Жители одичалых городов

      Германия осознал, что это, очевидно, конец всего. Он был обманут, его так ловко обвели вокруг пальца. Едва очнувшись, Людвиг обнаружил, что находится в обшарпанном зловонном подвале. На сыром потолке виднелась покрытая пылью паутина, на стенах обвалилась штукатурка, бетонный пол пропах испражнениями. Он понимал, что это за подвал, понимал, где именно находится.       Людвиг не был связан веревками, но его обездвижили иными способом: в его ноги были вонзены металлические прутья, коих мутный взор Людвига насчитал с десяток. Они уходили в бетонный пол одним концом и были загнуты вторым, окровавленным. По запекшейся крови можно было предположить, что без сознания он был довольно продолжительное время. Подумать только, разве он мог не почувствовать, что его ноги протыкают прутьями? Уже очнувшись и дернувшись с места, он ощутил боль и лишь чудом удержался от криков.       — Какая жалость, вас нельзя убивать. Даже такие бесполезные жалкие мрази для чего-то нужны. Клянусь, я бы прикончил тебя с огромным удовольствием.       Взгляд Германии был мутным. Он вскинул голову, пытаясь отыскать источник звука, и тут же обнаружил тех, кого, по всей видимости, стоило ожидать — своего двойника и двойника Италии. Ну, конечно, кто же еще это мог быть.       — Не надо… мне больно, Люциано! Прошу тебя…       А это был голос Феличиано. Людвиг вздрогнул. Нет, он не может допустить, чтобы Варгасу причиняли боль, ни в коем случае. Он любит его всем сердцем, несмотря на его собственные нередкие измены.       — Отпусти его!       Голос прозвучал слишком хрипло, но все равно вполне громко. Примерно таким тоном Людвиг обычно заставлял всех успокоиться и начать ту или иную конференцию. Когда это было в последний раз? Кажется, уже давно, слишком давно. Мир начал меняться куда раньше, чем Германия успел это ощутить.       — О, смотрите, кто очухался.       Люциано обернулся к нему. Он был в привычной униформе еще времен Второй мировой, настолько потертой, насколько это только возможно. Если приглядеться, на его лице, фактически идентичном с лицом Феличиано, была темная растительность и несколько шрамов над левой бровью, которые когда-то давно оставил разорвавшийся снаряд.       — Что вы делаете? — тут же спросил Германия. — Вам это с рук не сойдет. Что бы вы не предпринимали, главными вам не стать. Вы — просто двойники, ошибка природы.       Италия посмотрел на него одним из своих самых уничижительных взглядов.       — Я знал, что ты именно так и скажешь. Вот чем вы похожи, кусок дерьма, — он обернулся к Бернхарду. — Вы одинаково предсказуемы. Но ты, хотя бы, не такой твердолобый и скучный.       Двойник Германии как-то странно хихикнул. Он сидел на корточках, склонившись над Феличиано, и что именно он делал с Италией, понять было крайне сложно.       — Нам точно нельзя их убивать?       Людвиг снова дернулся. Он понятия не имел, как вырываться из плена. Возможно ли выдернуть эти прутья? Высотой они достигали сантиметров тридцать, а на сколько уходили вниз вообще невозможно догадаться. Ноги закровоточили с новой силой, Германия поморщился от боли. Есть ли хоть какой-то выход, кроме как рвать на себе плоть?       — Нельзя, — отозвался Люциано. — И Людвиг знает об этом. Не правда ли? — он вновь обратился к оригиналу. — Кажется, ты одним из первых это понял, но решил не делиться столь важной информацией. Разумеется, ты без проблем мог манипулировать своим двойником и не бояться удара от него, а на остальных наплевать, если их решат убить их же двойники, — он усмехнулся. — Иногда ты мне даже нравишься. Но только в тех случаях, когда вспоминаешь о том, что у тебя некогда были железные яйца.       Должно быть, он говорил о времени, когда Людвиг был Третьим Рейхом. Да, тогда они были почти друзьями. Людвиг пользовался Феличиано, еще не понимая, что любит его, или не желая просто в этом признаваться, а Люциано почти аналогичным образом пользовался Бернхардом. Именно они двое были ведущей силой, несмотря на возникавшие между ними противоречия. Как же давно это было.       — Что вы задумали? — спросил Германия. — Ты прекрасно понимаешь, что двойники никогда не получат безраздельную власть.       Люциано мотнул головой и, громко стуча каблуками своих тяжелых сапог, приблизился к Людвигу.       — Еще бы я это не понимал. У меня было так много времени в гнилом Крако с тех пор, как меня заставили там жить, и я использовал это время с умом. Я понял, что нам надо делать.       — Люц, а теперь можно?       Бернхард дернул Феличиано за волосы, а тот беспомощно зарыдал. Людвиг снова дернулся, уже почти не реагируя на боль в ногах. Италию мучили. Он был обнажен, и лишь хорошенько приглядевшись, Германия понял, что его спина щедро покрыта порезами. Почерк Люциано, это он всегда любил резать чужую плоть тонким лезвием, смакуя каждый миг издевательства и чужих страданий.       — Можно, только перетащи его ближе к Людвигу, — двойник Италии откровенно жутко оскалился. — Я хочу, чтобы он видел все в подробностях и тоже насладился процессом.       — Что…       Германия не мог понять, в чем же вообще дело. Чего именно добиваются двойники, зачем они пленили их? Ведь Люциано точно знает, что ослабление всех оригиналов приведет к погибели. Нет оригинала — нет страны, нет и двойника в этом случае.       — А сперва я расскажу тебе кое-что.       Бернхард поднялся на ноги. Он потянул Феличиано за собой за волосы, так что тот снова закричал от боли. Оказалось, что порезов было с лихвой на всем его теле. Интересно, как долго его истязали? Люциано был тем еще любителем бессмысленного насилия, даже если речь шла о его собственном оригинале.       — Не надо… нет… — захныкал Феличиано.       Бернхарда, кажется, это только повеселило. Тем временем Люциано оказался рядом с Людвигом.       — Это тебя сдержит, но не убьет, — заметил он. — Мы и правда не планируем убивать оригиналов, а вот некоторых двойников, возможно, придется. Но все в меру, все строго по плану. Видишь ли, — он присел на одно колено и совершенно неожиданно махнул ладонью, в которой был зажат нож. Людвиг вскрикнул, ощутив, как лезвие прошлось по его ноге, снова дернулся, разбередив все раны. — Это не было стихийным бегством. Мы все знали, что надо делать. Взять в плен Испанию и обезвредить его было легко, мы вырезали его язык, сделали так, чтобы он ослабел, а Альберто стал сильным. Я лично убил двойника этого несносного Романо, чтобы в нем пробудились полезные нам качества. Сразу две ловушки. В первую попал мой тупой оригинал с твоей подачи, во вторую — Англия. А уже потом мы взяли сначала тебя, а после и Америку. Это было совсем не сложно, — Люциано с довольным лицом облизал окровавленный нож. — Всего-то и нужно было иметь в своей команде одного конкретного оригинала, которого тоже не устраивает сложившееся положение вещей.       Германия шокировано замотал головой.       — Но… кто мог…       Он уже понимал, что сам знает ответ. Сербия, вот кто мог. И этого следовало ожидать после того, как его столицу бомбили три месяца подряд. Германия хорошо помнил, как Албания лично, в их присутствии, вырезал ему глаз. Они дали на это молчаливое согласие. Сербия истекал кровью, всеми брошенный, почти убитый, и из последних сил клялся, что будет мстить. Вот он и отомстил. В иной ситуации Людвиг бы даже восхитился, но только не в этой. Они сделали то, что противоречило их же правилам, использовали силу ради достижения своих целей. И вот такой итог.       — Ты даже не представляешь, как много оригиналов вызвались нам помочь, — кивнул Люциано. — А двойник России придумал план. Мир изменился, Людвиг, и теперь уже вы, оригиналы, будете пленниками ваших грязных заброшенных городишек. Наконец-то справедливость восторжествовала, спустя столько лет.       Тем временем Бернхард притащил за волосы обнаженного и искалеченного Феличиано. Бедняга рыдал и пытался вырваться, но двойник был куда сильнее. Вот что случилось — Людвиг ослаблен, а чем слабее оригинал, тем больше его сил получает двойник. Ведь так это и работает.       — Отпусти его!       Германия не мог смотреть на мучения Феличиано. Он ведь не заслужил подобного. Но переполненный желанием мести Люциано, как правило, куда опаснее, чем просто Люциано, который любит убивать и причинять боль. А в отношении своего оригинала он и вовсе скопил кучу причин для того, чтобы на нем отыграться.       — Смотри на него, Людвиг, — улыбнулся двойник Италии.       Бернхард совершенно беспардонно кинул Феличиано на Людвига. Он лишь чудом не задел ни один из прутьев и в итоге упал лицом на его живот. Смотреть на его исполосанную окровавленную спину было просто физически больно.       — Фели…       Италия беспомощно схватился за его футболку, и в тот же миг Бернхард пристроился сзади и грубо обхватил руками чужие ягодицы.       — Смотри внимательно, — хмыкнул он.       Он принялся расстегивать свои штаны. Поняв, к чему все идет, Людвиг подался было вперед, чтобы хотя бы руками оттолкнуть двойника и спасти бедного Феличиано, но второй Варгас был к этому готов. Он оказался в стороне, чтобы снова замахнуться, и на сей раз нож угодил в плечо Германии. Он вскрикнул, а после поморщился, когда Люциано потянул его за волосы.       — Держи его крепче.       Людвиг и сам захныкал, когда стало очевидно, что его двойник грубо вставил свой член в Феличиано. Италия закричал, все так же цепляясь за Людвига. Нельзя было понять, что сейчас впитывается в его футболку — кровь Варгаса или его слезы.       Бернхард начал быстро двигаться. Он улыбался как истинный безумец, а Люциано все так же держал рукоятку ножа, то и дело двигая ею, причиняя Германии дополнительную боль.       — Нет… не надо, пожалуйста…       Людвиг был готов умолять, стоя на коленях, но Бернхард все так же насиловал Феличиано, а Люциано смотрел на него с удовлетворением.       — Потом мы займемся тобой, — пообещал он. — А после ты на своей шкуре поймешь, какого это — быть обессиленным и запертым одному в покинутом цивилизацией городе. Вы все это поймете.       Людвиг зажмурился. Его мучения только начинались.