На перекрестке

Тор приходит в себя от пощечины. Короткая вспышка боли, в глаза бьет яркий свет, - и на миг, на бесконечно долгий миг Гладиатору кажется, что он вновь на Арене. «Всего лишь дурное видение в отключке», - в это почти удается поверить, когда горящей щеки вдруг касается что-то холодное. Гладкое. Металлическое. Набалдашник трости. Глаза широко распахиваются, несмотря на резь от яркого света, взгляд выхватывает знакомую самодовольную ухмылку, черный ворот рубашки и… И Гладиатор бросается вперед. Плевать, что тело не слушается. Плевать, что в предплечья врезаются цепи, а запястья буквально трещат от впившихся наручников. Эта тварь, эта мразь купила его, как кусок мяса! Как вонючий кусок мяса. И сейчас до Лафейсона всего один шаг, который Тор сделать не может. Но это вовсе не означает, что он не будет пытаться. - Какой норов, - Локи говорит с придыханием, почти восхищенно; разглядывает непослушную игрушку. – Я не сторонник цепей и всего этого, но ты не оставляешь мне выхода. Трость перемещается со щеки под подбородок, слегка задирая его, скользит по груди вниз, упирается в живот. А Гладиатор только сверлит его невозможно голубыми глазами, - взглядом, полным ненависти и отвращения. Тор почти распят у холодной стены: тонкие цепи фиксируют предплечья с помощью небольших, торчащих прямо из стены колец, запястья и лодыжки – в тисках узких металлических браслетов, - все такое тонкое, такое обманчиво-хлипкое. Провоцирующее порвать, сломать. Вырваться. Что Гладиатор и делает; вернее, пытается сделать. К вящему удовольствию Локи, который неотрывно наблюдает за напряженными до предела мышцами, выступающими венами на нечеловечески сильных руках. Но оковы, как и многие другие необходимые Конторе девайсы, производит «Старк Индастрис». И делает это чертовски качественно. Так что цепи только сильнее врезаются в руки, и кожа на предплечьях лопается, начиная кровоточить, а Лафейсон качает головой: - Упрямства тебе не занимать, Гладиатор. Тор, наконец, бросает бесполезное занятие, замирая. Переводит взгляд с набалдашника, упирающегося в живот, на бледное лицо мучителя и выдыхает: - Что тебе нужно, сволочь? - «Сволочь»? – вскидывает бровь Лафейсон. Он улыбается, вытягивая бледные губы в тонкую линию. – О да, Тор Одинсон, ты прав, я еще та сволочь. И дам тебе возможность убедиться в этом лично. Трость, замершая на рельефном животе Громовержца, вновь начинает своё движение, упирается в резинку штанов и медленно тянет её вниз. А Денди шепчет прямо в стиснутые губы Гладиатора: - Все – просто: мне нужен ты. Тору становится смешно. Нет, ситуация действительно до колик веселит: попасть в лапы озабоченного фрика с Внешнего Мира, хаха. Кому-нибудь рассказать: он, Тор-Громовержец, многократный чемпион Арены, гладиатор, который не раз сражался с тварями из Привходящих земель, стоит со спущенными штанами в компании смазливого мальчишки! Он хохочет вслух, громко, на всю мощь луженой гладиаторской глотки. А затем – да, вполне ожидаемо, – плюет в лицо Лафейсона. Отвечая: - Я не лягу с мужчиной. Тем более с тобой, тварь. На мгновение тонкие черты искажает ярость, улыбка превращается в оскал, но всего на миг, – и вот Локи вновь совершенно спокоен, расслаблен: улыбается, вытирая белоснежным платком лицо. А потом задумчиво смотрит на смятую ткань и – «Что делает этот псих?» - слюнявит белый хлопок. Тор во все глаза смотрит на Лафейсона, когда тот подносит смоченный уже собственной слюной платок к его лицу. И касается ним губ Громовержца. Заставляя Тора скривиться от омерзения, мотнуть головой, попытаться отстраниться. Но руки скованы, сзади – гладкая поверхность стены, а перед лицом только пара по-змеиному холодных глаз: - Да, тварь. Ядовитая тварь, Гладиатор. Мой яд – на твоих губах. - Чокнутый псих! Чертов извращенец, - хрипит от злости Громовержец. Но Лафейсон только улыбается. «Ненавижу его улыбку, - думает Тор. – Самое мерзкое, что я видел в своей жизни». Руки у Денди холеные, пальцы – холодные и тонкие, словно лапки паука. «Ядовитого паука, - добавляет про себя Одинсон. – Скользкого, противного паука». Все еще прижимая платок к губам Гладиатора, Локи ведет свободной рукой по напряженной жилистой шее; пальцы обводят горбинку кадыка, чуть надавливают, заставляя Тора непроизвольно сглотнуть, и скользят дальше. По широкой груди, к почти не заметной под футболкой выпуклости соска. Ухмыляясь, Локи прихватывает его ногтями, сдавливая через ткань. На хлопке остаются едва заметные следы от ногтей. Тор шипит, пытается что-то сказать, но Денди хмурится и проталкивает в рот Гладиатору платок. Тот пытается укусить франта, но Лафейсон быстро убирает пальцы, зажимая рот Громовержца ладонью, - такой вот незамысловатый кляп. Хотя у Локи есть игрушки гораздо интересней. Левая рука все еще зажимает рот Тора, а правая уже задирает футболку. Ладонь гладит напряженный живот, проходится по рельефу пресса, устремляясь к темным завиткам в паху. Локи сжимает в руке вялый, абсолютно невозбужденный член Одинсона и хищно улыбается: - Ты отработаешь эти двести тысяч до последней монеты, Гладиатор, будь уверен. Тор пытается выплюнуть тряпку изо рта, чтобы выдать на-гора новую порцию проклятий, но мешает рука Денди. И тут Лафейсон отпускает его, отходит назад. Садится на единственный в комнате стул и, все еще ухмыляясь, наблюдает за выплевывающим мокрый платок Громовержцем. - А теперь, скажи-ка мне, Тор Одинсон, как обычный житель Лада, зарекомендовавший себя сотрудник, эколог вдруг оказывается на Окраине Внешнего Мира? И не где-нибудь, а на песке Арены… - Тор замирает у стены, во все глаза таращась на Денди. А тот лишь постукивает пальцами по шафту трости. - Почему ты смотришь так удивленно, а, Гладиатор?