Forget About The Dirty Looks...

I'm Trying, I'm Trying, To Let You Know Just How Much You Mean To Me Остаток недели не нес в себе каких-либо интересных событий или происшествий. Сегодня суббота и мы все собираемся у Уэев, чтобы прорепетировать нашу музыкальную задумку. Нам нужно представить три песни в конце семестра. У нас не было барабанщика, но я позвал Боба, и тот согласился. Мы с Бобом идем к дому Уэев. Нас встречает Джерард, приветствуя и приглашая внутрь. Джерард вообще ведет себя странно и неуклюже. Не знаю из-за чего, но я видел его вместе с Крейгом. Они разговаривали о чем-то, но кончилось все ссорой. Я отвел его в сторону до того, как Крейг начал наносить удары. С того момента его словно подменили. И я собираюсь узнать о причине его поведения сегодня. С чердака доносятся звуки настраиваемых гитар. Значит, Рэй и Майки уже там. Вообще, чердак просто превосходен — его переоборудовали во что-то вроде звукозаписывающей студии. —Привет, ребята! Как вы? — я взволнован и это явно отражается в моем голосе. —Привет, Фрэнк. Мы нормально, а ты, наверное, очень взволнован? — Рэй ухмыляется, и его брови ползут вверх. —Ха, да… Разве что чуть-чуть, — я краснею и отвожу взгляд, — О, да, ребят. Это Боб. Боб, это Рэй и Майки. Джерард это тот странный парень, который открыл нам дверь, — я жестом показываю на парней, когда называю их имена, — А где Джерард, кстати? —Ох, он, наверное, внизу. Не мог бы ты сходить за ним, Фрэнк? Он нам нужен, чтобы… В общем сходи за ним, ладно? — Майки одаривает меня умоляющим взглядом. Я вздыхаю и киваю, говорю, что буду через минуту и направляюсь в комнату Джерарда. Я захожу в его комнату. Он сидит за столом, спрятав лицо в ладонях. Я медленно подхожу к нему и слегка трясу его за плечо. —Джерард? Что случилось, милый? — я совсем не хотел называть его «милый», просто это слово вылетело из моего рта раньше, чем я могу обдумать сказанное. Поэтому я, конечно же, краснею. Джерард поднимает взгляд от стола и смотрит на меня. На его щеках виднеются дрожки слез, — Джерард, ты меня пугаешь. Что с тобой? Скажи мне. Я обещаю, ты можешь рассказать обо всем, что тебя беспокоит, — он выдавливает полуулыбку и шмыгает носом. —Я знаю, Фрэнки. Спасибо тебе. Ты мой самый лучший друг, не считаю Майки, — я улыбаюсь, думая, что он мой самый лучший друг из всех, что у меня были. —Ну, тогда расскажи мне, что случилось, Джи. Ты в порядке? Это как-то связанно с Крейгом и тем, что он сказал тебе на днях? — он бледнеет и медленно кивает, — Что он сказал? Что-то про деньги? Или про Майки…? — я спрашиваю его, стараясь быть настолько мягким, насколько это возможно, чтобы не расстраивать его еще больше. —Он, эм… он сказал, что если я не заплачу до конца недели, то онсделаеттебебольноаяэтогонехочу — он говорит последнюю часть очень быстро, и поэтому я ее не понимаю. Я вздыхаю и хлопаю его по плечу. По его щекам струятся слезы, а в глазах нет привычного блеска. —Не мог бы ты повторить последние слова еще раз? Я знаю, это сложно, но я могу помочь, если пойму о чем ты говоришь. —О-он сказал, что если я не заплачу до конца недели, т-то он и его д-друзья… эм… с-сделают тебе больно. Ты мой лучший друг, Фрэнки, и я не могу позволить этому случиться, — я судорожно вздыхаю, понимая, что если Крейг говорит, что причинит мне боль, то это значит, что я буду хромым калекой всю оставшуюся жизнь. —Джи, почему ты мне не сказал? Я же говорил, что у меня есть деньги и я хочу помочь, — мой голос дрожит. —Я знаю, Фрэнки, но я не хочу впутывать тебя в это. У тебя из-за меня и так много проблем. Я не хочу, чтобы тебе было больно, я тебя лю… — он резко осекается, закашлявшись или изображая кашель. Я хочу знать, что он собирался сказать, но давить на него я точно не буду. Не сегодня точно. В воздухе повисло напряжение, и я, как истинный идиот, прерываю его несмешной шуткой. —Хэй, Джи? Как называется ленивый детеныш кенгуру? — я говорю серьезней некуда, так что он даже не подозревает, что это шутка. —Эм, не знаю, а зачем мне его называть? — он чуть приподнимает подбородок вверх, и я невольно засматриваюсь на его нос, сдерживая судорожный вздох от его милости. —Их называют мешками картошки, — я разрываюсь истерическим хохотом, а Джерард молчит, —Что случилось, Джи? Это же хорошая шутка. Я же знаю, тебе понравилось! —Ох, Фрэнки, ты думаешь, что она смешная? Как насчет этой: почему телефонные снимки размытые? — я знаю ответ на эту, и мы начинаем говорить ответ одновременно. Мы переглядываемся и начинаем смеяться. Я уже и не помню о Рэе, Майки и Бобе, сидящих там наверху в ожидании нас уже около часа. Мы с Джерардам начали играть в «двадцать вопросов». Теперь я знаю много мелочей о нем, вроде его любимой пиццы или о том как он пьет чай или кофе. Я чувствую какое-то тепло от того, что мы с Джерардом стали еще ближе и узнали о друг друге много малозначащих мелочей. Майки штурмует комнату, истошно вопя что-то вроде «поднимайте свои задницы наверх, пока я их туда пинками не затащил!», и так же внезапно исчезает з нашего поле зрения, хлопая дверью. Джерард быстро берет в руки блокнот, на котором написано «SONGBOOK» аккуратными печатными буквами. Рисует, песни пишет и поет, значит? Стены его комнаты увешаны рисунками, и я слышал, как он поет несколько дней назад. Мы идем на чердак, и я начинаю распаковывать и настраивать Пэнси. Джерард читает строки, написанные в блокноте, видимо, решая, какие песни выбрать. Он, кажется, выбрал, поэтому я подхожу к нему, чтобы взглянуть. —Можно мне взглянуть, Джи? — он вздрагивает и медленно кивает. Большинство песен озаглавлено. И они все классные. Мой взгляд останавливается на одной под названием ' Honey, This Mirror Isn't Big Enough For The Two Of Us'. Я читаю первый куплет и понимаю, что знаю, когда она была написана. Это было то время, когда он ошивался с Крейгом и его друзьями. The amount of pills I'm taking, counteracts the booze I'm drinking. And this vanity I'm breaking, lets me live my life like this. And well I find it hard to stay, with the words you say. Oh, baby, let me in. Oh, baby, let me in. Well I'll choose the life I've taken, never mind the friends I'm making And the beauty that I'm faking, lets me live my life like this And well I find it hard to stay, with the words you say Oh, baby, let me in. Oh, baby, let me in Я даже представил Джерарда, эмоционально поющего эти строки. —Какие ты хочешь спеть? Они все хорошие на самом деле. Он переворачивает страницы, указывая на ' Demolition Lovers', ' Headfirst For Halos', и ' Helena'. —Я написал ' Helena' после смерти бабушки. Ее звали Елена и мы были действительно близки. Мне было очень плохо после ее смерти, и именно тогда произошла вся эта ситуация с Крейгом. Мне было пятнадцать или шестнадцать, и я был эмоционально подавлен, поэтому ему удалось уговорить меня начать принимать эту дрянь. Я киваю и говорю: —Ты уверен, что хочешь ее представить? Похоже, что это личное, и я не хочу, чтобы тебе было неудобно. —Фрэнки, песни написаны, чтобы их петь. Музыка делает тебя сильнее, — он говорит тихо и четко, его слова полны мудрости. Джерард передает книгу по кругу и объясняет, чего бы он хотел от нас. —Так. Сначала музыка должна быть медленной и тихой, но со временем она должна набирать обороты. Когда я пою 'But this time I mean it', темп становится быстрее. Потом, когда я пою 'until the end of...' в пятом стихе, темп должен быть очень быстрым и тяжелым. В конце седьмого стиха музыка останавливается. Когда начинается снова, то становится мирной. Только бас и гитары. Через четырнадцать секунд вступают барабаны, но все так же тихо. После 'All we are is bullets I mean this" у кого-то будет гитарное соло и все снова наберет обороты. В конце темп будет умеренным, но он резко ускоряется в последние пять секунд, — мы все просто пялимся на него. Его энтузиазм бьет через край, он взволнован и поэтому его голос иногда дрожит. Он продолжает объяснять. Мы начинаем писать музыку. Наши с Рэем гитары не должны взаимодействовать, но выходит наоборот. Он рос, слушая хеви-метал и классический рок, а я слышал лишь панк-рок. Стили должны сталкиваться и противостоять друг другу, но получается, что они взаимодействуют, только поддерживая друг друга. Мы закончили работу где-то около полуночи. Джеррд говорит, что мы можем остаться на ночь и прорепетировать завтрашним утром. Все, кроме Боба, ссылающегося на дела, соглашаются. Мы включаем фильм, но никто не обращает особого внимания на сюжет, будучи слишком взбудораженным из-за предстоящего выступления и уверенности в его успехе. Мой желудок урчит, и Джерард слышит это. —Ты голоден, Фрэнки? Закажем пиццу? — я отрицательно мотаю головой, но живот вновь выдает мой голод. Джерард смеется и берет телефон в руки. —Как насчет сырной? Все согласны? Просто Фрэнки не ест мясо, — вау, он знает о том, что я мясо не ем? Я говорил об этом пару недель назад за ужином, тогда мы и вовсе не были друзьями. Все подтверждающее кивают, он заказывает сырную и плюхается на диван. —Это займет около получаса. Чем займемся? Мне скучно! — скулит он, и Майки предлагает сыграть в «Правду или Действие». —Серьезно, Майкс? Это не детская вечеринка, знаешь ли, — ворчит Джерард, но ничего лучше к нам на ум не приходит, поэтому мы останавливаем свой выбор именно на этой игре. Майки становится первым и выбирает правду. —Кто тебе нравится, Майки? В кого ты втюрился, братец? — Джерард, будучи знатоком смущающих вопросов, задал ему именно этот. Майки краснеет, а мы все ухмыляемся. —Попался! А почему это я ничего не знаю?! Я же твой брат в конце концов! — Джерард одаривает Майки взглядом, полным притворной болью, и мы все смеемся. —Ну, есть одно девушка. Она красивая, но я ей не нравлюсь. Ее зовут Сидни. —Ооо, маленький Майкс влюбился! Малыш уже совсем большой! Сейчас расплачусь! — Джерард утирает фальшивую слезу, и Майки кидается на него. Они оба валятся на пол. Я смеюсь, и какое-то странно тепло разливается внутри при виде этой стороны их братских отношений. Звенит дверной звонок. Неужто прошло полчаса? Мне так не показалось. Джерард открывает дверь, отдает деньги и благодарит курьера. Он ставит пиццу на пол и мы берем по кусочку. В течение минуты Рэй съедает полтора кусочка, мы Майки осиливаем по одному, а вот Джерард успевает впихнуть в себя целых три. —Господи, Джерад! Куда ты их только пихаешь? Да ты животное! — он смеется с полным ртом. —Я н-не шифотное — говорит он с набитым ртом, — Я не животное, Фрэнки! — говорит он второй раз. —Хорошо, Джи. —Фрэнки, я не животное. Но мог бы стать им для тебя, ммм? — он подмигивает мне, а я моментально краснею. Он чего, флиртует что ли? Я должен что-то ответить или промолчать? —Хм… Звучит круто. Сегодня вечером, ты согласен? — мой ответ определенно удивляет и шокирует его, потому что он краснеет, но тут же реабилитируется, моментально ухмыляясь. —Конечно. Для тебя все что угодно, сладкий, — Майки кашляет, пытаясь прервать наш разговор. Я ведь и забыл, что мы в комнате не одни. —Эм, ребят, если вы с флиртом не закончили, то спуститесь вниз, чтобы я этого не слышал, ладно? — он говорит абсолютно серьезно, но после ухмылки и хихиканья я понимаю, что это просто шутка. Джи, однако, все равно стаскивает меня с дивана и ведет за собой. Майки и Рэй присвистывают нам вслед, говоря что-то вроде «Не шумите слишком громко!» или «Предохраняйтесь, ребята, нам не нужны тут маленькие вопящие Фрэнки и Джерарды». После этого двое заливаются дружным смехом. Джерард ведет меня в свою комнату и тянет меня на кровать. —Так… зачем ты меня сюда привел, Джи? — атмосфера кажется мне напряженной, поэтому мой голос слегка подрагивает. —Конечно, чтобы трахнуть тебя, Фрэнки, — ухмыляется он. он выглядит настолько серьезным, когда говорит эти слова, что я невольно вздрагиваю и тянусь к двери, чтобы сбежать. Потом Уэй буквально взрывается от смеха. —О, Боже! Твое лицо, Фрэнки! Ты выглядел таким напуганным! Я не собираюсь тебя трогать, Фрэнки, не волнуйся, — он смеялся так звонко, что слезы начали появляться на его щеках, спускаясь вниз, к подбородку. Странное ощущение боли заставляет меня ляпнуть «Почему?» и тогда я закрываю рот рукой, останавливая поток слов, готовых вырваться из моего рта. Но Джерард уже слышал одно слово, поэтому тут же останови свой смех. —Что ты имеешь в виду, Фрэнки? Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? Не то, что ты мне не нравишься или что-то еще, просто ты такой чистый и невинный и я… Я не хочу тянуть тебя вниз. Туда, где я сейчас. Прости… я… это…. Все, что я сказал неправильно и… я… Прости, — он колеблется, его взгляд кажется мне странным. Я тихо хихикаю от смущения из-за его слов. Не то, что ты мне не нравишься или что-то еще… Я счастлив? Наверное да. Я понимаю, что чувствовал к нему всю эту неделю. Он мне нравится. Очень сильно нравится. Я знаю его чуть больше недели, но разве это слишком мало, чтобы понять, что человек тебе нравится? Я понимаю, что за это время мы узнали друг друга достаточно хорошо. Да я, черт возьми, влюблен в него, и мне плевать рано это или нет! Я выбрался из оцепенения и понял, что Джерард смотрит на меня взволнованно. —Что случилось, Джерард? Почему ты так на меня смотришь? —Фрэнки, ты только что заходился в истерическом смехе, смотрел в пустоту и чуть ли не плакал. Я должен спрашивать это у тебя. —Ничего не случилось, Джерард! — он кивает. —Фрэнки, я нравлюсь тебе? — я мог бы сказать ему, получить отказ и потерять друга. Очень хорошего друга, но я не мог молчать об этом. Что же мне тогда делать? Мой язык в очередной раз решает все без моего ведома. —Да, — я отчаянно краснею и опускаю голову вниз. Пальцы Джерарда нежно приподнимают мой подбородок вверх. Он улыбается. —Фрэнки, сладкий, я люблю, когда ты краснеешь, не прячь свое прелестное лицо от меня, — его слова заставляют меня покраснеть еще больше, а его улыбка становится еще шире. Я буквально тону в заботливости его глаз. Он наклоняется ближе, я понимаю, чего он хочет, и краснею еще больше, хотя, казалось бы, куда больше? Его рука медленно обвивает мою талию, он обнимает меня, шепча что-то мне в волосы. Он отстраняется и говорит настолько тихие но желанные слова, что я чуть ли не подскакиваю от радости: —Ты тоже мне нравишься, Фрэнки. Потом он нежно улыбается, заставляя меня чувствовать какое-то неведомое до этого тепло. А потом его мягкие губы оказываются на моих.