Ordinary

      Звук открывающейся двери заставил меня открыть глаза. В больничную палату вошел отец. Я слегка улыбнулся, несмотря на боль в лице, и немного приподнял руку.       - Привет, сынок, - сказал высокий и широкоплечий мужчина, садясь на край кровати. - Как ты?       - Нормально, пап, - ответил я, пытаясь сесть, но обессилено упал обратно. - Хотя могло быть и лучше.       - Что случилось?       - Мне в лоб внезапно выскочила машина, когда я дрифтовал на повороте. Ехал я не быстро и хорошо видел, что встречек не было, - я прервал речь, чувствуя, что воздуха в легких не хватает.       - Не спеши. Врачи сказали, что тебе нельзя много говорить.       - Пап, я правда не знаю, откуда она взялась. Как её пассажиры?       - Нормально. Они даже от госпитализации отказались. Лучше за себя переживай.       - За меня не нужно переживать, пап. Я в полном порядке. Пару дней тут полежу и смогу вернуться.        Отец глубоко вздохнул, как будто ему было тяжело произносить слова, и сказал:       - Иккинг, я подумал и решил: ты больше никогда не сядешь за руль.       От таких слов под ложечкой засосало, а губы высохли и онемели.       - Но, как, я... - выдавил я из себя, но отец перебил меня.       - Поверь, так будет лучше.       - Но почему? - постепенно приходя в себя, спросил я. - Я же даже себе ничего не сломал.       - Ты знаешь, что врачи еле остановили кровь и, хвала небесам, что кровотечение открылось не в сердце и не в мозге? Тебе даже сейчас его не до конца остановили, хотя с аварии прошло почти десять часов, - сказал он, указывая рукой на трубки капельницы, через которые в вены медленно поступали препараты. - Я уже молчу о том, что от твоей машины осталось два куска скомканного железа.       - Но я же жив. Со мной все будет в порядке.       - Будет. Но к машинам ты больше не подойдешь.       - Как же я без машин? Ты же сам с самого детства учил меня любить и заботиться о них. Без них я не представляю, что буду делать.       - Да, учил. И всегда хотел, чтобы мой сын продолжил моё дело. И не просто стал хозяином концерна, а по-настоящему жил машинами. Даже после смерти мамы я продолжал хотеть этого. Но когда мне позвонили и сказали, что ты при смерти после аварии, то я понял, что этого не будет, - он шумно выдохнул, вытерев слезу с лица, и добавил: - Придет время, и ты станешь на моё место. Я уверен: ты будешь хорошим президентом, но за руль ты больше не сядешь. По крайней мере, пока я жив.       Резко сев на кровати, я стал глубоко дышать. Слова отца эхом прокатывались в ушах, заставляя чувствовать тревогу и страх. Снова этот кошмар приснился. В последнее время мне слишком часто снятся события годичной давности. Вытерев рукой пот с лица, я понял, что лежу в кровати полностью мокрый.       От этого было слишком дискомфортно, чтобы даже пробовать заснуть снова. Встав с кровати, я пошел в свою ванную. Стоя в душе, я пытался смыть все эмоции и воспоминания, но из этого ничего не вышло. Немного приведя в порядок мозг ледяной водой, я вылез из душа. Упершись руками в раковину, я посмотрел на свое отражение в зеркале над ней. Прямо мне в глаза смотрел молодой, семнадцати лет, высокий, худощавый, но в тоже время немного подтянутый, парень с длинными каштановыми волосами, которые были прижаты от воды, и зелеными глазами.       Постояв так несколько минут, я вернулся в комнату. На часах было чуть-чуть за два часа ночи, а спать совсем не хотелось, поэтому я надел футболку, джинсы, кеды, толстовку и вытащил из-под подушки ключи, с которыми боялся расставаться, но и никому не показывал. Крепко сжав их в руке, я повернулся к большому письменному столу, на котором стоял огромный монитор компьютера и небольшая рамочка с фотографией пятилетней давности.       Взяв её в руки, я посмотрел на улыбающиеся лица моих родителей и меня самого.       - Простите. Я люблю вас, - прошептал я, ставя её обратно и выходя из комнаты.       Спустившись по широкой лестнице на первый этаж, я зашел в небольшой лифт под ней. Нажав на кнопку "гараж", стал ждать.       Когда двери открылись, передо мной оказалась парковка - мое самое любимое место в доме. В мире может быть только одно место, которое сможет соперничать с этим - тренировочный трек, а точнее целый комплекс для испытания новых машин всех моделей и марок, которые выпускал концерн Dragons in Steel. И угадайте, кто же был владельцем DiS? Конечно же, мой отец, только вот что-то мне от этого не было радостно.       Проходя мимо довольно длинных рядов с идеально наполированными и настроенными машинами, я остановился возле одной. Ею была Carson Opus, любимая машина отца. Красивые линии, сделанные под шестидесятые-семидесятые, перламутровая темно-фиолетовая краска на кузове местами отливала синим или даже зеленым. По всему кузову красовались изображения скорпиона вперемежку с разными цветными завитками.       Она была действительно прекрасна. Папа и мама каждое воскресенье бросали все свои дела и вдвоем выезжали на ней на прогулку. В те дни они были особенно счастливы, и я радовался, видя их улыбающиеся лица. Но потом мама погибла в автокатастрофе. В тот день не было выходного, и папа, верен своим традициям, взял другую машину.       Это и стало роковой ошибкой. Когда через несколько дней он вышел из комы, то ещё долго не мог поверить, что нас осталось только двое. А когда его выписали из больницы, полностью погрузился в свою работу, уделяя особое внимание безопасности машин. И вот с тех пор я не видел, чтобы Opus покидал гараж. Изредка приезжали механики и осматривали все машины, в том числе и эту, поддерживая их состояние и готовя в любой момент отправиться в путешествие, но для отца гараж перестал существовать.       Мне было искренне жаль эту машину, но я ничем не мог ей помочь.       Оторвавшись от воспоминаний, я пошел дальше, мельком осматривая другие машины, которых здесь было больше пятидесяти, и идя к особому месту. Подойдя к дальней стене парковки, я стал ощупывать её руками и вскоре наткнулся на специальный камень, который от моего прикосновения завибрировал.       Сделав шаг назад, я стал ждать, пока ворота, которыми, по сути, была стена, моего личного гаража отъедут в сторону. Шагнув внутрь, я нажал кнопку на ключах. Тут же машина открылась, а её фары ярко вспыхнули фиолетовым ксеноном, свет которых выходил из глубины почти неосвещенной комнаты, открывая взору лишь приблизительные линии Kitano Touge. Эта уникальная - в единственном экземпляре - машина была всецело моей не смотря ни на что. Каждый раз, когда я видел её, просто не мог оторвать глаз от её форм и линий. На аккуратном зелено-красном перламутровом кузове красовались черные и серые косые полосы и пятна.       Я не сдерживал улыбки, когда садился за руль, вдыхая приятный аромат кожи. А, заведя мотор, почувствовал, как все плохое просто улетучилось из головы. Медленно выехав с подземной стоянки и проехав по длинному двору, окруженному декоративным парком перед домом, я пультом открыл ворота и резко выскочил с территории особняка, давая свободу мощи Kitano.       Наши прогулки по ночному Лос-Анджелесу, куда мы переехали пять лет назад из Нью-Йорка, были особенно великолепны, когда я вспоминал появление Touge в моем сердце.       Когда меня выписали из больницы, отец, как и обещал, не подпускал меня к машинам. Первое время даже дал указания не пускать на территорию тренировочного комплекса и стоянку с новыми машинами, но через несколько недель отменил это решение, и я стал часто появляться с ним на работе. Он не из тех президентов, которые сидят в офисе и считают деньги. Большую часть времени он проводит непосредственно за контролем производства и созданием, улучшением моделей, требуя самых высоких показателей, и все его уважают за это.       Если раньше мне было не очень интересно ходить с ним на всякие собрания, проверки и прочее, то теперь это была единственная возможность хотя бы посмотреть на машины.       Где-то через месяц этого мучения я понял, что не могу так жить дальше и пролез ночью на парковку возле завода с машинами, которые только что сошли с конвейера. Понятное дело, что это не доставило особых трудностей, ведь я мог спокойно взять отцовские ключи с самым высоким уровнем доступа и пойти в любое место, которое принадлежало DiS. И я воспользовался этим, взяв со стоянки Jansen P12. Покатавшись немного, я вернул её на место и скрылся незамеченным.       Я знал, что если я возьму машину с гаража дома, то отец сразу же узнает об этом, поэтому стал повторять кражи снова и снова.       Но однажды, когда я к утру вернулся обратно, охранники успели заметить, что одна из машин покинула гараж. Мне удалось их уговорить забыть об этом происшествии, но договорится с полицией, до приезда которой я успел сбежать, шансов не было. Да я даже и не пробовал. Тогда я понял, что теперь мои действия вызывают слишком много внимания, а с каждым днем становится все опаснее, и мне пришлось отказаться от этого.       Через несколько дней я, стоя на крыльце небольшого офисного здания возле завода, ожидал конца собрания, на котором слушали какой-то скучный отчет, и увидел, как эвакуатор ехал с трека в сторону свалки и вез на себе покореженную и почти уничтоженную машину.       Мне стало интересно, что произошло, и я отправился следом. Догнав эвакуатор, я спросил у водителя:       - Что с ней случилось и почему я не видел раньше эту модель?       - Это был прототип, но она не выдержала испытаний. Наверное, ты её и не увидишь больше на дороге. Кстати, на собрании сейчас решается её судьба.       Услышав такое, я бегом вернулся в зал директоров, сел возле отца и стал внимательно слушать.       - Из всего мною сказанного можно сделать вывод, - говорил какой-то высокий и худой мужчина лет сорока, - что эту модель Kitano нельзя пускать в производство. Она слишком опасна как для водителя и пассажира, так и для окружающих. Таких машин не должно быть на дорогах. На этом у меня все.       Мужчина присел в одно из кресел, а мой отец встал и начал говорить:       - Что же, инженеры постарались на славу, раз эта малышка настолько мощна, что не справляется с её-то размерами и маневренностью. - Он повернулся к директору Rossolini, одного из подразделений DiS: - Как видите, у меня получилось создать машину, которая превосходит вашу Tempesta по характеристикам, но в производство она не пойдет. Согласны на ничью в нашем споре?       - Согласен, - дружелюбно ответил тот, вставая и пожимая протянутую руку моего отца.       - На этом собрание окончено, - объявил отец, и все стали расходиться.       Я хотел поговорить с отцом об этой машине, но сдержал себя. Такой интерес к одной из сверх опасных моделей его точно не обрадует. Но просто так успокоиться я не мог. Через несколько дней я встретился с директором Kitano и уговорил его восстановить для коллекции отца эту модель. Он, правда, удивился, что с этой просьбой пришел я, но мне удалось убедить его, что я хочу сделать папе особый сюрприз, и нужно держать все это в тайне.       И через три недели новенькая машина, анонимно купленная и зарегистрированная на подставного человека, выехала со стоянки.       Так я и провел несколько часов как будто в забвении, погруженный в воспоминания, и думая, как прекрасна эта музыка и как прекрасен город, который только начинает освещать утреннее солнце.       Когда я вернулся в свою комнату и взглянул на часы, на которых было почти пять, то понял, что поспать я точно не успею. "Но попробовать стоит", - с этой мыслью я прямо в одежде и обуви упал на кровать и сразу же заснул.