Жители одичалых городов

      Германия прибыл в Берлин только ближе к вечеру. Двойника Польши, который был с ним, уже не трясло. Оказавшись в безопасности, он начал рассказывать:       — Ко мне приехали твой двойник и Люциано. Я даже не успел ничего спросить, они скрутили меня, сказали только, что я им понадоблюсь, вот и все на этом. Двойник Южной Италии был со мной в той комнате, тоже связанный. Он постоянно плакал, я его не видел, но мог с ним говорить и слышать его плач.       Людвиг устало потер виски. Он был растерян всем происходящим и понимал, что уже не знает, кому и верить. Когда вообще Бернхард мог успеть сделать сразу столько всего? Какое-то безумие.       — А куда он делся потом? — терпеливо спросил Германия.       Стоило все хорошенько разузнать, прежде чем думать о дальнейших действиях. А еще стоит состыковать все свои действия с Америкой, Англия пропал, Франция, очевидно, подмененный, с Испанией тоже большие вопросы. И к слову об Испании, если он тоже на стороне двойников, как бы сильно в это ни не верилось, значит ли это, что Людвиг сам лично отпустил Феличиано туда, где особенно опасно?       — Я не знаю, они его забрали, — ответил Анджей. — И они явно спешили. Ушли за некоторое время до твоего прихода и ничего не говорили кроме того, что нужно спешить.       Людвиг смотрел на Польшу. Тот казался изнуренным, не сложно поверить в то, что он и правда находился в плену. Время, по всей видимости, недолгое, от силы дня три, но все же.       — А твой оригинал?       Анджей нахмурился.       — А что мой оригинал? Он меня за минувшие тридцать лет ни разу не навестил в Кломино, наверняка даже не знает о том, что я куда-то пропадал. И то я не уверен.       — Но зачем ты нужен был Бернхарду и Люциано?       Этот вопрос Германия уже задавал, но ответа не было. Стоит ли вообще искать смысл в действиях двойников? Да, стоит, они действуют по четкому плану, в этом сомнений нет, слишком много совпадений, слишком уж все слаженно и четко у них идет. Но в чем именно заключается их план? Чего они добиваются этими действиями?       И кто продумал каждое их действие? Двойник Англии? Нет, не похоже на него, он не стратег и действует всегда на эмоциях. Может, двойник Северной Италии? В это верилось куда легче, Людвиг хорошо помнил о том, то творил Люциано еще в годы Второй мировой войны, когда они были союзниками и причинили всему миру много зла.       А как в этом замешан двойник России? Америка особенно рьяно говорил именно о нем. Столько вопросов и ни одного ответа, от этого начинала болеть голова.       — Я понятия не имею, — сказал Польша. — Я знаю только что они задумали недоброе, и это аукнется вообще всем. Возможно, Феликс тоже на их стороне. Не буду утверждать, но мне показалось, что у Бернхарда и Люциано есть союзники среди оригиналов.       — Понятно, — Германия кивнул. — Будем разбираться, пока ситуация не приняла еще более серьезные повороты.       Все уже более чем серьезно. Надо звонить Америке, пусть предупредит Канаду и всех, кому хоть немного можно верить. Они должны действовать все вместе, чтобы остановить спятивших двойников.       — Что мне теперь делать? — спросил Анджей. — Я боюсь возвращаться в Коломино.       Людвиг поднялся на ноги. Он снова подумал о Гилберте и Гюнтере. Все чаще мысли о старшем брате и его двойнике приходили ему на ум в последнее время.       — Оставайся здесь. Я сейчас позвоню Америке, подумаем, что делать дальше и как действовать вообще.       Польше только и оставалось, что согласиться. Людвиг направился в другую комнату. Отчего-то ему не хотелось разговаривать с Джонсом в присутствии Польши, сложно сказать почему. Набрав нужный номер, Германия услышал гудки. Сперва один, потом второй и третий. Ответа не последовало. Нахмурившись, мужчина снова надавил на иконку вызова. Однако и после третьего звонка ответа не последовало.       Людвигу стало откровенно не по себе. Могло ли с Альфредом что-то случиться? Вряд ли, наверняка занят какими-то немыслимо важными делами, планирует, что делать, общается с тем же Канадой. Как закончит, сразу перезвонит. Германия понимал, что старательно успокаивает сам себя, но это было куда лучше, чем откровенная паника.

***

      Америка напряженно вгляделся в экран. Он не мог поверить своим глазам, не мог поверить в то, что это происходит в самом деле, однако пистолет зарядил и спрятал его за пояс так, чтобы можно было мигом достать при первой же необходимости.       — Как интересно.       Тот, кого он точно не ждал и не мог ждать, приблизился к воротам особняка. Он и сам понимал, что кругом камеры, вернее помнил об этом, а потому отыскал глазами одну из них и посмотрел так, словно смотрел непосредственно в глаза Америке. Это могло сойти за что-то воистину жуткое.       Альфред сглотнул. Более никого не был видно, ни на одной камере никакого движения, а значит, он пришел один. Ощутив волнение, Джонс перевел дух и решительно нажал на нужную кнопку. Железная дверца открылась, пропуская вперед нежданного гостя. Америка не сразу понял, что руки начали подрагивать. Это плохо, надо сохранять полное хладнокровие, чего бы ему это ни стоило.       В минувшую встречу они весьма неважно поговорили, о том, что было до, вовсе не хотелось вспоминать. А ведь когда-то Альфред только о нем и думал. Как давно это было? Десять лет назад? Двадцать? А ведь для него ничего толком не поменялось.       — Альфред?       Иван Брагинский оказался в гостиной в тот же миг, когда Джонс, закрыв двери комнаты с мониторами, пересек порог. Можно было усомниться и решить, что это и не Иван вовсе, а Александр, но Америка как-то определил, что перед ним оригинал. Еще бы он раньше это понял, до того момента, когда Александр его обманул, по сути лишив его Ивана. Лишив того России, которого Америка любил.       — Брагинский, — с холодом отчеканил Альфред. — Какими судьбами. Ты, кажется, говорил, что тебе омерзительно мое общество. Так зачем ты здесь сейчас?       Вся его хваленная выдержка дала трещину в тот миг, когда Россия, к великой его неожиданности, захныкал и спрятал лицо в ладони. Джонс распахнул глаза, ничего не понимая. Россия заплакал. Чего угодно мог ожидать от него Альфред, вплоть до попытки его убить, что уж там, или же провести к нему в дом двойников, но уж точно не этого.       — Эй, ты чего?       Он сорвался с места прежде, чем подумать хоть о чем-то. Едва он приблизился к Брагинскому, как тот бросился к нему на шею. Когда он в последний раз обнимал Джонса? Это было очень давно.       — Прости меня…       Теперь Россия плакал на его плече. Вроде все тот же Россия, но такой хрупкий, дрожащий от своих эмоций. Растерянный Альфред обхватил его за плечи и пощупал, точно проверяя, настоящий ли он. Да, настоящий, самый настоящий Иван.       — Да что с тобой?       Брагинскому потребовалось время, что хоть немного успокоиться. Узрев его заплаканное лицо, Джонс живо испытал те самые эмоции, которые он испытывал прежде, когда Иван был особенно слаб и вот так же отчаянно цеплялся за него.       — Он меня заставил, Альфред, — сказал Брагинский. — Он держал меня взаперти в Кадыкчане несколько лет в затхлой комнате, я годами не видел солнечного света. А потом он поставил мне условие. Мне так хотелось снова обрести свободу…       Америка едва не сжал чужие плечи со всей силы.       — Твой двойник, да? — спросил он требовательно. — Это все он сделал? Он запер тебя, а потом выдал себя за оригинала?       Иван снова хныкнул:       — Да. Он выжил из ума, уже давно. Говорил, что держит меня под замком ради моего блага, что все мои беды из-за тебя. Он хотел сделать так, чтобы я навсегда тебя разлюбил. Или чтобы я тоже сошел с ума. К этому я и правда был близок.       На сей раз Джонс потрясенно выдохнул.       — Ох… Идем сюда, присядем.       Брагинский весь дрожал, так что ему и правда стоило присесть. А догадки Альфреда подтвердились. Да, во всем был виноват именно двойник России, это из-за него Джонс лишился влияния на Ивана.       Они добрались до дивана медленно. Брагинский, казалось, вообще ничего не соображал и не понимал, куда и зачем его ведут. Когда они сели, он откинулся спиной на мягкую поверхность и выдохнул, а после огляделся одними глазами:       — Как же давно я тут не был.       — А когда тебя освободили?       Иван снова обратил на него свой взор. Альфред успел позабыть за минувшие годы, насколько Россия прекрасен в слезах.       — Несколько дней назад, — отозвался он. — Саша сперва показал мне кучу ужасных видеороликов про войну в Югославии, сказал, что это ты виновник всех самых ужасных событий.       Америка кивнул. Да, он понимал, о чем речь. Александр хотел всеми силами настроить оригинала против Джонса. Ему Америка никогда не нравился, в основном из-за сильного влияния, которое Альфред оказывал на Ивана. Выходит, двойник мучил своего оригинала на протяжении нескольких лет, и никто этого даже не понял. Не понял и Альфред, который хоть и удивился резкой смене в характере Брагинского, но стал искать иные причины. Ведь двойник у России был одним из самых тихих и смирных, кто бы мог подумать, что он способен на подобное.       — И на прошлой встрече был ты?       Россия кивнул.       — Я. Мне стоило больших трудов убедить Сашу в том, что он добился своего, пришлось переспать с ним, чтобы он поверил окончательно. Только благодаря этому я теперь могу спокойно поговорить с тобой. Мне нужно предупредить тебя об опасности.       Альфред уже знал, о чем речь.       — Говори.       Переведя дыхание, Иван сказал:       — Они намерены полностью заменить оригиналов. Саша доказал, что это возможно, он управился со всем лучше, чем я в свое время. Теперь все двойники намерены запереть оригиналов и главенствовать. Они будут мстить за то, что их держали в заброшенных городах.       — Понятно, — Америка пристально смотрел на Россию. — А ты? Ты на чьей стороне?       Брагинский выдержал его взгляд.       — Я обманул Сашу и пришел к тебе, чтобы выдать все известные мне планы двойников. Ты сам как думаешь?       Сорвавшись с места, Альфред приблизился к Ивану, прижимаясь поцелуем к его губам. И от тут же ответил с не меньшей горячностью. Несмотря на сложнейшую ситуацию, теперь он был действительно счастлив. Оторвавшись от чужих губ, Джонс уверенно заявил:       — Я остановлю их и защищу тебя.       Россия лишь кивнул.       — Я знаю, Альфред.