвел взглядом полянку и по узкой тропиночке отправился домой, даже не заметив, что из-за кустов за мной наблюдает пара заинтересованных одиноких глаз. Дом встретил меня уже привычной тишиной, запахом чистоты и ощущением уюта — мама постаралась на славу. Немного подумав, я нарочито громко хлопнул входной дверью и, сделав вид, будто пришел только что, а не пять минут назад, начал с увлечением разуваться. В коридор, сверкая глазами, и с лопаткой в руке вышла мама. — Ты где был? — угрожающе произнесла она, чуть потрясая лопаткой и слегка одергивая полы длинного голубого фартука. — М-ма-ам… — Где был, я спрашиваю? — повторила Кушина, глядя на то, как я заикаюсь и уже минуту не могу расстегнуть застежку на своей обуви. Она, сузив глаза, посмотрела мне в ошарашенное лицо и притопнула ножкой в красном бархатном тапочке. — Г-г-гулял. — только и смог произнести я, опасаясь, что та лопатка, которую мама все еще держала в руке и которой только что переворачивала котлеты, сейчас опустится мне на лоб и прожжет там дырку. — Гулял, значит. С кем? — О-один. — Угу. Один. Понятненько. — вроде бы спокойно произнесла мама, даже волосы за спиной снова уложились в привычный им ровный водопад, однако это было лишь затишье перед бурей. — И где ж ты гулял один до одиннадцати вечера?! — М-ма-ам… — повторился я, однако она меня уже не слушала, осела на пол прямо здесь, в прихожей и, крепко прижав меня к себе, внезапно разрыдалась. — Я волновалась за тебя, дуралей! — взвыла Кушина раненным зверем. — Что тут происходит? — в проходе наконец появился папа. Лицо кирпичом, в руках газета, в глазах льдинки. Все, как обычно, ничего нового. — Вернулся таки? Ну и что, доволен? Довел мать до истерики. Минато аккуратно отцепил от меня красноволосую бестию и, взяв ее на руки, отнес в гостиную. Я, немного погодя, пошел следом. Как оказалось, мама сразу же уснула, как только очутилась на мягком диване. И с чего бы такие перепады настроения? Хотя меня это не должно волновать. Это не моя мама. Кушина тихо сопела на диване, а я подошел поближе к стоящему рядом отцу. — Что это с ней? — спросил я у него, даже не надеясь на ответ. Но отец ответил. Да так ответил, что у меня всю ночь в голове звенело! Он, не поворачивая головы, поднял руку и залепил мне хорошую затрещину, а когда я, зашипев от боли, поднял руку, чтобы схватиться за новоявленную шишку, вдруг схватил за грудки и подпер к стенке, пристально глядя в глаза. — Что ты… — начал я, однако отец тут же безбожно меня прервал: — Что это с ней, спрашиваешь? Она переживала, места себе не находила, потому что ты решил пошляться по ночной Конохе! — жарким шепотом, больше напоминающем змеиное шипение, выдохнул мне в лицо отец. Я даже не подозревал, что он может так злиться! Это тот самый отец, который вот уже несколько дней меня игнорировал? Это тот самый отец, который постоянно глядел сквозь меня и ни разу со мной не заговорил? Что это с ним? Что с ними со всеми?! Мама растеряла всю свою робость, а отец хватает меня за грудки и начинает на меня орать. С чего вдруг такие перемены? — Ты зачем с матерью так обращаешься? Что она тебе сделала?! — тем временем продолжал распаляться отец. — Я…просто прогулялся… — ошарашенно прохрипел я. — Прогулялся?! — вновь зарычал отец. — Никогда не гулял, а теперь прогулялся?! В его исполнении это несчастное слово «прогулялся» звучало как величайшее из всех оскорблений на свете. Отец чуть ослабил хватку, но тут же снова прижал меня к стене. Рядом с глухим звуком на пол полетела картина морского пейзажа, ранее украшавшая желтую стену гостиной. — Если хочешь, мы всегда можем его с себя сбросить. Ты только скажи. — прогудел в голове голос Кьюби. Он что, издевается? Или настолько ненавидит отца, что даже забыл о безопасности. — Я простил тебе то, что ты постоянно прогуливаешь Академию, я простил тебе твое бездельничество! Я даже проигнорировал то, что твоя младшая сестра стала генином раньше тебя! — прошипел отец, с опаской оглядываясь на ворочающуюся на диване маму. Боялся, что она проснется. — Я простил тебе все, что ты должен был делать, как мой сын, и чего не сделал! Но этого я простить не могу! Никогда в жизни не смей расстраивать мать! Она и так переживает, потому что Цуей отправилась на длительную миссию, а тут еще ты со своими выходками! Не смей больше ее огорчать, а иначе я сам займусь твоим воспитанием! Я широко распахнутыми глазами неверяще смотрел на отца. Так значит, то, что я позорю его имя, было правдой? Тогда все это было правдой? Все-все? Все слова Цуей? Я прогуливал Академию? Вот, почему мои одноклассники не знают, как меня зовут. Цуей младше, но уже стала ниндзя. Конечно, в Академии ее гнобили за это. А я не помог. Потому что сидел дома и вообще не имел никакого понятия о том, что творится. Теперь после слов отца все вставало на свои места. И то, что я на год старше любого ученика Академии, и то, что я никак не могу пройти экзамен, и даже то, что я такой немощный. Я не был слабым. Для обычного шиноби, не Джинчурики, и даже не сына Джинчурики я был нормальным. У меня не было проблем с чакрой, и не было каких-либо физических повреждений. Мне просто было лень тренироваться. Точнее, не мне, а тому, другому мне. Пока я все это обдумывал отец смог немного успокоиться и отпустил остолбеневшего меня. Я все еще смотрел на него широко распахнутыми глазами, а он, в свою очередь, стал разглядывать меня. Прошелся глазами по лицу, немного задержавшись на алеющем под глазом синяке, который днем успела таки, охая и ахая, обработать мама, потом стал изучать помятую одежду, кое-где в грязи и зеленоватых разводах от травы. — Неужели с кем-то подрался? — уже спокойно спросил он. — Раньше ты вообще дома сидел безвылазно, хоть за уши на улицу тащи. — А? — очнулся от своих размышлений я. — Н-нет… Не совсем. Отец тихо хмыкнул и, снова нацепив на лицо маску (а я теперь был абсолютно уверен, что это маска) безразличия, направился к себе в кабинет. — Что-то в тебе изменилось… — тихо буркнул он себе под нос, однако я его услышал и внезапно понял, что, пока отец со мной еще разговаривает, надо действовать. — П-пап! — окликнул я его уже на лестнице. Он обернулся, вопросительно глядя на меня. Я, сотворив над собой усилие, отлепился от стены и достаточно быстро очутился рядом с ним. В голубых глазах Минато снова промелькнуло удивление, однако не более того. — Я слушаю. — спокойно отозвался он и вперился в меня вопросительным взглядом. — А…а ты… — я почему-то никак не решался задать ему этот вопрос. Как-то неправильно это было, что ли. — А ты правда собираешься отослать меня куда-нибудь, если… — я снова смутился, растеряв весь свой настрой. — Если я опять…завалю экзамен… Да? — Кто тебе об этом сказал? — немного подумав, быстро спросил отец. — Цуей. — Вот как? — бровь отца чуть дернулась вверх, а уголки губ совсем уж опали. Думаю, как только сестра вернется, ее ждет существенное наказание. Не хотелось бы оказаться на ее месте… Лицо отца снова постепенно становилось каменным. Буря эмоций, ненадолго сломавшая маску беразличия, проходила мимо, а стена между нами вновь восстанавливалась. — Да, это правда. — огорошил меня отец, холодно поблескивая своими голубыми глазами. — Но ты всегда можешь отказать от унижения перед учителями и приблизить неизбежную участь. Просто не сдавай экзамен. Это же не трудно? Я от удивления широко распахнул рот. Это мне отец только что сказал? Это отец мне только что предложил сдаться? Да такого быть не может! Но, видя все еще смотрящего на меня вопросительно Минато, я разуверился в том, что это сон. Да как же так? Как он вообще может мне такое предлагать?! И тут я понял, что меня отторгает от здешних родителей. Ведь я постоянно сравнивал их со своими. И мой отец никогда бы так не сказал! Мой отец…он… Он доверил мне судьбу целого мира! Он верил в меня и в то, что я смогу этот самый мир изменить! А этот? Он предлагает мне сдаться? Сдаться на полпути, когда все еще возможно, нужно лишь потянуться! Когда все так просто — сдаться? — Ни за что! — гаркнул я на весь дом, яростно сверля глазами каменное лицо отца. Он чуть напрягся и, спустившись, проверил, не проснулась ли мама. Мама и правда проснулась и сейчас сидела на диване, немного по-детски потирая кулачками сонные глаза. Однако тут же, спустя несколько секунд, вскочила и, ругая себе за то, что уже так поздно, а семья еще не ужинала, убежала хлопотать на кухню. — «Нет» — это окончательный ответ? — поднял на меня холодный взгляд отец. — Да, окончательный. — твердо проговорил я, но подумав, что этого мало, добавил. — Я никогда не сдамся, даттебайо! Минато озадаченно моргнул, явно удивившись тому, что я только что сказал. — Что ж, — вздохнул он. — Выбор твой, упрашивать я не стану. Делай, что хочешь, и просто знай, что отказаться никогда не поздно. Он встал с дивана, на который минуту назад присел, и, больше не оборачиваясь, двинулся на кухню. Мама как раз звала остатки семьи к ужину. Ужин в семье Намикадзе проходил очень и очень культурно. С одной стороны, я ожидал, что так все и будет, а с другой… мне казалось, что, хотя бы за столом, отец немного раскрепостится и же совсем чуть-чуть потеплеет, но этого не происходило. Вытянувшись в струнку, Минато восседал за столом так, будто бы обедал на своем личном золотом троне, а внизу сновали и копошились подданные. Взгляд отца был все так же холоден и даже не был сфокусирован на тарелке. Он упирался куда-то в пол, проходя прямо сквозь стол и все на нем стоящее. Еще я думал, что за столом отец проявит знаки внимания к маме и сделает ей комплимент по поводу вкусно приготовленной еды. Но это все мои мечтания… На самом же деле, Минато сидел тихо, молча поглощая в себя пищу и иногда бросая быстрые недовольные взгляды на меня, негромко чавкающего и причмокивающего от удовольствия. А ведь и правда! Мама сегодня превзошла саму себя! Или же просто перестала притворяться. У меня почему-то сложилось такое впечатление, будто бы раньше она готовила плохо специально для того, чтобы отец сравнил качества готовки и сделал выводы. Но Минато, судя по всему, их так и не сделал. Он молчал, ел вкуснейшую еду на свете, приготовленную его женой и даже не думал рассыпаться на комплементы. Маму это довольно сильно раздражало, но она терпела ради семейной идиллии. Отец же просто сидел и пялился в одну точку, словно бы находился здесь лишь формально, а мозгами был очень далеко. Благодаря же ледяной мине, что покидала его при мне лишь однажды — полчаса назад в гостиной — невозможно было понять вообще хоть что-нибудь — нравится ему карри или нет. Цуей к ужину так и не вернулась, и я было уже начал беспокоиться, когда вспомнил, что она была послана защищать караван, идущий в страну Чая, а это довольно далеко. Если мне не изменяет опыт, вместе с караваном туда и обратно топать недели две получится, а вот если поторопиться и несколько раз заехать лошадям иль быкам, тянущим за собой весь караван, под зад, можно и дней за десять управиться. Впрочем, это хорошо, что ее так долго не будет. Она лишь только за одно утро успела разозлить меня до покраснения глаз, чего же еще от нее ожидать можно? С другой стороны, пока Цуей вкалывает, я успею чуток потренироваться и хоть немного возрасти в ее глазах. А то — ишь ты! — перестала она считать меня старшим братом. Ну ничего! Я, Наруто Уже-черт-побери-какой, восстановлю справедливость! Вот приедешь, и не узнаешь своего братишку-хлюпика. Кто тут старший? Верно, я! Так что все, баста! И экзамен в Академии я пройду! Хотя может быть и не смогу. До выпуска осталось всего месяц-полтора. Мне бы за это время овладеть сокрытием чакры, а потом уже и к техникам переходить можно. Только вот успею ли, или же отец все-таки отошлет меня из Конохи? Задумчиво прокручивая в голове свои шансы на то, чтобы остаться в семье Намикадзе, я мирно ел свою порцию и слушал, как Курама вслух составляет план моих тренировок, а остальные биджу спорят с ним по поводу этого же самого плана. Вообще-то, хорошо, что они все вместе — так даже веселее! Одно только удручает — я теперь как консервированный Десятихвостый, только без тела. Стоит запихать меня в статую какого-то там Древо-Бога и вуаля! Апокалипсис готов! Быстро, недорого и очень желанно для Акацки. Наконец стук палочек о тарелку стих. Отец доел свой ужин и медленно отодвинул чашку. Мама фыркнула в свою тарелку, но ничего не ответила на то, что Минато опять ничего не сказал. Ни банального «Спасибо», ни киношного «Все было очень вкусно, любимая». Ни-че-го-шень-ки! Отец сидел и молчал, все так же глядя будто бы сквозь стол. Так он смотрел на меня в момент нашей первой встречи. Я понимаю, конечно, что я перед ним очень и очень провинился, но стол-то в чем виноват? Мама вздохнула и тоже отставила чашку. В комнате воцарилась тишина, которую Кушина первой и нарушила, со скрипом отодвигая стул: — Чаю кто-нибудь хочет? Там еще тортик со вчера остался. — предложила она, разрезая вьющуюся вокруг нас тишину. При упоминании тортика глаза мамы слегка сверкнули счастьем, а улыбка стала шире. Все-таки я был прав — моя мама абсолютно точно была сладкоежкой! Хотя почему была…она и есть! — Можно. — холодно отозвался отец, не поднимая взгляда от стола и едва ли пошевелив губами. Я лишь молча кивнул, но, спохватившись, тут же вскинул голову и улыбнулся маме своей самой милой и очаровательной зубоскалкой. — Хорошо. — пробормотала Кушина и ненадолго скрылась в кухне. Мне почему-то думалось, что, когда она отойдет, отец скажет мне пару слов или напомнит еще раз о недавнем предупреждении насчет расстраивания мамы, однако Минато молчал и даже не смотрел в мою сторону. И меня это молчание стало угнетать. К счастью, мама вернулась достаточно быстро. Она расставила чашки, налила в них ароматную зеленоватую жидкость и принесла торт. Говоря «Там еще торт со вчера остался», она наверное имела в виду то, что торт остался со вчера весь — десерт выглядел так, будто его никто и не ел. Большая дырка от моего куска нашлась сразу, а вот остальные то ли побрезговали его есть, то ли все разом сидели на диете, потому как три тонкие полосочки бисквита в месте, где почти нет взбитых сливок и крема, это даже не дегустация. — Через неделю, когда вернется Цуей, мы принимаем у себя на ужин семью Харуно. — холодно проговорил Минато, беря в руки нож и нарезая торт все такими же небольшими кусочками. Я устремил на отца удивленный взгляд. Его прорвало? Или это он так, просто сообщил семье новость и сейчас снова затихнет. Хотя стоп… Что он сказал?! Семью Сакуры? Сюда?! Вот здорово-то… В обратном смысле. Чем мы тут заниматься будем? Вести светские беседы, попивая чаек? Или…ну, я понимаю, если характер у матери Сакуры не изменился, то с моей мамой они очень даже хорошо разговорятся. Цуей наверняка неплохо поладит с самой Сакурой — будут говорить о всяких шмотках, прическах, парнях… Отец…Хм… Ну, может, им с Кизаши и будет, о чем поговорить, если Минато немного «подтает», но мне-то что делать? Девчонки меня в свою компанию не примут это точно — если Сакура и не будет очень против, Цуей не позволит. Отцу мешать — себе дороже, матери, как выяснилось, тоже. Что делать? — Понятно. — улыбнулась Кушина. — Вас, молодой человек, это касается в первую очередь. — отец повернулся ко мне и вперился в мое полосатое лицо серьезным взглядом. — Почему? — наивно переспросил я, не совсем понимая, куда это отец клонит. — Гхм, — задумчиво проговорил отец, отворачиваясь. — Ну если ты не собираешься становиться ниндзя, тебе нужна хотя бы подходящая невеста на будущее. Клан Харуно — отличная возможность не потеряться в слоях общества… Нудную речь отца я слушал с некоторым непониманием и смущением, думая, как связана «Сакура», «невеста» и «не собираешься становиться ниндзя». Последнее меня настолько оскорбило, что я даже думать лучше стал. Выходит, отец считает, что из меня не получится ниндзя, и поэтому надо поскорее меня удачненько так женить. За какую-нибудь клановую красоточку, такую, как Ино. Ну, интересный, конечно, поворот, его можно даже как-нибудь обратить в свою сторону, если обойти правило Хьюг, запрещающее смешение крови, и потихонечку влюбить в себя Хинату, но вот Сакура тут при чем? Она бесклановая, прямо сейчас вряд ли блещет чем-то из арсенала Цунаде и в этом мире, насколько правильно я понял, разглядывая скалу Хокаге, ее отец вряд ли был в должности. Тогда с чего бы? Не то, чтобы я, опять же, был очень рад предстоящей перспективе женитьбы с Сакурой, да и не был я особенно против. В общем, даже не знаю, как описать. Вроде люблю, а вроде не люблю. Вроде нравится, а вроде уже и нет… Такими самотерзаниями занималась моя голова до того, как я услышал фразу «Клан Харуно». После этих двух слов все стало понятно насчет моей помолвки, отцовской от этого выгоды и радости матери, а с другой стороны…мир встал с ног на голову. Сакура теперь клановая? И ее клан достаточно хорош, чтобы не позволить бездарному сыну Желтой Молнии потеряться в обществе? М-да… — …так что, помни, для тебя это единственный шанс остаться в деревне и жить практически без позора. Ниндзя тебе не быть, так что другого варианта нет. — холодно закончил отец и приступил к десерту. Мама опустила глаза в пол, сопереживая мне. А я же просто застыл в ступоре, даже не донеся ложку с куском торта до рта. Так, значит, отец полностью уверен в том, что я провалюсь? Он уверен в том, что я его не стою? Он…уверен в этом?! Ложка, громко звякнув в наступившей тишине, упала обратно на блюдце. Я опустил глаза вниз и с отсутствующем выражением лица разглядывал свои колени все в тех же черных шортах. Руки потянулись и судорожно сжали темную ткань. Мне было обидно. Даже обиднее, чем когда на меня всем скопом навалились мальчишки в Академии, чем когда меня называли Демоном в родном мире. Обиднее всех тех раз, когда меня оскорбляли и били ни за что. Когда тот, кто должен всячески тебя поддерживать и ободрять, не верит в твои силы и думает, что ты ни на что не годен — вот самая ужасная вещь на свете. И хуже этого нет ничего. По лицу одиноко скатилась слеза. Я тут же смахнул ее и сжал тощие руки в кулаки. Ну мы еще посмотрим, кто кого! — Я докажу, что ты ошибаешься! — прошептал я. Однако в вновь разразившейся тишине мои слова прозвучали неожиданно громко. Мама резко подняла голову и посмотрела на меня с определенным беспокойством и удивлением. Ее рот слегка приоткрылся. Отец дернулся, как от удара, но больше никак не отреагировал. Сегодня он уже слышал эти слова. — У меня все получится, даттебайо! — так же тихо добавил я, слезая со стула. И уже в дверях чуть громче и беззаботнее бросил. — Я наелся. Спасибо, мам. Не думая совершенно ни о чем, я поднялся по лестнице и, положив руку на дверь своей комнаты, прислушался. Внизу громко стукнули о тарелку палочки — мама очнулась от оцепенения. — Что с ним такое? — сердито спросила она у отца. — Наивный дурак, он думает, что сможет сдать экзамен. Мне пришлось плотно стиснуть зубы, чтобы не зарычать. Отец снова меня оскорбил. — А ты, значит, в него не веришь. — констатировала факт мама. И вдруг тут же спохватилась. — Минато, ты что, предлагал ему отказ от экзамена? — Да. — Идиот! Я тихо хмыкнул. Да, мам, полностью с тобой согласен. — И что он? — обида Кушины длилась недолго. Через минуту она снова начала распрос. — Отказал. — вздохнул отец. Это, наверное, был первый раз, когда я услышал от него что-то кроме насмешливых хмыков и бесполезных расчетливых советов. Значит, по ночам у Минато начинают проклевываться эмоции. Ну-ну, посмотрим… — Отказался участвовать? — Нет, отказался проиграть без боя. — снова вздох. — Упрямый баран, весь в тебя! Мама лишь счастливо засмеялась, вскоре к ней подключился и отец. По моему лицу пробежала слеза. Отец ведь может быть нормальным, когда захочет! Почему же он так прохладен со своими детьми? Воспитывает? Ха, и чего же он добьется таким воспитанием? Не думаю, что это ему поможет. Методика неверна. Как я уже сегодня не раз говорил, будем исправлять!